– Тебе лишь бы про своего Андрея поговорить, – проворчала Тошка, но мысль о том, что это ложь, ей ужасно понравилась.
– Тоша, как ты думаешь, Даня уже в курсе?
– Не похоже. Тюкает себе молоточком за домом. И вид у него невиноватый. Знаете что, я сейчас пойду и подготовлю его. Мне его даже немножко жалко. Боюсь, долго он тут не продержится. Но маме пусть сам скажет.
– Пожалуй, ты права, – кивнула Нуцико.
Тошка брезгливо, двумя пальчиками, взяла журнал и решительно направилась к отчиму.
– Какой замечательный человек наша Тошка, мудрый не по годам, но…
– Вы хотите сказать, что она не будет счастлива, горе от ума, да?
– Да, – печально улыбнулась Нуцико и обняла Таську.
– Даниил Аркадьич! – позвала Тошка.
Он выглянул из сарая.
– Что, Тошенька?
– Мне необходимо с вами поговорить.
– Беседа не терпит отлагательств? – улыбнулся он.
Он ничего не знает, поняла Тошка.
– Не терпит, к сожалению.
– И, как я понимаю, она будет строго конфиденциальной?
– Да!
У него вдруг екнуло сердце. Не тот человек Тошка, чтобы по пустякам разводить таинственность.
– Заходи!
Она вошла в сарай, где упоительно пахло свежей стружкой.
– Присаживайся! – указал он ей на старую табуретку. – Я внимательно тебя слушаю.
Тошка замялась, теребя в руках окаянный журнал.
– Тош, у тебя какие-то затруднения?
– Нет, со своими затруднениями я бы обратилась к маме, боюсь, затруднения у вас.
– У меня? Что ты хочешь сказать?
– Не сказать, а показать. Вот!
Тошка протянула ему журнал, раскрытый на нужной странице.
Он страшно побледнел.
– Где ты это взяла?
– Это важно?
– Мама еще не знает?
– Нет, конечно. Но я подумала, что она должна узнать это от вас, а не от чужих доброжелателей.
Он скрипнул зубами.
– Даниил Аркадьич, а это правда?
– Откуда я знаю?
– Ну, то есть это может быть правдой?
Он вспыхнул и еле слышно произнес:
– Да.
– Какая гадость…
– Ты права, не стану спорить с тобой.
– Так вы скажете маме?
– Марго не читает таких журналов…
– А вы наивный…
– Ты опять права… Да, лучше я сам скажу, хоть это будет нелегко… Но…
– Повинную голову меч не сечет.
– Будем надеяться. Ты меня презираешь, Тоша?
– Не знаю пока… Но почему-то мне вас жалко. И я желаю вам удачи. Вы… вы нам подходите, а теперь… кто знает… Ну, ни пуха вам.
– К черту! – тяжело вздохнул Даниил Аркадьич, взял журнал и как был, весь в опилках и стружке, направился к дому.
Молодец, не струсил, подумала Тошка. А маму жалко до ужаса, у нее в последнее время были такие счастливые глаза…
– Марго!
– Данька, что за вид? – засмеялась Марго.
– Мне необходимо с тобой поговорить, немедленно.
– Что-то случилось?
– Увы.
– Господи, что? – не на шутку встревожилась Марго. Таким она мужа не видела. Бледный, руки дрожат, а в руках какой-то глянцевый журнальчик. – Там что-то об отце?
– Марго, я даже не знаю, что сказать… Взгляни сама и… вынеси приговор. Как ты скажешь, так и будет.
На лбу у него выступили капельки пота.
Марго взяла журнал.
– Это правда, Даня? – хрипло спросила она.
– Это может быть правдой.
– Ты знал?
– О ребенке? Нет.
– У тебя был с ней роман?
– Романом это назвать нельзя.
– Ты с ней встречаешься?
– Нет.
– Зачем же она это сделала?
– Понятия не имею. И обрати внимание на фразу: «Все думали, что это ребенок Малькова, а на самом деле…»
– Да… Одним махом семерых побивахом…
– Марго, поверь, я люблю только тебя… Два месяца, что я прожил тут с тобой, были самыми счастливыми в моей жизни…
– Дань, ты сейчас иди, мне надо побыть одной, ладно?
Какая она неожиданная, думал он, машинально строгая какую-то деревяшку. Возня с деревом всегда успокаивала его. Ни слез, ни воплей, даже вражды не было. Она отнеслась к этому как к нашей общей беде. Да, собственно, так оно и есть. Это наша общая беда… И если она не прогонит меня, я больше никогда не посмотрю ни на одну бабу. Но какая стерва эта Светка, что ей вздумалось? Она же никогда не говорила, что это мой ребенок… Все думали, что он Малькова… Воображаю, что сейчас творится у Славки… Его Инна наверняка сейчас бушует… А эта сука радуется, какой скандал замутила… И ведь как подает… Она, мол, теперь к Боженьке обратилась и хочет быть чистой… Очищается так… Тьфу… Ладно, хватит строгать, пойду приведу себя в порядок, чтобы выслушать приговор Марго, каким бы он ни был, в приличном виде.
Скорее всего, эсэмэски тоже слала эта стерва, думала Марго. Он почему-то ей понадобился… И она решила… Видно, с ним у нее не выгорело, и она вздумала действовать через меня, мол, я не выдержу, выгоню его, а она подберет… Не дождется. Он переспал с ней около четырех лет назад… Мы уже были женаты… А я тогда три месяца пробыла в Англии… Нельзя, будучи в здравом уме, требовать от молодого здорового мужика трехмесячного воздержания… Кстати, вполне может быть, что Даня к этому ребенку не имеет отношения, там, похоже, вообще был проходной двор… Малькову тоже достанется… А ведь он фигура куда более заметная, чем Данька… Знаменитый артист, секс-символ. И я верю, что Данька с ней не встречается больше. Я всегда чувствую, когда он врет… Эта сука рассчитывает на грандиозный скандал. Но она его не получит, по крайней мере с моей стороны. А жена Малькова как хочет… Я просто наплюю. Мало ли что пишут желтые журналы… Я знаю, Данька любит меня, и это главное. А даже если он и сходил налево… Пусть, это бывает со всеми… Он же ее не любит… Папа много лет любил родную сестру мамы, хоть и не спал с ней… Что хуже? Папин случай, наверное, много хуже. И я ведь тоже не вовсе без греха, я переспала с Вольником и получила от этого невероятное удовольствие. Я просто не имею права кинуть в Даньку большой камень, так, горсточку гравия. И больше того, если еще подвернется Вольник, я буду иметь право… Марго сама удивилась своим не слишком благочестивым мыслям. А та история… Она быльем поросла.
– Даня! – позвала она, выйдя из комнаты.
Он словно ждал за дверью. Умытый, одетый, с горестно сжатыми губами.
– Да, Марго, я тут.
– Данька, я хочу сказать…
Это обращение «Данька» вселило в него надежду.
– Да, Маргоша?
– Она не дождется. Эта история уже быльем поросла. Мы просто забудем о ней. И не клянись мне в вечной верности, мы вступали в брак на условиях взаимной свободы, что ж… Короче, если ты не горишь желанием воссоединиться с этой… хотела сказать дамой, но язык не поворачивается, с этой шалавой, то будем считать, что ничего не было.
– Марго! Ты… Ты…
– Ты хочешь сказать, что я самая умная?
– Нет, я хочу сказать, что я самый счастливый на свете, оттого что у меня такая жена.
– А где ты взял журнальчик?
– Мне его принесла Тошка.
– Так… Значит, благородное семейство в курсе. Ничего. Я все улажу.
За ужином царила странная для этого дома атмосфера. Только Эличка, по-видимому, ничего не знала. А Таська, Тошка и Нуцико смотрели на Марго изумленно-испуганными глазами. В какой-то момент, когда Эличка пошла на кухню, она, понизив голос, сказала:
– Прошу вас всех никуда дальше эту пакость не распространять. Эличке не говорите. Я решила наплевать с высокого дерева на эту историю. И больше ни слышать о ней, ни думать не намерена. Я понятно выражаюсь? И обсуждать ее тоже не советую. Обсуждать, собственно, нечего. Все.
Когда через минуту Эличка внесла новое блюдо, ее приветствовали облегченно-восторженными возгласами. Атмосфера разрядилась.
– Тетя Марго крутая! Обалдеть просто! – восторгалась Таська. – Я думала, невесть что теперь будет, а она… Супер!
– Да, мама умная и, кажется, его любит. Но она зря думает, что на этом все кончится.
– Ты считаешь, та тетка будет продолжать?
– Дело не в ней…
– А в ком?
– В друзьях и родственниках.
– То есть?
– Сама что ли не понимаешь? Сейчас начнутся выражения сочувствия, охи, ахи, обсуждения. Маму будут науськивать на Даню, смотреть на нее с жалостью, словом, вони будет еще много, до следующего номера…
– Какого номера?
– Журнала. А это не меньше месяца… А еще всякие благочестивые идиотки начнут выть, что Даня обязан признать ребенка или по крайней мере содержать его… Мама хлебнет… Хорошо бы ей на этот месяц куда-нибудь свалить, но она не сможет…
– Тошка, Нуцико права…
– В чем она права?
– В том, что ты не сможешь быть счастливой…
– Да почему? Если я, например, влюблюсь, я сразу сдурею. Одна мамина подруга, писательница, уверяет, что, влюбляясь, все женщины дуреют. И я не исключение… Правда, мне трудно влюбиться… Ну ничего, авось получится… Ну что твой Воздвиженский?
– Я вчера в Интернете видела, что у него якобы роман с австралийской певицей, аборигенкой… – убитым голосом проговорила Таська.
– Ты поверила и рассиропилась?
– Ты поверила и рассиропилась?
– Честно говоря, не очень, она страшненькая такая, и потом, он мне пишет…
– Молодец! Этим интернетовским новостям нельзя верить, хотя я и не исключаю, что он с ней переспал.
– Тошка! – побледнела Тася.
– Таська, молодым мужикам постоянно нужно с кем-то трахаться, да и немолодым, кажется, тоже. Вон дядя Лева…
– Что дядя Лева?
– Говорят, он трахает все, что шевелится.
– Тош, ты зачем все на меня вывалила?
– Нет, насчет аборигенки ты сама… А я просто попыталась тебе объяснить, что если даже там что-то и было, это естественно. А ты, видимо, действительно здорово влюблена, когда ты только приехала, была раз в пять умнее. Да ладно, не злись! Я же тебе добра желаю. Он тебе пишет. Он тебя любит, но пока не как женщину, а как идеал…
– Идеалом быть как-то скучно…
– Это правда. Но ты имеешь шанс из идеала превратиться в живую женщину, и тогда уж у него крышу снесет, не починишь.
Таська зарделась.
– Тош, странно, я иногда злюсь на тебя, а потом понимаю, ты права. И, наверное, оттого, что мы сначала были вроде как на равных… а потом я влюбилась, сдурела, и ты стала со мной говорить немножко снисходительно…
– Снисходительно? Я так выгляжу? Ужасно! А я ни в кого не влюблена и дуреть вроде не с чего… Извини, я буду за собой следить.
– Мне иногда кажется, что тебе не шестнадцать лет, а все тридцать…
– Ерунда, не обращай внимания. Просто я всю жизнь живу среди взрослых и не самых глупых людей.
– Тош, скажи, ты не знаешь, у мамы и дяди Левы… что-то есть?
– По чесноку?
– Аск!
– Мне кажется, еще нет, но наклевывается.
Тошка проснулась от зубной боли. Боль была настоящая, невыдуманная. Она выпила таблетку анальгина, укутала голову теплым платком и мало-помалу ей стало легче. Но утром она заявила, что поедет в город к врачу.
– Что за поразительный ребенок! – воскликнул Даниил Аркадьич. – Сам просится к зубному врачу. Я в ее возрасте боялся зубных врачей больше, чем крокодилов.
– Молодец, Тошка, умница, – ласково погладила ее по голове Эличка. – Поезжай с мамой.
– Конечно, – кивнула Марго, – только после врача ты уж сама действуй. Володя мне будет нужен, у меня сегодня много разъездов. – А Тася с тобой не поедет?
– У меня сегодня урок, – простонала Таська. Она чувствовала себя предательницей. Тошка с ней поехала, когда она притворялась, а теперь…
– Не парься, – шепнула ей Тошка. – Все нормально, я же не боюсь.
Доктор Моисей Израилевич Тошку обожал.
– О, моя любимая пациентка… Что стряслось, зубик болит? Ничего, это дело поправимое. Открой-ка ротик, так… Вот так больно? Нет? Хорошо, а так?
– Ай!
– Все понятно. Сейчас немножко полечим наш зубик и будем жить дальше, весело и счастливо. А как мамочка?
– Нормально.
Слава богу, он этих журналов не читает, подумала с облегчением Тошка.
Минут через сорок доктор ее отпустил.
– Если все будет хорошо, покажись мне на всякий случай месяца через два, а если будет хоть чуточку болеть, сразу ко мне. Ну, привет всему семейству!
– Спасибо, Моисей Израилевич. Как хорошо жить, когда ничего не болит!
– Ты, как всегда, права, моя дорогая.
Тошка вышла на улицу. День был не слишком жаркий, но солнечный. Захотелось пройтись, съесть мороженого, но не раньше, чем через два часа. Отлично, нагуляюсь, а потом с полным правом поем мороженого. Она позвонила Марго и сообщила о результатах визита к дантисту.
– Хорошо, ты меня порадовала, – сказала мама. Но голос у нее был совсем нерадостный. Достают ее с этой статейкой. Но тут я ничем не могу ей помочь.
Тошка обожала бродить одна по Москве, тем более что доктор принимал на Второй Фрунзенской. Тошка пошла по набережной. Пойду вдоль реки, может, проедусь на речном трамвайчике. Хорошо!
Идти вдоль набережной было на удивление приятно. Навстречу шла женщина в темных очках и с палочкой. Слепая. Тошка посторонилась, а двое молодых парней перли напролом, не глядя по сторонам и гогоча, Тошка хотела крикнуть им, но тут женщина задела одного из них палочкой.
– Слепая, да? – вызверился один.
– Извините, я действительно не вижу, – пробормотала женщина.
– А не видишь, нечего по улицам шляться, нормальным людя́м мешать.
– Эй ты, мурло! – вскипела Тошка. – А ну заткни пасть!
– Чего? Это ты мне, шмакодявка?
– Тебе, тебе! Да как ты смеешь, скотина, так с человеком, а?
– Ты чо? Бóрзая, да?
– Я нормальная, а ты вот гад! И подумай своим куриным мозгом, ты ведь тоже запросто ослепнуть можешь. Твой же дружбан тебе в глаз даст – и готово! Тогда узнаешь, каково это! – вне себя от бешенства орала Тошка.
Слепая женщина поспешила уйти, она боялась, что может возникнуть потасовка и ей достанется. Но парни были трезвые и от Тошкиной наглости просто ошалели.
– Ты чо лепишь, писюха? Ты кто, депутат?
– Да пошел ты! Ненавижу таких ублюдков! Небось сам себе крутым кажешься, а на самом деле просто хамло.
– Не, Витек, видел телку наглую, может, проучим, а?
Тошка выхватила из сумки баллончик.
– Только сделай шаг!
– Фу ты ну ты, охота была связываться. Пошли, Витек!
– Погодь, Димастый, я поинтересоваться хочу, ты чо, всех на улице лечишь?
– Только тех, кому мама с папой не объяснили…
– Во дает! Дим, а она ничего, только ненормальная! Но для этого дела сгодится, – и парень вдруг заломил Тошкину руку, державшую баллончик. Он выпал, а второй малый схватил ее за другую руку.
Тошка испугалась.
– Пусти, идиот! Эй, помогите! – крикнула она проходящему мимо мужчине. Тот метнулся через проезжую часть.
– Нарываться не надо было! Теперь ты нам заплатишь за все!
И они поволокли ее, а тот, что выбил у нее баллончик, ткнул ей в бок что-то твердое и прошипел:
– Пикнешь, убью на фиг!
У Тошки душа ушла в пятки. Но вдруг сзади раздался истошный крик:
– Наташка! Стойте, гады!
Парни прибавили шагу. Но почти тут же отпустили Тошку. На них вихрем налетел какой-то человек, взмахнул рукой, ногой, и оба хулигана повалились на асфальт с проклятиями. Спаситель схватил Тошку за руку и для полноты картины брызнул обоим в глаза Тошкиным баллончиком.
Раздалась такая ругань, какой Тошке еще слышать не приходилось. А парень впихнул Тошку в старенькие «Жигули».
– Надо смываться, а то менты наскочут и мы же еще виноваты будем. Жива?
– Да, спасибо.
– Струхнула?
– Есть немножко.
– Куда тебя отвезти?
– На Тверскую, если можно.
– Можно. А как тебя зовут?
– Виктория.
– А я Гриша.
Тошка впервые посмотрела на своего спасителя. Он был такой красивый… Кудрявые волосы, русые с золотистым отливом, зеленые большие глаза, на вид ему лет двадцать, широкие плечи, мускулатура, словом, принц-спаситель!
– А почему вы крикнули Наташа? – едва справившись с волнением, спросила Тошка.
– Не знаю, почему-то показалось, что ты Наташа. Ты зачем их задирала? Я все слышал, но не хотел вмешиваться, интересно было, чем кончится и чья возьмет. Но когда они тебя поволокли, я понял – пора.
– Сама понимаю, что дура непроходимая, нашла с кем связываться…
– И часто ты так шпану воспитываешь?
– Первый раз. Просто у меня от ненависти мозги помутились… Обхамили слепую, гады!
– А ты не могла пройти мимо?
– А ты? Полез один с двумя драться из-за незнакомой девчонки? Тоже небось от ненависти?
Гриша внимательно на нее посмотрел.
– Кажется, мы с тобой два сапога пара! – засмеялся он. – Слушай, сколько тебе лет?
– Шестнадцать. А тебе?
– Двадцать. Ты красивая, оказывается! Даже очень. И глаза совсем сухие. Даже плакать не хотелось?
– Еще чего!
– Хочешь сказать, что они не стоят твоих слез? – улыбнулся он.
– Ясный блин.
– Скажи, у тебя есть парень?
– Нет!
– А давай я буду твоим парнем? Сгожусь?
– Сгодишься, но хотелось бы узнать, какие у нас будут права и обязанности?
– Во как? Круто! – восхитился он. – Для начала моя обязанность угостить тебя мороженым. А у тебя есть право выбрать место, ну и мороженое. А потом я обязан отвезти тебя домой. Так что пока у меня обязанности, а у тебя права. Как тебе такой расклад?
– Принимается.
– Ну, куда едем?
– Предоставляю тебе право выбора, – сказала Тошка, боясь, что выбранное ею кафе может оказаться парню не по карману.
– Хорошо, поехали. Тут рядышком, в переулке.
Это оказалось то самое кафе, где она не раз бывала с мамой.
– Здорово, я как раз о нем думала.
– Что ж не сказала? Боялась, что я не потяну?
Тошка покраснела.
– Мы хорошо понимаем друг друга. Да? – и он посмотрел ей в глаза.
Ой мамочки! Я влюбилась!
Во второй половине дня Марго, обычно сдержанная, была уже на грани истерики. Все, буквально все были в курсе ее семейных дел. Кто-то смотрел сочувственно, кто-то злорадно, кто-то возмущался вслух, кто-то молча брал ее за руку – держись мол. В какой-то момент она сказала: