Финская экспансия произошла в уже историческое время после начала н.э. Она состояла из следующих движений: миграции предков прибалтийских финнов на северо-запад, в основном в результате славянского и летто-литовского давления – это произошло в то же время, что и славянское проникновение в Россию; продвижение булгар в Болгарию в VII в. и мадьяр в Венгрию под руководством тюрок; миграция остяков и вогулов через Урал к истокам Оби в XIII в. До известной финской экспансии скифский барьер замедлял использование земледелия как главного средства к существованию среди финских племен, расположенных к северу от кочевников. Многие из финнов в действительности жили главным образом охотой и рыболовством вдоль лесных потоков, составлявших истоки Волги, Дона и Днестра. Но вряд ли финны в доскифские времена не знали земледелия: жившие на пахотной земле обрабатывали ее по меньшей мере к временам Геродота.
Свидетельства о расовом составе финнов скудны, но их невозможно интерпретировать неверно. Одна небольшая серия из десяти черепов, датируемая примерно VI в. до н.э. – тем же временем, что и древнескифский период, – идентифицирована как предки поволжских финнов во время их единства[461] (см. приложение 1, кол. 49). Они происходят из захоронений Полянки и Маклачеевка, из бывшей Вятской губернии в пермской финской области к югу от современной Коми-Зырянской республики. Эти могилы принадлежали к так называемому ананьинскому культурному слою. Ананьинская культура[462] состояла из сочетания влияний Сибири, Кавказа, Скифии и Скандинавии. Она не прекратила свое существование неожиданно, а постепенно развилась в цивилизацию исторических поволжских финнов. Таким образом, можно рассматривать эти черепа, хоть и малочисленные, как представителей предков финнов до начала их исторической экспансии.
Эта небольшая группа из семи мужских и трех женских черепов в общем однородная, хоть и не абсолютно. Все эти черепа по своему расовому типу европеоидны. Их лица немного шире, чем у большинства средиземноморских групп, но несильно. Их носы, за исключением одного крайне лепторинного мужчины, мезоринные или хамеринные; но таковы же носы у многих древних дунайцев. Форма черепа мезоцефальная или долихоцефальная, у одного мужчины указатель достигает 83; свод умеренно высокий, лоб обычно прямой, а надбровные дуги умеренные.
В этих черепах нет ничего нового и ничего специфически монголоидного. Они сильно напоминают другую небольшую серию из восьми мужских черепов из захоронения Полом в том же районе, что и ананьинские захоронения[463] (см. приложение 1, кол. 50), датирующиеся временем с IX в. н.э., и известно, что это финны пермской группы. Из-за их небольшого количества нельзя найти никаких различий, которые были бы статистически действительными. Третья группа с нижней Волги, представляющая мордвинов XIV в., схожа с ананьинскими и пермскими черепами, за исключением того, что она крайне длинноголова – ее указатели сконцентрированы в диапазоне от 71 до 73.
При метрическом сравнении первых двух групп финских черепов со всеми ранее изученными европейскими сериями обнаруживается, что они без труда подходят к диапазону индоевропейцев железного века. В целом они больше всего напоминают членов промежуточной группы с бо́льшими размерами; также они в значительной степени напоминают скифские черепа. Но еще ближе они к минусинским черепам. Они немного меньше, чем германский тип, но у них такие же высота свода и ширина лица. По форме носа и высоте черепа они напоминают дунайцев неолита.
Новости о расовом положении этих древних финских черепов будут сюрпризом для тех ученых, которые видят в финнах группу монголоидных эмигрантов из Азии. Однако неоспоримо, что в своей основе, если не полностью, они были европеоидами, несмотря на небольшое количество материала Дебеца. Также нельзя выводить финнов из мезолитических обитателей лесов; можно предполагать только их небольшое влияние. Далее, в древней ананьинской серии во всех семи черепах, кроме одного, можно найти узнаваемые особенности, характерные для шнуровиков. Таким образом, на основе этого финно-угров можно рассматривать (до их экспансии в их исторические места) как европеоидов смешанного происхождения, по своему основному типу дунайцев с некоторым брахицефальным элементом, а также крайне длинноголовыми вариациями. Первый элемент уже знаком нам в форме шнурового типа; второй нельзя определить точно, но он европеоидный. Его единственное заметное отличие от других в той же серии – это бо́льшая ширина черепа. Этот широкоголовый элемент совершенно отсутствует в поздней группе с нижней Волги, от которой у нас есть только черепные указатели.
Открытие Дебеца, что финно-угры изначально были чистыми европеоидами и, более того, не являются местным сохранившимся палеолитическим или мезолитическим населением, находится в абсолютном согласии с современным состоянием языкознания, которое делает их форму речи одним из двух равнозначных элементов в основе индоевропейского праязыка. Они не только были, но по логическим соображениям и должны были быть в широком смысле средиземноморцами.
По таким же логическим соображениям это открытие не отменяет гипотезу о том, что потомки мезолитических охотников и рыболовов сохранились до современности в лесах дальнего севера, а также то, что некоторые из них могли избежать растворения в тех финских племенах, которые мигрировали даже за пределы Пермской земли в прохладные истоки Арктического океана. Однако эту теорию очень трудно проверить, ибо, если мы посмотрим на древнюю расовую историю северного лесного пояса[464], мы найдем очень мало скелетных данных. Существующий материал почти полностью происходит из Латвии, Эстонии и области озера Ладога – т.е. областей севернее и западнее исторического финского центра. Он включает черепа шнурового типа, как смешанные, так и нет, а также некоторое количество трудноопределимых черепов, не подходящих в обычную европейскую картину. Многие из них брахицефальные, некоторые же, возможно, зачаточно или частично монголоидные.
К сожалению, описание этих черепов не позволяет ясно определить их расовое положение. Подобные им спорадически появлялись в сериях позднего неолита и бронзового века в Польше и на равнинах южной России – очевидно, как инородные элементы с севера. Но их количества было недостаточно, чтобы изменить господствующий характер населения областей к югу от лесного пояса, из которых они появились, как и костяные шлемы блуждающих жителей лесов.
Таким образом, почти до III в. Европа (возможно, за исключением самого дальнего арктического берега) не знала завоеваний монголоидных народов. Западная Азия, от Босфора до Инда и равнин к востоку от Каспия также не знали их. Но с прибытием гуннов эта пустота была вскоре заполнена.
2. Тюрки и монголы
Чтобы обсудить движения азиатских народов в Европу, начиная с первого нашествия гуннов до завоеваний турок-османов в XVI в., необходимо кратко обозреть события в Средней и Восточной Азии, предшествовавшие этим вторжениям и ускорившие их.
С того времени, как предки индоариев появились в Русском Туркестане, чтобы позже спуститься в холмы северо-западной Индии, большая часть этой травяной равнины была родиной иранцев. Когда их родственники восходили на горы, которые приведут их в Индию и Ирано-афганское нагорье, эти иранцы предпочли остаться. Очевидно, они отлично адаптировались к своему степному окружению (возможно, что-то заимствовав), особенно при помощи пастушеского кочевничества, при котором главным инструментом мобильности была лошадь. Через перевалы они двигались на восток, что привело их в Кашгарию, и здесь они вошли в контакт с Китайской империей. С другой стороны, они двигались на запад в Европу, где мы уже изучили их в виде скифов и сарматов.
К северо-западу от обширных иранских владений, в Монголии, некоторое количество полуземледельческих, полупастушеских племен, обладая овцами, а также, возможно, крупным рогатым скотом и повозками, но, очевидно, не лошадьми, привлекли в древние времена внимание китайских историков. К 800 г. до н.э. мы слышим о народе, называемом хунну, который постепенно играл все более важную роль, и в конце концов стал господствовать во всей Монголии[465]. Уже в более поздние времена, которые Макговерн помещает между 541 и 300 гг. до н.э., хунну, очевидно, использовали лошадей. Видимо, они получили этих животных от иранцев или тюрок вместе с целым комплексом кочевого образа жизни. Китайские источники позднее III в. до н.э. описывают хунну как типичных жителей равнин, поразительно похожих на скифов во многих отношениях.
Около шести веков от 400 г. до н.э. до 200 г. н.э. составили период величия хунну в Монголии, во время которого они постоянно совершали набеги на Китай и завоевали Китайский Туркестан. Однако, несмотря на их завоевание, иранские языки и таинственный тохарский Б сохранялись в городах до 800 г. н.э. или даже более позднего времени. Со временем китайцы приняли меры по освобождению от этих неприятностей и смогли нанести хунну настолько серьезное поражение, что те полностью оставили эти территории и ушли на запад.
Около шести веков от 400 г. до н.э. до 200 г. н.э. составили период величия хунну в Монголии, во время которого они постоянно совершали набеги на Китай и завоевали Китайский Туркестан. Однако, несмотря на их завоевание, иранские языки и таинственный тохарский Б сохранялись в городах до 800 г. н.э. или даже более позднего времени. Со временем китайцы приняли меры по освобождению от этих неприятностей и смогли нанести хунну настолько серьезное поражение, что те полностью оставили эти территории и ушли на запад.
Последнее упоминание о хунну в китайских источниках датируется временем около 170 г. н.э., а спустя два века на берегах Дона появляются гунны. Макговерн представил убедительные аргументы, доказывая, что это один и тот же народ; что их проход через Азию привел их в пространство, свободное от историков, между сферами китайских и византийских хроник. В этом промежутке появляется только одно светлое пятно: в 290 г. н.э. Тигран Великий из Армении нанимал подобных людей в качестве солдат.
История гуннов в Европе не требует тщательного рассмотрения. Разгромив остроготов и заставив их уйти на запад, гунны отправились в современную Венгрию, которую они сделали своей штаб-квартирой. Отсюда они организовывали походы на Рим, Германию и Францию, где Аттила был побежден в битве на Каталаунских полях в 451 г. н.э. После его смерти два года спустя гунны отступили в Восточную Европу, и многие из них объединились со своими родственниками булгарами. Булгары жили между угорскими и финскими племенами на средней Волге и Каме, где под их предводительством возникло большое государство, процветавшее в VIII–XIV вв.
Тем временем гунны в Средней Азии нападали на Месопотамию, Персию, Афганистан и Индию; вероятно, тюркское проникновение в центральную Сибирь также датируется периодом между 200 и 400 гг. н.э. Этот промежуток в два столетия отмечает начало большой экспансии тюркских народов, так как гунны, как их союзники и родственники, должно быть, говорили на языках, родственных турецкому, многие из которых сейчас мертвы.
Когда мы рассматриваем путь гуннов в Европу в общем контексте истории Старого Света, он прекращает быть странным вторжением ужасных и непобедимых варваров, появившихся из ниоткуда, как поначалу казалось византийцам и римлянам. Гунны были народом, подвергшимся влиянию высокой китайской цивилизации; если они были бесписьменными, то все же культурными, и в любом случае соответствовали своим испуганным противникам, встреченным ими в Европе. При изучении деталей этого завоевания мы видим, что это не был просто один поход, а целая серия, в которую были вовлечен запутанный беспорядок имен. Главные позиции среди пришельцев после гуннов занимали авары, прибывшие в VI в. Гунны считали их своими родственниками и обращались как с равными, и позднее слились с ними, отступив кто в Венгрию, кто на Дон после того, как в VIII в. их разгромил Карл Великий.
История Центральной Азии, начиная с упадка гуннов до возвышения монголов примерно тысячу лет спустя – это просто повторения одной и той же темы: какое-то неизвестное племя становится значительным, завоевывает лидерство среди других и возглавляет новые завоевания все увеличивающейся сложности. История южной России стала крайне запутанной, так как степи Дона служили конечной точкой почти всех этих движений.
После авар пришли тюрки, называемые «тю-кю», потомственные обработчики железа, бывшие древним кланом хунну. Они разгромили авар в 546 г. н.э. и поселились у Каспийского моря, откуда совершали свои походы. Они дали свое имя всей языковой группе алтайской семьи, на языках которой, видимо, говорили все они, включая гуннов. Вероятно, их речь вытеснила многие формы речи их союзников.
В виде печенегов и куманов (половцев) в X и XI столетиях новые волны тюрок двигались через южнорусские степи до Дуная. Как сельджуки, тюрки завоевали Малую Азию и сражались с крестоносцами; как турки-османы, они победили сельджуков, вынесли монгольское нашествие, захватили Константинополь и дошли до Балкан и Вены. Но тем временем в XIII в. другие тюрки под предводительством монголов, в первый раз названные татарами, появились в юго-восточной Европе до османов; и в XIV в. последовали орды настоящих монголов, оставив постоянные поселения на Кавказе, в калмыцких степях и в Крыму.
В XV столетии ситуация в Восточной Европе начала меняться: Московское княжество наращивало свою мощь, и азиатские завоеватели откатывались на восток по мере того, как степи заселялись славянами. Под игом тюрок и монголов старое население не исчезло: аланские колонии существовали до XIII в., а русские колонии жили под защитой тюрок-хазар. Таким же образом тюрки и монголы не исчезли с наступлением славян, и их колонии в середине славянской территории до сих пор многочисленны.
Документов о завоевании Европы гуннами и родственными им аварами множество. Эти вторжения произошли вскоре после экспансии германских народов на восток и явились первой причиной того, что готы и вандалы не нашли постоянного дома в бывшей стране скифов. Они также произошли перед большой экспансией славян, двигавшихся на восток в промежутке между завоеванием Центральной Европы гуннами и обширной миграцией на запад предков мадьяр под предводительством Арпада.
Бесспорно, что гунны появились в Европе в большом количестве, и то, что они принесли с собой совершенно чуждый для Европы расовый тип, отчетливо засвидетельствовано в записях многочисленных историков того времени, среди которых можно упомянуть Иордана, Сидона, Апполинария и Приска. Эта авторы единогласно описывали гуннов как низких, широкоплечих, плотно сложенных, смуглых, плосконосых, почти безбородых и кривоногих. Некоторые авторы описывают авар одинаковыми с гуннами, но другие – как менее ужасных по внешности. Согласно византийцу Иордану, авары разгромили ираноязычных алан, потомков сарматов, испугав их не храбростью, а своими лицами.
В тщательном исследовании Бартуца, на чьей работе почти полностью основывается следующая часть, неоспоримо продемонстрирован точный расовый состав этих завоевателей[466] (см. приложение 1, кол. 51). Многие из гуннских и аварских погребений весьма обширны и содержат в общем тысячи черепов. На многих из этих захоронений, особенно в захоронении Мосонсентьянос[467], были найдены чисто монголоидные скелеты без их европейских последователей или европейской примеси.
В этих захоронениях Бартуц обнаружил два четко дифференцированных монголоидных типа. Первый, который он обозначает как тип А, долихо– и мезоцефальный со средним указателем 75,5 у мужчин и 77 у женщин. Эти черепа большой длины и значительных размеров. Лоб очень узкий, виски резко изогнуты, а скуловые дуги искривлены в боковой плоскости. Затылок узкий и конический на конце. В профиль лоб кажется особенно низким и наклонным. Вертекс попадает сильно за брегму, а профиль изогнутый по всей длине. В затылочной области линия прикрепления шейной мышцы составляет мощный тор.
Свод этого типа ниже, чем можно найти в любой европейской группе. Фактически он самый низкий среди всего человечества, с диапазоном по высоте от 120 до 130 мм. Надбровные дуги, подчеркнутые сильной покатостью лба, сильно выраженные, но область надпереносья плоская, орбиты округленные, а нижняя граница часто выдается вперед дальше, чем верхняя. Носовые кости длинные, узкие и плоские, так что носовые кости иногда не выступают за скулы. Нижние границы носового отверстия округлены и сглажены. Скулы очень большие и выступающие, клыковой ямки нет вообще, а верхнечелюстная (гайморова) пазуха, лежащая над ней, так вздута, что поверхность кости в этой точке часто поднята. Зубная дуга нёба U-образная. Нижняя челюсть тяжелая, но, однако, подбородок развит слабо. Вся подносовая часть лица очень большая. Рост этого типа, посчитанный по длинным костям, составляет 164,4 см для мужчин и 153,1 см для женщин.
Тип Б также является чисто монголоидным, но он брахицефальный, со средним указателем 83 для обоих полов. Лоб также низкий, но гораздо шире и более четко изогнутый, затылок округлый и широкий, и череп в целом шарообразный, хотя свод все еще низкий. Лицо широкое и низкое, орбиты ниже, нос менее лепторинный, скуловые кости менее отчетливо монголоидны, чем в случае типа А. Носовые кости короче, нёбо шире и круглее, подбородок более выступающий. Этот тип характеризуется более низким ростом – 160,9 см для мужчин и 158,2 см для женщин.
Благодаря старательным исследованиям современной русской школы физической антропологии выяснить азиатские связи этих двух типов несложно. Тип А можно найти среди современных тунгусов[468], и он имеет долгую историю в Сибири, так как он распространен среди многих сибирских народов, включая палеоазиатов, и типичен для многих неолитических черепов, обнаруженных по соседству с озером Байкал[469]. Тип Б принадлежит монгольским народам, и в особой чистоте обнаруживается у бурят, культурно и, возможно, расово представляющих монголов до времени их экспансии. Современные бурятские черепа – одни из самых больших по объему из известных.