— Обработали? Да я теперь астланин! Натуральный астланин с Острова Цапель! Я болтаю на их языке! У меня есть персональный нагуаль! Скоро я стану настоящим сердцерезом…
— С какого ты острова?
— С Астлантиды, мать её!
— Нет, ты говорил про Остров Цапель… Это перевод слова «Астлантида»? Откуда пошло такое название?
— Понятия не имею.
— И, тем не менее, знаешь перевод…
В глазах Ведьмы блеснули искорки подозрительного интереса. Казалось, из зрачков Ливии Метеллы, обер-декуриона ВКС Помпилии, на Марка уставился медикус-контролёр Маний, знаток шизофренических расстройств.
— А ну-ка, командир, скажите мне что-нибудь по-астлански? — Ведьма сделалась сама вежливость и предупредительность. Она даже вернулась к обращению на «вы». — Давайте, не стесняйтесь, тут все свои…
— Обер-декурион Ведьма! Смирно!
Ливия вытянулась во фрунт.
— Слушай мою команду! — Марк артикулировал жёстко, чеканя каждое слово. Изэль была бы счастлива, подумал он. Меня можно прямо из койки переводить в строй. Буду сержантом ВКС вольной Астлантиды. — Отставить разговаривать со старшим по званию, как с психом!
— Есть отставить! — рявкнула Ведьма.
И ухмыльнулась с неприкрытым нахальством:
— Так и я могу.
— В смысле — «так»?
— На унилингве.
— Я говорил на унилингве? — опешил Марк.
Ливия кивнула.
— А я был уверен… Я еще удивился вашей реакции. Решил, что вы уловили интонацию… Повторим эксперимент. Сейчас я говорю с вами по-астлански. Вы меня понимаете? Как звучат мои слова? Отвечайте!
— Я прекрасно понимаю вас, командир, — в улыбке Ливии крылось сочувствие. — Я еще не забыла родной язык.
— Помпилианский?!
— Да.
— Но ведь я… Погодите! Изэль, врач, шофёр… Я беседовал с ними. Не могли же они за это время выучить унилингву?!
— Не могли, — согласилась Ведьма. — Дайте мне пить.
Графин с соком стоял на расстоянии вытянутой руки от Ливии. Чтобы подать Ведьме сок, Марку пришлось бы подняться с кровати, обогнуть передвижной столик на колесах… В его-то плачевном состоянии!
— Будь я здоров, — закипая, процедил Марк сквозь зубы, — и сиди мы в ресторане, я бы не смог отказать даме. Но сейчас… Возьмите сок сами, госпожа Метелла!
— Замечательно! — восхитилась Ливия. — Кроме своей фамилии, я поняла только «отказать» и, кажется, «взять». В последнем не уверена: вы употребили незнакомое мне окончание слова. Вряд ли вы несли ахинею, командир. Значит… Вы предложили мне взять сок самой? Я правильно поняла?
— Я что, говорил по-астлански?!
— И весьма бегло, не хуже местных. На каком языке я, по-вашему, попросила дать мне пить?
— На астланском?!
— Именно. Воспользовалась жалким минимумом, что сумела выучить за эти дни. Вы не различаете языков, командир. Вы машинально переключаетесь на тот, на котором к вам обратились. И даже не отдаёте себе в этом отчёта.
— Какой из этого вывод?
Слова, продиктованные растерянностью, недостойные офицера, вырвались у Марка непроизвольно. Он пожалел о заданном вопросе, но было поздно.
— Что вы знаете их язык, — Ведьма пожала широкими плечами. — Уверена, нам это пригодится. Отдайте команду «вольно», а? Сок по стойке «смирно» вреден для моего хрупкого здоровья…
Напившись, он подошла ближе:
— Что же насчёт логики… Если не ошибаюсь, дикари Ачкохтли бросились удирать со всех ног, едва завидев вертолёты. Как вы думаете, почему? Если тузики, по словам красотки Изэли, только и мечтают, чтобы уйти в солнце?!
II— Врач сказал, что вам намного лучше, Марчкх.
— И сделал мне выговор за прогулку по двору!
Хотелось ответить резче; хотелось выругаться — грязно, мерзко. Оскорбить, стереть доброжелательность с прекрасного лица Изэли… Нет, решил Марк. Пора менять линию поведения. Красотка считает меня астланином? Не будем ее разочаровывать. Идем на контакт: маленькими порциями. Тянем время, надеемся на улыбку фортуны…
Не лучшая политика, но другой не было. «Впервые, — уныло признался унтер-центурион Кнут, — у меня нет никакого плана действий».
Изэль лукаво подмигнула:
— Замечу, что врач не вернул вас с полдороги.
Перемены в настроении Марка она ловила на лету.
— Мой нагуаль там малость начудил. Кинулся на…
На язык так и просилось: «топливо». Марк едва сдержал глумливую усмешку. Сегодня он собирался подыграть черноволосой. Время называть вещи своими именами еще не пришло.
— Я в курсе, — кивнула Изэль. — Молодой, глупый…
— Пумы ему вставили ума. Надеюсь, запомнил…
Возмущенный Катилина выбрался из угла и, чихнув, покинул палату.
— Все понимает, — рассмеялся Марк. Как он ни старался, смех вышел искусственным. — Даже больше, чем надо. Придется теперь прощения у него просить… А я вот, признаться, кое-чего не понял.
Дождавшись вопросительного взгляда собеседницы, он продолжил:
— Когда мы в деревне попали в облаву… Бедняги-дикари удирали так, словно за ними сама смерть гналась! Хорошо, нагуали сеют панику. Но дикари драпали, не дожидаясь кошачьего десанта. Только пятки сверкали! Наверное, от большого желания поскорее «уйти в солнце»…
— У вас это происходит иначе?
— У нас многое происходит иначе!
Сметя оборону, злость прорвалась наружу.
— У вас избранники не должны сопротивляться? — Изэль была потрясена. Похоже, рушилась картина мира черноволосой. Марк изумился бы меньше, урони он стакан, а тот возьми да и взлети к потолку. — Бежать, драться? Не должны пройти через конфликт устремлений? Как же тогда их солярная сущность получит возможность освободиться?
— У нас бегут или сражаются, чтобы спасти свою жизнь!
Он чуть не брякнул вместо «жизни» — «свободу». Впрочем, судя по реакции Изэли, Марк и так сказал слишком много. Проклятье! Что тут особенного?! Спасение жизни — это банальность, известная любому ребёнку…
Ну да, конечно.
«Люди уходят в солнечный коллант, чтобы слиться в единую сущность… Это знает любой ребёнок…»
Астланка молчала дольше обычного.
— Я даже предположить не могла, — прошептала Изэль, — насколько сильно мы отличаемся. Вы слишком далеко ушли от нас. Забыть о перерождении, об уходе в свет; жить так, словно смерть тела — это конец существования. Цепляться за жизнь зубами… Я правильно поняла?
Марк мотнул головой: понимай, как хочешь.
— Вам не нужен честный плен. Вся ваша жизнь — плен. Вы уходите в солнце, минуя фазу сопротивления, потому что сопротивление — вся предыдущая жизнь! Теперь я понимаю, откуда у вас такой колоссальный энергетический потенциал! Нам до подобного еще расти и расти…
Все благие намерения пошли прахом. «Ваша жизнь — плен…» Ударь астланка Марка хлыстом, избей до полусмерти, плюнь в лицо — она добилась бы меньшего эффекта. То, что знал унтер-центурион Кнут о ненависти, оказалось детской забавой. Подлинная ненависть освобождает, делает трудное легким, а несбыточное доступным. Она превращает солдата в артиста, а артиста — в мясника. Удавить Изэль прямо сейчас? — нет, это слишком добрый, слишком прекраснодушный поступок.
Впервые Марк поверил, что спасется.
Ему было для чего жить.
— Моя жизнь, значит, плен? — смех рождался, как песня. Пузырьками игристого вина он кипел в крови, ударял в голову, смиряя боль. — А у вас — сплошная свобода? Хрустальная мечта уйти в солнце? То-то люди Ачкохтли бежали от этой мечты, как ошпаренные!
Изэль задрожала, услышав его смех.
— Я не хотела вас оскорбить, Марчкх! Честный плен — это не то, что вы подумали! Люди Ачкохтли рождены вне каст, они обязаны бежать, сопротивляться… Защищать свободу надо самым искренним, самым активным образом. Иначе не случается солярного перехода. Эйфория наступает позже, когда сопротивление исчерпано. Я правильно понимаю, что ваши соотечественники, рожденные вне каст… Когда в джунгли прилетают вертолёты солярной службы, они с радостью бегут прямо к машинам?
— С радостью, — согласился Марк, вспомнив уроки легата Квинта: «Поведение ботвы в кризисных ситуациях». — Бегут, аж спотыкаются. А у вас они бегут в противоположную сторону! Я и не подозревал, что вы так отстали от нас в развитии…
Изэль сокрушенно развела руками:
— Увы, всему свое время. Плен должен быть честным, мы пока не нашли способа обойтись без конфликта устремлений. Кастовый астланин, разумеется, другое дело. Но рожденный вне каст должен сопротивляться, иначе ему не стать пленником. Добровольная сдача в плен не стимулирует теменную чакру — путь солярной сущности к высвобождению!
— Теменную чакру?
— Ну вы же видите разницу в наших черепах?
— И что, ваши дикари, то есть рожденные вне каст… Они всю жизнь мечтают «уйти в солнце», а когда за ними являются ловцы с нагуалями — удирают без оглядки? А если им всё-таки удаётся сбежать? Они потом льют слёзы и оплакивают свою несчастную судьбу?
— Кое-кому действительно удаётся ускользнуть от ловцов, — пожала плечами Изэль. — Старики, немощные, тяжелобольные, маленькие дети — они даже не пытаются убегать. Остаются на месте, и нагуали их игнорируют. Не знаю насчёт слёз, но такие люди — я говорю о взрослых — надолго впадают в тяжелейшую депрессию. Есть статистика… Беднягам приходится буквально разрываться между желанием слиться с Солнцем и необходимостью честного сопротивления. Это тоже часть конфликта, стимулирующего теменную чакру…
Слишком нелепо, подумал Марк. Слишком дико, чтобы быть ложью. Считать астлан идиотами — непростительная ошибка. Захоти Остров Цапель обмануть пришельцев, придумал бы что-нибудь более правдоподобное.
— Теперь я окончательно убедилась: процедура перевода вас в астлане была необходима! Какое взаимопонимание, если мы бредём на ощупь в темноте? Но это преодолимо, Марчкх! Нужно лишь время. Если бы вас не удалось включить в нашу солярную систему… Я даже не представляю, как бы мы нашли общий язык!
— И часто у вас практикуется экстрим-курс обучения языку?
Изэль осеклась.
— Я имею в виду, с порчей тушки обучаемого? — уточнил Марк. — В пирамиде я мог получить копье не в селезенку, а в печень. В сердце! С кем бы ты сейчас общалась, контактёрша?
— Разумеется, вас могли убить, — черноволосая внезапно успокоилась. В голосе ее зазвучало спокойствие биолога, расчленяющего лягушку. Такой Изэли Марк еще не видел. — Иначе процедура потеряла бы смысл. Честный плен, честный поединок — солярный симбиоз не терпит фальши! Мы очень рисковали. Но я верила в вас, Марчкх! Вы продемонстрировали огромную силу воли и целеустремленность. Вы заслужили…
— Выбитый глаз? Лопнувшую селезёнку?
— У вас примитивное чувство юмора, Марчкх. Хотите получить ответ? Тогда извольте его выслушать. В сотый раз повторяю: вы — астланин! Первый человек, кто сменил касту в физическом теле за последние четыреста лет!
У Марка отвисла челюсть:
— Сколько?!
— Если быть точным, четыреста двадцать один год. Я понимаю, это шокирует. Нам пришлось поднять материалы исторического значения. Летописи храма Ицли, веера-дневники университета в Нанауацине; зарисовки процедуры солярного подключения, сделанные великим Пайналем…
— Это Ицли велел затащить меня в каменный мешок? Это в университетских дневниках сказано, что меня надо раздеть и опоить какой-то дрянью? Это великий, мать его, Пайналь рекомендовал приковать меня к колонне? А копья? Драка на копьях? Согласно мракобесию, которому четыре сотни лет! Твоя работа, да?!
— В определенной степени, — с достоинством кивнула Изэль. Черноволосая была горда собой и полученным результатом. — Я не первооткрыватель, Марчкх. Но я вполне годный компилятор. Вы раньше дрались на копьях?
— Да! В училище!
— Пайналь утверждает, что во время процедуры на психику бойцов накладываются матрицы участников прошлых процедур. Если вы владеете копьем, это меняет дело… Но ваши противники — сотрудники охранного агентства «Орёл». Я точно знаю, что копья не входят в их арсенал! Тем не менее, они сражались, как мастера…
— Ты идиотка! Все вы тут идиоты! Планета психов!
Изэль пожала плечами:
— Главное, цель достигнута. Остальное — не в счёт.
— Планета психов? Дивный образ! — крик помешал Марку расслышать шипение двери. Гость явился невпопад. — Позвольте же увеличить количество психов в сих стенах…
В дверях, не позволяя им закрыться, воздвиглась странная пара: живчик-коротышка и хмурый громила. Оба были в цивильном. Марк настолько привык видеть астлан в форме, что уставился на нежданных визитёров, как на диковинку.
Коротышка был модником. Куцый пиджак болотного цвета: кожаная аппликация на лацканах и карманах, декоративные заплаты на локтях. Мягкие брюки цвета «бордо». Остроносые летние туфли «в сеточку». Громила же был однолюбом: синие шорты, синяя рубашка, синие сандалии…
— О, да вы быстро идёте на поправку!
Из чего коротышка сделал такой вывод, оставалось загадкой. Я его видел, вспомнил Марк. Возле бота, когда Змей устроил цирк с пожаром, фейерверком и летающими трупами. Этот парень еще спорил с Изэлью…
— Гостинец от моей матушки: чудесный бульончик! Вкусно и полезно! Редкое, знаете ли, сочетание…
На тумбочку была торжественно водружена граненая банка с желтовато-мутной жидкостью. Горловину банки покрывала вощёная бумага, перетянутая шпагатом.
— Госпожа Китлали? — прогудел здоровяк.
— Я должна присутствовать, — заявила Изэль, впрочем, без особой уверенности.
— Ну вы же умница, госпожа Китлали! — коротышка рассыпался мелким бесом. — У мужчин тоже могут быть свои маленькие тайны, верно? Мы вам очень благодарны, ваши заслуги бесспорны, в дальнейшем мы непременно… Увидимся! — выкрикнул он вслед Изэли, когда та, не произнеся больше ни слова, покинула палату.
От банки пахло вареной курицей.
IIIТизитль Зельцин полагал случайность орудием провидения.
Вот и сейчас — кто, какой из хитрейших мастеров интриги сумел бы выстроить такую цепь мелких совпадений? Звено к звену, она собиралась из пустяков. Взрывы на орбите? Пришельцы? Захват бота? Нет, провидение жонглировало мелочами, делая вид, что безразлично к серьезным событиям.
Тизитль улыбнулся. Он с детства обожал цирк. Сравнение судьбы с жонглером доставило ему несравнимое, почти чувственное удовольствие. Иногда Тизитль думал, что не стань он агентом службы безопасности, он стал бы кем-нибудь из цирковых. Скорее всего, клоуном.
Итак, мелочи.
На 2-й городской энергостанции появился новый уборщик. Туповатый, исполнительный парень, он еще не привык к регулярному общению с кандидатами на уход в Общее Солнце. Равнодушие ждало парня в будущем: без лишних эмоций, как и следует равнодушию. Сейчас же уборщик вовсю наслаждался оригинальностью ситуации: смотрел, слушал, хмыкал, крутил лопоухой головой — и с завидной регулярностью напарывался на разнос. Позавчера утром он спустился на минус третий этаж, желая прибраться в спальном зале, и услышал потрясающую историю.
Это раз.
Женщина, взятая загонщиками в деревне вождя Ачкохтли, родилась болтуньей. Эйфория усилила эту природную черту характера. В другой компании, вынужденной долгое время находиться в замкнутом пространстве, такая соседка вызвала бы общую ненависть. Но не здесь, хвала всё той же эйфории. Исчерпав список сплетен и слухов, покончив с рассказами о детях, внуках, свиньях и подгнивших жердях хижины, женщина вспомнила чудо, которому была свидетелем — и, что называется, «встала на круг». Рассказ о чуде повторялся, обрастал подробностями, пока однажды рядом не оказался молодой уборщик.
Это два.
Уборщик тоже распустил язык.
Это три.
Когда история добралась до Тизитля, он сперва не поверил. Заставил парня трижды пересказать услышанное. Запинаясь и облизывая пересохшие губы, уборщик совсем измучился, прежде чем Тизитль сообразил: он терзает не того человека. Ему повезло: женщину удалось выхватить буквально из-под ножа. Допрашивать ее было невозможно: взятая на пике эйфории, считай, на пороге жизни вечной, дура вопила как резаная, буйствовала с энергией пантеры, защищающей логово, и рвалась обратно, в блок перехода. Врачи накачивали ее успокоительным, пока транквилизаторы не полились у дуры из ушей. Тизитль боялся, что женщина заснет, но ему снова повезло: вялым заплетающимся языком несчастная повторила то, что Тизитль уже слышал от уборщика, с незначительными вариациями. Тизитль велел узнать, остался ли в живых еще кто-нибудь из деревни Ачкохтли, и выяснил, что нет. Перед уходом в солнце бо́льшая часть соплеменников Ачкохтли толковала о замечательных «людях с неба», творящих дивные благодеяния. Глупостями простаков никто из персонала энергостанции не заинтересовался, сочтя их россказни эйфорическим бредом.
Это четыре, пять и шесть.
В деревню он вылетел на вертолете, прихватив с собой Олина Кветцаля. У Олина был нюх, что искупало вульгарность и склонность к насилию. Это Олин, используя свои любимые методы, выяснил у деревенских, избежавших облавы, что пришельца-чудотворца кремировали, а не закопали под ближайшим деревом. Тизитль огорчился: он рассчитывал выяснить что-нибудь путем эксгумации и исследования трупа. Он заранее договорился с медэкспертами, чтобы те обратили особое внимание на структуру мозга покойника.