А я улыбнулся, как дурак, и успел сказать: «Рэй, как я рад, что ты пришёл!», прежде чем он налетел на меня – Рэй всегда все проблемы со мной решал сначала кулаками, и только потом, спустив пар, начинал думать. Странно, я видел его на Совете Лучших, и там он вёл себя совершенно по-другому.
«Где тебя носило?!» - чётко выговаривали его губы, пока я пытался стащить его с себя. – Вся столица на ушах!»
- А король? - пыхтел я. – Что король...?
И тут же получил под дых.
«Король?! А ты о друзьях подумал?! Ты подумал о тех, кто тебя ждёт? Демоны тебя забери, Ланс?! Герцог Джереми рвал и метал на Совете, и сейчас прочёсывает весь Арквейский лес».
Твою мать! Я резко представил физиономию сэра Джереми, когда он вернётся. Я хоть поркой-то отделаюсь?
«Какого демона тебя вообще туда понесло?! Приятная прогулка с Валитой, который нацелился на наследство де Креси? Ты что, не понимал, что он тебя ненавидел?! В этом твоей голове, о, Великая Матерь, вообще есть мозги?!» - это Рэй выяснял чисто эмпирическим путём, пытаясь до искомого достучаться. Я закрывался – и только тогда до меня дошло:
- Что значит, «ненавидел»?
Рэй замер на мгновение – и я, расслабившись, пропустил ещё один удар.
- Твою мать, Рэй! Угомонись уже!
Рэй не слушал. Он, застыв, смотрел куда-то в сторону – я вывернулся и встретился взглядом с волколаком. А волколак смотрел на Рэя – по-человечески изумлённо, и заинтересованно.
- Я прошу прощения, - раздалось неподалёку – с галереи над комнатой. – Мы с Волком не хотели мешать. Мы сейчас же уйдём.
При последних словах у меня подпрыгнуло сердце.
- Нет!
Волк зарычал, когда я схватился за его холку.
Рэй медленно отпустил меня, переводя взгляд с демона на Элизу, стоящую на галерее у мраморных колонн. Лично я не мог оторвать от неё взгляда – в платье, даже простеньком домашнем, с уложенными волосами она выглядела потрясающе. Впрочем, я и раньше считал её самой красивой девушкой на земле – а чего ещё ждать от богини?
«Ланс, - сжав мою руку, застучал пальцами Рэй. – Немедленно представь меня».
И я отмер.
Рэй странно смотрел на меня, когда я вбежал на галерею и с трудом удержался от желания подхватить её на руки – хотя и коснуться её пальцев почему-то ещё боялся, и это после вчерашнего-то, и это я-то!
Элиза коротко улыбнулась мне, заглянув в глаза. И сама подала руку.
- Я просто не хотела мешать.
- Ты не мешаешь, моя леди. Ты – никогда, - выдохнул я, глядя на неё.
А Рэй смотрел на нас с таким удивлением, будто перед ним развезлись Небеса и боги стали осыпать землю цветами и золотом. Но поклонился словно ни в чём не бывало, когда Элиза спустилась. И поцеловал её руку – я с искрой ревности заметил, как пальчики моей богини дрогнули.
- Мне действительно сейчас лучше вас покинуть, – не сводя глаз с Рэя, сказала Элиз. – Я должна выгулять Волка, ему нужна пробежка. Ланс, я могу взять твою лошадь?
Да всё, что угодно! Только не уезжай!
«Ланс, что с тобой? – не выдержал Рэй, как только дверь за ней закрылась. – С каких пор ты приводишь женщин домой?»
Я еле сдержался, чтобы не врезать ему за этот вопрос – за то, как он говорил об Элизе.
- Она не какая-то женщина. Рэй, она… Разве ты не видишь: она лучшее, чистейшее, красивейшее, что было в моей жизни!
Рэй, хмурясь, постучал пальцем по моему лбу.
«Ты что… влюбился?» И захохотал – как обычно беззвучно.
- Кончай ржать! – не выдержал я. – Влюбился? Да я… Да ты что, не видишь..?
«Вижу, - хмыкнул Рэй. – И где ты нашёл эту… леди? С её милым домашним зверьком».
Я рассказал. Рэй, как обычно оседлав подоконник, хмурился, поглядывая в окно.
«Ланс, тебя не смущает, что её боятся лошади? – спросил он вдруг. – Она только что пыталась оседлать вашу Мышку, а уж спокойней её во всей Мальтии не найдёшь».
Я подбежал к окну – чтобы увидеть, как под вой собак исчезает за воротами прекрасная всадница и её личный демон.
Сердце предательски заныло.
«Похоже, не смущает, - подытожил Рэй. – Ну а что она делала в лесу, в хижине? Ты, надеюсь, поинтересовался?»
Я тупо смотрел на него, не понимая, к чему он клонит.
«Боги, Ланс, даже ты не можешь быть таким простодушным идиотом! С твоего позволения или без него, я останусь и поговорю с ней».
- Что? – опешил я. – Ну нет! Только в моём присутствии!
«А не рано ли тебе ревновать? – фыркнул Рэй. – Иди лучше приведи себя в порядок, герой-любовник. На тебя смотреть страшно».
Кто бы говорил! Я попытался возражать, но Рэй припечатал меня взглядом и вызвонил слуг. Я всё-таки редко мог ему отказать, особенно когда он бывал в таком состоянии.
А заодно мне хотелось, чтобы он сам убедился, что сомневаться в моей богине… это просто кощунство!
***(Из записок Элизы Северянки)
Когда Алэр рассказывал о младшем брате – что бывало крайне редко, он вообще редко говорил о себе, – я представляла худощавого подростка, обязательно с гитарой, поющего серенаду. Алэр особенно подчёркивал, что серенады у Рэйана удавались хорошо.
Рэйан оказался практически копией Алэра. На вид, на первый взгляд. Но так похож – хорошо, что я посмотрела на него сначала глазами Волка, иначе вряд ли бы сдержалась. Это больно, когда мёртвые смотрят на тебя из глаз живых.
Я не могла находиться рядом с ним. Я даже смотреть на него могла – потому и сбежала. Ланс с его влюблённым взглядом мгновенно отошёл на второй план. Если бы не ночь с ним, которую мне хотелось повторить, я уехала бы тем же утром и никогда не вернулась.
Я надеялась, что Рэйана не будет, когда моя «прогулка» закончится. В конце концов, я так долго сражалась с этой проклятой лошадью, думавшей только о том, чтобы сбросить меня, что просто заслужила какую-нибудь маленькую порцию удачи.
Волк, подвывая, жалобно смотрел мне в глаза, чувствуя моё смятение, и бежал рядом. Спустя какое-то время, выдохшись, я поняла, что конная прогулка меня не спасёт, и повторить ночное развлечение с Лансом захотелось нестерпимо. Просто чтобы почувствовать ту же лёгкость и прилив сил. Как бы ни так. Вместо глупого влюблённого Ланса меня ждал этот Рэйан. И теперь я чуть не шарахнулась от него, увидев.
Он хотел узнать, кто я такая и зачем мне его друг. Я отправила Волка наверх в спальню и позволила увести себя в гостиную. Я делала вид, что не понимаю, что именно он, забывшись, выстукивает пальцами.
Богиня, Великая Мать, он онемел из-за меня! Хорошо, что Алэр этого не знал. Впрочем, жалким Рэйан не выглядел – в отличие от Ланса, он от влюблённости разум не терял. Я потратила все силы, чтобы убедить его, что я просто путешественница, мои родственники некогда просто бежали на Юг, а теперь я просто захотела «вернуться к истокам».
Рэйан расслабился к концу разговора – моя магия подействовала. И, когда в залу ворвался Ланс, рассыпался в комплиментах, напомнив своему другу про какой-то приём, где ему хорошо бы появиться. И добавил-приписал, что я осчастливлю любой приём своей красотой.
Я знала, что спустя время его подозрения вернутся. Меня не это беспокоило – мне просто никогда, ни за что не хотелось бы причинить брату Алэра вред. И в то же время я мечтала оказаться подальше отсюда, забыться – когда Рэйан Боттер уехал, я забылась с Лансом.
Но Великая Матерь, как же это было грустно!
Ланс чувствовал моё настроение и ходил побитым щенком, и Волк поскуливал, и тени-слуги переглядывались – в доме тем вечером царило почти такое же уныние, как в моём сердце. Ещё и собаки выли.
Обстановку неожиданно разрядил ворвавшийся во время ужина хозяин замка – герцог Джереми, опекун Ланса. Всё это я прочитала в его и Ланса мыслях. Кажется, намечалась стычка вроде той, что я видела утром. Всё-таки мальтийские мужчины невероятно занятны – куда до них утончённым южанам! Они так запросто выражают свои эмоции – даже ледяной Рэйан. Они всегда так легко повышают голос и готовы распустить кулаки. И так забавно боятся показать всё это женщинам – по крайней мере, лучшие из них. В Алэре я раньше такого не замечала – он даже на слуг голос не повышал. Валентин при мне – тоже. А тут…
Сначала лорд-герцог увидел Волка и, спокойно потрепав его по загривку – я позволила – заявил, что теперь понятно, почему собаки орут – чуют зверя. Я не выдержала – рассмеялась. Ну правда! Меня, меня они чуют. Меня боятся. И Волк не зверь.
Когда же сэр Джереми увидел меня, его манеры и вовсе переменились. Он рассыпался в комплиментах – сначала грубоватых, потом всё изысканней, словно аристократический лоск, чуть смытый годами службы… подите-ка… ага, в армии, на северной границе, теперь возвращался.
Он тоже понятия не имел, кто я. Но в его глазах и мыслях я прочла такое жеискреннее восхищение – почти как в Лансе. Эти двое оказались здорово похожи, их одинаково изумляла моя, ха-ха, чистота и наивность.
Бедные, глупые рыцари…
Он тоже понятия не имел, кто я. Но в его глазах и мыслях я прочла такое жеискреннее восхищение – почти как в Лансе. Эти двое оказались здорово похожи, их одинаково изумляла моя, ха-ха, чистота и наивность.
Бедные, глупые рыцари…
Сэра Джереми мне даже практически не пришлось очаровывать. Он сам заявил, что я могу остаться в Заводи сколько угодно и чувствовать себя как дома.
Ланс расцвёл и всю ночь был изумительно нежен, а, забывшись, шептал: «Моя богиня». Я лежала потом, глядя на рассыпавшиеся по его лицу тёмные волосы – мои и его. И чувствовала лёгкие угрызения совести: во что я превращаюсь, как могу так легко пользоваться их добротой?
Но голос Зака отвечал мне из воспоминаний, что мы не люди, что мы никогда не дадим собой управлять, что для этого существуют рабы. А мы свободны. Я, наконец, начинала понимать, что он имел в виду.
Нормально то, что удобно мне.
Следующим же вечером Ланс, а вместе с ним и сэр Джереми вывезли меня на приём. Бал было бы говорить правильнее, мне кажется. Но в Мальтие их тогда называли приёмами. Оба – что воспитанник, что опекун – в один голос говорили, что моя красота будет сиять подобно свечи в тёмную ночь, что прятать такую прекрасную розу – преступление… Я снова удивилась их сходству – не внешнему, нет, характеров. И согласилась. Почему бы и нет, я же ещё не была на мальтийских балах. Мне было любопытно.
Волка пришлось оставить дома. Он понуро сидел на кровати, пугая служанок, и глядел, как меня одевают. Откуда в доме, где больше двух десятилетий жили только мужчины-лорды женские платья, я не знала. Но мне понравилось – жёлто-лимонное со светло-зелёной отделкой, богатой золотой вышивкой и изумрудным гарнитуром.
Всю дорогу Ланс шептал мне, как я красива. Честно говоря, это уже начинало надоедать. Но я решила подумать о том, как я осажу его, после.
А пока я собиралась веселиться и даже решила было, что придётся заколдовывать Ланса – он точно собирался таскаться за мной, как привязанный, весь вечер.
Но всё получилось проще. Его и лорда Джереми почти сразу окружили мужчины – графы, герцоги… знать. А меня слуги проводили на женскую половину, с которой я сбежала, отведя глаза только-только уставившимся на меня кумушкам-леди.
Очевидно, моя красота должна была блистать на танцах, которые начались после банкета – его я пропустила, исследуя местный сад. Стоило бы и танцы пропустить – оказавшись в бальной зале, мне тут же сделалось дурно.
Я их всех помнила. Великая Мать, я бывала почти у каждого в доме – молодых лордов, вычурных леди. Я убивала их близких, я дарила им кошмары, я калечила их – каждого третьего в этом зале. Это было ужасно – смотреть на них сейчас, улыбающихся, флиртующих, что-то обсуждающих. Меня даже не ложь пугала, а то, какими они могут быть, если я не дай боги, откроюсь.
Как ни странно, но людской страх лишает чародея сил. Я тогда к нему ещё не привыкла.
Ланс искал меня, но я закрылась и от его взгляда. Стоя у стены, я пыталась прийти в себя и сбежать – бежать-бежать-бежать отсюда навсегда!
Но заиграли трубы, объявив появление короля и королевы, и танцующие замерли, а потом поклонились-присели в реверансах.
Я смотрела, как в раздавшемся «коридоре» под руку с незнакомой мне дамой идёт Валентин. Его появление оказалось последней каплей. Проклятье или нет – он, бездна, улыбался. Я сходила с ума, а он улыбался. Ему кланялись, его славили, а он им улыбался! Мерзавцы, ничтожество, лицемеры!
Когда он, поравнявшись со мной, вдруг обернулся, я не смогла справиться с магией. Он увидел меня и – вот странно – страх и недоверие в его глазах придали мне сил. Когда он оступился, споткнулся, когда его дама с придыханием поинтересовалась: «Супруг мой, вам плохо?», а я отвела ему взгляд, он мог только потерянно оглядывать залу, ища меня – хотя я стояла всего в двух шагах от него.
Тогда боль, испуг и отчаянное чувство несправедливости превратились во мне в холодную злобу. Я видела знак проклятья на его запястье – он горел, он светился алым от моей ярости. И я решила, что останусь и во что бы то ни стало увижу его смерть. Он заплатит. Он умрёт у моих ног, как я и хотела. Я добьюсь, я увижу, и я буду смеяться ему в лицо.
Будь он проклят, навеки мною проклят!
И, когда мгновение спустя я заметила спешащего к нему Ланса и увидела, как Валентин с ним разговаривает, почувствовала, что он ему доверяет, я поняла, кто мне поможет. Не составило труда поймать это – «фаворит короля» в мыслях, в тихих разговорах приглашённых. Фаворит – это отлично. Это прекрасно, что Ланс влюблён в меня. Богиня, как же он мне удобен!
Когда позже мы ехали домой, и Ланс так по-детски сокрушался, что ему не удалось потанцевать со мной, я в свою очередь посетовала, что никогда не видела королевский дворец – а он, говорят, так красив. И Ланс, и сэр Джереми в один голос заявили, что моё желание легко исполнить, ведь скоро сам король даёт приём. Мне, правда, пришлось пообещать Лансу танец. Но это была слишком маленькая плата, чтобы быть привезённой к Валентину его, ха, «фаворитом».
***(Из личного архива герцога Ланса де Креси)
Мне становилось страшно всякий раз, когда она исчезала и я не мог её найти. Я боялся, что она уйдёт – улетит на свои Небеса, например, – навсегда. И будет светить звездой, наблюдая за мной, прекрасная и недоступная богиня с очаровательно-грустной улыбкой.
Когда я её не видел, у меня ныло сердце, когда она была рядом – отнимался голос или же я начинал пороть такую чушь, что странно, почему она меня ещё слушала.
Я никогда никому – даже в первый раз – не позволял вести в постели. Женщины, а особенно леди были лишь способом приятно провести время – до неё. Я никогда никому ни в чём не клялся, я никогда не давал слов – и я не понимал, почему женщины бросаются в слёзы, узнав о моей «неверности». Сейчас, узнай я вдруг, что она… с кем-нибудь – я бы, не задумываясь, убил этого «кого-нибудь», а потом, наверное, долго валялся у неё в ногах, вымаливая прощение.
А она ведь тоже мне ничего не обещала. Она даже о себе почти ничего не рассказывала. Всё, что я о ней знал, мне написал Рэй – в нервном письме, полном недомолвок и просьб «одуматься» и «взять себя в руки». Рэй не понимал считал я. Он просто ещё не любил так – всецело, всепоглощающе, отдаваясь всего себя.
Все её странности я считал очаровательными и правильными. В конце концов, она же богиня – она должна вести себя, как принято на Небесах, а не у нас на земле. Наверное, мы представляли забавную парочку – я тогда точно походил на сумасшедшего. Она стала моей навязчивой идеей, моей целью, моей жизнью. До неё это место делили Рэй, король и высокая идея о справедливости. Теперь была только она.
Матерь, каким влюблённым дураком я был! Если бы я огляделся, если бы послушал Рэя – всё было бы совершенно иначе…
Элиза понравилась даже сэру Джереми – а он женщин всегда считал средством как следует расслабиться. Но не её. До богини он, конечно, не додумался, однако, позволил Элизе всё – даже приводить Волка в его любимую библиотеку. И словно помолодел за те дни, пока она жила с нами. Я даже ревновал её к нему – дура-а-ак!
Хотя именно лорд Джереми предложил мне жениться на Элизе. Взять в жёны богиню – какое должно быть самомнение! Но ни о чём другом я с тех пор не мог и думать. «Послушай, Ланс, - сказал сэр Джереми как-то за бутылкой портвейна. – Она странная, но добрая. И честная. Ты заметил? Честность – великое качество в наши дни. Она очень умно недоговаривает, но она так очаровательна, что плевать, кто она и какое у неё состояние. И ты её любишь, это и слепому видно. Я бы хотел благословить ваш брак – не медли с ним».
Он не знал, что Элиза ночует в моей спальне и считал её невинной. Я лишь изумлялся, как с таким взглядом, с такой улыбкой, как у неё, можно быть такой горячей, страстной и ненасытной. Но я любил и это. Особенно это.
Меня вызвали в столицу сразу после приёма – когда она сбежала от меня, и я почти решил, что потерял её. Теперь уехать, оставить её было сродни самой жестокой пытки. Но король выглядел неважно – мои гвардейцы рассказывали, что по ночам он взялся бродить по дворцу, разговаривая сам с собой, как сумасшедший. Нет, помешавшимся Валентин не выглядел. Но был странно взволнован. Я решил свернуть себя в узел, но остаться с ним хотя бы на седмицу. Королевский приём мы перенесли – я уговорил Её Величество подписать указ, а Его Величество – отдохнуть.
Отдых пошёл ему да и мне на пользу. Уже давно король взял за привычку рассказывать мне о своих проектах реформ. В конце концов, взгляды на внутреннюю политику у нас были одинаковыми. Нынче же он задумал ввести Королевский Кабинет со мной во главе – чтобы воплощать его начинания в жизнь. Я не видел себя политиком – что там, мне нечего было даже сказать на Совете Лучших, какую бы власть мой голос не сулил. Но король мог проводить некоторые проекты и без Совета, что Лучших, конечно, очень раздражало. Ту седмицу он занимался тем, что заставлял меня мотаться по столице, а потом подробно описывать в отчётах, где, сколько и как используют детский труд – в каких цехах, в каких ремёслах, каковы условиях, сколько детям платят.