Их западными соседями были германцы и кельты, жившие на другой стороне Вислы; балты занимали сторону, соприкасавшуюся с морем, по которому их в общем и назвали, а неразделившиеся финны жили вдоль лесных берегов рек около истоков Волги, Оки и Дона. Древние иранцы, близкие языковые родственники славян, занимали равнины на юге и востоке, а на дальней стороне Карпат со славянами граничили фракийцы.
Подобно древнейшим иранцам, но в отличие от скифов, славяне были земледельцами и скотоводами. Живя в болотах и лесах, они приспособились к трудным климатическим условиям. По каким-то причинам, до сих пор точно неясным изучающим популяционную динамику, в период между II и V вв. н.э. они возросли в количестве и начали рассеиваться во всех возможных направлениях.
Экспансия славян на запад на территорию сегодняшней Германии была временной, так как сами германские народы вскоре прошли через период экспансии на восток, во время которой они германизировали многие из новых славянских групп силой или мирной ассимиляцией. Несколько островков славянской речи и культуры сохранились до сегодняшнего дня – а именно, это венды в саксонском Шпреевальде. Движение южных славян привело их к динарским горам за нижней Австрией, которые пересекли некоторые группы, устремившись к полуострову Истрия и в саму северную Италию. Основная масса двигалась на юго-запад вдоль берега Адриатического моря, следуя динарским горам до Черногории и в область Горе северо-восточной Албании. Южнославянское ядро было создано в королевстве древней Сербии, вокруг Призрени и Скопье. Из этого ядра они устремились в Косово, которое, впрочем, они вскоре потеряли, уступив туркам и албанцам. Сербы, самый значимый народ, вовлеченный в эту южную экспансию, все еще говорят на языке, тесно связанном с языком вендов Германии.
Движение славян на восток состояло в интенсивном занятии богатого черноземного пояса крестьянами, так как со времен позднего неолита эта плодородная полоса безлесных низин была излюбленной землей пастбищ и походов племен и государств воинственных кочевников, не привыкших к полному использованию земли для обработки. Из этого черноземного региона восточные славяне шли по течению рек центральной России на север в лесистую территорию, в то время населенную финнами. Это движение вверх согнало некоторые финские племена с их мест и вызвало их историческую миграцию к Балтике. Однако многие финны остались на своих местах и были славянизированы, смешавшись со своими завоевателями. Тем не менее, другие финны оставались в стороне на небольших этнических островках, даже сегодня сохраняющих свою финскую речь.
Экспансия славян на восток не остановилась на Урале, а постепенно продолжилась, после перерыва из-за тюрок и монгол, в Сибирь, до того момента, когда в XVII столетии ее аванпосты наконец достигли Тихого океана. Славяне до сих пор растут в количестве и двигаются на восток. Их период процветания, последний в списке индоевропейских экспансий, еще не прошел.
Так как славяне продолжали практику кремирования до ранних столетий этого тысячелетия, скелетов периода славянского единства не существует, а скелетов ранних столетий экспансии немного. Однако в данном случае письменные свидетельства опережают остеологические, так как многочисленные описания ранних славян, усердно собранные Нидерле, появляются в записях византийцев, арабов и персов[449]. За одним исключением, все они наделяют славян высоким ростом, худощавостью и светлыми или рыжими волосами. Их часто путают с германцами, и этот факт усиливает вероятность их светлой пигментации. Есть только один голос против – еврея Ибрагима бен Якуба, который, проехав по Богемии в 965 г., отметил, что богемцы на удивление темноволосы. Нидерле интерпретирует этот единственный голос против как свидетельство того, что Ибрагим, привыкший к светлым славянам или ожидавший таковых увидеть, был поражен местным анклавом, отличавшимся от славян вообще. Имея в виду превосходство современного противоположного мнения, этому голосу не нужно придавать слишком большой вес[450].
Если свидетельства письменных источников делают древних славян нордиками по росту и пигментации, то свидетельства остеологии делают то же самое в метрическом и морфологическом смысле. Если говорить вкратце, то весь древний славянский скелетный материал, датирующийся в основном временем от VIII до XI в., попадает – если не отдельными индивидами, то группами – в одну или несколько нордических категорий, которые уже определены в качестве типичных для индоевропейских народов железного века.
Материал из Польши, восточная половина которой была включена в родину славянских народов до периода их распространения, не очень обильный. Всего было собрано менее 40 черепов, и только некоторые из них полностью измерены[451] (см. приложение I, кол. 46). Эти черепа все преимущественно долихоцефальны; средний черепной указатель составляет 73, и в серии нет ни одного круглоголового экземпляра. Среди этих польских черепов некоторые заметно длинные и большие, с длинными, узкими лицами. Носы этой группы в целом совершенно лепторинные. В общем, предки славян из Польши были нордиками в диапазоне индоевропейской группы; эти черепа склоняются к еще более длинноголовому и большеголовому крайнему шнуровому типу, и во многих отношениях напоминают ганноверские серии и, далее, англосаксов.
Многочисленные останки славянской экспансии в Европу отчетливо демонстрируют физические типы завоевателей, рассматриваемых в этом разделе. Самая значительная серия – это серия, изученная Асмусом, собравшим черепа древних вендов из Мекленбурга[452] (см. приложение I, кол. 47). Они составляют вполне однородную группу высоких долихоцефалов и низких мезоцефалов, с умеренной высотой свода, низким покатым лбом, лепторинными или мезоринными носами, высокими орбитами и сильной челюстью. Эти древние венды, более круглоголовые, нежели поляки, метрически очень близки к кельтам и скифам. В средних областях Германии, особенно в западной Пруссии и Померании, древнеславянские черепа имеют более высокий свод, и в этом отношении они ближе к польскому подтипу[453].
Черепа в Богемии по большей части такие же, как и вендские черепа в Германии, за исключением одной серии Матейки (см. приложение I, кол. 48). В ней крайне высокие своды, почти достигающие размеров древних шнуровиков. Это верно в слабой степени и для небольшой группы из Словакии, и для отдельных черепов[454]. Таким образом, в Богемии славяне включали три подтипа – с гальштатскими, польскими и кельтскими аналогами.
Славяне, завоевавшие между VII и IX вв. Штирию, в своей основе такие же, как и славяне Германии, и попадают очень близко к более древнему кельтскому среднему значению[455]. Без сомнения, они составляли смешанную группу и включали в свой состав некоторое количество круглоголовых форм. Некоторые из славянских черепов Штирии, напоминающие польский прототип, крайне большие и мощные. К сожалению, у нас нет данных, которые позволили бы нам проследить дальнейшее движение южных славян в динарские горы, а оттуда в старую Сербию и Косово. Однако мы можем изучить третье славянское движение, проникнувшее в Россию[456].
Черепа этих завоевателей принадлежат к общей нордической форме, с черепным указателем от 75 до 76 и средней высотой свода. Украинские черепа VIII–IX столетий не сильно отличаются от этого общего стандарта, но древние славянские черепа Московской области, датируемые XI–XII вв., в действительности почти чисто долихоцефальные, со средним черепным указателем 73,5.
В целом, славянский расовый тип, представленный скелетными сериями из Польши, Германии, Богемии, Австрии и России, был единым. Исходя из географического положения, первоначальную форму лучше всего представляет, вероятно, польская группа, а распространившиеся на юг и запад народы ассимилировали местное кельтское и другое индоевропейское население. Славяне, как и другие индоевропейские народы, которых мы можем проследить, изначально были нордическими, и их древние останки в изученных областях не дают возможности говорить о численно преобладающих брахицефальных расовых элементах, которые сегодня считаются типично славянскими. Однако славяне, мигрировавшие в южную Венгрию, как и германцы-гепиды до них, смешались с местными низкорослыми, широколицыми и широконосыми брахицефалами, которые, опередив исторический приход мадьяр, были потомками центральноазиатских авар[457].
Большинство славян сохранили свою изначальную форму черепа до начала XIII, максимум до XV в. В это время население России и Центральной Европы постепенно становилось брахицефальным, с быстрым, но постоянным коэффициентом. Хорошо документированные серии из Богемии и Московской губернии показывают, как это изменение продолжалось из столетия в столетие, так что к XX в. средние величины выросли с 73–75 до 83. Немногие славяне избегли этого изменения, параллельного тому, что затронуло южных немцев и другие народы Центральной и Восточной Европы. Хотя оно произошло при полном свете средневековой и современной истории, ему пока что не было предложено ни одного удовлетворительного объяснения.
Большинство славян сохранили свою изначальную форму черепа до начала XIII, максимум до XV в. В это время население России и Центральной Европы постепенно становилось брахицефальным, с быстрым, но постоянным коэффициентом. Хорошо документированные серии из Богемии и Московской губернии показывают, как это изменение продолжалось из столетия в столетие, так что к XX в. средние величины выросли с 73–75 до 83. Немногие славяне избегли этого изменения, параллельного тому, что затронуло южных немцев и другие народы Центральной и Восточной Европы. Хотя оно произошло при полном свете средневековой и современной истории, ему пока что не было предложено ни одного удовлетворительного объяснения.
8. Выводы
Не стоит долго задерживаться на выводах, достигнутых в этой главе. Их можно изложить очень просто и кратко.
Господствующие в железном веке в Европе, а также в Центральной Азии, западноазиатских нагорьях и Индии народы говорили на индоевропейских языках. По каким-то загадочным причинам, до сих пор не вполне понятным, различные ветви этого языкового типа претерпели периоды быстрой экспансии, во время которых люди, распространившие эти языки, мигрировали во многих направлениях и распространили среди других народов как свой физический тип, так и свою речь. Однако сравнимые с этой экспансии были и до этого. Наступление холодов привело людей в те части света, где до них жили только неандертальцы и низшие животные в эквивалентных климатических условиях. В отсутствии конкуренции и с обилием дичи они смогли размножиться, пока не стали достаточно многочисленными, чтобы удовлетворять условиям окружающей среды. Отступление льда и смещение климатических поясов ускорило другие передвижения, которые могли принять форму экспансии, а открытие земледелия и скотоводства конечно же породило ту экспансию, которую Чайлд назвал неолитической революцией.
Дунайское завоевание Центральной Европы с востока можно рассматривать как отдельное крыло этого движения, а движение свиноводов, появившихся в Европе с юго-востока, – как другое. Таким же образом мы можем рассматривать морскую миграцию строителей мегалитов, путешествия брахицефалов бронзового века по суше и морю и быстрое движение шнуровиков через равнины Восточной и Центральной Европы – такое же успешное, как и параллельные экспансии того времени. Таким образом, экспансии были начаты не индоевропейцами. Если бы мы знали языки народов, предшествующих им, мы могли бы в каждом случае найти параллельные как расовые, так и языковые условия.
Главный вопрос этой главы – это то, что индоевропейские языки, с одной стороны, связаны с одним, может быть, составным расовым типом и что этот расовый тип был протонордическим (ancestral Nordic). Мы определили это при помощи изучения скелетных останков народов, в отношении которых известно, что они говорили на этих языках во время своего изначального рассеяния из нескольких центров или около этого. Подтип этого нордического типа в каждом случае различался, и эти вариации обычно зависели от смешения с другими народами во время процесса дифференциации и экспансии. Тем не менее, различные ветви нордиков, получившиеся таким образом, были все еще очень похожи.
Другой результат исследования, предпринятого в этой главе, – это открытие того, что таинственное население полей погребений, которое к концу бронзового века начало уничтожать свои скелетные свидетельства и не прекратило эту практику до железного века, было, вероятно, нордическим. Поэтому дымовая завеса поднимается, и мы можем быть вполне уверены в том, что происходило. Под этой завесой нордикоподобные народы Центральной и Восточной Европы раннего и среднего бронзового века стали индоевропейцами железного века; никаких значительных расовых изменений в фокусе развития культуры полей погребений, т.е. в восточной Германии, Польше и на Украине, не было. Вероятно, что не было и значительных изменений в языке.
Так как, как мы видели, центральноевропейцы раннего бронзового века в расовом отношении были смешением шнуровиков и дунайцев, согласованность расовых фактов с самыми последними лингвистическими выводами делает вероятным следующее предположение.
Дунайцы, заселившие плодородные равнины и долины восточной и Центральной Европы, уже говорили на базовом индоевропейском языке; финно-угро-кавказское взаимодействие, произведшее эту языковую сущность, произошло до их миграции на запад. Заимствование алтайских слов, особенно связанных с уходом за лошадьми, произошло в предыдущее индоевропейское языковое смешение во время наибольшего шнурового влияния в Центральной Европе, произведшего унетицкую культуру.
Эта реконструкция помогает поддержать вывод Неринга о том, что дунайцы были первыми носителями индоевропейских языков на европейской земле и что индоевропейский язык можно разделить на два хронологических уровня без привязки к делению кентум-сатем. Если первоначальный земледельческий и скотоводный комплекс был связан с дунайцами, то конский элемент с его алтайскими лингвистическими связями принадлежит шнуровикам. С этими аргументами мы можем увидеть достаточно полное согласие между тремя дисциплинами: физической антропологией, археологией и лингвистикой.
Здесь необходимо сказать пару слов об осторожности. Мы не должны переносить связи, предложенные в этой главе, слишком далеко, и прежде всего не стоит придерживаться мнения, что термины «индоевропейский» и «нордический» неразделимы. Индоевропейцы с момента их первоначального разделения начали смешиваться с другими народами, и особая связь между языком и расой, обнаруживаемая в этом случае, с этого времени в сильной степени растворилась. Далее, нордическая раса, изученная нами, в Европе формировалась из союза двух или более широко распространенных и в своей основе родственных расовых типов. Весьма вероятно и даже возможно, что похожие комбинации тех же элементов происходили в других местах и что другие нордики могли возникнуть вне всякой связи с индоевропейской речью. Более того, нужно помнить, что хотя большинство нордических групп железного века, письменные описания которых мы имеем, были частично или полностью светловолосыми, нельзя быть уверенными, что весь доисторический скелетный материал, кажущийся нордическим в остеологическом смысле, связан со светлыми мягкими тканями. Также нужно помнить, что «нордики» в современном смысле не имеют монополии на светлые волосы.
Глава седьмая
Железный век. Часть вторая
Уральцы и алтайцы 1. Финно-угры
В предыдущей главе было продемонстрировано, что индоевропейские языки, вероятно, сформировались где-то на равнинах южной России или западного Туркестана путем смешения языков, на которых люди говорили в неолите или раннем медном веке. Один из двух языковых элементов в этом сплаве определен как финно-угорский, который в то же время составляет одно из двух подразделений уральско-алтайского языкового типа, фундаментальное единство которого находится под вопросом[458]. Смешение финно-угорского с элементом Б, породившее индоевропейские языки, произошло не ранее последних двух веков IV тысячелетия до н.э., вскоре после усвоения народами Западной Азии земледелия и животноводства, и до внедрения хозяйства бронзового века населением равнин севернее Кавказа и Иранского нагорья. Финны, в то время внесшие такой большой вклад в индоевропейский язык, должно быть, были постоянными жителями этих равнин во время своей встречи с носителями кавказской речи, с которой их язык объединился. В то же время они неизбежно должны были внести вклад и в создание расовой смеси, с которой мы связали получившийся в результате индоевропейский язык.
Исторические финно-угры, о которых мы часто упоминали ранее без особых разъяснений, включают в себя, во-первых, все финские племена центральной и северной России, эстонцев и балтийских финнов, а также саамов (лопарей), говорящих на архаичном финском диалекте; во-вторых, предков мадьяр, булгар и сибирских остяков и вогулов[459]. Во времена их первого упоминания в исторических источниках в античный период они, видимо, находились в центральной и северной России. Финны были сконцентрированы по среднему течению Волги, к западу от территории, занимаемой балтами и славянами; угры – между Волгой и Уралом. Они повторили поведение своих индоевропейских соседей в том смысле, что они занимали единую территорию, из которой потом стали распространяться. Движение на юг в историческое время замедлилось из-за скифов и сарматов; однако до появления этих конных кочевников они, должно быть, контактировали с кавказскими народами, которые могли включать в себя таинственное доскифское население – киммерийцев, остатки речи которых напоминают речь современных черкесов[460].