– А как ты?
– Кажется, немного зацепили.
– Уже лечу! – Гуров отключил связь.
– Сам-то давай поосторожнее, – проворчал Крячко.
И присел на бордюр поджидать медиков и милицию.
Пятница
С утра Гуров первым делом навестил раненого Станислава. Накануне вечером они не успели даже повидаться. К тому моменту, когда Гуров прибыл на место происшествия, Крячко уже укатил на карете «Скорой помощи».
Впрочем, ранение оказалось легким, и утром Станислав сбежал домой. Оставаться в больнице полковник отказался наотрез. Его жена вместе с дочкой еще накануне уехали на дачу, и теперь он наслаждался полным одиночеством.
– Представляешь, один, совсем один! Стакан воды подать некому, – говорил он Гурову по телефону, и голос его звенел нотами тихой радости.
Не то чтобы он не любил свою жену Наталью или дочку, даже совсем наоборот, души в них не чаял. За них, родных, любого злодея поуродовал бы, как Пикассо «Женщину, сидящую в кресле» или «Голову бородатого мужчины». Но иногда и самому оголтелому семьянину хочется немного побыть в одиночестве.
Гуров заглянул к нему до работы. Привычно поднялся на третий этаж, повернул налево и позвонил. Дверь открыл сам хозяин. Он проводил гостя на кухню и усадил к маленькому колченогому столу. На столе стоял натюрморт в стиле Петрова-Водкина. Станислав предложил:
– Выпьешь? Перцовочки, граммов пятьдесят, чтобы жизнь медом не казалась. Под селедочку и грибки. Мне доктор прописал. Не веришь? И не надо! А мне так легче.
– Я-то думал, он лежит, залечивает тяжелые раны! – воскликнул Гуров. – А он вульгарно пьянствует. Причем в одиночку.
– Уже нет, – возразил Крячко, наливая водку во вторую рюмку.
– Я за рулем, – напомнил Гуров. – К тому же сегодня постный день.
– А я тебе колбасу и не предлагаю, – Крячко нанизал на вилку соленый масленок. Со шляпки гриба так и стекали густые желтоватые сопли рассола. У Гурова в ответ сразу и обильно потекли слюнки.
Крячко продолжал искушать друга с особым цинизмом:
– Лева, мы с тобой знакомы больше четверти века, и сколько тебе можно принять за рулем, а сколько под рулем, я знаю лучше тебя. Ты же не будешь такой свиньей, что откажешься выпить за мое здоровье?
Что тут возразишь?
– Твое здоровье, мент с раной! – Гуров выпил и закусил. Поскольку завтракал он легко, тут же захотелось есть.
Крячко прочитал это по глазам друга.
– Сейчас яичницу сварганю, – успокоил он.
И снова налил. Увидев протестующий жест Гурова, Станислав пояснил:
– Ты подписывался на пятьдесят граммов, в рюмку входит тридцать. Десять на ум пошлу, округляем – получаем требуемые пятьдесят. Кроме того, ты за мое здоровье выпил. Так какой я был бы свиньей, если бы не выпил за твое!
Гуров выпил и снова закусил сопливым масленком. Похрустел долькой репчатого лука. Потом попробовал селедочки. И не зря. Она оказалась жирной и малосольной. Откровенно говоря, он и не сопротивлялся особенно, злоупотреблял с чистой совестью. Только теперь, воздав хозяину должное и получив благодаря этому право голоса, он спросил:
– Как твое плечо?
Станислав пренебрежительно махнул здоровой рукой.
– Ничего страшного, слегка царапнуло. Завтра-послезавтра буду в полной боевой готовности. Руку вот только поднять не могу, бинты мешают. А так нормально.
За яичницей, зажаренной с чесноком, на сале с восхитительными мясными прожилками, разговор вернулся к работе.
– Говоришь, это были абреки? – размышлял вслух Гуров с набитым ртом. – Значит, урюпинские братки отпадают. Выходит, Элеонору похитили люди Мурада Джавдетова. Но откуда Мурад узнал о вашей встрече?
– Черушин предупредил, – высказал свое предположение Крячко. – У него на это была куча времени и масса возможностей. И он же подговорил алкашей, чтобы отвлекли меня.
Гуров задумчиво водил вилкой по опустевшей сковороде.
– А ты и рад подраться. Да, я слышал, что Черушин сливал информацию Мураду. Но тогда почему Мурадовы джигиты его убили?
Крячко поскреб макушку.
– А черт его знает! Одни вопросы. Кроксворды-регбусы, как говорил великий и мудрый Аркадий Райкин. Детская передача «Угадайка». Бандиты, которые работали на Вишневского, его же и пытаются убить. Другие бандиты, на которых работал Черушин, благополучно убивают своего стукача-майора. У них что, проходит декада под девизом: «Бей своих, чтобы чужие боялись»? Кстати, о боязни, – он посмотрел на часы, – ты не боишься на работу опоздать? А то, чего доброго, Капец заругает. – И ехидно захихикал.
Гуров не обратил на его выпад никакого внимания.
– У меня сегодня в плане день благотворительности. Посещаю больных и страждущих. Прямо от тебя отправлюсь еще к одному подранку, к Демьяну. Ты там что-то про колбасу говорил, гони-ка ее сюда. Надо делиться.
Крячко попытался возмутиться:
– Это грабеж! Я тоже больной! А бандиту своему лучше дозу героина захвати.
– Обойдется, – ответил Гуров. – Ему сейчас для полного счастья только кайфа и не хватает. Из него тогда вообще слова не вытянешь. Нет уж, мы его старым дедовским способом – колбасой промеж глаз.
Гуров забрал колбасу и, пожелав Станиславу быстрее поправляться, отправился дальше.
* * *В тюремной больничке запах больницы смешивался со специфической тюремной вонью, сладковатой и противной. Раненый Демьян выглядел гораздо хуже Станислава. И водки Гурову не предлагал. Наоборот, если бы смог, то задушил бы собственными руками. Но не мог, поскольку предусмотрительный сыщик нашпиговал его пулями из своего «штайра» во все участки тела, отвечающие за движения. В результате грозный лидер урюпинской криминальной группировки только и мог, что в бессилии сверкать глазами и скрипеть зубами.
Гуров это отметил.
– Скрипишь? – сочувственно спросил он. – Ну, скрипи. Песочку подсыпь, громче будет.
– Да пошел ты, мусор!.. – высказал пожелание раненый.
Гуров с осуждением покачал головой:
– Ай-яй-яй! Нехорошо. Я-то к тебе со всей душой. Колбаски принес. У больного друга, можно сказать, изо рта вырвал. А ты грубишь. Чем я перед тобой провинился? Дырок в тебе наделал? Это потому, что я лучше тебя стреляю. А могло случиться, ты бы меня завалил. Работа у нас такая. Я – мент, ты – бандит. Что выросло, то выросло. Но это не мешает нам с тобой сесть и кое-что обсудить.
Он придвинул ногой табурет и уселся рядом с кроватью. Демьян отвернулся от полковника.
– А почему ты, мусор, думаешь, что я вообще буду с тобой разговаривать? За колбасу?
Гуров принялся выкладывать из пакета колбасу, сигареты, чай, зубную пасту и щетку, теплые носки и прочие нужные в камере вещи.
– Не только за колбасу. Тут все необходимое. Праздничный набор арестанта. Носочки вот шерстяные, в случае чего – расплетешь, будет на чем повеситься. Кто еще о тебе позаботится, кому ты, кроме меня, нужен? Твои пацаны или сами сидят, или ласты склеили, а хозяин затихарился. Так что деваться тебе некуда. Взяли тебя с поличным при покушении на Вишневского. А твои пацаны пытались убить генерала Задумова, когда он помешал им машины поджигать. Плюс мелкие правонарушения типа убить-ограбить или улицу на красный свет перейти. По совокупности я запросто могу тебя приговорить к высшей мере.
– Ты не суд, да и вышку давно отменили, – осклабился бандит. – Так что мне терять нечего.
– У меня для тебя своя вышка найдется, – успокоил его сыщик. – Из больнички засунут тебя прямо в общую камеру, это я легко устрою. Насколько я помню, воры тебя еще по старым урюпинским делам за беспредел к смерти приговорили. Так что ты на общей хате и суток не протянешь. Как говорится – проснешься, а голова в тумбочке.
От обиды бандит даже сел в кровати.
– Эх, начальник! Ты тут под правильного мента косил, а творишь чистое беззаконие. Меня в беспределе обвиняешь, а сам такой же беспредельщик. И не стыдно тебе?
Гуров почесал кончик носа, чтобы скрыть смущение.
– Честно? Ни капли не стыдно. Ты себе сам такую судьбу заработал. А насчет беспредела – это для вас, уголовников, считается «западлó». Вот друг с другом и разбирайтесь. С моей же точки зрения, вы все вредители, и если друг друга передушите как крысы, воздух чище будет.
Гуров встал и прошелся по палате. Время первой сигареты давно прошло, и ему ужасно хотелось курить. Но вместо этого приходилось читать лекцию.
– А теперь давай перестанем размазывать манную кашу по тарелке и посмотрим на это с твоей точки зрения. Конечно, когда-нибудь тебя по-любому достанут – задушат или прирежут, не в изоляторе, так на пересылке, не там, так на зоне. Но это будет потом. А пока идет следствие, я могу устроить тебе номер люкс на пару с тихим неплательщиком налогов. У него там, в камере, телевизор стоит, дачки ему засылают царские. Коньяк, ананасы. Черную икру на бутерброд с обеих сторон мажет. Будет что вспомнить в последний момент жизни. Терять-то тебе и в самом деле нечего, тут ты прав. Но ты, конечно, можешь, как самурай, сохранить верность своему хозяину, Ростику.
Демьян купился на несложную «прокладку» сыщика.
– Ты чего лепишь? Какой мне Ростик хозяин? Над ним самим хозяин стоит. Ладно, пиши, начальник. Что мое – за то отвечу. Машины били, поджигали, барыг давили, в лес вывозили, это было. И в мужика стрелял, на котором ты меня повязал. Кто он – и сейчас не знаю. Может, Вишневский, а может, Склифосовский, мне без разницы. Заказ, чтобы мочить его, получил по мобиле. Мобилу Ростик дал, сказал, что с шефом базарить буду. Голос у этого шефа приятный, солидный. Я напрямую первый раз с ним общался, до этого все задания Ростик передавал.
Гуров призадумался.
«Опять этот бред. Хозяин у Ростика один – его дядька, Вишневский-старший. Но не мог же он сам на себя покушение заказать? Ерунда какая-то».
Но сыщику нужно было выяснить еще кое-что.
– А кто журналиста Дорохова убил?
Демьян снова замотал головой.
– Не знаю, это не мы. Мы журналиста только пасли, убивать его команды не было. Так за ним не мы одни ходили. У Оленьего Бора с какими-то абреками черножопыми пострелялись. А кроме них, еще один блондинчик был, но не с ними, сам по себе. Все они тоже журналистом сильно интересовались, потому и непонятка вышла.
Гуров не то чтобы поверил, но оспаривать услышанное не стал. Продолжил:
– А блондинчика того потом тоже замочили? За что?
И снова Демьян довольно искренне, во всяком случае, так показалось сыщику, возмутился:
– Не, начальник, ты мне чужого не шей! С меня и моего хватит. Блондинчика я тогда в первый и последний раз видел.
– А абреков?
Демьян замялся:
– Этих встречал. Они возле нашей стрелковой базы крутились. Ростик говорил, они там какой-то подвал арендуют.
У Гурова щелкнуло в мозгу. Подвал – Элеонора – абреки Мурада. Не факт, к тому же с Демьяном надо было прояснить до конца.
– А на бабу заказа не было? Блондинку. Ну, типа: в мешок – и в тихое место, – спросил Гуров.
Демьян наморщил лоб, похоже было – пытался вспомнить.
– Нет, начальник, про бабу базара не было. Мужиков – куча. И в мешки совали, и мешки на голову надевали, и в лес вывозили, и прессовали – всякое было. А бабы не было. Ни блондинки, ни брюнетки, это рупь за сто. Я бы по-любому в курсе был. В обход меня пацаны команды не получали.
В рассказе криминального авторитета Гурова насторожил один момент.
– Слушай, Демьян, – сказал полковник, – а с какой радости на вашей базе Мурадовы абреки подвал арендовали? Может, они там бомбу спрятали, а вам отвечать.
Тут Демьян взял паузу подольше. Ответ требовал осмысления, а ворочать мозгами он не привык.
– Так ведь база-то не наша была, а шефа, – сообщил он. – Шеф и оружие доставал – «глоки», «калаши». А Мурадовых абреков с базы гнать не велели, чтобы не насторожить раньше времени. Особняк-то Мурадов там, неподалеку стоит. В лесу.
По всему выходило одно из двух: или шеф – это Мурад, или шеф Мурада в скором времени замочить собирается.
Информации набиралось столько, что ей было впору торговать. Но вся она проходила по категории «оперативные домыслы» или «детективные истории». К делу не подошьешь, на хлеб не намажешь. Надо было ехать дальше.
* * *Чтобы попасть к Мураду Джавдетову, Гурову пришлось долго ждать у ворот особняка. Появление полковника вызвало на объекте суету и беготню. Он это понял, даже не заглядывая за высокий забор. Ему было приятно внести некоторое оживление в застойную жизнь его обитателей. А то сидят, как пауки в темном затхлом углу, интриги плетут.
Наконец ворота открылись, из них вышел горбоносый усатый джигит и постучал в заднее стекло машины сыщика. Судя по описанию Крячко, это явно был один из похитителей Элеоноры.
– Давай открывай, я с тобой поеду, – нахально заявил он. – Иначе не пустят, одному нельзя.
Гуров хамства не любил, но стерпел. Как говорится, в чужой монастырь со своим опиумом для народа не ходят.
Он открыл переднюю дверь. Сажать такого бандита у себя за спиной – то же, что искать дурака среди банкиров или, скажем, зубных техников.
Абрек что-то недовольно проворчал, но послушно уселся рядом с сыщиком. От ворот вело несколько асфальтированных дорожек, по которым могла проехать машина. Разобраться без провожатого тут и в самом деле было бы непросто.
Повинуясь командам сопровождающего, Гуров довольно быстро добрался до готического особняка. Здание ему понравилось.
Здесь оба вышли из машины и прошли в массивные двери. Интерьер особняка тоже пришелся сыщику по сердцу.
– Ничего домик, со вкусом. Чистенький и уютный, – похвалил он.
Джигит проводил гостя в Рыцарский зал. Здесь, среди доспехов и аквариумов, его с распростертыми объятиями встретил сам хозяин.
– Лэв Иванович, дарагой! Чему обязан такой честью?
От объятий Гуров ловко уклонился, ограничился сухим кивком.
– Я к вам, Мурад Чингизович, по щекотливому делу… – начал он.
Джавдетов замахал руками.
– Э, какой дело, слюшай, дарагой?! Мурад давно делами не занимается! Прахади, прашу! Выпей, не обижай отказом.
И протянул подогретый фужер с коньяком. В другой руке у него был такой же. Запах от напитка исходил умопомрачительный. Гуров принял угощение.
– Ваше здоровье, уважаемый Мурад! – с этими словами сделал глоток.
Он выпил без опасения. Джавдетов не такой дурак, чтобы отравить полковника из милицейского главка прямо у себя дома.
– Твое здоровье, дарагой!
Жестом Мурад пригласил сыщика присесть в кожаное кресло.
– Так что привело тебя в мое скромное жилище? – спросил он.
Гуров не любил, как он часто выражался, «размазывать манную кашу по тарелке», поэтому спросил прямо:
– Что вы знаете про «Бриллиантовый гектар»?
Мурад, казалось, такому вопросу нисколько не удивился. Заложил ногу на ногу, поднес бокал к глазам и принялся рассматривать сквозь коньяк огонь камина.
– Что я тебе могу рассказать такого, чего ты сам не знаешь?
– Вы ведь хотели его купить, но вас опередил Вишневский. Это так? Расскажите подробнее.
Тут Мурада будто прорвало:
– Ха! Опередил! Теперь это так называется? А ты знаешь, как он его купил? Меня часто называют торгашом. Пусть называют, я не обижаюсь. Я горжусь тем, что я – торгаш! Но я за честную торговлю. Карл Маркс учил: взял дэнги, отдай товар. А как назвать, когда дэнги взял, а товар нэту? Это бэспрэдэл! За это башка рэзать надо! Мурад не такой, Мурад честный! Мурад никого не обманывает! Если Мурад дэнги взял, товар обязатэльно отдаст…
Гуров долго выслушивал его стенания, наконец ему надоело.
– А теперь заткнись и слушай! – неожиданно прервал он излияния бизнесмена. – Я тебя знаю как облупленного и вижу не просто насквозь, а еще на три метра под тобой. И нечего тут передо мной корчить черножопого урюка с Черемушкинского рынка. Вчера твои люди похитили женщину. При этом они убили майора милиции и ранили полковника. Я допускаю, что убивать ты своим барбосам никого не приказывал, поэтому и спрошу за это с них, а не с тебя. Но раненый полковник – мой друг, и если он вдруг умрет, то тогда я подвергну жестокой обструкции тебя. Лично! Хорошо понял?
Мурад изобразил лицом сильнейшую обиду. В нем явно умер великий актер.
– Зачэм обструкции, слюшай?! Какой такой обструкции-шмаструкции? Мурад совсем нэ при делах! Когда и кого Мурад приказывал убить или похитить? Мурад нэ дикобраз какой-нибудь! – Он затих на некоторое время, потом с оскорбленным видом спросил: – Это все, что вы хотэли мне сообщить, гражданын палковнык?
Гуров залпом допил коньяк и поставил фужер на передвижной сервировочный столик.
– Нет, – жестко сказал он. – Это была преамбула. Теперь главное. Женщину, которую похитили, надо отпустить, и как можно быстрее. Время пошло. Вот теперь все.
Он поднялся и вышел. На этот раз усатый джигит, который ехал с сыщиком от ворот, провожал его издалека, взглядом.
Когда Гуров выехал с территории особняка, джигит вернулся в дом. Здесь его ждал напарник. Оба замерли перед Мурадом с виноватым видом. На всякий случай.
И не ошиблись. Тот устроил форменную истерику.
– Вы что, охренели?! – орал он, брызгая слюной. – Ты, Михо, и ты, Вахо, вы были мне как сыновья, хотя на самом деле мы только дальние родственники. Я даже позволил вам называть меня дядей! А вы? Чурки-бараны! Вы как будто только что с гор слезли! Совсем дикобразы! Мента убили! Как вы могли? Это Москва, здесь просто так ментов убивать нельзя! К тому же это был наш мент, я в него целую кучу денег вложил. Кто мне теперь их вернет? Вот если бы вы убили другого мента. – Мурад с тоской взглянул в ту сторону, где скрылся Гуров. – Ладно, идиоты, говорите, где вы бабу спрятали?
– На стрелковой базе, – потупившись, отвечал Михо. – Чтобы, в случае чего, на урюпинских стрелки перевести.
– Нам что, теперь ее отпустить? – спросил Вахо.
И тем вызвал новую вспышку ярости Мурада.
– Вы что, совсем идиоты? Может, ей еще денег дать и конфетами угостить? Привезете сюда – и в аквариум. Пора рыбок кормить, а то нервы совсем ни к черту. Только не сразу, вдруг нас менты пасут. Завтра сделайте, с утра пораньше. Менты по утрам долго спать любят.