– Но почему? – спросил волшебник, желая выиграть время. – Зачем богатым гномам из высшего сословия такой никчемный оборванец, как Рёскин?
– Так в этом-то все и дело, – сказал Добри. – Мы тут все – сыны Дваина. Кузнечные мастера. А ремонтники вроде Рёскина – наши рабы. По закону. Они принадлежат нам, волшебник. Как и все низшие кланы.
– И мы не можем позволить рабу вот так вот сбежать, – пояснил Генно. – Его непременно надо привезти обратно и публично казнить, в назидание остальным, чтоб другим сбегать неповадно было.
– Понятно, понятно, – кивнул Коркоран. – Но ведь я не раз встречал гномов, когда водил туры, и кузнецов, и ремонтников, однако никто никогда не говорил, что ремонтники – рабы.
– А-а, так то эти, западные гномы! – пренебрежительно махнул рукой Добри. – У них обычаи другие. А нашим обычаям положил начало Дваин, когда поселился в Центральных пиках пятьсот лет тому назад. И уж он все устроил по закону. Его свидетелем был сам волшебник Поликант. Дваин приехал аж сюда, в университет, чтобы все было сделано законно.
– Вы поглядите в своей библиотеке, – сказал Хордо, не снимая локтей со стола. – Это соглашение есть у вас в каталоге. Но мы и свой экземпляр прихватили, просто на всякий случай. Этот Рёскин – он наш, и вы обязаны его вернуть.
– Покажите-ка мне ваш экземпляр, – сказал Коркоран, все еще пытаясь выиграть время.
Добри, явно старший кузнечный мастер, достал из-под узорчатой золоченой кирасы свернутый пергамент. Пергамент потемнел и сделался жестким от старости. Да, вот оно, все на месте: и корявая подпись Поликанта, и печать университета внизу страницы, и завитушка, под которой было подписано: «Дваин». «Ремонтники, рудокопы, уборщики… обязуются объединиться в кланы, каковые кланы признаются собственностью кузнечных мастеров… в обмен на защитные заклятия, дарованные университетом в благодарность за тонну золота… рекомые заклятия ведомы лишь кузнечным мастерам и признаны полностью действенными против глубинных демонов…»
«Так вот за что продались гномы низших кланов! – подумал Коркоран. – Экие глупцы!» Однако университету это принесло неслыханное богатство. Очевидно, волшебник Поликант умел вести дела.
– А что, эти заклятия сохранились до сих пор? Демоны вас больше не тревожат? – спросил он, надеясь, что удастся обменять Рёскина на обновленные заклятия.
Добри кашлянул.
– Кхм-кхм… Нет, заклятия-то по-прежнему при нас, но, между нами говоря, волшебник, этих демонов можно назвать плодом воображения. Просто многие гномы верили, что в подземных глубинах действительно живут демоны. Но соглашения-то это не отменяет.
– Не отменяет, конечно, – кивнул Коркоран.
Значит, ничего не остается, кроме как попытаться провернуть дело так же выгодно, как Поликант, и получить с гномов еще тонну золота. А потом вернуть половину в обмен на бригаду ремонтников, которые будут строить корабль. Целая бригада управится куда быстрее одного Рёскина!
– Ну что ж… – начал Коркоран.
Но тут высокие двери зала совета распахнулись и вошел Лукин и с ним Ольга. Ольга в своем роскошном меховом плаще походила на королеву. Впрочем, и сам Лукин выглядел не менее, а пожалуй, и более величаво, чем она. Понимая, что дело крайне важное, Лукин переборол свое обычное нежелание быть принцем или королем и сумел напустить на себя то царственное величие, которое обычно было свойственно скорее Изодели.
– Приветствую вас, кузнечные мастера, – произнес он тоном, достойным самого что ни на есть заправского принца.
– Уходите, уходите! – раздраженно бросил Коркоран. – Это так, просто мои студенты, – объяснил он заинтересовавшимся гномам.
– Мне настоятельно необходимо побеседовать с кузнечными мастерами, – твердо и царственно заявил Лукин и, прежде чем Коркоран успел вставить что-либо еще, обратился к гномам:
– Я – наследный принц Лютерии и не привык обходиться без прислуги. А мой личный слуга по недоразумению остался дома, в Лютерии. Я явился, чтобы приобрести у вас гнома Рёскина, который мог бы исполнять его обязанности.
Гномы, все как один, запрокинули свои бородатые головы в шлемах и разразились раскатистым хохотом.
– Ну, малый, и что ж ты можешь нам предложить такого, чего у нас бы не было гораздо больше? – осведомился Добри, давясь смехом. – Деньги? И думать забудь. Драгоценные камни? Вещи искусной работы? У нас и этого добра навалом!
– Я не шучу, – возразил Лукин. – Я пришел сделать вам предложение, от которого вы не сможете отказаться.
Коркоран благоразумно решил не вмешиваться. Так или иначе, он ничего не теряет. Если дело Лукина выгорит, ему, Коркорану, останется Рёскин, которого можно будет приставить к работе над кораблем, и денежки императора Тита. Ну а если кузнечные мастера не примут условий сделки, каковы бы они ни были, он получит вдвое больше денег и бригаду работников в придачу.
– Тогда тебе придется предложить что-то по-настоящему ценное, малый, – заметил Генно.
– Так и есть, – ответил Лукин, надменно вскинув голову и изо всех сил надеясь, что это действительно так.
Это был отчаянный ход. Они долго ничего не могли придумать: Рёскин совсем не соображал от ужаса, и Клавдия была немногим лучше, так что от них обоих толку не было. Весь расчет строился на предположении Эльды, что его золотой блокнотик – и правда очень ценная вещь.
– А иначе, – сказала Эльда, – как бы он оказался в тайной сокровищнице Олафа?
На это Фелим призадумался и спросил у Ольги, почему она оставила блокнот у себя, а не продала, как все остальные сокровища, которые увезла с острова. Ольга пожала плечами и сказала, что не знает, просто ее отчего-то тянуло к этой вещице. Фелим кивнул Эльде и сказал, что блокнот, должно быть, обладает некой магической силой, которая и внушила Ольге это чувство.
План, который они спешно разработали, основывался на том, что сенаторы должны уйти из зала совета раньше гномов. Потому что, как указал Фелим, сенаторы тоже люди не бедные и кто-нибудь из них может вдруг захотеть перекупить Рёскина, а это осложнит все дело. Весь вопрос в том, сумеют ли сенаторы добиться того, чтобы их выслушали первыми.
– О, уж этого-то они добьются! – воскликнула Клавдия, стуча зубами от страха. – Что-что, а это они умеют!
Фелим умчался и встал на страже. Вскоре он вернулся с благой вестью: сенаторы покидали зал. И Лукин с Ольгой рванули туда, не успев как следует обдумать, что и как говорить.
Однако, по счастью, гномы явно заинтересовались предложением Лукина. Теперь их круглые, хитрые глаза были устремлены на него.
– И что же ты предлагаешь? – спросил Генно.
– Вот это.
Лукин приблизился к ним на несколько шагов и небрежным, истинно королевским жестом достал из кармана золотую книжицу.
Повисла долгая звенящая тишина. Гномы во все глаза уставились на блокнот.
– Ну, – сказал наконец Добри, безуспешно стараясь сделать вид, что ничего особенного в этой вещи он не видит, – это похоже на гномью работу из здешних мест. Можно взглянуть поближе, малый?
– Если это действительно гномья работа, – сказал Генно и пожал плечами, чтобы показать, насколько ему это безразлично, – я говорю «если», и я не уверен, что это действительно так, заметь себе, – она должна обладать некими особыми свойствами. Чем примечательна эта вещица, малый, – если она, конечно, примечательна хоть чем-нибудь?
Хм, похоже, есть шанс, что это и впрямь сработает… Лукин старался сохранять спокойствие.
– Не могу сказать. Но она странная. Все, что мне известно, – это что большая часть написанного в ней попросту исчезает.
Гномы не сумели скрыть охватившего их возбуждения. Один из них даже облизнулся. Добри протянул широченную ладонь с толстыми, корявыми пальцами, покрытую твердыми, как рог, мозолями. Очевидно, что, невзирая на старость и высокое положение, он по-прежнему работал в кузне.
– Покажи-ка, малый!
Лукин взял блокнот за изящный уголок и протянул Ольге так, чтобы она могла взяться за другой. И они вместе медленно понесли его перед гномами («Будто помощники на торгах», – подумал Лукин), держа книжицу раскрытой так, чтобы каждый гном мог полистать маленькие, безукоризненно белые странички. Большинство из них особенно заинтересовались обрывком фразы, оставшимся от первой лекции Вермахта, в то время как другие просматривали пробелы в записях, касающихся трав, а третьи листали все подряд. Пару раз Ольге либо Лукину приходилось отпускать свой уголок, чтобы гномы могли полюбоваться отделкой обложки. Когда наконец все гномы нагляделись вдоволь, Добри откинулся на спинку стула:
– А как эта вещь попала тебе в руки, а, малый?
Вопрос был задан таким тоном, точно гном подозревал Лукина в воровстве. Однако Рёскин, который так трясся от страха, что Лукин еле разбирал его слова, заверил Лукина, что на втором этапе сделки этот вопрос зададут обязательно. Если вообще зайдет речь о сделке, в чем Рёскин, похоже, сильно сомневался. Лукин надменно взглянул Добри в глаза и ответил:
– А как эта вещь попала тебе в руки, а, малый?
Вопрос был задан таким тоном, точно гном подозревал Лукина в воровстве. Однако Рёскин, который так трясся от страха, что Лукин еле разбирал его слова, заверил Лукина, что на втором этапе сделки этот вопрос зададут обязательно. Если вообще зайдет речь о сделке, в чем Рёскин, похоже, сильно сомневался. Лукин надменно взглянул Добри в глаза и ответил:
– Эта вещь была вручена мне в качестве обручального дара присутствующей здесь моей будущей супругой, Ольгой, дочерью Олафа. Это была часть ее приданого. Она может подтвердить мои слова. Ольга, прошу вас!
Хитрые круглые глаза устремились теперь на Ольгу. Ольга покраснела. Похоже, ей сделалось здорово не по себе.
– Мой отец был пиратом, – сказала она каким-то неживым, деревянным голосом. – Его имя Олаф Гуннарсен. Эта вещь находилась в его личной сокровищнице. Он захватил эту книгу и множество других вещей на гномьем корабле, который он разграбил и потопил во Внутреннем море. Я это видела своими глазами.
Генно обернулся и звонко хлопнул Добри по спине, закованной в доспех:
– Это она! Точно она!
И зал совета огласился торжествующими воплями гномов:
– Это действительно она! Книга Правды! Мы ее добыли, а те западные глупцы ее утратили!
Добри поднял взгляд на Лукина.
– Эта книга – единственная в своем роде, – объяснил он. – Они, эти западные гномы, создали ее добрую тысячу лет тому назад для того, чтобы записывать только правду и ничего, кроме правды. Оттого-то твои конспекты и исчезали. Это все были досужие выдумки. Эта книга – одно из Великих Сокровищ! Забирай, пожалуйста, своего Рёскина, малый. Как по мне, так можешь взять и все племя ремонтников в придачу.
– Эй-эй, полегче! – осадил его Хордо, так и не снявший локтей со стола. – Не увлекайся, Добри. А то мы так без работников останемся по твоей милости.
– Ну ладно, тогда одного только Рёскина, – сказал Добри и снова протянул руку: – Давай сюда книгу.
Коркоран сообразил, что пора вмешаться, а не то не видать ему ни Рёскина, ни денег.
– Кхм-кхм! – громко сказал он. – Я полагаю, Лукин, что, прежде чем отдать им эту вещь, вам следует сперва зафиксировать сделку письменно и удостовериться, что все они подписали договор.
Лукин взглянул на Коркорана, словно спрашивая: «Где ж ты раньше-то был?» Волшебник с удивлением обнаружил, что щеки и уши у него загорелись. Впрочем, ему с самого начала было жарко в этих чертовых одеяниях.
– Да-да, конечно. Надо составить договор, а я и забыл! Это все от волнения, – сказал бесстыжий Добри. – Письменных принадлежностей, случайно, никто с собой не захватил? А воска для печати? Нет? Какая жалость. Ну ладно, обойдемся и так.
Коркоран молча сотворил заклятие – и на столе перед гномами очутились лист пергамента, перья, чернила, зажженная свеча и большой кусок воска. Добри печально окинул их взглядом:
– Мда-а, видать, отвертеться не выйдет… Ну ладно, малый, коли так – пиши договор сам. А уж мы распишемся и печать приложим.
Лукин чуть заметно усмехнулся. Его придворные наставники, помимо всего прочего, обучили принца составлять договоры таким образом, чтобы в них ни к чему нельзя было придраться. Так что Добри и тут ничего выгадать не сумеет. Лукин положил пергамент на угол стола и быстро, но очень аккуратно написал два экземпляра договора и подписал их оба. Он протянул обе копии гномам. Те внимательно прочли и молча расписались – все, кроме Генно, который обиженным тоном поинтересовался:
– Эй, малый, а при чем тут вот этот пункт: «со всей магической силой, какой он владеет ныне»?
– Насколько мне известно, он позаимствовал немалую толику магической силы у прочих своих сородичей, – пояснил Лукин со всей надменностью и царственностью, на какую был способен. – Без нее он для меня бесполезен.
– Да брось, Генно, не мелочись! – буркнул Добри, разогрев на свечке красный воск и ставя на нем печать кольцом, которое носил на указательном пальце. – Это и так самая выгодная сделка тысячелетия, и ты это знаешь! Ну что, по рукам?
Он снова протянул Лукину широкую корявую ладонь, и принц пожал ее с глубоким облегчением.
– Если бы ты только знал, малый, – сказал Добри, – что за вещь ты упустил! Это же великое сокровище!
Он нежно прижал блокнот к одоспешенной груди и слез со стула. Генно взял один из экземпляров договора, запихал его за пазуху и тоже встал.
Гномы наконец-то потянулись к выходу – даже Хордо, который сидел на своем стуле так прочно, будто решил обосноваться тут навеки. Коркоран тоже вскочил на ноги.
– Молодец, Лукин! Молодец, Ольга! – бросил он, выбежал из зала через заднюю дверь и помчался на голубятню.
Толковый голубь долетит до императора гораздо быстрее, чем эти сенаторы дотащатся до своей Империи. Но, с другой стороны, сенаторы почти наверняка успели отправить своего голубя – голубя можно было нанять в одной из частных голубятен в городе. И Коркоран понимал, что чем быстрее император узнает его версию событий – тем лучше. От этого зависело, получат они деньги или нет.
У лестницы, ведущей на голубятню, Коркоран встретил сторожа. Сторож выглядел очень озабоченным.
– А я как раз к вам иду. Тут у нас такая беда приключилась…
– Ну, что еще?
Коркоран полез по лестнице, запутался в полах одеяния и сердито отправил мантию обратно, к себе в комнаты. Вскоре он очутился в темной деревянной голубятне. Позади пыхтел сторож.
Все круглые дверки для голубей в противоположном конце голубятни стояли распахнутыми, и оттуда тянуло ледяным сквозняком. Сквозь дверки проникало достаточно света, чтобы разглядеть, что пол усеян пухом и сизыми перышками и заляпан кровью. Прямо у ног Коркорана, кверху розовыми лапками, валялись два мертвых голубя. А дальше лежал трупик мыши, которую, судя по всему, заклевали насмерть.
– Я не пил, истинная правда! – заверил сторож.
– Да я вам верю… – сказал ошеломленный Коркоран.
– Ну, тогда вам придется поверить и в то, что я скажу. Значит, вот как дело было. Обхожу это я территорию и вдруг слышу – шум, гам. Полез я сюда, разузнать, в чем дело. Вы себе не представляете, что тут творилось! Истинное светопреставление! Сотни, прямо-таки сотни мышей бросались на голубей, а голуби летали туда-сюда, и кое-кто даже пытался защищаться. Я, значит, залез сюда да как гаркну на них! И мыши все – шмыг-шмыг и попрятались под пол. И тут – можете себе представить – я увидал вон в том углу множество маленьких человечков. Одни отворяли дверки, другие выпихивали наружу голубей, а двое привязывали к одному из голубей послание. Но тут увидали, что я на них гляжу, выпихнули голубя наружу – и бежать! И тоже под пол, как мыши. А я трезвый был, с утра ни капли в рот не брал, истинная правда!
– Скажите, а эти человечки, случайно, не были одеты в черное? – спросил Коркоран.
– В черное, в черное, – закивал сторож. – Оттого-то я их и не заметил поначалу.
– Ну, тогда я верю каждому вашему слову, – сказал Коркоран.
Он вздохнул и мрачно окинул взглядом разоренную голубятню. Очевидно, ассасины ухитрились найти общий язык с бывшими пиратами и, судя по рассказу сторожа, отправили голубя за подкреплением, а заодно позаботились о том, чтобы в университете других голубей не осталось. У Коркорана по спине поползли мурашки. Он даже подумал, не послать ли Финна с Вермахтом к Квериде, чтобы попросить ее приехать как можно быстрее. Но тут же передумал. Кверида такая тиранша! Если уж она сюда явится, то наверняка все в университете переделает на свой лад. И разумеется, первым делом запретит его лунные исследования. Коркоран знал это наверняка. Нет уж, лучше разобраться самому! В конце концов, он уже один раз справился и с ассасинами, и с пиратами. А значит, справится и снова.
– А что, голубей совсем не осталось? – спросил он у сторожа.
Над головой, в стропилах, послышался шорох.
– Гурр-гурр! Кое-кто остался. Тут, наверху, – проворковали из-под крыши.
Коркоран поднял ладонь с магическим огоньком и обнаружил на самом верху пятерых изрядно потрепанных голубей. У него немного отлегло от сердца.
– Я наложу на вас самые мощные защитные заклятия, – пообещал он. – Особенно на тебя. – Он указал на наименее пострадавшего. – Мне нужно, чтобы ты отнес послание.
Птица недовольно нахохлилась, однако послушно спорхнула на насест рядом со столом для написания посланий.
– А вы, – сказал Коркоран сторожу, – ступайте, принесите сюда все мышеловки, какие отыщете, и расставьте их по всей голубятне.
– А разве они тут помогут, мышеловки-то? – удивился сторож. – Эти мыши показались мне довольно сообразительными…
– Помогут! – мрачно пообещал Коркоран. – Я на них заклятия наложу. Самые что ни на есть страшные.
– Ну, тогда ладно.
Сторож забрал три трупика и стал спускаться вниз.
А Коркоран взялся за работу. Он наложил защитные заклятия на всех оставшихся голубей. На избранном голубе он дополнительно его усилил и, поскольку птица явно была не в лучшей форме, добавил к этому мощное заклинание скорости. Чернила, которыми писали послания, разлились в суматохе, и узкие полоски бумаги были изорваны в клочья. Ассасины сделали все, чтобы никто не мог послать за помощью. Подумаешь! Коркоран перенес сюда новые чернила и бумагу. Он подробно и тщательно описал весь свой разговор с сенаторами, рассказал об их тонких намеках и о том, что ему предлагали денег, отдельно остановился на их прощальной угрозе, сослался на гномов в качестве свидетелей всей беседы. Письмо было адресовано императору Титу. Ни о деньгах, ни о защите от обещанных сенаторами ассасинов Коркоран просить не стал. Это было бы чересчур грубо. Он был уверен, что благодарный император и так догадается, что ему надо.