— Это верно, — сказал я, — спасибо, сэр Дарабос! Как обычно, вы знаете весьма, даже зело весьма. Черных крыльев у нее нет?
— Нет, — ответил он, — но на спине в районе лопаток, откуда росли бы крылья, по родинке. Очень похожие одна на другую…
— Спасибо, — повторил я горько. — Вот что значит репутация! И про родинки знаете… про другие места и спрашивать не решаюсь, но про вас никаких порочащих слухов! То ли их пресекаете, то ли носителей удушиваете, а вот про меня чего только не плетут, если это не козни нашего графа Альбрехта!.. Ладно, граф, я еще как-нибудь проведу с вами воспитательную беседу…
— Только не в пыточном подвале, — взмолился Альбрехт. — А пока, ваше высочество, не стойте так в ночи под факелом, очень уж хорошая мишень, а то и не доживете до счастливого момента, когда начнете с меня шкуру сдирать на свой личный барабан.
Мы вернулись в здание, они и на входе прикрывали меня телами, а я все думал, что Гизелла, скорее всего, как раз ничего и не увидела, как и другие не видели, это ее и ужаснуло. А тьма, ад и скрежетание зубов… это женские фантазии, хотя, конечно, каждый из нас носит ад и рай в себе. Хотя, может быть, она увидела Терроса?
В нижнем зале продолжается общий пир, но за столами народу все меньше, хотя многие возвращаются, но теперь больше ходят вдоль стен и между столами, весело переговариваясь, чем сидят.
Я заглянул внутрь, но входить не стал, не мое это дело — пить и говорить о подвигах.
У входа в зал стоит Зигфрид, рядом с ним двое из отряда Дарабоса, Норберт временно прислал их в помощь Зигфриду. Все трое весело чешут языками, довольные, сытые и уже чуточку пьяные, рассматривают всех бесцеремонно, довольно громко отпускают шуточки.
Сейчас они провожали хмельными взглядами одного из слуг, что с неловкостью несет поднос с блюдами через зал. Я видел, как они переглянулись, а Зигфрид сказал громко:
— Эй, Джон!..
Слуга оглянулся, Зигфрид сказал благожелательно:
— А почему не Клайнен?.. Тот носит половчее! А тебе больше подходит быкам шеи ломать.
Слуга польщенно улыбнулся.
— Клайнен на кухне. Там много работы.
Зигфрид сказал с сочувствием:
— Это в зал лордам? Давай я отнесу сам. А то ты обязательно в дверях запнешься.
Слуга явно заколебался, но Зигфрид уже требовательно протянул руки, и он с неохотой передал ему поднос. Зигфрид принял, отступил на шаг, а один из стражей моментально ухватил ошеломленного слугу за руки.
Зигфрид приставил ему к горлу острие меча.
— Замри, как муха в янтаре!
Слуга застыл, на лице сперва недоумение, затем страх, но следом проявилось и нечто иное, из-за чего у меня по спине пробежала дрожь.
Зигфрид ударил его в затылок рукоятью меча. Тот охнул и обвис в руках стражей.
Его быстро поволокли в ближайшую комнату и захлопнули за собой двери.
— Что с ним? — спросил я.
— Это не Джон, — пояснил Зигфрид. Он кивком подозвал одного из пробегавших слуг, сунул в руки нагруженный поднос и взглядом отправил в зал. — Совсем не Джон.
— А кто?
— Попробуем выяснить, — ответил он сумрачно. — Гад, как близко подошел!.. А наши маги никак не научатся распознавать их издали. А священники так вообще…
Я спросил в недоумении:
— Но как распознали этого? Я ничего не заметил!
— Вы и не должны замечать слуг, — отпарировал он. — Это наше дело — наблюдать и замечать все странности. Джон носит поднос ловко, на одной ладони, красиво даже, а сейчас держал двумя руками. Когда я спросил, где Клайнен, он ответил, что тот на кухне, но на самом деле никакого Клайнена здесь нет…
— Ловко, — сказал я. — Ты что, всех здесь знаешь?
— Работа такая, — ответил он.
Я вздохнул, в изумлении покачал головой.
— А кто был этот? Оборотень?.. Тогда его задержал бы священник у входа!
Он покачал головой.
— Нет, это человек, но продавший свою душу. Даже не душу, а позволивший кому-то, находящемуся очень далеко, овладеть на время своим телом и глазами.
— Значит, — сказал я, — это он сейчас только телом, но в нем сейчас кто-то другой?
— Был точно, — ответил он, — сейчас, возможно, уже оставил его тело. Говорят, колдуны хоть и не умирают, когда таких вот убивают, но им все равно больно.
Глава 8
В пыточный подвал Норберт просил не заходить, чтобы тот колдун, что в теле этого слуги, меня не слишком рассматривал, а то еще порчу наведет, кто их знает. Но через час примчался от него один из его людей и сказал, что теперь можно, уже проверили, колдун покинул его тело.
Я прошел в подвал, дивясь, как мои ребята все проделали так чисто, что герцог до сих пор не знает, что мы делаем в его замке. Едва открыл дверь, в лицо пахнуло запахом горелого мяса. Слуга висит в подвале, распятый на каменной стене, пальцы босых ног сожжены на раскаленных углях, лицо перекошено страданием, из глаз катятся слезы.
В подвале Норберт и Зигфрид, а граф и остальные мои соратники сейчас, как я понимаю, отвлекают герцога и его людей от суровых бытовых проблем.
В моем сердце закопошилась жалость, я приблизился и всмотрелся в простое крестьянское лицо распятого.
— За какие блага, — спросил я с сочувствием, — ты позволил чужаку занять твое тело и распоряжаться им?
Он простонал слабо:
— Всего за десять золотых… Он поклялся, что займет всего на несколько часов… и ничего со мной не случится…
Норберт сказал хмуро:
— Сделка с противником — предательство…
Слуга прошептал:
— Он сказал, что хочет только рассмотреть, в такой ли роскоши живет Ричард, как его господин…
— Кто его господин?
— Он не говорил…
Зигфрид прорычал:
— Теперь давай подробно. Кто предложил такое? Когда?.. Сам ли он нашел такого или ты предложил?.. Сколько раз он уже входил в твое тело?
Слуга принялся рассказывать, перемежая признание плачем и стонами. Я слушал, сам иногда задавал вопросы, картина вырисовывалась, с одной стороны, почти утешительная: заклятие это редкое, доступное только очень сильным магам, к тому же на этой стороне человек должен быть «подходящим», как я понимаю, восприимчивым; кроме того, против воли нельзя ни в кого вот так вломиться, человек должен сам желать этого и позволить чужому войти в себя и завладеть всеми органами… С другой стороны, вот по этому дурню видно, что если он согласился отдать свое тело на время в аренду за десять золотых, то такие еще найдутся.
Он испустил дух тут же, в подвале. Слугам объявили, что оказался подкупленным людьми Мунтвига, но все уже решено, праздник продолжается.
Гордые своей бдительностью стражи с удвоенной подозрительностью всматривались в каждого допущенного в замок, а в зале продолжался пир, готовый растянуться до утра.
Я вернулся на свое место, небрежным тоном рассказал герцогу о пустячном инциденте, пусть лучше от меня узнает, чем кто-то переврет, предложил ему выпить за прекрасных дам в зале, и он постепенно успокоился, тем более что я весь из себя довольная безмятежность.
Его милая Киринда тут же снова начала показывать мне женщин в зале, называть имена и шепотом рассказывать, какая чем хороша: кто знатностью, кто богатством, а кто и очень важными связями.
Я сделал вид, что очень заинтересовался одной особой, Джейн Гилфорд, улыбнулся довольной герцогине и выбрался из-за стола.
У леди Джейн Гилфорд вид сонно-соблазняющий, она делает глазки несколько механически, улыбается как бы через силу, ужимки по соблазнению самца несколько упрощенные, без той отточенности и ложности, какими могут блистать женщины, когда делают это с воодушевлением.
Я подошел тихонько, она перевела взгляд на меня и в очередной раз поощряюще улыбнулась, но точно так, как улыбнулась до этого простенькому прыщавому рыцаренку, даже не верится, что тот уже не оруженосец.
— Леди Джейн, — сказал я понимающе, — как же вам все это осточертело…
— Ваше высочество?
— В самом деле, — пояснил я, — одно и то же, одно и то же… Все так примитивно.
Она взглянула несколько удивленно, но на моем лице сочувствие и полное понимание, она поколебалась и спросила:
— Вы о чем, ваше высочество?
— Да эта вот игра, — пояснил я и широко зевнул, — простите.
Она переспросила:
— За что?
Я взял ее под локоть и, чувствуя на спине взгляд герцогини, повел леди Джейн из зала.
— За зевок, — пояснил я и добавил: — У нас это считается непристойным, особенно если при даме. Но что делать, мне тоже скучно. Если очень хотите, то можем отойти в сад, заросли хоть и чисто символические, но…
Она сказала поспешно:
— Нет-нет, я не очень хочу. А если честно, то совсем не хочу. Но мы при дворе герцога, а здесь если не вести эти игры, то вроде бы и не женщина.
Мы вышли на широкое крыльцо, воздух уже свежий, ночной, без примесей жареного мяса, пота, женских притираний, аромата воска…
Мы вышли на широкое крыльцо, воздух уже свежий, ночной, без примесей жареного мяса, пота, женских притираний, аромата воска…
— А мы, — сказал я с пониманием, — если не отвечаем моментально, то вроде и не мужчины. Хотя на самом деле это игры самцов и самок… вон, взгляните, как вон тот голубь пыжится и крутится перед той голубихой…
Какой-то прибитый голубь крутится недалеко от входа, совсем перепутал день и ночь, затем, явно уболтав, вскочил на самку и придавил ее к земле, распустив крылья и упираясь ими в землю для равновесия.
— Если есть желание… — сказал я.
Она покачала головой.
— Как-нибудь в другой раз. Вы, похоже, умный человек, ваше высочество?
— Умный? — оскорбился я. — Да я вообще самое то, чего и не отыскать больше! Я когда говорю, даже сам себя слушаю просто с наслаждением!
— Тогда я с вами пообщаюсь, — ответила она, — как-нибудь. А пока… если я правильно понимаю ваши нужды, то я советовала бы вам весьма настойчиво… да-да, в ваших интересах!., обратить внимание на баронессу Марго Генер.
— Это хто? — спросил я.
Она мило улыбнулась.
— Не притворяйтесь, что не заметили ее. Ее все замечают, а ваши рыцари, изголодавшиеся по женской ласке в ваших жутких лагерях, просто пожирают ее глазами. Вот подойдите сюда… нет-нет, не надо меня лапать, смотрите вот в эту щель… Видите вон ту цветущую особу в голубом платье чистейшей невинности?
Она дала мне заглянуть в приоткрытую дверь, я пробормотал:
— Да, ее трудно не заметить. Но среди ее колец на пальцах самое крупное — обручальное…
— Пусть это вас не останавливает, — посоветовала она практично. — Ее супруг здесь отсутствует, вернется не раньше чем через неделю, а вы к тому времени будете уже далеко. Во-вторых, он не слишком ревнив, ибо и сам не раз бывал замечен… А в-третьих, сэр Ричард…
Она замолчала, глядя на меня спокойным взглядом настолько умной женщины, что ей, наверное, уже и жить не очень хочется.
— Ну-ну, — поторопил я.
Она произнесла негромко:
— Вы не замечаете, что женщины уже готовы ложиться не под вас, а под принца?
— Это и печалит, — ответил я честно. — Леди Джейн… у меня много друзей, все прекрасные люди: благородные, честные, отважные, преданные… но умных так мало! И я так страстно жалею, что вы здесь, а не в моей столице!
Она полюбопытствовала:
— А где у вас столица?
Я чуть не брякнул, что это Геннегау в Сен-Мари, но поперхнулся и остановился с вытаращенными глазами. А в самом деле, где теперь моя столица?
Она ждала некоторое время, я беспомощно развел руками, однако она произнесла с уважением:
— Все еще нет?.. Тогда у вас будет что-то необыкновенное!
— Ваши бы слова Богу в уши, — пробормотал я.
Баронесса Марго Генер, по словам леди Джейн, прибыла в гости к герцогу на вторые сутки, что означает моментально, едва услышала о приближении наших войск.
Я ее заметил еще в первые же часы, изысканноаристократичную, молодую, но в расцвете женской красоты и обаяния, в платье с кружевным воротником стоймя, собранным в гармошку, что делает его похожим на огромную раковину, и потому все внимание сосредотачивается на том, что же в этой распахнутой раковине…
Я тоже посмотрел с великим удовольствием, не мог не посмотреть, там нежнейшая белоснежная кожа и два пышных и лакомых, как сдобные булочки, холмика, ухитрившихся наивно высунуться до половины так, что на обоих вырезах, как из-за края земли, уже видны алые округлости утреннего солнышка.
А юная баронесса делает вид, что не замечает, куда устремлены жадные мужские взгляды, воротник платья высокий, до затылка, и она вся из этой раковины, как драгоценная жемчужина…
Она тогда словно ощутила мой взгляд и повернулась, я едва успел отпрянуть за угол, хотя с чего бы, но ощущение такое, что подсматриваю, нехорошо, пусть она всего лишь мило щебетала с женщинами, а не ковырялась в носу, вытирая потом палец о платье подруги.
Но утром другого дня мое чувство опасности подвело или решило сделать подлянку: я шел, глубоко задумавшись, как после победы всех разом осчастливлю так, что запоют и запляшут, и вдруг едва не сшиб с ног молодую женщину, неизвестно как возникшую у меня прямо на пути.
Она испуганно вскрикнула, но так красиво и мелодично, что я, подозрительная скотина, которую из человека делает политика, сразу заподозрил, что все было подстроено.
— Ах, ваше высочество, — прощебетала она, упираясь обеими лапками мне в грудь, — как вы меня напугали!.. Я вся дрожу…
Я галантно придержал ее под спину, вроде бы поверил, что сейчас грохнется в обморок, а мне, чтобы облегчить ей дыхание, нужно будет расшнуровать корсет и сделать этот вот вырез платья, где так и тонет мой взгляд, еще… свободнее.
Свободу заключенным, пискнул во мне демократ, но я рыкнул державно, что пусть там сидят обе, а вслух произнес слащаво:
— Ох, леди, вы такая нежная и трепетная…
— Да-да, — подтвердила она охотно, — я все еще дрожу?
Я пощупал ее для правдивости ответа и подтвердил:
— Да, но это вас ничуть не портит!
И в доказательство, что она уже крепко стоит на своих ногах или что там у нее, у нынешних женщин с их волочащимися по полу платьями хрен поймешь, я придержал ее вытянутыми руками и отпустил.
На ее хорошеньком личике очень быстро отразилось и тут же исчезло разочарование моим неумением воспользоваться подвернувшимся случаем, но она тут же заулыбалась чисто и светленько, такая вся сдобная и милая.
— Ах, ваше высочество! Как все здорово!
— Чё? — спросил я и быстро бросил взгляд по сторонам, нет ли кого, кому я крайне срочно нужен. — Ага?
— Что вы здесь, — прощебетала она радостно, — что я здесь!.. И что я смотрю на вас с таким восторгом… и мне нравится на вас смотреть!… А вам?
— Ах, леди Марго, — сказал я так искренне, что почти сам себе поверил, — мне вот не только смотреть на вас нравится!
— Ой, — сказала она игриво, — а что еще?
— Да так вот, — сказал я, — хотелось бы вас помять в тяжелых нежных наших лапах…
— Ой, — сказала она снова вроде бы испуганно, однако придвинулась ближе и взглянула снизу вверх блестящими от ожидания глазами. — Ой-ой…
Я тяжело вздохнул и сказал с тоской:
— Но как этот чертов герцог Мидль мне всю малину портит!..
Она непонимающе скосила глаза на свой вырез платья, что послушно приспустился еще ниже, открывая две спелые ягоды малины.
— Ваше высочество?
— Да-да, — сказал я с тоской, — он, все он, всюду он… Леди, умоляю, вы должны его соблазнить, и тогда я позволю себе наконец-то уволочь вас в свою постель, о чем мечтаю с детства, и утолить свою дикую страсть, накопившуюся с тех времен!.. Да-да, вы помните его, такой высокий, красивый, интеллигентный…
Она сделала большие глаза.
— А… он… при чем?
— У нас одна жена на двоих, — объяснил я с горечью. — Ну, знаете ли, у короля Найтингейла только одна дочь, а претендентов много, ясно?
Она спросила с недоверием:
— Выдал ее сразу за двоих?..
— Не сразу, — уточнил я, — а по очереди. Может быть, еще за кого выдаст, это же король, для него важнее всего политические связи, стабильность в королевстве и на международном уровне! Прежде всего, с соседями.
Она воскликнула в восторге:
— Ой, как же ей повезло! И я так хочу. Очень хочу!
— Баронесса, — сказал я задумчиво, — гм… не знаю, пока ничего не обещаю, но при случае могу намекнуть кому-нибудь из заинтересованных… или кто может заинтересоваться. А пока вы сами должны заинтересовать меня… Нет-нет, пока не раздевайтесь! А то подумаю, что вы просто женщина.
Она сказала в испуге:
— Нет-нет, я умненькая. Правда! Значит, сэр Мидль придает устойчивости внутри королевства, а вы обеспечиваете стабильность за его пределами?
— Умница, — сказал я, — нет-нет, не раздевайтесь!.. Сперва изнасилуйте Мидля. Потом можете сразу ко мне.
Она спросила таинственно:
— Вы так… и с общей женой?
— Я ж говорю, вы умница.
— А вы хитренький, — обвинила она, — хотите пользоваться уже разогретенькой!
— Конечно, — признался я, — хитрость необходима. Я не могу допустить, что я изменю Франке и тем самым стану хуже Мидля. А так мы снова будем на равных.
Она возвела очи к потолку.
— Ох уж эта мужская логика! А еще смеетесь над женской. Хорошо, сэр Ричард, я все сделаю.
Глава 9
Народ отдыхает и запасается провизией, я провел короткий брифинг, и, едва военачальники покинули комнату, вошел Хреймдар, поклонился подчеркнуто уважительно.
— Хреймдар, — сказал я. — Какими судьбами? Так давно тебя не видел, что уже решил… гм..
— Вы еще помните мое имя? — спросил он вежливо. — И что вы решили?
— Что ты уже дома, — сообщил я. — В смысле далеко отсюда.