— Значит, вы решили устроить русским праздник? — проговорил Берса, лихорадочно размышляя, как может отразиться его обвинение на их отношениях с Томсоном.
— Какой праздник и при чем здесь москали? — осведомился Крикун.
— Если я окажусь у них в руках, то это будет большой удачей для ФСБ.
— Ты заранее ставишь под сомнение успех операции? — спросил Томсон.
— Нет у меня никаких сомнений! — Берса удрученно вздохнул. — Просто не тот возраст, чтобы бегать и устраивать диверсии.
— Хорошо, — сосредоточенно над чем-то размышляя, сказал Томсон. — Я не хотел говорить заранее, ведь это могло отразиться на ваших взаимоотношениях…
Берса напрягся. О чем это он? Какие взаимоотношения и с кем?
— Может, отправим вместо него Абдулу? — неожиданно напомнил о себе Крикун.
«А ведь они нас даже за людей не считают! — осенило Берсу. — Захотели — отправили умирать меня. Передумали — поедет Абдула».
— Ничего менять не будем, — с металлом в голосе сказал Томсон и посмотрел на Берсу. — Никто, кроме тебя, не вернется живым. Это уже решено. Операция глубоко засекречена. Мы не хотели раскрывать планы, но придется. — Он выдержал паузу, словно собираясь с духом, и продолжил: — После выполнения уже известных тебе задач группа должна будет выйти в район Пески. Там вы встретитесь с людьми из ополчения, которые были внедрены с территории России. Они танкисты. У всех имеются документы солдат и офицеров Российской армии. Такие же будут и у вас. В условленное время они должны будут угнать несколько единиц техники и вместе с твоей группой выйти к нашим позициям.
— К вашим позициям? — удивленно повторил Берса. — А что, здесь уже есть американские войска?
— Ты понял, о чем речь, — с раздражением сказал Томсон. — В условленном месте мы разместим подготовленное подразделение, которое встретит их огнем. Потом на место боя приедут журналисты, которым будут показаны тела и документы.
— Значит, те люди, которые встретят нас на той стороне, тоже не знают реального положения дел?
— Они уверены, что просто угонят технику и дадут интервью, — пояснил Томсон. — После этого им обещано гражданство Польши.
— Глупцы! — воскликнул Берса. — Даже несведущему человеку понятно, что в Польше не будут прятать таких людей. Это глупо. Рано или поздно о них узнают!
— Им выплатили по пятнадцать тысяч долларов и обещали еще.
— Кто поверит, что русские берут на войну свои документы?
— Кому надо, тот и поверит, — ответил Томсон. — Тем более что все тела будут обезображены. Кровь производит сильное впечатление на европейского зрителя и отключает всякую способность думать.
— В таком случае последний вопрос, — заговорил Берса, следя за реакцией американца. — Как будет выглядеть мое спасение?
— Вот об этом ты и должен будешь позаботиться сам, — ошарашил его Томсон. — Тебе придется действовать по обстоятельствам.
На этом разговор был закончен. Чеченец выбрался из машины, и она двинулась восвояси.
— Строиться, — скомандовал разбитыми губами Гниляк, с опаской поглядывая на Берсу.
— Принято решение отправить вас в тыл противника для выполнения первой боевой задачи, — проговорил Берса, дождавшись, когда Гниляк встанет в строй. — Я вас учил, и мне придется и отвечать за то, как вы справитесь с делом.
— А что за задача? — неожиданно спросил Мосляк.
— Заткнись! — одернул его Гниляк. — Скажут.
— Я рассчитывал, что сумею сделать из вас достойных воинов, — вновь заговорил Берса. — Но не все в моих силах. Больше это зависело от вас.
— Если мы плохо готовы, значит, надо еще учиться, — осторожно сказал Люгер.
— Нет времени, — ответил ему Берса. — Поэтому я вынужден пойти с вами.
Бойцы переглянулись.
— Не удивляйтесь, — продолжил Берса, довольный произведенным впечатлением. — Я ведь несу ответственность и перед вашими матерями. Как мне потом спать, есть, пить, если я буду знать, что недоучил вас и вы из-за этого погибли!
Глава 34 Неотвратимая необходимость
Когда Вахид выглянул в коридор, санитары уже вкатывали тележку в операционный блок. Он дождался, когда за ними закроется дверь, и стал шарить по стене рукой. Теперь Вахид не боялся, что кто-то проснется и поднимет тревогу. Было ясно, что если в палате и остались раненые, то они без сознания. Возможно, им укололи наркотик.
«А если не раненые? Вдруг здесь работают вирусологи, а это зараженные подопытные?»
Однако он вспомнил, что на лицах санитаров не было масок, и мысленно отругал себя. Наконец Вахид нащупал выключатель и надавил на кнопку. Его взору открылись четыре кровати, на двух из которых лежали люди.
Вахид подошел к мужчине, лежащему у окна. Нижняя часть его лица, белая, как кожа ребенка, зияла порезами и разительно отличалась цветом от верхней, почти черной от загара.
«Кто-то небрежно побрил его, — сделал он вывод. — Зачем?»
Вахид тронул шею мужчины. В нем все еще теплилась жизнь. Он приподнял веко. Все ясно, раненый был в состоянии глубокого наркотического опьянения. Уже не таясь, Вахид отбросил простыню. Этот человек лежал на клеенке и был абсолютно голый.
Его грудь тоже была выбрита, а на животе красовались три гигантских пореза с небрежно наложенными швами. Один, на боку, заклеен пластырем. Странно, ран от пуль и осколков у него не было. Вахид перевел взгляд ниже и увидел почти зажившие пулевые отверстия на ногах.
«У Зелимхана тоже были перебиты ноги, — вспомнил он, и тут его осенило: — Как я сразу не догадался! Ранения в конечности, без повреждения внутренних органов, а разрезы в области почек, печени и поджелудочной железы! Да их попросту разобрали на органы! — Вахид посмотрел на свои ноги, и по его спине пробежал неприятный холодок. — Значит, и мне уготована та же участь? Не выйдет!»
Вахид бросил простыню и перешел к следующей кровати. Здесь та же картина. Молодой парень имел точно такие швы.
«Вот уж точно, кому война, а кому мать родна!» — подумал Вахид и развернулся к выходу.
Он уже был в коридоре, когда мысль о том, что Зелимхан может пока еще быть живым, вынудила его остановиться. Вахид оказался перед непростым выбором. С одной стороны, он обязан помочь родственнику. В противном случае ему до конца жизни придется нести этот грех, а потом предстать перед Аллахом. С другой — приказ.
Немного поколебавшись, он вошел в следующие двери и щелкнул выключателем. Здесь было трое доноров. На ближней к нему кровати лежал Зелимхан. Он тоже был тщательно выбрит, открыл глаза и посмотрел на него осмысленным взглядом.
— Ты?! — едва слышно просипел брат.
— Здравствуй, — выдавил из себя Вахид.
— Но как ты здесь оказался? — проговорил Зелимхан одними губами.
— А ты? — спросил Вахид, вглядываясь в валившиеся глаза и удивляясь тому, как за считаные дни может постареть человек.
— Посмотри! — Зелимхан с трудом, словно свинцовую, приподнял руку и сдвинул простыню в сторону.
Увидев гигантский порез на боку, Вахид сжал кулаки.
— Почему ты в сознании? — спросил он.
— Некогда объяснять. Уходи немедленно! Они уже забрали у меня почку и сейчас собираются вырезать еще что-то. Ты спросил, почему я в сознании. Так вот знай, они еще не все у меня взяли. Поэтому мне делают лишь половину укола. Эти шакалы говорят, что любая химия опускает цену на органы. У остальных просто не подходит сердце. Они обречены.
«Какое кощунство! — Вахид стиснул зубы. — Если рассуждать по логике этих нелюдей, то и барана надо резать не сразу, а по частям. Тогда и мясо будет всегда свежим!»
— Чеченцев они боятся забирать, крадут только раненых. А те мусульмане, которые едут из Европы, сразу попадают на стол! Ты понимаешь?
— Да! — подтвердил Вахид, размышляя, как быть дальше.
— В соседней палате курдские женщины. Это просто бизнес. — Он облизал пересохшие губы. — И мы с тобой тоже. Помнишь груз из музея?
Зелимхан за короткий срок на собственной шкуре понял, что ИГИЛ является всего лишь огромным механизмом по зарабатыванию денег.
— Тихо, — попросил Вахид и слегка наклонился к нему. — Мы уйдем вместе.
— Не выйдет! — Зелимхан сморщился, но тут же снова взял себя в руки. — Я все равно не выживу. Мне даже дышать больно. А что будет, когда обезболивающее перестанет действовать?
— Не говори глупости! — повысил голос Вахид. — По дороге я найду наркотик, а в Турции отдам тебя в лучшую клинику.
— Ты не знаешь, — Зелимхан втянул ртом воздух, словно он был раскален. — Нас там не ждут.
— Тебе нельзя говорить. — Вахид огляделся. — Где твоя одежда?
— Зачем она мне? У меня хотят забрать сердце.
— Что ты такое говоришь?
— Не перебивай! — Голос чеченца вдруг окреп, в глазах появился гнев. — Ты должен убить меня!
— Не смей даже думать об этом!
— У меня телефон. Там номер брата Аслана. Передай ему, что я умер как мужчина, — шептал Зелимхан. — И еще скажи, пусть даже не думает идти воевать. Ты же видишь. Ничего хорошего. О каком халифате речь, если даже здесь на всем делают бизнес? Я совершил глупость. Мои близкие не одобряли моего решения и собирались вернуться на родину. Скажи, теперь им снова закрыта дорога домой?
— Почему? — удивился Вахид.
— Я слышал, что родственников таких людей, как я, на родине не принимают, — проговорил Зелимхан и покрылся крупными каплями пота.
— Это неправда, — заверил его Вахид. — Я позабочусь о том, чтобы их не спрашивали за тебя.
— Но ты сам в таком же положении. Не обещай.
— Будь спокоен, — заверил его Вахид и слегка наклонился к лицу Зелимхана. — Я позабочусь о том, чтобы твои родные вернулись на родину.
— Что ты хочешь этим сказать? — спросил Зелимхан.
— Я не тот, за кого себя выдаю. Твой отец — родной брат моего отца.
— Ты шутишь?
— Зачем мне врать? — с тоской спросил Вахид. — Асланбек его зовут.
— Как это понимать? — Несчастный вдруг просветлел лицом и улыбнулся задрожавшими губами: — Брат! Вахид! Отец много рассказывал о тебе.
— Я здесь для того, чтобы такая зараза, как ИГИЛ, не распространялась по миру.
Удар ножа в самую грудь Зелимхана поставил точку в этом разговоре. Вахид вытер лезвие о матрац и некоторое время сидел, глядя на улыбку, застывшую на губах. Потом он встал, закрыл покойному глаза и натянул простыню на лицо.
Глава 35 Подмена
Крыша за ночь немного остыла. Луна скатилась к горизонту и стала больше.
— Ты уверен, что мы справимся до наступления рассвета? — тяжело дыша, спросил Усман.
Подъем на чердак и прогулка по крыше дались ему с трудом.
— Раз иду, значит, на что-то надеюсь, — ответил Вахид. — Должны успеть.
— Может, так уйдем? — осторожно предложил Усман.
— Как ты можешь такое говорить? — изумился Вахид. — Он мой родственник и чеченец! Представь себя на моем месте. Как жить потом с таким грузом?
— Извини. Война стала порождать в наших головах глупые мысли.
— Я тебя не неволю. Можешь вернуться.
— За кого ты меня принимаешь? — обиделся чеченец.
Вахид недолго думал, как поступить. Он вернулся и попросил Усмана помочь ему перенести тело брата за город для погребения. Теперь они направлялись в правое крыло больницы, где орудовали трансплантологи, чтобы забрать оттуда покойного Зелимхана.
Вахид спустился до площадки второго этажа, когда услышал арабскую речь. Он остановился и осторожно посмотрел вниз. Какой-то боевик говорил по телефону. Наверняка это был охранник.
Сотовая связь в городе была, но боевики пользовались ею с большой осторожностью. Мало ли?.. Все знали возможности авиации НАТО, которая могла легко выявить «говоруна» и заткнуть ему рот ракетой или бомбой. Никто точно не мог сказать, были или нет подобные случаи, но командиры ИГИЛ запрещали боевикам пользоваться телефонами в людных местах. Есть желание позвонить — уйди туда, где если и умрешь, то один. Не подставляй остальных.
Как бы то ни было, но сидеть и ждать, когда араб наговорится, Вахид не мог. План созрел мгновенно.
Вахид развернулся к Усману и едва слышно сказал:
— Тебе надо подняться этажом выше и ждать сигнала.
Ни слова не говоря, Усман подчинился.
Дождавшись, когда его тень исчезнет с пролета, Вахид перегнулся через перила и позвал:
— Послушай, уважаемый!
Араб замолчал.
— Я плохо знаю твой язык, — объяснил Вахид, с трудом подбирая слова. — Как с тобой можно говорить?
— Английский знаешь? — раздался испуганный голос.
— Конечно! Я жил в Англии.
— Кто ты? — донеслось из-под лестницы.
— Почему нарушаешь приказ? — строго спросил Вахид, проигнорировав вопрос. — Все знают, что нельзя даже держать при себе включенный телефон. Хочешь, чтобы американцы разбомбили госпиталь? А может, ты делаешь это специально?
— Что ты такое говоришь? — воскликнул араб. — И в мыслях не было. Что ты там делаешь?
Араб говорил практически без акцента, отчего Вахид сделал вывод, что тот с малых лет жил в Англии.
— Я работаю здесь, — соврал Вахид. — Ходил забрать наверху кое-что.
— Почему я не видел, как ты поднялся?
— Тебя здесь не было.
Наконец снизу появилось испуганное лицо. Араб задрал голову и пытался разглядеть Вахида. На вид ему было не больше двадцати. Совсем мальчишка.
— Я отходил на минуту.
— Мне все равно, где ты был. Иди лучше сюда. Помоги мне принести одну вещь.
— Какую? — испуганно спросил араб, поднявшись на площадку.
— Увидишь. — Вахид, уже не таясь, стал подниматься по лестнице.
Теряясь в догадках, боевик направился следом за ним.
Вахид дошел до ящика, найденного часом раньше, наклонился и взял его за ручку.
— Бери! — приказал он арабу.
— Что это? — спросил тот.
— Кто-то украл перевязочный материал и спрятал здесь. Я нашел. Сейчас надо отнести его на место.
— Послушай! — испуганно воскликнул боевик. — Я ни при чем!
— Тебя никто ни в чем не обвиняет, — попытался успокоить его Вахид. — Мое дело — лечить наших братьев.
— Но ты же понимаешь, что спросят с меня!
— Каждый отвечает за себя. — Вахид приподнял край ящика и прикрикнул: — Хватай! Чего ждешь?
— Нет, постой, — заторопился араб. — У меня семья. Ты не можешь не знать, как обойдутся со мной, когда узнают об этом.
— Но ведь ты не крал этого! Чего тебе бояться?
— Почему ты не понимаешь?! С меня-то как раз и спросят. Ведь это моя вина, что здесь разгуливают воришки.
— Все это могли похитить в то время, когда вход охранял другой человек, — выдвинул предположение Вахид и выпрямился.
— Я один сегодня здесь.
Араб был готов расплакаться. Немудрено, ведь в ИГИЛ за все одно наказание — смерть.
— Хорошо, я не стану никому говорить о случившемся, — пообещал Вахид. — Но тогда нельзя допустить и того, чтобы кто-то из тех, с кем я работаю, увидел этот ящик.
— Ты собираешься его спрятать?
— Пока мы занесем его к раненым.
— Спасибо, брат! — обрадовался араб. — Ты спас меня от позора.
«Какой ты глупый! — подумал Вахид. — А приехал воевать из самой Англии! Зачем, спрашивается, тащить куда-то этот ящик?»
В коридоре никого не было. Они втащили ящик в палату и поставили на пол.
Вахид не стал включать свет.
— Я мог оказаться среди этих несчастных, — сказал араб и охнул от удара кулаком в висок.
— Ты и останешься, — проворчал Вахид, перешагнул через парня, рухнувшего на пол, и выглянул в коридор.
Никого.
Вахид вернулся назад и включил свет. Зелимхан по-прежнему лежал с накрытой головой. На простыне проступила кровь. Его обнаженный сосед лишь слегка повернул голову в сторону. Остальные даже не изменили позы.
Вахид задвинул ящик под ближайшую к выходу кровать и стал снимать с араба куртку. Скрип дверей заставил его выпрямиться.
— Это я, — громким шепотом объявил Усман и вымученно улыбнулся.
— Надо торопиться. — Вахид показал на араба. — Этого разденем и положим вместо моего брата.
— Давай я займусь охранником, а ты позвони своему земляку, — заторопился Усман.
Глава 36 Первый блин комом
Берса открыл глаза и увидел Абдулу, сидящего на соседних нарах. В желтоватом свете керосиновой лампы он походил на больного, уставшего от жизни старика. Глаза ввалились, складки вокруг рта, тонувшие в косматой бороде, стали глубже и резче.
— Давно не спишь? — спросил Берса, пытаясь унять дрожь.
— Только проснулся. — Абдула сдвинул рукой брезент, которым они отгородились, и скомандовал: — Подъем! Живее! Кто там еще лежит!
Возня усилилась.
Берса собрался с силами и откинул одеяло. В отсыревшей одежде не удавалось согреться, поэтому люди укрывались всем, чем могли. В ход пошел даже тент со сломанного грузовика, на котором раньше привозили продукты. Его сняли с машины и разрезали на куски.
— Кто ночью печь топил? — строго спросил Берса, выйдя в проход.
— Сулейман, — ответил рослый Руслан Агушев.
Услышав вопрос, с ящика рядом с печью поднялся щуплый чеченец.
— Почему холодно? — спросил Берса.
— Уголь сырой, — стал оправдываться Сулейман.
— Просто ты жил в Европе на всем готовом, — проворчал Берса. — Вот и не умеешь печку топить.
Берса вышел из палатки и зажмурился. Свежий снег окутал все белым покрывалом. Несмотря на ранний час, было светло как днем.
— Как думаешь, растает? — раздался из-за спины голос Абдулы. — Или до весны?
— Здесь море близко. К обеду снега не будет.
— Зато появится грязь, — с досадой заключил Абдула.