Сдержанно, как это бывает при встрече парламентеров двух враждующих армий, слегка наклонил голову в знак приветствия. Настороженное лицо свидетельствовало о том, что он готов ко всяким неожиданностям.
Стась так же холодно вскинул подбородок, здороваясь.
— Мы разыскиваем своих людей, — наконец произнес белобрысый, тщательно подбирая каждое слово, отчего сказанное приобретало дополнительную солидность. — Мы знаем, что они пошли именно к вам.
— А кто они такие? — невинно спросил Стась. — Сюда каждый день приходит много людей.
— Они пришли сюда два часа назад, чтобы забрать права хозяина нашей фирмы, — все так же ровно, без всякого эмоционального всплеска вновь заговорил гость.
— В последние два часа сюда приходили какие-нибудь люди? — невинно поинтересовался Стась у стоящего рядом Корикова.
— Если бы они здесь были, я бы знал об этом, — веско протянул Максим.
— Мы знаем совершенно точно, что они у вас, — встрял в разговор худой парень лет тридцати, стоящий немного позади белобрысого. — Пока мы не выясним, где они, не уйдем отсюда.
— Однако нежданные гости начинают мне досаждать, — грустно пожаловался Стась, посмотрев на Корикова. — Может быть, они считают, что самые крутые в городе? Если так, то они очень заблуждаются. У меня на этот счет имеется собственное мнение.
У самой двери раздался сдержанный смешок — это не удержался рябой. Теперь вместо грязноватого кимоно на нем был серый, хорошо отглаженный костюм. В нем он запросто сошел бы за хозяина какого-нибудь крупного казино, заскочившего во время обеденного перерыва в спортзал, чтобы придать нужный тонус дряхлеющим мышцам.
Белобрысый едва обратил на него внимание, лишь бросив в сторону весельчака короткий презрительный взгляд.
— Мы сюда пришли не для того, чтобы шутить, — так же терпеливо и одновременно очень весомо продолжал он. — Мы люди серьезные, и если говорим, что наши ребята здесь были, значит, так оно и есть. Мы тоже не первый день живем в этом мире, и слава богу, кое-что в нем понимаем. Поэтому давайте поговорим разумно, если они здесь, так выпустите их.
— Их здесь нет.
— Если вы сказали нам неправду, — лицо белобрысого на мгновение помертвело, — то в следующий раз, когда мы сюда явимся, вас придется выносить отсюда вперед ногами.
— А ты хорошо разговариваешь, — похвалил Стась, вяло улыбнувшись, — голоса не повышаешь, руками не размахиваешь. Вот если бы еще и не пугал иногда, было бы совсем мило. А только я хочу у тебя спросить: ты-то уверен, что выйдешь отсюда?
В соседней комнате раздались глухие удары в дверь, а затем до всех донесся сдавленный крик:
— Михаил, мы здесь! Бей их, гадов!
Белобрысый мгновенно пнул стоящего рядом Стася в живот и тут же заехал кулаком в лицо. Не дожидаясь, когда он сложится пополам, ребром ладони стукнул по шее длиннолицего. Оба рухнули почти одновременно. Но в следующую секунду удар дубинкой по предплечью парализовал его руку. Он вскрикнул, второй удар пришелся по ногам, и Михаил, словно споткнувшись о невидимую преграду, упал коленями на татами.
Трижды прозвучали выстрелы. Одна пуля угодила в огромный плафон, который разлетелся по залу мелким ранящим дождем, осыпав плечи дерущихся. Другая, отрикошетив от стены, хищным жалом расщепила дубовые доски и с громким стуком засела где-то в толще двери. А третья, выбив в окне неправильную розочку, отправилась в далекое путешествие.
— Лежать! — кричал Кориков, размахивая автоматом. — Я сказал, лежать!
Короткая очередь со свистом разрезала пространство, помещение наполнилось гарью, и на пол, разбивая головы, повалились визитеры.
Стась поднялся, тряхнул головой и с брезгливой гримасой вытер с разбитого лица кровь.
— Сука, кажись, губу мне порвал. Дай сюда, — вырвал он дубинку у стоящего рядом парня. — Наслаждаешься? — дружелюбно поинтересовался Стась у Михаила, который лежал на татами, обхватив голову. — Дай я тебя приголублю, — и с размаху опустил дубинку ему на шею.
Тот дернулся, а потом, расслабившись, неожиданно вытянулся.
Стась приложил пальцы к артерии.
— Быстро сдох, даже покайфовать не дал, — безрадостно сообщил он. — Но ничего, он нам не испортит веселье, — с чувством продолжил Куликов, осматривая лежачих, — главное представление у нас впереди. Свяжите их. И советую не дергаться, если не желаете, чтобы угостил свинцом.
Охранники, предварительно запасшиеся веревками, ловко стянули пленникам за спиной руки. После чего, подгоняя дубинками, затолкали в тесную комнату к прежним узникам. Последний из них, чернявый парень, обернулся, пытаясь что-то сказать, но рябой боец, не раздумывая, со всего размаху опустил тяжелую рукоять между лопаток, заставив того поторопиться.
— Так что ты будешь теперь делать? — участливо поинтересовался Стась. — Все-таки у тебя уже один покойник. К тому же, я знаю эту публику, они не оставят тебя в покое и захотят взять реванш.
Стась подошел к зеркалу и озабоченно со всех сторон осмотрел разбитое лицо. Оно заметно припухло, и ранее прямой нос чисто римского очертания сильно искривился и напоминал украинскую бульбу. Холодной струей он ополоснулся, наблюдая за тем, как красноватые струйки падали вниз, оставляя на мраморной раковине буроватые пятна.
Никто ему не мешал, все молчаливо стояли за его спиной, будто он отмывал не разбитое в драке лицо, а совершал обряд омовения перед очень важной молитвой. Аккуратно промокнув влагу полотенцем, Стась грубо его скомкал и бросил в мусорную корзину.
— А с чего ты взял, что я чего-то должен делать? — посуровел Максим. — Это твои проблемы. Включая того самого покойника. Мне неудобно об этом напоминать, но пойми меня правильно, я плачу тебе и немало, чтобы ты оберегал мой покой. Так что я жду от тебя действий, и уволь меня вмешиваться в твои дела, — поднял Кориков руки. — У меня и без этого немало важных дел. А по поводу того, что они придут, здесь я с тобой совершенно согласен. И потребуют с меня не двадцать тысяч, а все сто! Чеченцы ребята непримиримые, и договариваться с ними о чем-то будет очень непросто. А когда они раздавят меня, то возьмутся уже и за мою «крышу», и поверь мне, вытеснят тебя отовсюду.
— Молодец, Максим, — похлопал Корикова по плечу Стась. — Здраво рассуждаешь. Другого ответа я от тебя и не ожидал. Если мы отпустим их сейчас, то потом нам просто не дадут вздохнуть. Дай только кавказцам слабинку, так они понаедут сюда со всех сторон. Их надо убить. Всех! — жестко произнес он. — Это дело я беру на себя. — Стась посмотрел на обступивших его людей и продолжил: — Наш разговор не должен уйти дальше этих стен, если из вас кто-то проболтается, пусть даже это будет по пьянке, то ему не жить! А сейчас, Макс, уводи отсюда своих людей. Лично меня ты никогда не видел. Тебе-то уж, думаю, не нужно ничего растолковывать.
— Стась, где гарантия того, что часа через полтора или, скажем, завтра сюда не явится еще целая толпа? Что в этом случае делать? Их тоже надо будет убить?
— Не надо понапрасну дергаться. Я же сказал, что все улажу. Пару дней появляться тебе не советую. А лучше с неделю. Возьми какой-нибудь тур, смотайся на недельку за границу, развейся от дурных мыслей, чтобы потом тебя кошмары не мучили. А когда приедешь, работай как ни в чем не бывало.
— Понял, — облегченно вздохнул Кориков. — Ну чего пнем застыл, — посмотрел Максим на начальника охраны, — собирай людей и сматывайся отсюда. *** Через пятнадцать минут здание опустело. Во дворе, очевидно от тоски и одиночества, лаяла собака. Сумерки понемногу сменились на темную ночь, и через плотно зашторенные окна по-воровски пробивался лунный свет.
— Что за черт, во всем здании даже бутылки водки не найти, — открыл очередной шкаф Стась. Сверху на пол упала спортивная куртка, боксерские перчатки, тапочки.
— А ведь у нас Максим известный спортсмен, — ехидно заметил Ковыль — красивый голубоглазый парень лет тридцати. Мелкие кудряшки делали его похожим на купидона, каких нередко изображают на рождественских открытках. — Самое главное для него — здоровый образ жизни.
Стась отшвырнул ногой упавшие вещи и открыл тумбочку: внутри обнадеживающе звякнуло. Заглянув, он увидел пачку распечатанного чая и три граненых стакана, в металлической коробочке был сахар.
— Вот что, Ковыль, купи три бутылки водки. Что-то мне без спиртного не в кайф, — честно признался Стась.
— Понял. Я мигом. Здесь за углом точка есть. Водку там продают круглые сутки.
— На вот, на голову накинь, — бросил Стась Ковылю кепку, лежавшую на лавке. — Напяль ее на самые глаза. А то мало ли чего…
Через пятнадцать минут Сергей Ковылев вернулся, в руках он держал пакет, в котором вызывающе побрякивали бутылки. Не без торжества он поочередно выставил на тумбочку, покрытую пестрой скатертью, купленную водку. Умело сорвал мягкую фольгу и не без щегольства разлил содержимое в три стакана.
— Долей на два пальца, — жестко распорядился Стась.
Ковыль уверенно опрокинул горлышко бутылки в стакан.
— О закуси почему не позаботился? — поднял стакан Стась.
— Виноват, — честно признался Ковыль, — что-то не подумал.
Стакан водки Стась выпил в три глотка. Шумно выдохнул, а потом, уткнув нос в рукав, занюхал, как будто это была не материя, пропахшая табаком, а весомый кусок ветчины.
— Каждому по стакану водки! — распорядился Стась.
— Я бы не хотел, Стась, — попытался возразить молодой краснощекий парень.
Стась усмехнулся:
— Еще один спортсмен, который не хочет нарушать режим? А теперь слушай, что я тебе скажу. Выпьешь все до капли, чтобы потом, когда начнешь резать тех, — ткнул пальцем он в закрытую дверь, — тебя не блевануло от кровищи.
С пухлых, почти юношеских щек, медленно сошел румянец, оставив небольшой клубок переплетенных кровеносных сосудов.
— Ты это серьезно?
— Я тебе даю большие деньги, ты вкусно жрешь, имеешь красивых телок. А вкусный хлебушек всегда отрабатывается очень нелегким путем. Или ты думаешь, сынок, что я самолично буду выполнять грязную работу? Тогда на хрена вы мне все нужны? — неподвижным взглядом он посмотрел в лицо каждому бойцу. Глаза у Стася, обычно светло-голубые, теперь сделались чуть ли не белыми. Он напоминал хищную рыбу, изготовившуюся к решительной атаке. — Может, кто-то хочет возразить мне и сказать, что я не прав? Смелее, — почти подбодрил он, — думаю, мы сумеем поладить.
Бойцы, испытав тяжесть его взгляда, невесело опускали глаза. Привычки Стася они усвоили давно, от сладкоголосой любезности всегда попахивало трупным смрадом.
Пухлощекий пожал плечами и виновато заговорил, умудряясь не смотреть в лицо босса:
— Ну дурак я, Стась, ну что тут поделаешь. Говорю, не зная чего. Прости меня.
— Ладно, оставь, — смилостивился Стась, — в наших делах лишний базар тоже ни к чему. Возьми стакан.
Парень уверенно поднял стакан, потом взял его в другую руку, отряхнув пальцы от пролитой водки, и бодро, как если бы это была минеральная вода, выпил до капли. Гулко установил на тумбочку стакан.
— Убивать приходилось? — хмыкнул Стась.
— Не доводилось.
— Все в этой жизни начинается с первого раза. На, держи, — сунул Стась рукоять «вальтера» в ладони провинившемуся, — и смотри, не прострели себе что-нибудь сдуру.
— Постараюсь.
Выпитый стакан водки не пропал даром. Щеки парня налились, как и прежде, здоровым соком. В глазах радостный блеск, а обладание сильной игрушкой добавило ему куража.
— Вы меня все слышали?.. Если мы не сделаем этого сегодня, то до завтра нам уже не дожить. Ковыль, открой дверь, я хочу поговорить с ними.
Пленные сидели на полу, оперевшись спинами о стену.
— Кто за вами стоит? — спросил Стась у кавказца. — Вы чеченцы?
— Чеченец только я, — произнес черноволосый мужчина, — остальные русские. Неужели ты их убьешь?
На губах улыбка. Ее можно было бы принять за вызов, если бы не смертельная белизна кожи. В противоположном конце комнаты с перебитым позвоночником лежал белобрысый, безжизненно распахнув глаза, и каждый из присутствовавших насмотрелся на него достаточно.
— Я не разделяю врагов по национальности. Так кто за вами стоит? Вы пришли сюда, чтобы получить «капусту», насколько я понимаю, а не для того, чтобы вернуть права? Они для вас всего лишь предлог. Отвечай, если хочешь жить.
— Что тебе отвечать, если ты нас все равно решил убить.
— Ну что ж, раз ты так считаешь, — пожал плечом Стась и, кивнув на краснощекого, коротко распорядился: — Начинай с него. Старайся попасть в голову.
— Понял, — ответил тот, тряхнув желтыми кудрями.
И медленно, как если бы участвовал на поединке в эпоху галантных поступков, поднял руку с пистолетом.
— Поближе подойди, — в раздражении прикрикнул Стась. — В голову целься. Не прикрывай глаза, а то не попадешь.
Раздался выстрел, и кавказец, нелепо стукнувшись затылком о стену, скатился на пол.
— Жаль, не получилось разговора, — печально протянул Стась и уже бодро, повернувшись к парню с крупными мясистыми чертами лица, поинтересовался любезно: — Ты тоже чеченец? Ты тоже пришел сюда за деньгами? Ну?
— Послушайте, давайте разберемся. Я ничего не знаю о чеченцах. Я работаю в этой фирме всего лишь полгода! Я приехал с Украины. Ну посмотрите на меня, разве я похож на кавказца?
— А вот и врешь, падла, под хохла заделался, а нос-то у тебя не нашенский. Говори, сука, кто за вами стоит?
— За нами никого нет, ну хотите, побожусь, — вытаращил от страха глаза парень. — Мы все из одной фирмы, а пришли мы потому, что наши люди не вернулись в назначенное время.
— Чем занимается эта фирма?
— Да ничего особенного. Строительством. Перевозом.
— Вы его охрана?
— Да. Но клянусь, у него больше никого нет.
— Ясно, значит, он не сможет никого отправить, если мы вас замочим? — поинтересовался Стась.
— Не делайте этого. Мы никому ничего не скажем, что здесь произошло. Мамой клянусь, что так и будет!
— Извини, друг, но я тебе не верю, — печально сообщил Стась, улыбнувшись.
— Прошу вас, не убивайте, — извивался парень, пытаясь освободиться от пут, — я вам расскажу все.
— Интересное предложение, — согласился Стась. — Здесь можно подумать. Ну, мы слушаем тебя.
— Как вы знаете, директора зовут Осянин Петр Павлович. На самом деле у него не одна квартира, а целых четыре. И нигде подолгу не живет, опасаясь наездов. Кроме нас, у него есть еще человек пять охраны, которых он постоянно держит при себе, но вряд ли он отправит их по этому адресу, он с ними не расстается практически никогда.
— Где его можно найти наверняка? — глаза Стася блеснули от дерзкой мысли.
— У него есть женщина. Любовница. У нее он бывает раза три в неделю. Мне пришлось сопровождать его несколько раз. Она живет на Маховой, дом три. Отпустите меня, я все сказал, — взмолился парень.
Остальные узники лежали неподвижно и с немым ужасом наблюдали за тем, как кудрявый поигрывает «вальтером». Он напоминал ковбоя из дешевого фильма, который, прежде чем прострелить противнику лоб, трижды прокрутит оружие вокруг пальца. Не хватало еще, чтобы он принялся дуть в прокопченный гарью ствол.
— Поверь, мне жаль, — посочувствовал Стась, — пристрели его, — распорядился он, посмотрев на пухлощекого.
Точно с такой же жалостливой улыбкой иезуит-инквизитор отправляет на костер еретика.
— Нет! Нет! — парень побледнел и на щеках, как на фотографической бумаге, отчетливо выступила трехдневная темная щетина. — Не убивайте!
Рука белокурого неумолимо, как приближение судного дня, поднималась все выше, пока не остановилась на тонкой переносице. Раздался выстрел. В этот раз он прозвучал несколько громче, заложил перепонки и заставил присутствующих вздрогнуть. На противоположной стене отпечатались грязноватые брызги.
— Не будем терять времени, пристрелить нужно всех! — жестко отдал приказ Стась. — Если мы сейчас дадим слабину, то тогда от них не избавимся никогда. Наказывать нужно не раздумывая, чтобы другим неповадно было. Эти кавказцы способны пролезть в любую щель, как тараканы, а потом их никогда не вытравишь.
Стась скользнул взглядом по комнате и, заметив автомат, беспризорно стоящий в самом углу, поднял за цевье. И как бы пробуя на вес, подбросил.
— Ты, — протянул он оружие невысокому худощавому бойцу с мрачноватым взглядом. Тонкие холеные усы делали его похожим на кота. — Стреляй в голову, чтобы не дергались.
— Понятно, — взял тот в руки автомат. Привычно оттянул затвор, металл угрожающе щелкнул. — Ну… Молитесь! — и короткими прицельными очередями принялся расстреливать лежачих.
В смертельном танце задергались подстреленные тела. Пороховая гарь мгновенно перебила приторный запах крови, и вонь, едкая, противная, выползла через приоткрытую дверь и свободно распространилась по всему залу.
С некоторого времени Осянин стал опасаться собственной тени. И, прежде чем выйти из подъезда, он долго наблюдал за передвижениями во дворе. Только убедившись в полнейшей безопасности, он отваживался выходить на открытое пространство.
Закрыв за собой дверь, Петр Павлович некоторое время прислушивался к шагам в подъезде. Где-то наверху громыхнула тяжелая дверь, и установилась привычная тишина. Осянин поднял воротник и, стараясь не особенно шуметь, стал спускаться вниз.
Прошлая неделя была для него удачной: во-первых, он подписал контракты на триста тысяч долларов, а во-вторых, сумел найти подход к двум премилым девочкам четырнадцати лет. Самое приятное заключалось в том, что для этого ему не понадобились услуги сутенеров, которые всегда становились невольными свидетелями его малых шалостей. Он встретил их в собственном здании — девушки, спрятавшись от ветра, мило ворковали в проходной. Ему достаточно было невзначай показать пачку долларов, чтобы проявить к своей персоне нешуточный интерес.