— Здесь море близко. К обеду снега не будет.
— Зато появится грязь, — с досадой заключил Абдула.
Берса ничего не сказал. На самом деле он ждал снега как манны небесной. Несмотря на то что ночью температура опускалась далеко ниже нуля, дни еще были относительно теплыми.
Далеко ли они смогут уехать по проселкам в распутицу? Теперь можно с чистой совестью требовать перенести выезд на неделю-другую. К тому же еще неизвестно, в каком состоянии машина. Крикун уже оговорился, что двигатель старый, а коробка — самый настоящий хлам. Так можно будет дотянуть до морозов, а там, глядишь, снова что-нибудь случится. Можно, например, и заболеть.
У бочки для умывания всех ждало следующее испытание. Вода в ней замерзла, и людям пришлось обтираться снегом.
Они уже подходили к палатке столовой, как послышался гул, и на дороге, среди деревьев, замелькал грузовик.
— Никак Крикун машину пригнал, — проговорил Абдула.
— Потолок надо будет испачкать и закоптить, — стал давать указания Берса. — Сразу видно, что здесь что-то не так.
— Почему? — вскинулся Крикун. — Разве нельзя крышу починить?
— Хочешь сказать, что сейчас есть кому-то до этого дело? — вопросом на вопрос ответил ему Берса. — Откуда у водителя хорошие доски и краска?
— Неужели ополченцы додумаются, что в крыше люк? — упорствовал Крикун.
— Сразу они о назначении машины, конечно, не догадаются, — согласился с ним Берса. — Но могут подумать, что там просто устроен тайник.
— Хорошо, — буркнул Крикун. — Кстати, в машине установлен мощный обогреватель и смонтирован отдельный воздуховод для отопления будки.
— Молодец! — с сарказмом похвалил его Берса. — А где миномет?
Крикун загадочно улыбнулся.
— Догадайся.
— Ты что, Якубович? — разозлился Берса. — Я не на «Поле чудес» приехал играть, а воевать!
Крикун присел и показал рукой под кузов.
— Тайник в раме, между колес, — сказал он.
— Боеприпасы? — допытывался Берса.
— Передняя стенка будки двойная, — доложил Крикун и выпрямился. — Мины уложены в два ряда.
— Так они со взрывателями? — ужаснулся Берса.
— Полость сделана из поролона. Так что тряска не страшна.
— При чем тут тряска? — спросил Берса. — Любой осколок или пуля превратят нас в шахидов.
— Думаю, до этого не дойдет, — успокоил его Крикун. — Ты когда собираешься опробовать?
— Прямо сейчас. Только задачу поставлю.
Через полчаса машину подбросило. Судя по звукам, кто-то не удержался на ногах и упал. Разразился руганью Мосляк. Вскрикнул и запричитал Речник. Из-за грохота слов разобрать было невозможно, но всем стало понятно, что он сильно ушибся. В будке было темно. Глаза людей слезились от выхлопных газов, а в горле першило. Машину снова тряхнуло. Миномет, установленный на растяжках, с лязгом подпрыгнул.
— Не сорвало бы, — прокричал Гниляк.
— Как дрова везет! — раздался голос Портоса.
— Меня скоро стошнит! — простонала Лиса.
— Привыкайте, — крикнул Берса.
— Может, матрацы на пол накидаем? — неожиданно спросил Речник. — Или скамейки какие сделаем?
— А как водитель на блокпостах сепарам объяснит, зачем это? — разозлился Берса. — Вот за передним краем посмотрим. К тому же мы в район пешком выдвигаемся.
Машина встала, и все полетели вперед.
— Так, — протянул Берса. — Кажется, приехали.
Раздались удары по кузову и голос водителя:
— Мы на месте!
— Действуем так, как будто выехали на позицию, — приказал Берса.
Послышалась возня, что-то скрипнуло, лязгнули запоры. Крышка люка с грохотом свалилась вниз, через прямоугольный проем хлынул свет. Берса на секунду закрыл глаза и вдруг понял, что за это время его команда понесла первые потери. У миномета, раскинув руки, лежал на спине Скрипко.
— Что он под крышкой делал?! — спросил Мосляк.
Люгер присел перед Скрипко, потрогал голову, размозженную крышкой, ударил по щеке ладошкой и посмотрел на Гниляка.
— Кажется, хана ему, — сказал он.
Лиса стояла на четвереньках, пунцовая от напряжения. Она открывала и закрывала рот, из которого то и дело вырывалась желтая струя рвотных масс.
Берса нехотя встал и скомандовал:
— Оттащите тело в сторону! Действуем как в боевой обстановке! Скрипко убит!
Люгер подхватил мертвеца под руки и выжидающе уставился на Речника.
— Чего? — захлопал глазами тот.
— Давай к стене перенесем!
Они кое-как перетащили тело к двери.
— Люгер, мину! — крикнул Гниляк.
Люгер бросился к передней стенке, однако споткнулся о трос, тянущийся от миномета, и со всего размаху рухнул на пол.
— Еще один, — констатировал Гниляк и поморщился.
Мосляк между тем открыл вторую половину люка.
Морщась и постанывая, Люгер встал и потянул вверх ручку заслонки. Из образовавшегося окошка выкатилась мина. Он подхватил ее на руки и развернулся к миномету.
Гниляк торопливо листал блокнот с расчетами, нашел нужную страницу, просиял лицом и посмотрел на Мосляка.
— Чего стоишь?!
Мосляк устремился к миномету.
Между тем Гниляк продолжал командовать:
— Прицел сто двадцать три. Шкала тысячных, уровень тридцать два двенадцать! Основное направление — левее ноль сорок пять. — Он выдержал паузу, дожидаясь, когда Мосляк подкрутит круг угломера для горизонтальной наводки и барабанчик для измерения углов точности.
Вот солдат, следя за пузырьком уровня, осторожно повернул на треть подъемный механизм, выпрямился и доложил:
— Готово!
Гниляк посмотрел на Люгера, стоящего с миной в руках, и скомандовал:
— Огонь!
Люгер шагнул к миномету и отправил в ствол мину, похожую на дыню.
Все произошло настолько быстро, что Берса не успел открыть рот и заткнуть уши. В следующий момент его голову будто сплющило между двумя вагонами, налетевшими друг на друга. Какое-то время он просто не существовал, а потом странным образом выплыл из звенящего тумана, сидя на полу. Из глаз текли слезы.
Задняя дверь была открыта. На снегу рядом с машиной корчился Речник. Его глаза походили на два бильярдных шара, а рот был открыт так, словно он сидел в кресле стоматолога.
«Не слабо оглушило», — подумал Берса, пытаясь встать.
Он предполагал, что выстрел из миномета в замкнутом пространстве будет громким, но и подумать не мог, что до такой степени.
Глава 37 В последний путь
Вахид двинулся по дорожке вслед за Усманом. Идти с телом Зелимхана на плече было нелегко. Кровь из раны и незаживших швов родственника вмиг пропитала куртку и штаны. Вахид то и дело смахивал с лица пот свободной рукой.
Они вышли к остаткам проходной. Ворот здесь давно не было. Въезд перекрывала труба, лежавшая на двух бетонных блоках. Охрана отсутствовала. Да она и не была нужна. Кто осмелится сунуться в город, кишащий фанатиками? Иракская армия особого сопротивления давно не оказывала.
После взятия Мосула огромное число солдат и офицеров было казнено вместе с мирными жителями, подвернувшимися под горячую руку. Хотя были и такие, кому не только оставляли жизнь, но и брали на службу. Вахид сам был свидетелем того, как в центральной мечети солдаты сдавали свои документы и получали карту боевика ИГИЛ.
— Далеко еще? — спросил Усман, когда они дошли до конца улицы.
Но Вахид не ответил ему. Он вглядывался в руины, пытался рассмотреть человека, укрывшегося там. Тело Зелимхана, лежавшее на плече, не позволяло увидеть, что происходит справа. Поэтому, когда сбоку раздался шорох, Вахиду пришлось развернуться всем телом.
В темноте щелкнул предохранитель, потом лязгнула затворная рама.
— Это я! — раздался голос Шамиля. — Опусти автомат.
Даже в темноте Вахид почувствовал, как Усман смотрит на него.
— Свой! — успокоил он. — Я звонил ему из палаты.
— Он быстро пришел, — заметил Усман.
— Здесь рядом.
— Кто это у тебя на плече? — Шамиль наконец-то приблизился настолько, что Вахид смог его разглядеть.
— Зелимхан. Надо его отнести на кладбище.
— Ты же сказал, что он пропал?
— Потом объясню, — пообещал Вахид и утер рукавом пот с лица. — Идем!
— Я, конечно, уважаю твои чувства, — проговорил Усман. — Только скоро рассвет, и нас хватятся.
— Кто? — спросил Вахид. — Не смеши меня. Раненые приходят и уходят, когда захотят. Никто не ведет никакого учета. У меня даже имени не спросили.
— Все равно, — не унимался Усман. — Мы убили охранника.
— А кто это видел? — Вахид уже пожалел, что взял этого нытика в помощники.
Никакой пользы от него не было.
— Хорошо. — Усман вздохнул. — Тогда показывайте, где здесь кладбище.
— Не знаю. Вынесем из города и предадим земле.
— Ты в своем уме? — возмутился Усман. — Там точно все перекрыто.
— Прорвемся! — заверил его Вахид.
— Как ты представляешь себе все это? — продолжал сомневаться Усман. — Что мы скажем, когда встретим на дороге боевиков? Они сразу поймут, что мы дезертиры.
— Пусть они думают, что нам сказать. Идите за мной.
Дорога изобиловала подбитыми танками и бронетранспортерами, из нутра которых несло жженой резиной и соляркой. Вахид несколько раз споткнулся об обломки кирпичей, угодил в небольшую воронку и едва не сломал себе шею.
— Давай я понесу, — предложил Шамиль.
— Когда надо будет, сам попрошу, — заверил его Вахид.
Когда они вышли на окраину города, стало заметно светлее, а со стороны пустыни потянуло прохладным ветерком.
— Стой! — раздался окрик на арабском.
Вахид остановился.
— Свои!
— Кто такие?
Вахид разглядел пикап с пулеметом в кузове и человека, стоящего рядом с ним.
— Я плохо понимаю арабский язык! — ответил он заученной фразой. — Но знаю чеченский и английский.
— Ты чеченец? — спросил его тот же человек на родном языке.
Вахид облегченно вздохнул и воскликнул:
— Хвала Всевышнему! Тебе о чем-нибудь говорит имя Абдул аль-Валид?
— Валид? — удивленно протянул человек с автоматом. — Ты, я слышал, ранен.
— А ты кто? — спросил Вахид, вглядываясь в лицо, размытое предрассветными сумерками. — Назови свое имя.
— Руслан Масахадов.
— Если бы не пустыня, давно подумал бы, что я на родине, — проговорил Вахид. — Только что умер мой родственник. Нужно похоронить.
— Прими мои соболезнования! — Руслан прижал руку к груди.
— Ты здесь один?
— Нас трое. — Руслан махнул в сторону автомобиля. — Анвар и Доку спят.
— Они в машине? — спросил Вахид и наконец-то разглядел и людей, сидевших в пикапе. — Может, вы дадите нам ее на время?
— Доку! — позвал боевик.
Послышался звук открываемой дверцы. Вахид разглядел, как на дорогу вышел человек.
— Что? — спросил Доку.
— У наших братьев несчастье, — сказал боевик. — У одного из них от ран умер родственник. Скажи Анвару, пусть останется со мной, а сам довези их до кладбища.
Вскоре Доку остановил машину у свежевырытых могил.
— Это сколько же наших братьев полегло от рук неверных? — ни к кому не обращаясь, сказал он.
— Ты расстроен? — спросил из кузова Вахид.
Быстро светало. Небо на востоке налилось багрянцем.
— А ты нет? — осведомился Доку и выбрался из-за руля.
— Они в раю, за них радоваться надо, — сказал Шамиль, взял лопату, лежащую в кузове, и подошел к яме. — Интересно, для кого ее вырыли?
— Может, и для тебя, — как само собой разумеющееся ответил Доку.
— Ты сказал, у тебя вода есть, — напомнил Вахид.
— Извини, совсем забыл. — Доку устремился обратно к машине и через минуту протянул Вахиду пластиковую бутыль.
— Погоди. — Вахид отстранился и огляделся. — Не будем же мы его в кузове мыть?
— Ты собираешься сейчас соблюдать обряд? — удивился Шамиль.
— Ложе для омовения там, — со знанием дела сказал Доку и показал рукой в сторону развалин.
Вахид увидел каменную плиту.
— Помогите мне! — Он подхватил тело Зелимхана и подтащил к краю кузова.
Втроем они спустили покойника на землю и перенесли к плите. Вахид лично уложил его таким образом, чтобы лицом он был обращен к священной Мекке. Шамиль помог размотать простыню.
— Что это? — спросил Доку, глядя на порезы.
— Я думаю, тебе лучше не знать правду, — на полном серьезе сказал Вахид. — Она страшная, а ты молод и можешь наделать глупостей.
— Кажется, я догадался! — Рука чеченца легла на автомат.
— О чем ты догадался? — спросил Вахид.
— Из него вытащили органы, а потом убили!
— Хватит говорить! — разозлился Вахид. — Лучше помогите мне.
Было уже совсем светло, когда Вахид закончил поправлять могильный холмик:
— Все!
— Надо было Доку попросить, чтобы приехал за нами, — сокрушался Усман, глядя на блокпост и машину, видневшиеся вдали. — У него в кузове стояли две канистры с бензином. Нам бы хватило доехать до границы с Турцией.
Вахид переглянулся с Шамилем и уставился на Усмана.
— Ты решил сейчас уходить в Турцию? — спросил он.
— А как иначе?
— Это из-за жары, — сделал вывод Шамиль и улыбнулся.
— Что ты хочешь этим сказать? — возмутился Усман. — Думаешь, я перестал соображать?
— Девятьсот километров по территории, занятой террористами, — задумчиво проговорил Вахид и осекся.
Но было поздно.
По тому, как изменился в лице Усман, стало ясно, что его зацепило такое определение.
— Как ты сказал? — спросил боевик и хищно прищурился.
— Смерть Зелимхана открыла мне глаза, — сказал Вахид, уже твердо решив убить Усмана. — Я не смогу воевать за людей, которые наживаются на смерти моджахедов. Думаешь, куда отправили его почку? Ее пересадят какому-нибудь американцу или европейцу…
— Который окажется гомосексуалистом, — добавил Шамиль.
— Не заговаривайте мне зубы! — Усман неожиданно дернул за ствол автомат, висевший на плече, пытаясь направить его на Вахида.
Однако Шамиль, стоявший сбоку, опередил его. Он перевернул в воздухе лопату и точным ударом в висок опрокинул Усмана на землю. Кровь хлынула из разрубленной головы, однако чеченец оказался на удивление живуч. Он вскочил на ноги, вытянул руки и бросился на Вахида.
Тот шагнул в сторону, пропустил его мимо себя и двинул ему в левую часть головы кулаком. Усман вновь оказался на земле. Он сделал попытку приподняться на руках, однако волна судороги не дала ему этого сделать.
— Надо унести его с кладбища, — сказал Шамиль.
— Зачем? — удивился Вахид. — Вокруг много готовых ям.
Когда Вахид с Шамилем подошли к школе, в которой размещался их отряд, во дворе уже царило оживление. Пахло дымом костра и жареным мясом.
— Мне кажется, Осама нас не отпустит, — тихо сказал Шамиль. — Надо было бежать, как предлагал Усман.
— Куда? — Вахид растерялся от такого заявления. — У нас нет даже документов. Или ты собираешься покупать билет на самолет по карте боевика?
— Все равно можно было что-то придумать, — стоял на своем Шамиль.
— Мы уже придумали, — с издевкой проворчал Вахид. — Тебя рука плохо слушается, а я хромаю.
— Это пройдет, — со знанием дела заверил его Шамиль.
Глава 38 На постой
— Давай к этому мужику! — воскликнул Речник и показал пальцем куда-то вперед.
— Почему командуешь? — возмутился Берса и посмотрел между сиденьями.
В свете фар вдоль дороги ковылял какой-то старик.
— Сам сказал, надо местного найти.
Берса промолчал. Конечно, его замечание выглядело нелепым. Тем более с заднего сиденья почти не видно дороги. Однако он ничего не мог с собой поделать. Злость и обида за то, что его отправили вместе с группой, душили бригадного генерала. Конечно, и этот факт он использовал в своих интересах. При каждом удобном случае Берса напоминал бойцам, что отправился вместе с ними из-за опасения за их жизни.
— У него оружия не видно? — заволновался Мосляк. — Вдруг ополченец?
— А мы кто? — спросил Речник и нервно хохотнул.
Гниляк опустил стекло.
— Отец, а где воды можно набрать?
— Как ты сказал? — Старик в ушанке и рваной телогрейке наклонился к окну.
— Комендатура в селе есть? — спросил Речник.
— Чего? — Чтобы лучше слышать, старик приложил ладонь к уху. — Говори громче.
— Понятно, — зло проворчал Гниляк, трогая машину с места.
— Правильно их ватниками называют, — сказал Мосляк.
Вода диверсантам была не нужна. Таким вот способом они пытались как-то завязать разговор, чтобы выведать, есть ли в селе ополченцы.
С собой Берса взял Гниляка, Портоса, Мосляка и Речника. Пройти через передний край не составило труда. Сплошной линии обороны ни с той, ни с этой стороны не было. Большие участки патрулировались на машинах или танках, выставлялись секреты.
Уже под утро он встретился с агентом СБУ. Бывший милиционер жил на окраине небольшого шахтерского городка и промышлял тем, что возил людей за пенсией на территорию Украины и обратно. По всей видимости, там его и завербовали. Худощавый мужчина с нервным лицом слегка заикался и шепелявил, отчего Берса сделал вывод, что на сотрудничество он пошел не сразу.
Агент предоставил автомобиль. Старенькие «Жигули» шестой модели с виду дышали на ладан, однако на деле оказались на ходу.
В последний момент Берса все же вынудил Крикуна отказаться от мысли поделить их небольшой отряд на две группы. Главными причинами были риск оказаться в руках ополченцев и нехватка людей. Не считая Лисы и Гиблого, которые под видом мирных жителей должны будут перегнать куда следует машину с минометом, группа и так стала меньше на три человека.