– Я знаю, что мне не гулять по радуге. Каждому свое.
– Но как же он? – Филипп указал на Орландо. – Ему тоже надо бежать.
– Нет, – вмешался подсолнух, – я остаюсь. Все, что я могу сделать, это проводить вас на вокзал, но с вами я не поеду. – Он закашлялся.
– Тогда простимся, – сказал Человек без лица. – Желаю вам здоровья, денег и пожизненного счастья. Ты, – обратился он к Лаэрту, – отвечаешь мне за них.
Лаэрт выпятил грудь:
– Я вампир со стажем, как–нибудь справлюсь.
– Можно вас поцеловать? – спросил Человек без лица Аду.
Она утвердительно кивнула. Безликий расцеловал ее в обе щеки и, не сказав ни слова, стал стремительно удаляться. У Филиппа стоял ком в горле, он сглотнул его, но ком не уходил. Друзья подошли к краю поля, глядя на уходящего Человека без лица. Машина за их спиной оглушительно взорвалась и распалась на куски, но почему–то никто не испугался. Над городом стояла ночь.
Сон пятидесятый
Мышь шевельнула хвостом, приоткрыла глаза и огляделась. В первое мгновение ей почудилось, что ничего не изменилось, что все по–прежнему, и по–прежнему сидит у стола с компьютером странный человек, который был с ней у ветеринара, а потом принес ее сюда. Человек не двигался, и глаза его были устремлены в одну точку. Только волосы его стали другими – на висках они отчего–то приобрели цвет белой мышиной шкурки. Кроме того, мышь заметила, что человек странным образом постарел. Сейчас Мистралю – а это был, конечно же, он – можно было дать лет 40, не меньше. Мышь невольно вздрогнула – и пискнула от боли: бок, в который вонзился каблук, все еще ныл. Неподвижный человек услышал, что она ожила, и повернул к ней голову.
– Как ты? – спросил он.
Голос у него был тусклый, невыразительный, но совсем не злой, и мышь немного успокоилась.
– Есть хочется, – призналась она, немного подумав.
Мистраль поднялся с места и пошел на кухню. Скатерть–самобранка с возмущением напомнила ему, что он еще не заплатил за ее обслуживание на этой неделе, и сама собой выключилась. Тогда писатель заглянул в холодильник и обнаружил там кусок засохшего сыра, который и принес раненой мышке.
– Вот, – сказал он смущенно. – Больше ничего нет.
Мышь покосилась на сыр, но все же спросила:
– А ты? Что ты будешь есть?
– Обо мне не беспокойся, – отозвался Мистраль. – Я ничего не хочу.
Мышь принялась за сыр, а Мистраль вновь погрузился в свои невеселые мысли. Что–то завозилось в ящике стола. Писатель выдвинул его и обнаружил, что волшебная коробочка бузит и ходит ходуном. Поколебавшись, он приподнял крышку.
– Что вам надо? – устало спросил он.
– О повелитель! – запищали буквы, – Что происходит? Нам тесно, мы больны, мы хиреем! Нам плохо!
Они топорщились, напирали друг на друга и умоляюще смотрели на него, ожидая ответа; но сейчас все это отчего–то не вызывало в душе Мистраля ничего, кроме раздражения.
– Ничем не могу помочь, – буркнул он. – Мне тоже плохо.
– Почему? – изумились буквы.
Но Мистраль не был расположен пускаться в объяснения, поэтому он просто захлопнул коробочку и вернул ящик на место. Мышь с удивлением смотрела на него: она впервые в жизни видела настоящего писателя. Мистраль заметил ее взгляд и попытался улыбнуться.
– Ну что, тебе получше? – спросил он.
– Да, благодарю вас, – чинно ответила мышь.
Она и в самом деле чувствовала себя гораздо лучше и теперь была бы не прочь пойти куда–нибудь прогуляться, но не успела даже сказать об этом, потому что Мистраль вновь застыл на месте и стал стареть. Теперь его голова сделалась совсем седой. На экране компьютера показалась пифия. Она с укором посмотрела на хозяина и покачала головой:
– Зря ты с ней связался.
– Почему? – вяло спросил Мистраль.
– А на что ты надеялся? – пожала плечами пифия. – С самого начала было ясно, что это ни к чему хорошему не приведет.
– Я ее любил, – вздохнул Мистраль. – Больше мне ничего от нее не было нужно.
– Теперь это все в прошлом, – отозвалась пифия. – На твоем месте я бы подумала о будущем.
– Будущее? – Мистраль усмехнулся. – И что же меня там ждет?
– А я что, знаю? – почему–то обиделась пифия.
– Я думал, ты все знаешь, – потерянно ответил Мистраль.
– Я программа, – сухо сказала пифия. – Я могу знать только то, что в меня заложено. А будущее знает тот, кто стоит у тебя за дверью.
Мистраль поднялся с места и шагнул к выходу. Белая мышь настороженно смотрела ему вслед. Мистраль распахнул дверь, и по комнате пронесся ледяной ветер.
– Здравствуйте, – сказал сфинкс.
Почему–то писатель ни капли не удивился.
– Вы один? – спросил он.
Сфинкс улыбнулся:
– А вы ждали кого–то еще?
– Нет, – честно ответил Мистраль. – Но я думал, с вами будут дочери ночи.
– Мойры? – Зеленые глаза сфинкса сверкнули. – А вы догадливы.
– Зачем вы здесь? – спросил Мистраль напрямик.
Он и сам не заметил, как вместе с гостем вновь оказался в комнате, где стоял компьютер, а циферблат старинных часов покрывал толстый слой пыли. Мышь, завидев гостя, испуганно пискнула и взобралась на плечо Мистраля, словно ища у него защиты. Писатель рассеянно погладил ее. Усики мыши щекотали ему пальцы.
– Я просто проходил мимо, – объяснил сфинкс, – и решил навестить старого знакомого. – Губы его растянулись в медленной улыбке.
– Понятно, – вздохнул Мистраль. – Значит, Город обречен?
…В сущности, он чувствовал это уже после той, самой первой встречи в волшебной лавке. Потому что Очень Странные Существа никогда не являются просто так.
– Вас это беспокоит? – очень вежливо спросил его собеседник.
– Нет, – в неожиданном приливе откровенности ответил писатель. – Я хочу только знать: почему? Это какая–то кара? Наказание?
– Ах, Мистраль, Мистраль! – Сфинкс снисходительно усмехнулся, обнажив острые, как у льва, клыки. – К чему все это? Вы же далеко не глупы и прекрасно знаете, что большую часть проблем человек создает себе сам, своими же поступками. В девяноста процентах случаев он сам виноват в том, что с ним происходит, и не надо искать тут никакого скрытого смысла, проклинать судьбу и сотрясать жалобами воздух. Поймите, я здесь не потому, что кто–то наслал чуму на ваш прекрасный Город, а потому, что вы сами сделали все, чтобы она к вам пришла. Уясните же себе это наконец и прекратите клеветать на силы, которые хоть и стоят выше вас, но тем не менее не имеют намерения наказывать вас строже, чем вы того заслужили.
– Вот как, – тихо проговорил писатель. Плечи его опустились, на лице прорезалось еще больше морщин. Мышь, дрожа всем телом, вцепилась в его плечо. – А как же она? Она тоже – заслужила?
Сфинкс прищурился.
– Вы же были уверены, что не любите ее, – сказал он после паузы.
– Может быть, – подумав, признался Мистраль. – Просто я не могу без нее жить.
– Совсем? – Глаза сфинкса сверкнули.
Мистраль поднял голову.
– Вы можете ее вернуть? – чужим, внезапно охрипшим голосом спросил он.
– И как вы себе это представляете? – поднял брови сфинкс.
Мистраль облизнул губы.
– Я мог бы сыграть с вами. На ее жизнь. А я поставлю… – он поколебался, но лишь мгновение, – свою душу. Идет?
Почему он был уверен, что сфинкс явился к нему именно для этого? Но что–то подсказывало ему, что его странный собеседник ждал этих слов.
Мышь вздрогнула. Седина медленно начала отступать к вискам писателя. Он молодел на глазах.
– Люди – поразительные существа, – уронил сфинкс задумчиво. – Иногда…
Он повернул голову, и Мистраль увидел, что комната исчезла, испарилась без следа. Они стояли на берегу черной реки, посередине которой плыла лодка с тремя мойрами, а в лодке сидела Ровена.
– Значит, вот как это выглядит… – прошептал писатель, не веря своим глазам.
Мойра, сидевшая на носу, бросила на него безразличный взгляд и стала смотреться в осколок какого–то зеркала. Мистралю показалось, что он уже видел нечто похожее у кого–то из своих знакомых, но он не стал задумываться над этим.
– И вам не жаль? – спросил сфинкс.
– О чем вы? – быстро проговорил Мистраль.
– Она же не стоит этого, – спокойно промолвил сфинкс. – Я знаю, о чем ваша книга. Это только начало, поверьте мне. Неужели вы готовы отказаться от всего – ради нее?
Мистраль поглядел на черную воду и только сейчас заметил, что та совершенно, абсолютно неподвижна – но лодка тем не менее каким–то непостижимым образом ухитрялась перемещаться по ней. Зеркало в руках мойры затрепетало.
– Вы завлекли его в ловушку, – печально сказало оно.
– Молчи! – велела мойра. – У него еще есть выбор.
– У него нет выбора, – отозвалось зеркало. – Потому что он ее любит. И он пойдет на все ради нее.
– Говорящее зеркало, – внезапно сказала Ровена, – я узнала тебя!
Она попыталась дотронуться до осколка, и в то же мгновение река, лодка, мертвая девушка и ее провожатые – все скрылось из глаз. Мистраль и сфинкс вновь сидели в кабинете писателя, и по–прежнему бежала секундная стрелка в старинных часах.
– Я готов, – спокойно сказал Мистраль. Мышь в ужасе пискнула, соскользнула с его плеча и, хромая, скрылась в какой–то щели.
– А если бы я потребовал взамен жизни всех ваших друзей и всех, кто живет в Городе? – внезапно спросил сфинкс. – Не забудьте, кстати, что вы можете проиграть, и тогда никогда больше ее не увидите.
– У меня только одно желание – чтобы она вновь была жива, – ответил Мистраль извиняющимся тоном. – Боюсь, я в таком состоянии, что могу поставить на кон хоть всю Вселенную с ее звездами и галактиками.
Ни одному человеку он бы никогда не признался в этом, но нет смысла скрывать что–либо от собеседника, который видит вас насквозь. Сфинкс подошел к часам и погладил секундную стрелку. Та изогнулась всем телом, как кошка, и замурлыкала что–то ласковое. Другие стрелки глядели на нее с нескрываемой завистью.
– Нет, – сказал сфинкс раздумчиво, – этого не потребуется.
– Так мы играем? – спросил Мистраль, и надежда зазвенела в его голосе. Седина совсем исчезла из его волос, а с лица стерлись все морщины.
– Нет, – грустно повторил сфинкс. Он подошел к столу и взял с него какую–то запыленную книгу в переплете из телячьей кожи. – Все дело в том, Мистраль, что лотерея больше недействительна, и так будет по крайней мере ближайшие сто лет. Но вы не отчаиваетесь, я подскажу вам, как вернуть Ровену.
– И вы не… – начал Мистраль.
– Нет. Взамен я прошу у вас только эту книгу.
– Ту, которую я написал? – Писатель пожал плечами. – Берите.
– Но вы уже не сможете получить ее обратно, – предостерегающе сказал сфинкс. – Вы готовы к этому?
– Мне все равно, – нетерпеливо ответил Мистраль. – Я хочу, чтобы Ровена вернулась. Все остальное мне в высшей степени безразлично.
Подобие улыбки тронуло губы сфинкса.
– Будь по–вашему, Мистраль. Она вернется, – промолвил он. – . Право, я не понимаю вашего выбора, но коль скоро вы его сделали… Обещаю вам, что будет так, как вы хотите.
– Так, как я хочу? – недоверчиво переспросил писатель.
– Да, есть только одно «но». Ровена не может вернуться в нынешнее время, потому что ее в нем нет. Только в прошлое, и вы один вольны выбрать, в какой именно момент. И этот момент будет длиться вечно, обещаю вам.
Мистраль поглядел на часы. Он понял.
– Спасибо! – горячо проговорил он. – Спасибо вам!
– Не за что, – ответил сфинкс. – До свидания!
Мистраль хотел сказать еще что–то, но его собеседник уже исчез. Не раздумывая и не колеблясь более, Мистраль подошел к часам. Стрелки вопросительно смотрели на него. Писатель решительно выдохнул и стал переводить их назад. По мере того, как он делал это, вид за окнами менялся, второй экземпляр романа, лежавший на столе, исчез, и волшебная коробочка, лежавшая в ящике, съежилась до размеров колоды карт. А где–то далеко или, может быть, совсем рядом, но в другом измерении, сфинкс сложил крылья и сел на берегу рядом с лодкой, возле которой стояли три мойры. У одной из них в руках был переливчатый осколок.
– Ты мог бы и не делать этого, – не то с упреком, не то просто с неодобрением в голосе заметила вторая мойра. – Что теперь будет?
– Ничего, – ответила первая мойра. В зеркале отразилась комната Мистраля. – Сейчас они войдут, счастливые, и будут заниматься любовью до утра. А утром они поссорятся из–за сумки, и она уйдет. А потом все повторится, и она придет снова, и опять будет утро, и живая сумка из кожи питона. И он будет вечно говорить одни и те же слова.
– Почему он выбрал именно этот момент? – удивленно спросила третья мойра. – Ведь у их любви были дни и получше…
– Из–за сумки, – объяснил сфинкс. – Он верит, что когда–нибудь ему удастся окончательно убить сумку, и тогда Ровена не умрет. Он знает, что это невозможно, но все же надеется сделать это. Но этого никогда не произойдет.
– Это ужасно, – вздохнула первая мойра. – И он никогда не напишет свой роман?
– Нет, – ответил сфинкс. – Это был его выбор.
– Похоже, он оказался слабее, чем ты думал, – заметила третья мойра, испытующе глядя на него. – Признайся, ведь ты надеялся на другой исход? Он столько мог сделать в своей жизни… А теперь навечно застрял там, в своем собственном времени, между живыми и мертвыми, и только ты этому виной. Ведь, если бы ты не пришел к нему, он бы смирился со своей утратой, потому что ничего иного ему бы просто не оставалось. Ибо люди, по счастью, выносят многое, что в первое мгновение кажется им невыносимым. А Мистраль – Мистраль бы жил себе дальше, написал бы другие книги, поведал бы миру о своей любви к Ровене, разумеется, под вымышленными именами…
Но сфинкс, слушая ее, только покачал головой.
– Нет, – твердо ответил он. – Если бы я не пришел, мышь вышла бы на карниз погулять и упала вниз, а он попытался бы ее спасти и сорвался вслед за ней, потому что у него кружилась голова от голода и горя. Теперь он избавлен от этого. И он счастлив, хоть и сам не подозревает об этом. Большего для него я сделать не в силах.
– Но это будет длиться вечно! Ты хоть понимаешь, что это такое?! – вскричала первая мойра. – Он не сможет спасти Ровену, не сможет ее удержать, и все будет повторяться с самого начала. Это ужасно!
– Нет, – отозвался сфинкс. – Потому что это судьба.
– Которую ты ему дал, – заметила вторая мойра.
– Которую он сам пожелал себе, – не согласился сфинкс.
Сон пятьдесят первый
Вуглускр бушевал. От его крика дрожали стены бронированного кабинета, трепетали стекла в оконных рамах, мелкой дрожью тряслись позолоченные стулья эпохи возрожденного рока рококо. Один Пончик, стоявший с заложенными за спину руками, казалось, не испытывал никакого страха, отчего невыразимый ужас остальных только увеличивался.
– Это невероятно! – ярился Вуглускр. – Неслыханно!
– Определенно, – подтвердил Пончик, не повышая и не снижая голоса.
– Нет, вы где–нибудь видели такое?! – рвал и метал самый бубликовый из бубликовых миллиардеров. – Где–нибудь, когда–нибудь?! А?!
– Непонятно, – соглашался Пончик.
– Чудовищно! – восклицал Вуглускр, от волнения запуская обе руки в остатки шевелюры. – Что творится в Городе, что творится?! И этот болван Дромадур еще смеет утверждать, что ситуация под контролем! – Вуглускр круто повернулся к Пончику. В желтых глазах его вспыхнули желтенькие искры. – Запомните: если ситуация требует контроля, значит, она не под контролем! Правильно я говорю?
– Так точно.
– А если ситуация не под контролем, это значит, что она неуправляема. И что происходит? Катастрофа, мой милый, катастрофа! Бублик упал на две сушки, а им хоть бы что! Не понимаю я их, не понимаю!
Излив свое раздражение, Вуглускр сел, но, так как стул еще шатался, ему пришлось встать.
– Черт знает что! – добавил магнат в гневе. – Вы виделись с ним?
– С Дромадуром?
– Да.
– Мы разговаривали, – сказал Пончик. – По видеофону. Он отвечает за ситуацию в городе – пока. – Вуглускр молчал, ни словом, ни жестом не обнаруживая свое отношение к этому выразительному «пока». – К сожалению, вы сами знаете, что похвастаться ему нечем. Эпидемия…
– Эпидемия скоро пойдет на спад, – сварливо перебил зятя Вуглускр.
– Откуда у вас такие…
– Сведения? Нет! – магнат засмеялся желчным, неприятным смехом. – Просто некому будет умирать. Все цветы передохнут – вирус настигает их в первую очередь. Что касается людей, то слабые умрут, а сильные останутся. Это называется естественный отбор.
– Да, Дромадур говорил со мной об этом, – сказал Пончик нерешительно. – Он считает, что нам с вами целесообразно покинуть Город, пока все не уляжется.
– Я никуда не уеду, – отрезал Вуглускр. – Вы не хуже моего знаете, что все пути по воздуху перекрыты. Во–первых, официально запрещено покидать Город, а во–вторых, другие города закрылись для нас, как только началась эпидемия.
– Кроме Солнечного берега, – добавил Пончик. – Ведь дорога туда ведет по земле. Я полагаю…
– Нет, – отрезал Вуглускр. – Мне сейчас надо строить мавзолей для дочери. Нет и еще раз нет. – Он наконец сел. – Вас я не держу, прошу заметить. Я понимаю, весь этот кавардак кого угодно выведет из равновесия. Сначала на две сушки, потом на три, а потом, того и гляди, бублик станет дыркой от бублика.
– Так далеко дело не зайдет, – молвил Пончик обнадеживающе.
– Не зайдет? Вы так уверены? Полный кавардак, говорю я вам! Все стало с ног на голову. Возьмите хотя бы солнце, которое взошло ночью.