– К-какой азиат? Вы в своем уме?! А ну, пропустите меня!
Грубо оттолкнув сержанта угловатой коробкой с культурным наследием передвижников, я прорвалась к милицейскому транспорту, дернула дверцу, заглянула внутрь и опять заигралась в баранчика.
– А где Никита? – вдоволь налюбовавшись на низкорослого желтолицего типа с волосами цвета густо нагуталиненной обувной щетки, спросила я милицейских товарищей.
– А кто такой Никита? – с интересом поинтересовались они.
– Действительно, кто он такой? – глубоко задумалась я.
– Кто он и где он? – подголоском напела Нюня.
– Козел-собака! – выругалась Тяпа. – Я вам скажу, где он! Хотите?
– Не надо, – прошептала я, чувствуя, что ноги и руки слабеют, а тяжеленные передвижники отчетливо тяготеют к падению на снег.
Но Тяпу, когда она в ударе, не остановить и танком.
– Я думаю, что тело Никиты сейчас лежит в холле «Либер Муттер», а душа его уже в лучшем из миров! – бестрепетно закончила она. – В свете последних событий я полагаю, что светловолосый парень, которого застрелил Чукча, никакой не Славик, а Никита!
– А-а-а! – заголосила Нюня.
– А-а-а-а!!! – взвыл сержант Бобриков.
Я слабо удивилась такому созвучию наших душ, но оказалось, что милицейский товарищ чужд сочувствия. Просто ему на ногу тяжко, углом, упала моя деревянная коробка с живописным наследием. Отрешенно наблюдая, как сержант с энтузиазмом девочки – чемпионки двора по игре в классики прыгает вокруг «газика» на одной ножке, я думала, что поспешила записать Никиту в грабители и убийцы. Судя по всему, не он убил – его убили.
– Может, не совсем убили? – с надеждой предположила я.
Нюня тут же расстаралась и со всем пылом нашего общего воображения нарисовала картинку «Милосердная сестрица Танечка у постели раненого Никиты». Циничная Тяпа потребовала заменить предлог «у» на «в», но в целом против натурной живописи не возражала.
– Так, – завершив круг, заговорил сержант Бобриков. – С золотом, я вижу, дело темное, так что ограбление повисло нераскрытое. Помнится, еще убийство упоминалось?
– Предлагаю немедленно проехать на место преступления! – быстро сказала я.
Глава 14
«Икарус» с помятым бортом оставили на обочине неподалеку от перевернутого джипа. Второй милиционер, с которым я так и не удосужилась познакомиться, сел за руль «газика». Сержант Бобриков любезно уступил мне пассажирское место впереди, а сам устроился сзади в компании мрачного и молчаливого Чукчи. По дороге я быстро рассказала про недавнюю стрельбу, и за интересным разговором мы быстро домчали до «Либер Муттер».
Окна гостиницы были темными, но в холле горел свет. Дверь оказалась незапертой, и, когда сержант Бобриков хозяйским жестом распахнул ее, крыльцо озарилось золотисто-розовым светом грибовидной лампы. Я увидела на перламутрово-розовом снегу красно-бурые пятна и надолго застыла, созерцая их с ужасом. Бобриков с товарищем не стали меня дожидаться и вошли в дом. Я отстала от них на пару минут, но поторопилась присоединиться к милицейской компании, едва справилась с эмоциями.
Чувство, охватившее меня при виде кровавых следов на снегу, имело сложносоставную природу. Страх, печаль, жалость к несчастному парню и к самой себе, которую этот парень мог бы сделать счастливой, переполнили мою душу и просочились наружу слезами. Я очень корила себя за то, что не дала себе труда разобраться, какова роль Никиты в криминальной истории с краденым золотом. Трудно было расспросить его, что ли?
– А он сказал бы? – огрызнулась Тяпа.
Она тоже была расстроена, но не хотела этого показать. Тяпа всегда сильно огорчается, когда я теряю очередного парня. Правда, обычно они при этом остаются в живых.
– Может, и сказал бы, – вздохнула Нюня. – В детективных книжках припертый к стенке преступник обычно не отказывается облегчить душу на финальных страницах произведения. А киношные негодяи все, как один, обожают раскрывать свои коварные замыслы героям, не имеющим возможности их остановить. Прикованная наручниками Таня стала бы идальным слушателем!
– Кстати, еще не факт, что Никита был полноценным негодяем, – я замолвила словечко за своего несостоявшегося кавалера. – Может, его втянули в шайку обманом и шантажом!
– Хрюх! – согласился со мной поросенок Ваня, выскочивший из помещения, когда туда заходили милиционеры.
– Иди в дом, замерзнешь, – машинально сказала я неразумной скотинке и открыла дверь, чтобы запустить свиненка в дом.
Сержант Бобриков, сосредоточенно глядя на паутинку в правом верхнем углу холла, беседовал с кем-то по мобильному телефону. Разговор имел преимущественно односторонний характер: собеседник сержанта что-то говорил, а сам он размеренно повторял:
– Так… так… так…
Не милиционер, а напольные часы с кукушечкой!
Товарищ Бобрикова в укромном углу за фикусом разговаривал с Шульцем. Борис Абрамович нервничал и дергал ногой, как Наполеон Бонапарт.
На коротком диванчике с приставленной к нему табуреточкой лежал Никита – возможно, еще живой. По крайней мере, простынка, которой его накрыли, оставляла на виду лицо, а мертвые тела обычно укрывают с головой.
– Не факт, – сказала Тяпа. – Возможно, жадина Шульц просто зажал нормальную простынку и выделил в ритуальных целях кургузую детскую пеленку.
Из-под короткой простынки-пеленки с разных сторон торчали голова и ноги в светлых носках. Засматриваться на лицо предполагаемого покойника я побоялась, поглядела на ноги, но и это оказалось зрелищем не для слабонервных. Ступни Никиты были густо замараны красным, и это так напугало Нюню, что она в ультимативной форме потребовала:
– Татьяна, уходи отсюда немедленно! Реки крови – не место для приличной девушки!
Я попятилась и наступила на Ванечку, развалившегося на дороге. Обиженный поросенок издал громкий пронзительный визг, способный довести до самоубийства дирижера симфонического оркестра. Содрогнулись все, включая распростертого на диванчике Никиту.
– Он жив! – обрадовалась Нюня.
– Если это не последние конвульсии, – сказала Тяпа.
А я замерла, как соляной столб, и только взгляд мой заметался в треугольнике, вершины которого образовали бледное чело Никиты, розовое тельце поросенка, бухнувшегося на коврик в пяти шагах от меня, и мобильник в кулаке сержанта Бобрикова, который как раз закончил разговор молодцеватым «Есть!».
Мобильник, которым воспользовался сержант, принадлежал Никите. Я рассмотрела и запомнила его вчера, когда атлант-перевертыш кормил меня ужином в шашлычной. Я не разбираюсь в электронике, поэтому не могла оценить технические характеристики данной модели, но корпус из позолоченного металла произвел на меня впечатление. Заметив это, Никита даже показал мне маленький штампик: «14 карат». Нюня тут же нашептала мне, что мобильник, покрытый настоящим золотом, выдает в Никите нувориша с очень дурным вкусом, но Тяпа все равно обзавидовалась.
– Ну-ка, дайте мне этот телефончик! – Я в три шага подскочила к сержанту и бесцеремонно забрала у него золотой мобильник.
– Не смей, это же мародерство! – шокировалась моя Нюня.
– Молчи, дура! – прикрикнула на нее Тяпа. – Не понимаешь ничего, так и не вякай!
Я-то уже кое-что поняла, вернее, кое о чем догадалась и теперь хотела проверить свою версию.
– Вы умеете с этим обращаться? Как тут включается диктофон? – спросила я сержанта, бестолково повертев в руках телефон, похожий на тонкий золотой слиток.
– Хотите надиктовать признательные показания? – съехидничал он, нажимая на кнопки. – Вот сюда, пожалуйста!
– Ага, разбежались! – я невежливо фыркнула и с третьей попытки включила воспроизведение записи.
– И в заключение – новая информация по делу об ограблении ювелирной фирмы в Новороссийске, – деловито произнес смутно знакомый голос. – Следствие по делу, которое уже называют ограблением века, располагает информацией о том, что данное преступление было совершено не одним человеком, а группой лиц, среди которых вор-рецидивист по прозвищу Чукча и молодая женщина европейской наружности. Именно она, как предполагается, руководит бандой выходцев из Азии, организовавшей похищение чемодана с ювелирными изделиями. Напомним, что совокупный вес похищенного золота около пяти килограммов, а в ходе ограбления был убит охранник магазина. Таким образом, совершенное преступление является особо тяжким, но в пресс-службе Новороссийского УВД нам сообщили, что сыщики уже вышли на след банды.
– Это что за передача? – заинтересовался сержант Бобриков. – У нас не было никакой информации о банде с бабой-главарем!
Он осекся и с глубочайшим подозрением посмотрел на меня.
– Не туда смотрите, начальник, – не дрогнув, ответила я и плавно повела рукой в сторону Никиты, который не только беспокойно зашевелился, но даже сделал попытку поджать ноги. – Вот человек, личностью которого вы должны заинтересоваться!
– Это что за передача? – заинтересовался сержант Бобриков. – У нас не было никакой информации о банде с бабой-главарем!
Он осекся и с глубочайшим подозрением посмотрел на меня.
– Не туда смотрите, начальник, – не дрогнув, ответила я и плавно повела рукой в сторону Никиты, который не только беспокойно зашевелился, но даже сделал попытку поджать ноги. – Вот человек, личностью которого вы должны заинтересоваться!
– Так мы уже…
– Вы уже взяли Чукчу, но можете не останавливаться на достигнутом, – кивнула я, не отводя инквизиторского взгляда от лица Никиты, который сделался нехарактерно румян для покойника.
В этот момент золотой мобильник в моей руке издал пронзительный свинячий визг, выжав непроизвольные стоны из присутствующих двуногих и изумленный хрюк из поросенка Ванечки.
– Вот именно, – похлопав себя по уху, несколько невпопад сказала я и снова грозно воззрилась на Никиту. – Посмотрите на этого человека!
Все, кроме поросенка, который с детским любопытством озирался в поисках голосистого собрата, послушно уставились на Никиту.
– Он ходил за мной по пятам, как приклеенный!
– Он и был приклеенный, – справедливости ради напомнила Нюня.
– Тихо! – шикнула на нее я и продолжила: – Он навязывал мне свое общество и расспрашивал о японцах! Он принес мне ключик, якобы найденный под кроватью, и явно желал узнать, к какому замку он подходит! Наконец, он записал на свой мобильник фальшивую радиопередачу в собственном халтурном исполнении и дал мне прослушать этот шедевр. Тогда я была не в состоянии распознать подделку…
– Надо меньше пить! – вставила моя моралистка Нюня.
– Но случайный бэк-вокал поросенка, записавшийся одновременно с голосом лжедиктора, помог мне понять, в чем тут дело. Очевидно, у этой свиньи (прости, Ванечка, это я не о тебе) был расчет спугнуть меня и заставить наделать ошибок.
– В смысле? – хмуря брови, спросил непонятливый товарищ сержанта Бобрикова.
– В смысле, этот коварный тип подозревал, что мне известно местонахождение золотоносного чемоданчика, и путем провокаций надеялся выведать эту ценную информацию, – объяснила я.
– Так и вышло, – слабым голосом прошелестел живой труп.
– Чего-чего?! – вскинулись мы с Тяпой.
– Услышав мое радио, ты испугалась, побежала и вывела меня на золото, – грустно сказал он.
– Во-первых, я ничего не пугалась, а из машины выскочила потому, что меня чуть не стошнило! – с вызовом сказала я. И ядовито добавила: – От твоего общества, наверное!
Никита крякнул утицей, а я продолжила:
– И вывела я тебя, как ты выражаешься, не на золото, а на чемоданчик, о присутствии которого в автобусе знать не знала!
– Рассказывай!
– Не знала! Я его случайно нашла, чемоданчик этот!
– Слушайте, барышня! – не выдержал сержант Бобриков. – Если вы такая находчивая, может, вы нам и похищенное золото найдете?
– Я вам, товарищ милиционер, не собака– ищейка! Сами ищите, что вам нужно, я уже все свое нашла, – огрызнулась я и поправила под мышкой сползающую коробку с художественным альбомом. – Чукчу спрашивайте, пусть он – как это у вас говорят? – колется, где золотой чемодан.
– А этот, из автобуса? – снова ожил Никита.
– А этот был не золотой, а простой! – злорадно сказала я. – И других чемоданчиков у меня, извините, нет!
– Вот и у Чукчи нет, – с искренним сожалением сказал безымянный товарищ сержанта Бобрикова. – Он уверяет, что сперли у него чемоданчик!
– Где сперли? Кто спер? – одновременно спросили сержант и Никита.
– Говорит – здесь, – пожал плечами второй милиционер. – А кто – пока неясно, будем разбираться.
И тут неожиданно взорвался криком тихий Борис Абрамович Шульц.
– Я попрошу без инсинуаций! – заорал он, пугающе багровея и плюясь слюной. – Я не позволю вновь безосновательно порочить репутацию моего заведения!
– Что за шум, а драки нет? – миролюбиво поинтересовался Славик, вприпрыжку спускаясь по лестнице в одних кроссовках и трусах.
Легкой спортивной трусцой он пробежал через холл, на пороге задержался, сделал пару энергичных приседаний, шумно выдохнул и выскочил за дверь.
– То у них кирпичи пропадают, то доски, то мобильники с чемоданами! Пьянствовали бы меньше! – ярился доведенный до белого каления Борис Абрамович. – У меня приличная гостиница! Шульца все знают! У Шульца надежно, как в банке!
– Мать-перемать! – донеслось сквозь неплотно закрытую дверь. – Ни хрена себе! У нас автобус угнали!!!
Борис Абрамович поперхнулся невысказанным и запищал, как сдувающийся воздушный шарик.
– Ну, вы тут оставайтесь, если хотите, а я пойду, – быстро сказала я и пошла к лестнице, торопясь удалиться, пока не вернулся Славик.
Внутренние голоса наперебой подсказывали, что просто убежать будет недостаточно, хорошо бы еще где-нибудь спрятаться, потому что водитель наверняка захочет аргументированно (хорошо, если не с кулаками) раскритиковать мое шоферское мастерство.
– Еще увидимся! – уже со ступенек я помахала ручкой милицейским товарищам.
– Уж будьте уверены, – ответил сержант Бобриков.
И никто из тех, кто остался в холле, не послал мне ни улыбки, ни воздушного поцелуя.
– Неблагодарные люди! – бурчала я, быстро поднимаясь по лестнице.
Под неблагодарными людьми подразумевались стражи порядка, которым я сдала пару откровенно криминальных личностей, не получив за это даже простого «спасибо». Что это за милиция у нас такая? Преступника без помощи общественности поймать не могут! И это еще полбеды. Гораздо хуже, что они к подозрительному типу относятся чуть ли не лучше, чем к законопослушной гражданке! Мне стало так обидно, что я не выдержала, притормозила, и с верхней площадки лестницы крикнула в холл:
– Вы хоть выяснили, кто он такой – так называемый Никита?!
– Выяснили, выяснили, – отмахнулся сержант Бобриков. – Проходим, гражданочка, не задерживаемся!
Разумеется, я тут же встала, как вкопанная.
– Не думаю, что наша милиция стала бы покрывать преступника, – сказала мне Нюня. – Тебе не кажется, что Никита их человек?
– Типа агент под прикрытием? – оживилась Тяпа. – Ага, это похоже на правду! И пистолет у него был!
– Мало ли у кого в наше время есть пистолет, – пробормотала я, возобновляя движение по коридору. – У Шульца в чулане среди банок тоже пушка лежит…
– Скажи об этом сержанту, – посоветовала Нюня.
– Не буду подставлять старика, его пистолет никому не страшен, в нем обоймы нет, она у меня осталась, – отмахнулась я.
– Кстати, о чулане, – кашлянула Тяпа. – Советую выбрать другое укрытие. Все знают, что ты спишь в чулане, и Славик будет искать тебя там в первую очередь.
Это был очень толковый совет, я к нему прислушалась и решила переждать бурю водительского гнева в другом месте. Найти его большого труда не составило. Я подумала, что Славик нипочем не догадается искать меня в своем собственном номере, и отправилась прямиком туда. План у меня был простой: завалиться в кровать Никиты, который надолго расположился в холле, укрыться с головой одеялом и спать до тех пор, пока все не утрясется.
План был хорош, но реализовать его можно было только с поправкой. Оказалось, что кровать Никиты отнюдь не пустует, на ней расположился Тверской-Хацумото, выдворенный с диванчика. Зато пустовало ложе самого Славика. Рассудив, что поиски угнанного автобуса, общение с гаишниками и вероятные ремонтные работы надолго лишат нашего водителя сна и отдыха, я нахально залезла в его постель. Впрочем, для пущего своего спокойствия я предварительно заперла дверь на крючок, который хозяйственный Шульц успел приспособить вместо сломанного замка.
– Утро вечера мудренее! – изрекла я, припав к подушке.
Увы, хороший план перечеркнула нервная бессонница. Таинственное исчезновение золота не давало мне покоя. В мозгу хаотично и бешено, как вермишель в кастрюле, крутились обрывки мыслей. Казалось, еще чуть-чуть – и моя бедная голова взорвется, как перегретый котел! Спустить пар можно было только одним способом: как следует обдумать происходящее и найти разгадку тайны, связав разрозненные вермишелины в подобие путеводной нити.
Я вылезла из постели, села за стол, обхватила голову руками и стала думать. Внутренние голоса против интеллектуальных игр не возражали, но просили конкретизировать задачу.
– С чего начнем? – спросила Тяпа. – От какой печки будем плясать?
Я пригляделась к круговерти своих недоваренных идей и предложила сплясать от другого предмета:
– От чемоданчика!
– От какого именно? – спросила дотошная Нюня. – Их в этой истории как минимум два: один с золотом, другой с живописью передвижников.
– Их больше, чем два, – обдумав сказанное, возразила я. – Вспомните: о каком-то черном чемоданчике говорили еще соседи-алкаши. Якобы некто из проживающих в гостинице украл на стройке кирпичи и унес их оттуда в чемоданчике. Значит, первый чемоданчик – с золотом, второй – с альбомом, третий – с кирпичами.