«Надо же, — подумал Умберто. — Ты впервые вспомнил про Кааму, Кристобаль!» До сих пор магус предпочитал делать вид, будто ночного сражения с черными фрегатами вовсе не было, хотя «Невесте ветра» и пришлось после него восстанавливаться целую неделю. Что-то странное произошло в городе-на-воде между Крейном и Лайрой Арлини, и эту тайну капитан не собирался раскрывать никому. Оставалось лишь смириться, но смирение не входило в число добродетелей Умберто.
— Хорошо, убедил! — Джа-Джинни одновременно взмахнул руками и крыльями, отчего в каюте на мгновение стало тесно. — Но я что-то не возьму в толк, какая разница между неким капитаном с разноцветными глазами и торговцем с той же особой приметой. Да стоит какой-нибудь портовой крысе посмотреть на тебя внимательно, как вся охрана на уши встанет!
— И ты забыл про щупачей, — прибавил Умберто. — Их мало на Окраине, но уж здесь-то предостаточно.
— Ни о чем я не забыл, — сказал магус, скривившись. — Вот теперь мы подошли к самому главному — к причине того маленького происшествия, из-за которого все вы вломились ко мне ни свет ни заря. В общем, дело такое: в день нашего расставания с Эрданом он преподал мне урок. Не думал я, что когда-нибудь испробую то, чему он меня тогда научил, но приходится… Вы что-то почувствовали этим утром необычное, если не считать головокружения?
«Да, удар по голове…» — хотел было ответить Умберто, но вдруг осознал, что и впрямь была одна странность, которую он не заметил сразу. Ещё в первый год на борту «Невесты ветра» он завел привычку мысленно беседовать с капитаном и очень быстро узнал, что схожим образом поступают почти все матросы. «Вы разговариваете сами с собой, — ответил Крейн, когда Умберто попытался осторожно расспросить его об этом. — Я не читаю ваших мыслей, если они не опасны для „Невесты“. Ты хоть на миг попытайся представить себе, каково это — следить одновременно за пятью десятками живых душ? Да я бы сразу с ума сошел…» Магус, по обыкновению, не договаривал: он и впрямь обращался к мысленной речи очень редко, но его незримое присутствие ощущалось днем и ночью. Умберто долгое время казалось, что капитан — это теплый очаг за спиной, который не нужно видеть, а достаточно чувствовать.
А этим утром он почувствовал ледяной холод…
— Одиночество, — сказала Эсме. — Мне вдруг показалось, что я одна посреди бескрайнего океана. Не спрашивайте, как такое могло стать возможным…
Хаген и Джа-Джинни делиться секретами не собирались, как и сам Умберто, но обменялись многозначительными взглядами. «Проклятие! — подумал моряк. — Я скоро вообще перестану что-то понимать!»
— Эрдан научил меня обрывать связующие нити, — будничным тоном сообщил Крейн, и тотчас же на него уставились четыре пары глаз, широко раскрытых от изумления. — Я это умение немного усовершенствовал и нынче утром его впервые испытал.
— На ком? — хриплым голосом спросил Умберто, ощутив внезапный страх. Капитан ответил, усмехнувшись:
— Глупый вопрос. На себе, конечно.
Ненадолго в каюте сделалось очень тихо, а потом Крейн вновь заговорил — очень спокойным, ровным голосом, в котором не было и следа недавнего лихорадочного возбуждения. Он рассказал им без утайки о том, как много лет назад Эрдан-корабел первым из мастеров придумал способ, позволявший оборвать любую связующую нить без ведома корабля, и о том, как это грозное умение перешло к Капитану-Императору, предпоследнему ученику Эрдана. Теперь же магус намеревался воспользоваться полученным знанием, но совсем не так, как можно было бы предположить: он хотел не оборвать собственную связующую нить, а сделать её тоньше.
— …и ни один щупач или мастер-корабел не сумеет отличить меня от простого матроса, — подытожил Крейн. — Это возможно, я вас уверяю.
— Но опасно? — спросил крылан, настороженно глядя на капитана.
— Скажем так, рискованно, — с неохотой признался тот. — Если нить случайно оборвется, «Невеста» выйдет из-под контроля и немедленно переродится в кархадона. Это, как вы сами понимаете, необратимо. — Он оглядел своих помощников и прибавил тем спокойным и веселым тоном, от которого обычно у всех сразу прибавлялось уверенности: — Но мы с нею встретились не вчера, да и продлится наш спектакль не больше двух-трех дней. Всё будет в порядке!
Умберто заметил, как Джа-Джинни и Эсме обменялись усмешками, как будто поняли что-то, оставшееся для остальных тайной.
— Осталось последнее, — сказал Крейн. — Я хочу, чтобы на время стоянки в порту моё место занял Хаген.
— Я? — ахнул оборотень. — Но почему?!..
— Да, почему? — присоединился крылан, искоса взглянув на Умберто. Помощник капитана каким-то чудом сумел удержать на лице спокойное, лишь самую малость удивленное выражение, но на самом деле в его душе поднялась буря. Без сомнения, кто-то должен был сыграть Марко Эсте, но разве Хаген подходил на эту роль лучше, чем он сам? «Конечно, Кристобаль… — подумал Умберто. — Ты выбрал магуса-собрата, а не матроса-выскочку. Вот чего стоит твое доверие!»
— Вообще-то на эту роль лучше всех подходишь ты, Джа-Джинни, — с усмешкой проговорил Феникс, — но Марко Эсте не может быть крыланом, сам понимаешь. Мне нужен тот, кто умеет меняться, потому что для торговца это качество весьма ценно. Кто знает, что произойдет в порту? Вот поэтому я прошу тебя, Хаген, оказать нам всем услугу. Согласен?
— Конечно… — пробормотал оборотень, всё ещё растерянный. — Но я не уверен, что справлюсь. Ведь одной внешностью дело не ограничится, так?
— Разумеется! — Крейн добродушно рассмеялся. — Ты на несколько дней станешь настоящим капитаном, со всеми причитающимися полномочиями. Сможешь наблюдать за нами, приказывать нам. «Невеста» будет почти твоей: ты не сможешь полностью чувствовать команду, но большинство навигаторов этого тоже не могут — их же молнией не било! Впрочем, про молнию я зря вспомнил… Ну ладно. Хочешь попробовать прямо сейчас?
И пересмешник доказал, что в любом матросе «Невесты ветра» кроется сумасшедшинка — он кивнул. Крейн небрежно взмахнул рукой, и за этим простым жестом последовало повторение утренней джейги по волнам: фрегат опять повело, даже сильней, чем раньше. Карты и бумаги посыпались со стола, а на ногах сумел устоять только Джа-Джинни; он же поймал испуганно вскрикнувшую Эсме. Умберто упал навзничь, заработав ещё одну шишку на затылке. Выругавшись, он сел и увидел Хагена: оборотень медленно сползал по стене, взгляд у него был пустой, стеклянный, а лицо неприятно поплыло, словно восковая маска, которую забыли у огня.
— Сосредоточься! — крикнул Крейн, по-прежнему сидевший у стола. Воцарившийся в каюте бедлам магуса, по всей видимости, только позабавил. — Это нетрудно, ты просто соберись! Ну же!
Хаген издал странный звук — не то вздох, не то всхлип — и спрятал изуродованное лицо в ладонях. «Невеста ветра» продолжала кружиться, да к тому же все они вдруг почувствовали то, о чем недавно говорила Эсме: безграничное одиночество. Казалось, будто палуба ушла из-под ног, а на её место пришла бездна, где обитать могли только чудовища…
Паутина дрожит, паук приближается.
— Кристобаль, хватит! — заорал Умберто. — Ты сошел с ума!
Крейн повернул голову, и его взгляд вдруг оказался взглядом Феникса — огненным, жгучим. «Кто из нас сошел с ума? — спросили пламенеющие очи. — Я или всё-таки ты, замахнувшийся на то, что тебе не принадлежит?»
Умберто зажмурился.
…Когда это началось — при первой встрече? Позже? Нет смысла выяснять. Просто однажды он превратился в сломанный компас, чья обезумевшая стрелка была обречена метаться между севером и югом. На севере всё было просто — он мог послать к морской матери кого угодно и не задумывался о том, что случится завтра, а вот на юге всякий раз при появлении Эсме его настигала волна одуряющего жара. Если же им удавалось случайно коснуться друг друга рукавами, то он и вовсе сходил с ума от всепоглощающей радости, которую не смел назвать любовью…
— Я сейчас, я сейчас… — бормотал Хаген, раскачиваясь из стороны в сторону и по-прежнему закрывая лицо руками. — Вот… уже почти… почти понял!
Вращение «Невесты ветра» замедлилось, и Умберто внезапно осознал, что длилось оно не так уж долго — матросы в кубрике, наверное, не успели даже рассердиться как следует. Они же знали, что с Крейном не пропадешь, они верили! Его губы искривила горькая усмешка, гибкой плетью-муреной хлестнула мысль: «А ведь я тебя совсем не знаю, Кристобаль!» И было ещё что-то — какая-то скрытая истина, некий узел, который следовало сначала отыскать и только потом развязывать.
— Вот… — Оборотень опустил руки, на его лице расцветала блаженная улыбка. — Получилось…
Эсме ахнула, ошеломленно прикрыла рот ладонью, Джа-Джинни нахмурился, а Умберто еле сдержался, чтобы не расхохотаться: пересмешник превратился в Крейна. Должно быть, он сделал это неосознанно, потому что очень удивился, завидев их лица, и лишь потом сообразил, что произошло. Было непривычно и странно видеть знакомые черты, принявшие совершенно новое выражение — изумленное, растерянное, слегка сердитое.
— Вот и славно, что получилось. — В голосе настоящего Крейна лязгнул металл. Феникс не стал взмахивать рукой, чтобы вновь вернуть себе «Невесту ветра», но все они ощутили перемену. — Сегодня этим и ограничимся, хорошего понемногу. Что ж, друзья, если вы больше ни о чем не хотите меня спросить…
… — У тебя лицо как у обиженного ребенка, — заметил Джа-Джинни, когда они вышли из каюты капитана. Умберто вздрогнул, не сразу сообразив, что крылан обращается вовсе не к нему, а к Хагену. — Не переживай, ещё наиграешься. Ты только не переусердствуй!
Оборотень пожал плечами и ничего не ответил.
«На берегу напьюсь, — подумал Умберто. — В первом попавшемся кабаке!»
Потянулись долгие дни. «Невеста ветра» больше не кружилась и вела себя смирно, но всё же помощник капитана безошибочно чувствовал, когда Крейн передавал управление фрегатом Хагену. Он становился раздражительным, ощущал страстное желание подраться, а потому бросал всё и уходил к себе в каюту. В один из вечеров он вспомнил о своих обязанностях первого помощника и, собрав матросов, рассказал им о предстоящем спектакле на имперской сцене всё, что можно было рассказать. Итог получился весьма любопытный и неожиданный: никто не рассердился и не испугался, а вместо ругательств зазвучали шутливые пожелания удачи. К Хагену уже успели привыкнуть, и больше никого не пугала его привычка в задумчивости менять не только выражение лица, но и черты. А вера моряков в своего капитана была безграничной, и Умберто даже стало немного завидно: он-то эту веру почти утратил, и всё из-за Эсме.
Как-то раз он увидел её поздним вечером, во время дождя: целительница стояла у фальшборта и глядела вдаль, словно пытаясь что-то высмотреть в свинцово-сером небе. Порывом ветра её плащ сорвало и поволокло по палубе; вахтенные бросились его ловить, а Умберто подошел к девушке молча набросил ей на плечи собственный плащ, сделав это чуть медленнее, чем следовало бы. Эсме взглянула на него с благодарностью, которая почти сразу уступила место… нет, не испугу. Мольбе. «Не надо, — проговорила она так тихо, что сказанное удалось лишь прочитать по губам. — Не делай этого, прошу!» И убежала. Умберто остался — промок до нитки, и потом всю ночь жар с ознобом раздирали его надвое, а он терпел…
Пасмурным ранним утром «Невеста ветра» осторожно продвигалась сквозь туман, укрывший окрестности Эверры — крупного порта на пересечении нескольких торговых путей. Эверра издревле принадлежала клану Краффтер и не считалась имперской территорией — у Ласточек с Капитаном-Императором был только договор о взаимном уважении интересов, — но на самом деле здесь было немногим безопаснее, чем в дне пути от столицы.
— Мне страшно, — сказал Хаген вполголоса. Сейчас он казался не двойником Крейна, а младшим братом: и ростом пониже, и фигура более хрупкая, без той скрытой силы, что таилась за каждым движением Феникса. Лицо тоже было немного другим — не таким загорелым, без шрама на правой щеке, — а ещё Марко Эсте носил в левом ухе золотую серьгу, знак пересечения экватора. «Вероятно, — подумал Умберто, — Крейн так выглядел лет двадцать назад».
Подумал — и отвернулся.
Он был не в том настроении, чтобы сочувствовать пересмешнику.
— Завидуешь? — спросил магус с плохо скрываемой горечью в голосе. — Зря. Я бы охотно поменялся с тобой местами, но капитан ведь сам сказал…
— Ну да, конечно! — Умберто рассмеялся сухо и зло; ему вдруг захотелось излить на кого-нибудь ту горькую отраву, что скопилась в душе за последние недели, а рядом был только Хаген. — Знаешь, что я тебе скажу? Не стоит полагаться на капитана во всем, не стоит думать, будто он безгранично завладел твоей душой и может теперь решать за тебя какие угодно вопросы! Всегда есть право уйти. Да и право возражать тоже никто не отменял! Что ж ты так быстро согласился, если не желал становиться навигатором? — Он перевел дух и последнюю фразу не проговорил, а почти что выплюнул: — Не надо врать, будто ты не желал получить её!!
Почти сразу Умберто опомнился, но сказанные слова уже нельзя было вернуть. Глаза пересмешника смотрели на него с лица помолодевшего Крейна — не с иронией, а сочувственно, и это было невыносимо.
— Уж не знаю, зачем ты это сделал, — сказал Хаген, вздохнув. — Но припоминаю, как некогда мой друг говорил, что на борту «Невесты ветра» есть место лишь для тех, кому здесь хорошо.
— Твой друг не ошибался, — севшим голосом ответил Умберто.
Джа-Джинни вынырнул из тумана и, сделав последний круг над фрегатом, опустился на палубу. Крылан ненавидел стоянки в имперских портах, во время которых ему приходилось отсиживаться в трюме, и потому всякий раз пытался обмануть самого себя и налетаться впрок. Это не помогало: всем было известно наперед, что уже к исходу первого дня настроение человека-птицы начнет стремительно портиться, а вскоре он и вовсе сделается невыносим. Но пока что «Невеста ветра» не вошла в гавань, которая вполне могла стать для неё смертельно опасной ловушкой, и крылан чувствовал себя таким же, как всегда — свободным.
— Какие у нас планы? — прокричал он, опустившись на палубу, и тут же прибавил с добродушной усмешкой: — Капитан Марко?
— Я вымышленный капитан, — ответил Хаген, улыбаясь. — А планы не изменились: в Эверру прибывает фрегат «Верная» под командованием Марко Эсте, купца из Лагримы… соответствующая грамота Северо-западной торговой компании — смею заметить, настоящая! — у него имеется. «Верная» пробудет в порту не больше трех дней, за это время нужно многое успеть… Слушай, тебе и впрямь интересно?
Крылан замотал головой.
— Нет! Я просто пытаюсь понять, верна ли моя догадка.
— Какая? — спросил Хаген. Умберто навострил уши.
— Мне кажется, Кристобаль не зря выбрал именно Эверру. Он хочет проверить, сработает ли маскарад… — Крылан помедлил. — Окраина отсюда не так уж далеко. Если что-то не выгорит, мы сумеем вырваться и удрать.
«Да, а на Окраине нас будет ждать Арлини с распростертыми объятиями… — подумал Умберто. — Арлини, которого мы бросили!»
— Ну-у, не знаю… — Хаген пожал плечами с напускным равнодушием; было видно, что его задело предположение Джа-Джинни о возможном провале спектакля. — Я-то постараюсь всё сделать так, чтобы никто не усомнился в подлинности Марко Эсте. Всякое случается, конечно… Но, так или иначе, мне скучно не будет, а вот тебе и Бэру придется дня три провести взаперти.
Крылан при этих словах скривился.
— А вот мне интересно, — вдруг сказал он, — что Кристобаль сделает с нашей последней особой приметой. Я про Эсме, если кто не понял.
— Понятия не имею! — Хаген пожал плечами. — Уже в том объявлении о награде, которое нам показывал Арлини, было упомянуто, что на «Невесте ветра» есть целительница. Не целитель! Сегодня там вполне может быть и описание её внешности. Думаю, Крейн не пустит нашу девочку на берег и будет прав.
Умберто вдруг вспомнил, с каким любопытством Эсме встречала новые города — как будто они были людьми, с которыми предстояло познакомиться, — и почти ощутил всю глубину её разочарования. Для целительницы Эверра была чем-то большим, нежели набережная с развеселыми тавернами и прочими интересными заведениями…
Он сорвался с места так неожиданно, что Хаген и Джа-Джинни попросту обомлели. Умберто было не до них: ему вдруг показалось, что тот огромный узел из сна начал поддаваться, и это следовало проверить, причем немедленно. Он залетел в каюту Крейна, даже не подумав постучать; магус, склонившись над столом, разглядывал карту и на своего помощника посмотрел с нескрываемым раздражением.
— Что случилось?
— Прочитай это в моих мыслях! — резко ответил моряк. — Если сумеешь!
— Ха! Мы ещё не прибыли в Эверру, а ты уже устроил бунт? — Крейн выпрямился, скрестил руки на груди. — Хорошо, напомню: я ослабил нить, связывающую меня с «Невестой», поэтому не имею понятия о том, что болтает сейчас твой внутренний голос. Право слово, я думал, тебя это обрадует.
— Обрадует?! — ошеломленно переспросил Умберто. — Я не верю своим ушам! Да ты сошел с ума, Кристобаль, если позволишь матросам разгуливать по Эверре и не будешь следить за ними! Достаточно будет хоть одному распустить язык, и все мы…
— А ты что, собрался меня предать?
— Нет! Но это безумие, Кристобаль!!
— Довольно! — Магус рубанул ладонью воздух, и Умберто невольно вздрогнул — ему показалось, что от неосторожного движения капитана все связующие нити натянулись и басовито загудели, будто рой сердитых пчел. — Ты и впрямь считаешь, что я способен держать в команде человека, способного на обман и предательство? Неужели тебе кажется, я могу так ошибаться? Ох, Умберто, хватит темнить. Я и без «Невесты» знаю, о ком ты сейчас думаешь…