Он сделал глоток кофе, поморщился и подозвал горничную, чтобы она принесла еще чашку, но погорячее.
Картонная крышка от коробки с тортом лежала посреди стола. Уборщики не посмели ее выбросить, полагая, что это вещественное доказательство на случай появления милиции. Жорик смотрел на фруктовый натюрморт, нарисованный на крышке, и чувствовал, что где-то здесь кроется некое странное несоответствие. Он взял крышку в руки и стал ее рассматривать. Обыкновенная крышка от обыкновенной картонной коробки. На боку, как положено, наклеен ярлык. «Торт фруктово-ягодный. Дата выработки 14 июля. Срок хранения 48 часов».
Так и есть! Вот оно, несоответствие. Даже два. Во-первых, торт был не фруктово-ягодный, а, судя по виду, шоколадный. А во-вторых, с момента его выработки прошло двадцать два дня. Да им только крыс травить, а не в гости носить!
Жорик нервно откинул коробку, чувствуя, что еще больше увязает в вопросах. Горничная подала кофе, но он не стал его пить и быстро поднялся из-за стола. Во двор зашли Макс и его напарник Руслик. Макс держал в руке дипломат. Лица охранников ничего не выражали. Приблизившись к хозяину, Макс положил на стол дипломат и щелкнул замками.
– Ну?! – нетерпеливо крикнул Жорик. – Вы что? Клеем зубы чистили?
– Мы обменяли все, до последнего доллара, – ответил Макс и приподнял крышку дипломата. Дно его было покрыто пачками сторублевок, перетянутых резинкой.
Жорик скрипнул зубами. Он ожидал другого результата, и новость его ошеломила.
– В одном месте меняли? – спросил он, зачем-то перелистывая сторублевые купюры, будто никак не мог поверить, что фальшивые баксы удалось сбагрить.
– В четырех обменниках и двух отделениях Сбербанка, – ответил Руслик.
– И ни одной купюры не забраковали?
– Ни одной.
Жорик швырнул пачку в дипломат и опустился на стул.
– Бред какой-то! – пробормотал он и, взглянув на охранников, криво улыбнулся. – Бред сивой кобылы! Какой-то Альберт вот так запросто отвалил мне десять тысяч баксов на пробу.
Он опять вскочил и стал прохаживаться вдоль бассейна. Затем быстро подошел к Максу, схватил его за ворот пиджака, словно тот в чем-то провинился, и визгливым голосом крикнул:
– Не верю! Не ве-рю!! Это приманка! Он готовится сбагрить нам крупную партию дешевой фальшивки!
– Хотел бы я клюнуть на такую приманку, – осторожно высказал скептицизм Макс. – Десять тысяч баксов на халяву!
– Что? – коротко переспросил Жорик и взглянул на охранника. Макс был значительно выше шефа, и Жорику, чтобы поднять голову, пришлось изрядно напрячь шею, которая, как уже известно, не всегда позволяла ему смотреть вверх.
– Я бы лично не рискнул швыряться такими жирными приманками, – смягчил свою позицию Макс. – Он ведь сильно рискует!
– И к какому выводу приполз твой мозжечок? – ядовитым голосом спросил Жорик и склонил голову набок.
– А вдруг мужик, в самом деле, научился качественное фуфло шлепать? Деньжата у него водятся. Помните, как серьезно его дочурка в «Мираже» отоварилась?
Жорик снова принялся прохаживаться по двору.
– Кто предупрежден, тот вооружен, – бормотал он. – Волков бояться – в лес не ходить… У страха глаза велики… Обжегшись на молоке, пьют ледяную водку…
Приблизившись к столу, Жорик снова взял пачку денег, взвесил ее на ладони, затем сорвал с нее резинку и, разделив пополам на глаз, кинул две стопки на стол.
– Это вам, – процедил он. – Так сказать, премиальные по итогам работы за квартал…
Он замер, уставившись на дипломат. Решение созревало в нем трудно, как клонированная яйцеклетка.
– Да, – пробормотал он. – Можно потерять редкий шанс. Один к десяти… М-да, ради такой прибыли стоит рискнуть. Так ведь, парни?
– А можно и не рисковать, – ответил чернявый Руслик. – Попросите у него большую партию, но не торопитесь расплачиваться за нее. Посидите, попейте шампанского. А мы с Максом сделаем выборочную проверку. Если купюры в обменниках пройдут, тогда можно смело заплатить.
Это предложение разрушило последний оплот сомнения. Жорик дернул головой, махнул рукой, будто пытался поймать муху, и сказал:
– Тогда срочно едем к нему, пока не загнулся! Готовьте мешок для денег!
Глава 18 Дурдом
Гера с трудом разлепил глаза и увидел, что лежит на широкой кровати, а Лисица крепко спит, доверчиво положив голову ему на грудь и обвив шею рукой. Она тихо посапывала, ее ресницы едва заметно вздрагивали, будто девушка внимательно следила за развитием событий во сне.
«Кто бы мне рассказал, как это я решился на такой подвиг!» – подумал он и постарался осторожно убрать руку Лисицы со своей шеи, но она проснулась, причмокнула губами, приподняла голову и убрала с лица спутавшиеся волосы.
– Господи! – прошептала она, глядя на Геру вытаращенными глазами и натягивая на себя простыню. – Откуда ты здесь?
«А хрен его знает, откуда!» – подумал Гера, внутренне сконфузившись, но ответил, разумеется, без тени сомнения:
– А ты разве ничего не помнишь?
– Нет! – глядя на Геру честными глазами, ответила Лисица. – Я посмотрела телевизор и легла спать… А ты, значит, воспользовался моим беспомощным положением и заполз ко мне в постель?!
– Заполз! – передразнил Гера и, увидев на тумбочке бутылку с минералкой, взял ее и присосался к горлышку. – И что значит «беспомощное положение»? Ты меня так обнимала всю ночь, что у меня началась гипоксия мозга от удушья. Посмотри: глаза красные? Под ними мешки есть? Губы пересохли?.. Значит, точно гипоксия!
– Не знаю, не знаю, – ответила Лисица и часто заморгала глазками. В ее руке вдруг появилась массажная щетка, и она принялась расчесываться. – Я девушка порядочная, в случайные связи с незнакомыми не вступаю и потому не могу дать решительно никакого объяснения случившемуся.
– Тогда дай мне объяснение по поводу того, как твой тяжелораненый папочка, потерявший пять литров крови, смог так жизнерадостно поднимать двухпудовые гантели? Может, это агония проявилась в столь необычной форме?
Лисица поняла, что амнезия или, проще говоря, алкогольная потеря памяти у Геры приняла не столь катастрофические масштабы, как ей казалось поначалу.
– Я сама думала, что он ранен, – ответила она, отпихнув под простыней его слишком наглую руку. – А оказалось, что он вчера примерил специальный жилетик, который ему подарил знакомый каскадер с киностудии, да забыл его снять. А потом – ба-бах! Шампанское взорвалось, жилет тоже, кругом краска, осколки, папа в прострации…
– Э-э-эх, – вздохнул Гера. – Неужели со стороны я произвожу впечатление полного болвана?
– Нет, не полного… Ой! Да что там под простыней все время ползает?
– Зачем вы это сделали? – спросил Гера, медленно надвигаясь на Лисицу. – Бутылка, осколки, ранение в спину…
– У тебя такой высокий лоб! – покачала головой Лисица, перемещаясь к краю кровати. – А так плохо думаешь! Да чтобы выудить у хозяина тысячу баксов тебе на видеокамеру!
– Ни фига не понимаю! – поморщился Гера, но ползучее наступление не остановил. – Вы попросили меня пролететь над домом и скинуть вниз бутылку. И все это для того, чтобы разыграть хозяина и выудить у него деньги для меня?
– Конечно! – уверенно заявила Лисица и даже рассмеялась оттого, что все так очевидно и просто. – Мой папа Альберт – меценат. Мы вообще принадлежим к древнему меценатскому роду, который поддерживал развитие отечественного кинематографа последние пятьсот лет… Ай, ты меня раздавишь!!
Гера повалился на Лисицу и попытался схватить ее за руки. Лисица отчаянно сопротивлялась и царапалась.
– Вы с папой жулики! – выдал Гера.
– Фу, какое нехорошее слово ты сказал! – задыхаясь от борьбы, ответила Лисица. – Это просто оскорбительно!.. Я возмущена до глубины души!.. Моя честь растоптана, как виноградина в винном чане…
– Вы мошенники!
– А вот папа сейчас зайдет, и ты ему повтори это!
Борьба кончилась тем, что оба свалились с кровати. Лисица тотчас замоталась в простыню, как личинка в кокон, и плеснула Гере в лицо минералкой.
– Кстати, – пробормотал Гера, с удивлением рассматривая свои джинсы, которые висели на спинке стула: они были отстираны и отглажены. – А как поживает вторая жертва меценатства? Мы же должны сегодня купить камеру!
Он оглядел комнату, в которой не только телефонного аппарата, но даже штор на окнах не было.
– Возьми мой мобильный, – сказала Лисица, кивая на тумбочку, заставленную косметикой. – И отвернись. Я хочу одеться.
Гера напялил джинсы, взял миниатюрную трубку и встал у окна. Он слышал за спиной шуршание одежды и во всех красках представлял, как Лисица одевается, как натягивает на гибкое молодое тело узкий сарафан. Но как ни старался, он не мог вспомнить, как же вчера вечером Лисица раздевалась. «Чтобы постоянно получать от жизни удовольствие, – философски подумал он, – надо меньше пить».
Гера напялил джинсы, взял миниатюрную трубку и встал у окна. Он слышал за спиной шуршание одежды и во всех красках представлял, как Лисица одевается, как натягивает на гибкое молодое тело узкий сарафан. Но как ни старался, он не мог вспомнить, как же вчера вечером Лисица раздевалась. «Чтобы постоянно получать от жизни удовольствие, – философски подумал он, – надо меньше пить».
В автосервисе ответила девушка-секретарь. Гера попросил ее позвать Клима. Обычно он подходил к телефону в считанные секунды, но в этот раз ждать пришлось долго. Гера чувствовал себя неловко, и ему казалось, что из мобильника на ноги сыплются денежки, причем острые и горячие, отчего ноги сами собой танцуют и не могут найти себе места.
К счастью, Лисица вышла из комнаты, что несколько присмирило совесть Геры. Он слушал тишину в трубке и смотрел на захватывающую дух панораму города с синей полосой моря.
Наконец, Клим отозвался. Голос его был слабым и тихим.
– Ты представляешь, – торопливо говорил он, не давая Гере даже слово вставить, – Скунс угнали, и мне пришлось сегодня все утро на такси по городу разъезжать в поисках швейной мастерской…
– Никто твой Скунс не угонял! – попытался воткнуться в монолог друга Гера.
– …никто брать не хотел, говорят, нет ниток на такую ткань, – безостановочно тараторил Клим. – Я кучу денег на такси угрохал, пока нашел приличное ателье, но там за работу ой-ой-ой сколько запросили…
– Да погоди ты!! – крикнул Гера, теряя терпение.
– …будет готово только завтра к вечеру, и дай бог, чтобы шов был ровный и крепкий, а то, знаешь, я за последствия не отвечаю…
– Молчать!! – рявкнул Гера. – Скунс у меня! Ты слышишь?! У меня!!
– У тебя? – растерянно произнес Клим. – А я думал, угнали.
– Да кому этот ржавый пылесос нужен? – воскликнул Гера. – Но при чем здесь ателье? Ты что, штаны порвал?
– Это не я порвал! – с обидой в голосе произнес Клим, и тут в его голосе появилась хорошо заметная агрессия. – Это ты, Алкалоид, порвал. И не штаны, а параплан!
– Параплан? – ахнул Гера. – Ничего не понимаю! Когда это я его мог порвать?
– Вчера. В «Стопке»! – с откровенным садизмом ответил Клим.
– Как в «Стопке» можно порвать параплан? – растерянно сказал Гера, чувствуя, как где-то в далеких глубинах сознания тлеют, набухают страшные контуры каких-то смутных событий.
– Ты что, в самом деле ничего не помнишь? – недоверчиво спросил Клим. – Ты же приволок в бар параплан, залез на люстру и попытался оттуда прыгнуть.
– Не может быть, – с трудом вымолвил Гера, и ему показалось, что его горло сузилось до размеров блошиной норки.
– Может, может! – подтвердил Клим.
– И что же теперь? – мучаясь от осознания своей вины, произнес Гера.
– А что теперь? Все! Денежки тю-тю!
– Как это тю-тю?
– А вот так, – стараясь не признаваться в своей вине, сказал Клим. – Сто баксов ушло на ремонт. Еще сто на такси. И погуляли мы с тобой будь здоров. И кончились деньги.
– Как??! – заорал Гера. – Пускай сто ушло на ремонт, сто на такси и сто на пропой! Но где еще семьсот?
– Где, где… – заворчал Клим. – А леший его знает, где. Я утром все карманы перерыл – одна рублевая мелочь осталась.
– Все ясно, – упавшим голосом произнес Гера. – Ты их пропил. Ты, червяк с косичкой, пропил, прокутил и промотал семьсот баксов!
– Ладно тебе наезжать! – угрюмо отозвался Клим. – Если бы ты не полез на люстру, я бы так не завелся.
– Значит, я виноват?
– Да оба мы хороши, – предложил мирный исход Клим. – Надо было, конечно, припрятать баксы до утра.
– Это конец, – прошептал Гера. – Мы пропили свою мечту.
– Да не убивайся так, – проявил сострадание Клим. – Заработаем еще. Я Скунс продам.
– Да за твой Скунс тарелку навоза никто не даст! – вспылил Гера. – Наоборот, еще тебе подарят освежитель воздуха, чтобы курортный воздух не отравлял!
Он отключил телефон, сел на кровать и обхватил голову руками, но в ступоре пробыл не долго. Мобильник вдруг взахлеб запищал, словно резиновый пупс, если на него наступить. Сигнал вызова был настолько противным, что Гера схватил трубку с неудержимым желанием швырнуть ее в стену.
Вскочив с кровати, он кинулся к двери, но перед ней остановился, благоразумно решив преждевременно не выдавать папе своего присутствия в доме. Телефон продолжал требовать к себе внимания, сильно рискуя заслужить грубое обращение. Гера метался по комнате, как мышь в клетке, облученная ультразвуком. «А вдруг это Клим? – подумал Гера. – Определил номер и названивает?»
Он снова сел на кровать, включил телефон и с опаской поднес его к уху.
– Доброе утро! – услышал он низкий мужской голос. – Э-э… прошу прощения… Я не ошибся – это дом Альберта?
– Да, – ответил Гера и кивнул.
– Как себя чувствует хозяин? Надеюсь, он в сознании?
– Кажется, в сознании, – с некоторым сомнением ответил Гера и уточнил: – Во всяком случае, он двигается.
– Слава богу, – душевно произнес голос. – Значит, господь услышал мои молитвы. Я не хочу утомлять Альберта разговором по телефону и прошу вас передать ему, что Жорик навестит его сегодня в одиннадцать часов.
В трубке раздались короткие гудки. Тотчас дверь распахнулась, и в комнату влетела Лисица с зубной щеткой во рту.
– Кто-то звонил? – крикнула она, брызгаясь мятной пеной.
Гера неуверенно кивнул, а Лисица выхватила у него трубку и посмотрела на погасший дисплей.
– Кто звонил? – взволнованно спросила она, сжимая зубную щетку в кулаке, словно это был нож для разделки крупного рогатого скота.
– Какой-то Жорик, – пробормотал Гера, интуитивно чувствуя, что сделал что-то не то и за это будет бит.
– Жорик?!! – крикнула Лисица. – Что? Что он тебе сказал?
– Что навестит твоего папу сегодня в одиннадцать.
– В одиннадцать?? – ахнула Лисица. – А уже без четверти десять!! А что ты ответил? Как ты представился?
– Я? Никак. Я просто так говорил…
– Что ты наделал! – едва не плача, воскликнула Лисица. – Ты не должен был говорить с ним! И куда я теперь тебя дену? Кем ему представлю?.. Папа! Жорик звонил!
Лисица выбежала из комнаты, с силой захлопнув за собой дверь.
«Вот те на! – сконфуженно подумал Гера. – Кажется, я что-то напортачил».
Самое лучшее, что Гера мог сделать в этой ситуации, – это незаметно ретироваться. Он надел майку, сунул ноги в кроссовки и на цыпочках вышел на лестницу. Не успел Гера спуститься на один пролет, как за его спиной раздался голос:
– Доброе утро, мой юный друг!
Гера мысленно выругался и обернулся. К нему шел Пилот. Он был в тренировочных брюках, с голым торсом. Лицо полыхало румянцем, щеки были тщательно выбриты, на шее висело полотенце. От папы буквально исходила энергия здоровья.
– Что тебе сказал Жорик? – спросил он.
Гера повторил то, что уже говорил Лисице.
– Значит, в одиннадцать… – пробормотал Пилот и почесал свой сократовский лоб. – А ты куда крадешься, словно кот за сосиской? Наломал дров – и деру?
– Как ваша спина? – полюбопытствовал Гера, меняя тему.
– Спасибо. Уже зажила, – ответил Пилот и поиграл грудными мышцами. – На мне все быстро заживет. Когда в авиации служил, мне пропеллером ногу отрубило. Но уже к утру новая выросла.
– Причем сразу в ботинке! – подсказал Гера.
– Нет, – мрачным голосом ответил Пилот. – Ботинок я со старой ноги снял… Еще денег хочешь, сынок?
– Деньги я не очень люблю, – признался Гера. – Мне бы лучше вещами… Например, видеокамерой.
– Опять видеокамерой! – вскинул брови Пилот. – Зачем тебе столько видеокамер? Ты хочешь открыть телецентр?
Гера не успел ответить, как с первого этажа раздался звонкий голос Лисицы:
– Папа! Хватит болтать! Помогай! Время идет!
Она стояла под лестницей в резиновом фартуке. Ее руки были по локти белыми, словно девушка просеивала муку.
– Пошли! – сказал Пилот, опустив руку Гере на плечо. – Я не могу тебя отпустить. Ты нам нужен.
– И долго я буду беззастенчиво пользоваться вашим гостеприимством? – попытался выяснить Гера.
Пилот дал ему исчерпывающий ответ:
– А кто тебя просил разговаривать с Жориком? Теперь я должен как-то объяснить ему, что за парень говорил с ним по моему мобильнику. А Жорик – персона очень важная. Это, можно сказать, нефтяная скважина. Это кимберлитовая трубка! И если его что-то насторожит, наши переговоры сорвутся. И тогда мне придется обмазать тебя цементом и поставить на карниз дома.
– А почему на карниз? – из чистого любопытства спросил Гера.
– Для симметрии, мой юный друг, для симметрии. Слева от лестницы три амурчика стоят, а справа – четыре. Некрасиво…
– Ладно, уговорили. Я остаюсь, – согласился Гера.
Все трое спустились на кухню. Гера надеялся, что его накормят завтраком в виде блинов с черной икрой или, на крайний случай, оладий с красной. Но на обеденном столе, застеленном клеенкой, стоял пакет с алебастром, алюминиевый тазик и несколько разноцветных бутылочек, похожих на косметические маски.