Когда вся дружная компания была в сборе – они перешли дорогу и поднялись по небольшой каменной лестнице к двухэтажному зданию с мансардой, которое венчал один златоглавый купол. Наташа тут же сообщила, что впервые публично Декларация независимости США читалась именно в State House штата Массачусетс. Но не в этом здании за изящной чугунной оградой, а в прежнем – скромном трёхэтажном кирпичном особнячке с ратушеобразной башенкой и часами, – зажатом ныне частоколом небоскрёбов. Соня не раз проходила мимо этого архитектурного ансамбля, удивляясь непохожести Бостона на Нью-Йорк. В последнем – «частокол» монолитен и незыблем, как американский флаг.
Нынешний State House начал функционировать в 1798 году. Он имел вполне европейский вид и больше напоминал особнячок внезапно разбогатевшего поволжского дворянчика. Если бы не купол, государственное знамя Соединённых Штатов Америки на флагштоке, красный кирпич и небоскрёбы в некотором отдалении. В Бостоне очень много этого пресловутого красного кирпича. Например, корпуса Гарварда напоминают здание Можайской общеобразовательной школы № 1. Особенно после того как в последней сменили ветхие окна на приличные стеклопакеты. (Памятник архитектуры, между прочим! Как у нас в Российской Федерации и положено памятникам архитектуры – в запущенном состоянии.)
И всё же главное административное здание штата Массачусетс вполне допускает непредвзятую возможность постирать на его ступенях грязные носки в тазике, ежели уж очень приспичит. Для сравнения: здание Музея изобразительных искусств имени Пушкина в Москве значительно помпезнее, не говоря уже о комплексе за стеной «из того же материала»[21] неподалёку. Какой там постирать. Там без тазика и с носками, где им положено быть, безо всяких усилий представишь себя несчастной белой мышью-сиротой.
Все прошли стандартную процедуру – рамка, турникет и, напоследок, толстый дядюшка-полисмен «околдовал» каждого «волшебной палкой-искалкой». Правда, документов у них при этом почему-то не спросили. Видимо, всё было заранее организовано.
К слову сказать, identity[22] у Сони в Штатах с маниакальным упорством требовали только при покупке сигарет и спиртного. А она при этом тешила своё самолюбие тем, что выглядит моложе двадцати одного года. Хотя всё дело было, конечно, в законопослушности американцев. Дома Соня часто наблюдала картину – пацанята десяти-двенадцати лет спокойно покупают сигареты, пиво или что покрепче в ларьках и даже супермаркетах. Зато кругом развешаны билборды социальной рекламы в духе: «Я не продаю спиртное несовершеннолетним». Глядя на них, в памяти почему-то навязчиво всплывал плакат периода post-«триумфального шествия советской власти», где – некая бородатая детина с окровавленной рукой и подпись: «Не режь молодняк!» Они там о другом, конечно, рисовали, но, согласитесь, было бы логичнее, чтобы наш отечественный «сенат», использовав все свои многочисленные «органы», озаботился бы этим бедствием, а не страстным органолептическим восприятием проблем чужих задниц, переименованием чего-то во что-либо ещё и прочими подобными «насущнейшими» проблемами.
Джим позвонил по местному телефону в холле – и спустя буквально пару минут вышел сенатор Джей (политкорректный проигрыш вместо полного имени).
Обычных американцев учат улыбаться по специальной методике на дому. А подготовкой сенаторов, по всей видимости, занимаются в Спецулыб Школах. У Джея было дружелюбное лицо с улыбкой до… таких больших и плотных образований, приделанных к голове. Знаете, бывают такие противные, мягкие, поросшие мехом, лаптеообразные уши – не то что потрогать, взгляд-то бросить неприятно. А у сенатора всё было с точностью наоборот – две мраморные античные скульптурки, за которые аккуратно были заправлены тёмные вьющиеся волосы. Соня еле сдержалась, чтоб не потрогать. Ещё у него был очень высокий лоб. А посреди лица, с чрезмерно широкими скулами, воткнут маленький, неожиданно красивый и изящный женский носик.
Сенатор был совершенно – законченно – некрасив и настолько же привлекателен и ухожен. Если бы Соню попросили определить его национальную принадлежность – она бы билась над решением этой проблемы до конца дней.
– Ты как думаешь? – шепнула она Наташе.
– Хэ зэ! – поняв, откомментировала та. И продолжила уже достаточно громко: – Сама думаю… Тут среди белого населения: пятая часть – айришпоиды. Англо-итальянопитеков и франконеандертальцев примерно поровну… Португальцев и поляков процентов пять, евреев и русских – столько же, чёрных, жёлтых и прочих – процента четыре. Ну, и «несчастных» коренных индейцев – около двух… Однако слишком темноволос и смугл для ирландца, слишком уж огромные уши даже для француза, и нос у него, прямо скажем, не еврейский. А на индейца он похож, как ты на черепаху Тортиллу. Этот тип идентификации не поддаётся – у меня национальный тупик! – последнее она уже почти выкрикнула.
– Да тихо ты! – зашипела Соня на подругу.
Правда, надо отдать должное – этнический состав населения штата Наташа изложила чётко.
Джим представил всех своему другу. «Все» засияли в ответных улыбках, выученных на троечку: «Nice to meet you… Glad to see you…» И вдруг:
– Невъебенно счастливы!
Соня незаметно пнула хулиганку Наташу в бок. Забавно, но в общем потоке «пользовательской» национальной эйфории стандартных приветствий – проскочило! Даже всегда внимательный и отчасти владеющий русской идиоматикой Майкл не среагировал. До чего же доводят порой людей годы стандартизированно-моторных «медитаций». А сенатор! Это надо было видеть! В ответ на Наташино восклицание он оскалился в такой улыбке, что Соня как врач интуитивно приготовилась вправлять ему вывихнутую челюсть!
– Трансплантаты, – шепнула Наташа, намекая на establish сенаторовых зубов. – У меня у самой в пасти целый BMW! А они ещё и не всегда приживаются. Но бабки каждый раз берут!
Видимо, Наташин взгляд тоже оказался прикован к несоразмерно разъятому зеву сенатора Джея, откуда исходило сияние, как из дипломата, открытого Траволтой в одной из сцен тарантиновского «Pulp Fiction». Только, в отличие от Сони, она успевала всё это комментировать. Вслух, не снимая с лица маски соответствия. Будь Соня менее натренирована – уже давно корчилась бы от смеха на полу.
Не каждый день вот так запросто жмёшь руку сенаторам. Соня даже отечественного – как их там? – депутата в глаза ни разу. Не говоря уже о том, чтобы «иметь честь» и так далее. Даже в «инкубаторах», где они размножаются простым делением, никогда не бывала.
«Может – почкованием?.. Да ну их, в общем!»
А как сенатор был одет! На нём был тёмно-синий костюм, тютелька в тютельку под цвет интерьера залов заседаний (как позже выяснилось). Голубая рубашка в тон и умереннопёстрый галстук из коллекции «не придерёшься». Туфли – не просто элегантно дорогие и стилистически выдержанные, а прямо хоть сейчас на сцену Большого. Часы, очки – всё на месте, как влитое.
Видимо, только в телецентрах и в госучреждениях водятся такие гламурно-глянцевые типы, как Родриго или Джей. По-разному, конечно. Джей – более откровенно лощёный. Эдакое холёное воплощение государственной символики. И вьетнамского ветеранства в нём сейчас было столько же, сколько – в Соне от Штирлица. Время – оно и не такое лечит. А порой и вовсе стирает с наших лиц.
С Джимом они не только пожали друг другу руки, но и обнялись-поцеловались. Примерно так, как нынче принято показывать в дурацких российских фильмах про спецназ. Только менее демонстративно. Вероятно, суровые и трогательные мужские объятия – единственное, что списано сценаристами и режиссёрами фильмов подобной тематики «с натуры», в отличие от всего остального.
Далее вся джинсовая компания отправилась за Джеем, пригласившим «follow me». Правда-правда, все были одеты, как средний американец в свой обычный выходной. Никаких «даун-таунских» костюмов и платьев «леди ин ред». Но самое поразительное, что, абсолютно не сговариваясь, из всего многообразия «джинсового арсенала» все выбрали парусиновые штаны оттенка бархатного занавеса над мемориальной трибуной Кеннеди. Хотя, например, Соня обычно предпочитала синим джинсам – голубые. Вот такая вот колористическая мистика.
В Америке есть вещи абсолютно любых размеров. И не в специальных магазинах типа «Богатырь», «Три толстяка» или «Всё для крупных дам», а в обычных универмагах. Топик до пупа 50-го, джинсы на бёдрах – 60-го и т. д. Так что у них, в отличие от нас, нет «ущемления прав толстяков в районе бутиков». У них, скорее, джинсы стройной девушке европейского сорок второго – сорок четвёртого размера сложно купить. Разве что в магазинах и отделах детской одежды. Да только «мотня» и длина штанин будут коротковаты. Будешь смотреться эдаким Томом Сойером переростком. А так-то – страна самого наплевательского отношения к тому, «что люди скажут» о внешнем виде. Может, потому и не выглядят глупо, что не слишком часто на тех самых людей оглядываются, а больше к себе, любимым, прислушиваются-присматриваются?
Американская манера одеваться с самого начала пришлась Соне по душе. Какая-нибудь «наша тётя», собираясь на экскурсию в подобное учреждение, наверняка бы надела что-нибудь идиотское – платьице с рюшами или «зловещий», деловой, по её мнению, костюм. И, конечно, обувку – какая понеудобнее. А спутник, при наличии такового, непременно будет наряжен в «пинжак с кармана́ми» «не по погоде». Когда Соня замечала подобные экземпляры, никогда не знала – хохотать или рыдать. Впрочем, в этом направлении наметилась тенденция к лучшему – даже «самые отсталые слои населения» нарядились в кроссовки, мокасины, джинсы и прочую, специально разработанную добрыми людьми человеколюбивую одежду. Правда, подавляющее большинство пейзан всё ещё продолжает носить лаковые туфли в паре со спортивными брюками, но это уже проблема общего отсутствия культуры. У нас пока не понимают разницы между безвкусицей и удобством.
Нынче из всех присутствующих только Джея «обязывало положение» к соответствующему look. Смущало его это или нет, но он ни капли не обратил внимания на внешний вид своих гостей.
Который день Соня завидовала бостонским студентам, таким же многочисленным, как и местные белки. Из разных штатов и стран, они бродили с причёсками немыслимых цветов, одетые в «амуницию» всевозможных фасонов и валялись на газонах. В Отечестве, если помните, ранее было нельзя на газонах не то что валяться, но даже ходить по ним строго возбранялось.
Вспоминая, как на первом курсе её выгнала с пары нормальной физиологии старая дева Эмма Вячеславовна из-за парочки серебряных колец и накрашенных губ, Соня завистливо вздохнула. До наших (в общей массе, разумеется) всегда доходит с опозданием на пару десятков лет. Да и на газонах уже можно валяться. Документальное фотографическое подтверждение у Сони было как раз с собой: фотография – она, собственной персоной, в Александровском саду ест мороженое, валяясь на траве рядом с мужем. Демократическое достижение!
В одном ухе у Сони журчал первый официальный государственный язык Соединённых Штатов Америки в исполнении сенатора штата Массачусетс. В другом – пульсировала сочно-русскоговорящая Наташа. Первое время она ещё пыталась улавливать из эфира и переводить «help yourself» трогательные сведения о химической, резиновой, полиграфической и пищевой промышленности штата. О судостроении и авиадвигателях, а также о приборостроении и радиоэлектронике. Видимо, пользуясь случаем, Джей репетировал доклад для… «Сената… или Конгресса?.. Где там они договариваются о том, сколько будет стоить в официальных сметах сидушка для унитаза, чтобы хватило денег на секретные проекты?..»[23] На этой мимолётной аллюзии Сонин аналоговый аппарат «завис», и, как следствие, она полностью переключилась на родную речь. Тем более что в Наташином изложении история и современность штата Массачусетс выглядели гораздо более живыми, нежели в беглой англоязычной номенклатуре. Для сохранения марки достаточно было не забывать периодически заглядывать сенатору в глаза, заинтересованно-одобрительно трясти головой и лучезарно улыбаться.
Массачусетс, надо признать, – штатик-миниатюра. Неумолимые факты – ничего личного. По площади – в тридцать два раза меньше Техаса. Тем не менее, как у любого «маломерки», ярко выражен и отлично реализован «комплекс Наполеона». Слово «первый» и «впервые» можно услышать, какой бы темы вы ни коснулись.
Когда-то у Сони был однокурсник по кличке Примус. Внешне – ничем не примечательный коротышка – ленинский стипендиат – обаятельнейшая личность – выдающийся пьяница – гениальный диагност. Он всегда говорил: «Примус – не потому, что движок в жопе, а потому, что «Первый»[24]. Хотя, по глубокому Сонечкиному убеждению, без неугасающего огня в душе и без соответствующего «движка в жопе» – первым не стать.
Так вот, в этом штате-Примусе впервые в Америке открылась бесплатная школа, появился первый в стране университет, конечно же Гарвардский. Заработал первый в стране печатный станок и впервые стала выходить регулярная газета «Boston News Letter». На территории этого штата установили первый в Америке маяк и «сдали в эксплуатацию» первую североамериканскую железную дорогу и «подземный трамвай». Здесь гордятся даже тем, что напечатали первую в Штатах рождественскую открытку. Впрочем, возможно, они перегнули палку допустимого хвастовства, и так ясно – у них же был первый печатный станок! Хотя, помнится, ещё старина Вольтер говорил: «Скромность – первый путь к безвестию».
Наконец, именно здесь впервые в мире зазвонил телефон… «Кто говорит?..» – «Слон!» То есть Александр Белл, конечно же. И сказал он своему помощнику следующее: «Watson, I need you». Что конкретно имелось в виду, история умалчивает, но именно такими были первые слова, открывшие эру заочных коммуникаций.
«Спроста ли? Наверняка и звонить-то нужно только тогда, когда можешь кому-нибудь сказать: «I need you», – мелькнуло у Сони в голове в канве Наташиного рассказа.
Тем временем Джей провёл всех в поражающий помпезностью зал. Тёмно-синие стены (в цвет его костюма и джинсов гостей-экскурсантов), колонны, бюсты отцов-основателей в нишах, стол «короля Артура» и огромное количество белых кожаных кресел.
– Чтобы здесь быть услышанным визави, надо усиленно напрягать голосовые связки, – шепнула Соня Наташе.
Та не замедлила проверить теорию на практике, зычно рявкнув. Все испуганно оглянулись. Но Наташа лишь вальяжно махнула ручкой – мол, в горле запершило.
– А акустика-то – не хуже, чем в Одесском оперном! – констатировала восхищённая Сонечка. И почему-то очень загордилась Стейт-Хаусом штата Массачусетс.
Так и продолжалось ещё некоторое время: пока из сенатора нескончаемым потоком извергался список достижений массачусетской экономики и мероприятий по окончательной демократизации населения, Наташа впихивала в Соню историю североамериканских штатов и конкретно города Бостона, одного из старейших в США, основанного в 1630 году. И так впала в азарт, что напоминала студента-первокурсника на первой сессии. Сразу становилось понятно – отчего экскурсии в её исполнении пользуются огромной популярностью. Что у американцев, что у наших.
Итак. Тема «билета»: «Бостон – колыбель американской революции».
Первая мысль: «Ну, прямо Петроград, блин!»
Ответ по теме:
«Бостон – город на северо-восточном побережье Атлантического океана. В 60 – 70-е годы XVIII века выступал в авангарде борьбы против английского господства. В 1765 году бостонцы восстали против гербового сбора. А к 70-му созрели для того, чтобы оказать вооружённое сопротивление регулярным английским войскам. А в 1773 году состоялось всемирно известное «Бостонское чаепитие», явившееся прологом войны за независимость Северной Америки. Пятьдесят отважных бостонцев, переодевшись индейцами, пробрались на корабли Ост-Индской компании и выбросили в океан сотни ящиков дорогостоящего чая в знак протеста против невыгодной для колоний налоговой политики и ограничений на торговлю с другими странами. Акт вопиющего неповиновения и послужил поводом для начала войны, которая длилась с 1775 по 1783 год и закончилась окончательной и бесповоротной независимостью».
От себя лично хотелось бы добавить, что фактическим поводом и причиной любой войны, а особенно войны за независимость, являлось и является пресловутое «бабло», которое никак не победит зло. Ибо так называемые «борцы» уничтожают всегда и только конкурентов, а отнюдь не компаньонов, приносящих корпоративную прибыль.
В связи с чем от лица миролюбивых североамериканских индейцев, которые в течение всей истории были крайними по определению, хочется просто извиниться:
«Простите нас за то, что на нашей земле вам пришлось сражаться за свою финансовую независимость. Простите, что наивно полагали быть добрыми соседями. Племя «Большой горы»[25] и племя прибывших сюда из Англии, Ирландии и ещё бог знает из каких далёких и не поддающихся воображению мест. Простите нас за то, что вас это не очень устраивало. И за то, что мы отстаивали свою историю и жизнь, не приняв в расчёт геополитические процессы. Наше уничтожение было предопределено. Но мы не подумали об этом. Мы виноваты. Из-за своей наивности, миролюбивости, доверчивости и ещё многих качеств, трактуемых современной цивилизацией как глупость. Простите, нас больше не будет. Нас уже почти нет».
Девиз штата Массачусетс «С мечом в руках мы жаждем мира, но только мира под сенью свободы» очень напоминает сентенцию Бисмарка «Хочешь мира – готовься к войне!» – и пованивает сероводородом скрытой агрессии.
Оценка: Обострение хронического «диссидентства» и слабое понимание вопросов «исторической правды».