Ролан вздрогнул всем телом, а Крейн медленно повернулся к помощнику. Джа-Джинни показалось, что сейчас и впрямь кого-то убьют, только вовсе не бедолагу-рыбака. Это почувствовали все — Хаген даже протянул руку к плечу капитана, но отдернул её, обжегшись; сам же Умберто глядел на магуса дерзко, почти вызывающе.
— Прекратите, — раздался негромкий голос Эсме, и крылану почудилось, что в нем сквозит презрение. — У меня есть способ, который понравится всем, и я всё сделаю сама. Ждите, я скоро.
Она и впрямь вернулась очень быстро, неся в руке хорошо знакомый всем флакон с красным зельем. За время, пока целительница отсутствовала, никто из мужчин не проронил ни слова, но зато они успели о многом подумать: Джа-Джинни понял, что Эсме лишь казалась равнодушной, а на самом деле размышляла и готовилась… к чему? Разве может целитель причинять вред? «Может, — сказал он сам себе. — И ты видел это, когда Пьетро сломал ногу». По лицу Хагена было понятно, что пересмешнику тоже что-то известно, а Крейн и вовсе не выглядел удивленным — он знал? Всё рассчитал? Вполне возможно… Только Умберто был в растерянности, и растерянность эта грозила перейти в совсем иное чувство.
— Ложись куда-нибудь, Ролан, — сказала Эсме, едва переступив порог каюты. — Хоть на пол… но лучше на стол.
Голос её звучал сухо, по-деловому.
— Не собираешься объяснить, что ты хочешь делать? — не сдержавшись, спросил Джа-Джинни, и невольно вздрогнул, когда целительница посмотрела на него: у неё оказался совершенно пустой, отсутствующий взгляд, как будто красное снадобье уже было выпито до дна.
— Остановлю его сердце, — проговорила она. — Потом заставлю вновь забиться. Это… э-э… мне по силам теперь. Ты ведь помнишь Пьетро? — Крылан кивнул. — А ты, Хаген, помнишь остров? Вас, капитан, я не спрашиваю… Так что, можно начинать?
— Ты не должна этого делать! — Умберто ринулся к девушке, схватил её за руку, но с тем же успехом он мог бы обращаться к деревянной кукле. — Не надо!
— Он просил о помощи, — сказала Эсме всё тем же безжизненным голосом. — Мой долг… — не договорив, она тяжело вздохнула и открыла флакон. — Твоё здоровье, Ролан. Будет больно, но зато ты освободишься, обещаю.
— Спасибо, — хриплым шепотом ответил парнишка, не сводя с целительницы немигающего взгляда.
…Когда Эсме опустила ладони на грудь Ролана, зрение и слух странным образом подвели Джа-Джинни: он перестал видеть что-то ещё, кроме двух потоков силы, черного и золотого. Тишина, установившаяся в каюте, вдруг наполнилась звуками — шорохами, шепотами и даже отголосками жутковатой музыки, которая была предназначена не для людей или магусов, и уж точно не для крыланов. «Это всё „Невеста“! — понял он внезапно. — С ней что-то происходит!» Но что бы там ни происходило с «Невестой ветра», остановить Эсме сейчас сумели бы лишь Великий шторм вместе с Эльгой-Заступницей, а они, простые смертные, могли только ждать.
Судорожный хриплый вздох Ролана…
Потоки силы сливаются в двуцветную спираль…
В следующее мгновение Джа-Джинни увидел каюту глазами капитана: Эсме, словно изваяние застывшая возле бездыханного тела молодого рыбака — «А если у неё не получится? Если он умрет?!» — Хаген и Умберто поблизости, с изумленными и растерянными лицами; самого себя он никогда не видел таким испуганным. Крейн склонился над столом, лицо Ролана приблизилось: у него на лбу, между бровями, светился зеленым некий замысловатый знак, от которого куда-то тянулась нить — еле заметная, не толще паутины.
Знак-печать бледнел и выцветал, но происходило это слишком медленно.
«Хватит!» — хрипло прошептал Феникс и когтистой лапой попытался разорвать паутину, но она оказалась намного прочнее, чем он ожидал: полетели брызги крови, запахло горелым. Крылан еле сдержал крик боли — оказалось, он разделил с капитаном не только зрение, — и почти сразу Феникс предпринял новую попытку, которая тоже не принесла успеха.
Интересно, следит ли эверрский корабел за своими печатями?..
С третьего раза нить загудела и лопнула; печать растаяла, а Джа-Джинни, растерянный и испуганный, вернулся в реальный мир. Эсме стояла неподвижно — действие красного зелья должно было пройти нескоро, — совершенно белый Ролан лежал с закрытыми глазами и его хриплое, неровное дыхание было единственным звуком, который нарушал тишину.
Впрочем, всеобщее молчание длилось недолго.
— Поздравляю, господа… — странным голосом проговорил Крейн. — Только что мы увели прямо из-под носа Капитана-Императора очень ценную добычу. Я забыл упомянуть, что Ролан — очень чуткий навигатор, а его «Легкокрылая» в будущем станет одним из самых быстрых фрегатов. С «Невестой» ей не сравниться, конечно же, но вот большинство императорских кораблей за твоей красавицей не угонятся, парень…
— Что же вы мне сразу не сказали? — Ролан с трудом приподнялся на локтях; на его измученном лице расцвела неуверенная улыбка. — Ни мне, ни вашим друзьям?
— Хотел, чтобы тебя спасали не потому, что ты обладаешь редкими способностями, — с усмешкой ответил Крейн, — а потому что ты человек, попавший в беду.
Он стоял, прижимая левой рукой к груди правую, со сжатым кулаком, вокруг которого на рубашке медленно расплывалось красное пятно. «Нить», — вспомнил крылан и посмотрел на свою руку: через всю ладонь шел багровый рубец, любое прикосновение к нему вызывало боль. Крейну было намного хуже, но почему-то он медлил, не пытался даже приблизиться к Эсме, как будто… боялся её.
Джа-Джинни посмотрел в глаза капитану и понял: всё и впрямь было рассчитано заранее. Крейн не мог попросить целительницу о такой странной и страшной услуге, поэтому он устроил так, что она сама решилась, поддавшись жалости. Хоть этот обман был совершен во благо, крылан вдруг ощутил к капитану неприязнь: магус его использовал, а ведь мог бы и предупредить о том, что собирается сделать.
«Использовал тебя? — отчего-то его внутренний голос прозвучал точь-в-точь как голос Капитана-Императора. — Что же он тогда, по-твоему, сделал с Эсме?»
— Как ты чувствуешь себя? — раздался голос Умберто, и по его интонациям крылан понял, что сейчас произойдет…
* * *Той ночью Умберто вновь сражался с непокорными веревками, постепенно теряя надежду когда-нибудь всё это безобразие распутать. Хоть сон был вовсе не из тех, которые столь похожи на реальность, что впору запутаться, он безоговорочно верил в существование гигантского узла и, проснувшись, даже недолго помнил, что именно собирался сделать с ним.
Продеть… затянуть… подхватить…
Лучше уж вспоминать об этом, чем о случившемся накануне.
«Как ты чувствуешь себя? — спросил он у Крейна, но ответа не дождался и повторил вопрос, когда Хаген унес бесчувственную Эсме в каюту. А затем продолжил: — Ты заставил её совершить убийство, мерзавец. Я тебе этого не прощу».
В следующий миг Крейн его ударил.
Сейчас Умберто понимал, что Феникс вполне мог бы вышибить из него мозги, но отчего-то ударил вполсилы. «Я прав, — сказал он себе и принялся кончиками пальцев осторожно ощупывать распухшую щеку. — Он тоже это знает, потому и не врезал так, как мог бы». Все зубы были на месте, хотя два немного шатались, но тут и зеркала не надо, чтобы понять: с такой физиономией дня три лучше на улице не появляться, а то портовая стража проходу не даст. Умберто не вполне помнил, как добирался до гостиницы, как платил за комнату — весьма неплохую, кстати. Помянув кракена, схватился за кошелек и торопливо пересчитал содержимое — всё было на месте, до последней монеты. Значит, его сюда привели и за постой заплатили.
Быть может, его выгнали?..
Он закрыл глаза и осторожно потянулся к «Невесте ветра» — она была там же, где всегда, дремала в глубине его сознания. Ничего не изменилось, он по-прежнему был частью команды.
«Нет, всё-таки — почему он меня не сжег?!»
Кто-то осторожно поскребся в дверь; Умберто, отвернувшись и пряча разбитое лицо, крикнул: «Входите!» Появилась молоденькая служанка с подносом, от которого исходил восхитительный запах, и желудок моряка немедленно напомнил о том, что вчера обед отменился из-за пожирателя кораблей, а ужин — из-за драки с капитаном. Девчонка плюхнула поднос ему на колени и кинулась открывать окно; тотчас же лучи жаркого полуденного солнца ворвались в комнату, заставив его прикрыть глаза рукой.
— Ну я и разоспался…
— А ваш друг предупреждал, что так будет, — весело ответствовала служанка. — Он ещё попросил разбудить вас в полдень… и немного полечить.
— Друг? — переспросил Умберто. — Какой?
— Высокий, с повязкой на глазу… — Девушка сморщила нос. — Это он вас так отделал? — Прежде, чем он успел удивиться, она прибавила: — У него правая рука была перевязана. Страшный человек, по-моему!
— Да, он очень страшный, — пробормотал моряк, сокрушенно вздыхая. — И совершенно непредсказуемый. Вот ведь незадача… Что ты на меня смотришь? Неужто раньше не встречала постояльцев, которые не помнят всего, что с ними было вчера?
— У нас приличное… заведение, — сказала девушка, приняв чопорный вид. «Ох, — подумал Умберто, — что-то тут нечисто…» — Это значит, что наши клие… постояльцы тщательно скрывают провалы в памяти, даже если забывают, как меня зовут. Всегда можно крикнуть — эй, красавица! Ну, это они мне льстят, но всё равно приятно.
На счет лести Умберто был не согласен: она показалась ему более чем миловидной, а уж о жизненной силе, которую эта девушка щедро дарила окружающему миру, и говорить не стоило. Этакое маленькое солнышко вошло в его комнату, согрело своими лучами, даже заставило улыбнуться…
— Так как же тебя зовут, красавица?
Кошачьим движением она скользнула от окна прямиком на край постели, наклонилась и легко поцеловала его раздувшуюся щеку. Прошелестел горячий шепот: «Роана…» и Умберто наконец-то догадался опустить взгляд. На юбке Роаны красовался разрез, доходивший почти до пределов разумного, и нога, видневшаяся в нем, была облачена в красный чулок, на бедре украшенный кокетливым бантиком.
Девушка была вовсе не служанкой.
И находился он вовсе не в гостинице…
«Ты подонок, Крейн, — подумал Умберто, стремительно теряя прежнюю злость. — Самый предусмотрительный подонок Десяти тысяч островов!»
Больше он ни о чем не думал, потому что Роана, как ей было приказано, начала лечить своего клиента…
* * *Крейн, отправившись «пристраивать Умберто в надежное местечко», назад так и не пришел; Эсме тихо исчезла рано утром и её уход почувствовала только «Невеста»; возвращения помощника капитана пока что не предвиделось, а Джа-Джинни при свете дня не мог высунуть на палубу даже одно перышко.
Хаген остался на «Невесте ветра» полноправным хозяином.
Поначалу его обрадовала открывшаяся свобода действий, и первая половина дня миновала без забот и тревог, но потом оборотень вдруг вспомнил о случившемся накануне ночью и о предстоящем разговоре с посланником вербовщика-имперца. Крейн пересказал своему двойнику беседу с Гарфином, но кое-что важное упустил: как же изменится поведение вербовщика после истории с Роланом? Пересмешник вовсе не был настолько наивен, чтобы полагать, будто о причастности «Верной» к внезапному исчезновению молодого рыбака не станет известно никому. Крейна и Умберто видели в поселке, а кто-то мог даже слышать, как они спорили с Роланом, да и слово «печать» наверняка звучало там, в гавани, часто и громко.
Вспомнив о Ролане, Хаген выругался: он совсем забыл о поручении Крейна, которое следовало выполнить ещё утром. Накануне ночью капитан отослал рыбака в море с наказом держаться как можно дальше от любых фрегатов, даже не отмеченных знаком эверрской портовой охраны, и вернуться, лишь когда позовут. «А мои мать и сестра?» — спросил парнишка, хмурясь в тревоге. «О них позаботятся», — ответил Крейн.
— Проклятье, как я мог забыть? — пробормотал оборотень и быстрым шагом направился в капитанскую каюту, где лежал на столе подготовленный Крейном кошель с деньгами, которых родственницам Ролана должно было хватить на переезд в более приличный дом. «Потом, быть может, ты заберешь их отсюда», — сказал Крейн, и Хаген только в этот миг почувствовал связующую нить между «Невестой ветра» и её новым матросом.
И когда капитан успел протянуть её без рукопожатия?..
С досадного упущения, причиной которого была странная забывчивость оборотня, началась череда мелких неприятностей. Сначала он слишком долго искал матроса, которого можно было бы отправить в поселок, потом вдруг увидел на причале одного из эверрских корабелов — мастер стоял, разглядывая фрегат, и как-то странно улыбнулся, заметив на борту навигатора. Кое-кто из матросов тоже обратил внимание на нежданного гостя, и пересмешник отчего-то почувствовал себя неумелым кукольником, которому поручили управлять целым театром: связующие нити в его руках начали путаться, а потом натянулись так, что заболела голова. Боль была похожа на густой туман, который заволакивал всё вокруг, угрожая лишить оборотня не только зрения и слуха, но и контроля над собственным лицом.
А хуже всего оказалось то, что это невозможно было скрыть от матросов: все они, от юнги до сидевшего в трюме боцмана-грогана, ощущали растерянность Хагена как свою собственную, и их недовольство росло…
Ближе к вечеру торговцу Марко Эсте пришлось отвлечься от своих дел и заняться расследованием драки, которую устроили двое матросов «Верной» в одной из портовых таверн, не поладив с кем-то из обслуги. Расспросив хозяина таверны и свидетелей, негоциант изрядно удивился: в случившемся действительно были виновны его люди, хотя у них и нашелся формальный повод.
— Капитан, да нас чуть было не накормили какой-то отравой! — сердито заявил матрос, которому в этот момент связывал руки за спиной один из городских стражей, заботливо вызванных хозяином. — Спросите его, что нам подали вместо жаркого из кролика! Кости там были точно не кроличьи! Верни деньги, рыло!
Хозяин запротестовал, но Хаген, втянув носом воздух, и впрямь почувствовал странный запах, а потому немедленно потребовал показать ему остатки блюда, большая часть которого была живописно разбросана по полу. Когда просьба была выполнена, оборотень склонился над сковородой с мясом, сморщил аристократический нос и во всеуслышание объявил: «Это кошатина!»
Изменившись в лице, хозяин таверны заявил, что претензий к драчливым посетителям не имеет и, раз уж так сложилось, они получат обратно свои деньги с прибавкой за молчание. Пока людей Хагена освобождали, ему пришлось выслушать немало униженных извинений, но самое главное прозвучало напоследок:
— Ну у вас и нюх, шкипер, — сказал хозяин, подозрительно прищурив глаза. — Прямо как у магуса. Завидую!
— Это у меня от бабушки, — брякнул пересмешник наобум и торопливо ретировался вместе с матросами. Он лишь теперь понял, что едва не выдал себя этим неосторожным поступком. Оставалось надеяться, что наблюдательный пройдоха не станет болтать о случившемся — ведь иначе ему придется рассказать и о том, что именно шкипер унюхал в его стряпне.
И, конечно же, будь Крейн на своем месте, ничего подобного не случилось бы!
Растерянный и злой, Хаген вернулся к кораблю и застал на причале весьма неожиданного гостя: слуга Тори Краффтера передал ему письмо, в котором содержалось приглашение в одну из самых дорогих таверн, расположенных в богатой части Эверры, недалеко от Ласточкиного гнезда. Пересмешник нашел бы подходящий предлог, чтобы отказаться от странного приглашения, а вот Марко Эсте пришел в восторг и заторопился к магусу, со стороны которого такое внимание к шкиперу торгового судна было чем-то из ряда вон выходящим. На пути к месту встречи Хаген мысленно взывал к Крейну, хотя и понимал, что даже если тот объявится, его собственная участь не станет легче. Феникс мольбы о помощи не услышал — слишком тонка была связующая нить…
Заведение, в котором Тори Краффтер поджидал своего гостя, называлось «Улыбка судьбы», и Хаген отчего-то усмотрел в этом дурное предзнаменование. Но ему не впервой было прятать истинные чувства, поэтому порог таверны переступил шкипер Эсте, которому случалось и раньше договариваться о важных сделках в подобных местах. Он был заинтригован, но не более того.
Одетый в белое слуга склонился перед гостем, едва тот вошел:
— Мастер Эсте, вас ждут. Прошу, следуйте за мной!
Нос пересмешника тотчас же ощутил дразнящие запахи, свидетельствовавшие о великолепной кухне; из-за полуприкрытых двустворчатых дверей лилась тихая музыка и нежный голос невидимой певицы что-то вещал о несчастной любви. Здесь всё было продумано до мелочей: таверну можно было навестить и покинуть незаметно для остальных посетителей, поскольку кроме общего зала существовал ещё один, разделенный на маленькие комнатки. Хагена провели именно туда; в одной из этих комнат сидел Тори Краффтер и курил трубку. Он совсем не был похож на того высокомерного и жестокого магуса, с которым шкипер Эсте повстречался два дня назад, и отчасти добродушное выражение лица объяснялось тем, что в аромате табака чувствовался еле ощутимый оттенок блаженства. «Интересно, — подумал оборотень, — как давно у него вошло в привычку одурманивать свой разум перед важной беседой?»
— Марко, как я рад вас видеть! — приветливо сказал магус, жестом предлагая своему гостю присесть. — Тяжелый день, да? На вас лица нет.
— Да, много забот, — Хаген неопределенно пожал плечами. Краффтер, судя по всему, был превосходно осведомлен о том, чем сегодня занимался шкипер «Верной», так что вдаваться в подробности не стоило. — Я несколько недель провел в море и немного отвык от портовой суеты.