А еще через день Осянин сумел убедиться в том, что они не так невинны, как ему представлялось в самом начале. Даже кровать, сделанная по спецзаказу и больше напоминающая взлетное поле, чем ложе любви, не смогла удовлетворить всех фантазий юных жриц.
Петр Павлович улыбнулся — девочки не знали себе цены и имели таксу вокзальных проституток. А пирожные, которыми он их угощал всякий раз перед совокуплением, воспринимали так шумно, как если бы каждой из них дарил по кольцу с бриллиантом.
На улице тоже было спокойно, не считая трех мужичков, вдохновенно споривших после принятия на грудь бутылки бормотухи. Его дорога проходила именно через неприятную компанию, а за углом, чтобы не привлекать лишнего внимания, стояла темно-зеленая «Нексия». Осянин был уверен, что в окна третьего этажа за ним наблюдает пятнадцатилетняя озорница и прилежная школьница девятого класса. Сто долларов, что он отвалил ей за удовольствие, она восприняла так же восторженно, как некогда бедняга Аладдин — пещеру с сокровищами. И наверняка сейчас подсчитывает в уме, сколько ей удастся заработать за год, если встречи с богатым дядькой превратятся в добрую традицию.
Осянин скосил глаза в сторону мужичков.
Похоже, что веселье у них только начиналось. На импровизированном столе — высоком ящике из посеревших досок возвышалась еще одна бутылка красного вина, здесь же грубо нарезанная вареная колбаса с ломтями хлеба. Обыкновенная закусь среднего потребителя, не избалованного заморскими разносолами.
— Бородища на нем вот такая, — вдохновенно рассказывал один из них. — Пиджачок на нем изрядно затерт, но профиль хранил отпечаток интеллектуальности. Скорее всего он был из того вымирающего племени интеллигентов, что, опускаясь на самое дно, не забывают говорить красивости проходящей мимо даме и извиняться за свой непрезентабельный вид. — Ну словно у Менделеева.
— Или у Карла Маркса, — подсказал другой его коллега по сословию.
— Оба они волосатые, — согласился третий, продолжая держать стакан, наполненный до краев вином. — А все волосатые и с бородами очень друг на друга похожи.
Мужчины были так заняты развернувшейся беседой, что даже не заметили Осянина, который, стараясь не задеть выпирающий на дорогу ящик, бочком затопал по дороге.
Петр Павлович отошел уже на десяток шагов, когда услышал за своей спиной шаги. От недоброго предчувствия внутри все сжалось и похолодело, он хотел обернуться, но услышал сдержанный, но полный злобы голос:
— Не верти башкой, падла! Если надумаешь взбрыкнуться, так шмальну тебе между лопаток куском свинца, — и, словно в подтверждение этих слов, в спину чувствительно ткнулось что-то очень жесткое. «Ствол!» — догадался Осянин, и страх парализующей волной пробежался по всему телу.
— Что вам от меня надо? — В горле сделалось сухо. А окончание фразы словно прилипло к гортани и не желало выходить наружу.
— Ты еще спрашиваешь, сучонок! — послышался за спиной злой сип. — Похоже, что малолетние бабы тебя совсем рассудка лишили, если ты ни о чем больше не помнишь!
— Послушайте!..
Осянин хотел обернуться, но сильный удар в плечо заставил сжаться от боли.
— Тебе же сказано, не глупи! Повернешься тогда, когда я тебе разрешу.
— Да что вам от меня надо? — Петр Павлович уже не счел нужным скрывать страх, который, вторгшись в него, сумел отравить все существо.
— Топай вперед… Вот так… Иди под тот куст. А теперь садись на лавку. Если что-нибудь вякнешь… пристрелю!
Осянин, еле справляясь с противной дрожью, присел на лавку и мгновенно ощутил холод, который пронизал его тело.
— Да что же это такое?
— Смотри в землю! — зло проговорил незнакомец. — Если будешь пялиться на меня, то получишь пулю между глаз! Тебе все ясно?
— Я вас понял, — пролепетал Осянин, уткнувшись взглядом в светло-коричневые ботинки незнакомца.
Несмотря на грязь, они были идеально чистыми, и Осянину даже показалось, что он увидел собственное отражение. Голос принадлежал тому самому мужику, что рассказывал про чужую бороду. Теперь стало понятно, что встреча эта была далеко не случайной, троица поджидала именно его.
— А теперь ответь мне, только откровенно. Это ты посылал людей на Луговую? На меня не смотреть, — повысил незнакомец голос, когда Осянин, забывшись, чуть приподнял голову.
— А в чем, собственно, дело? — преодолевая страх, прошелестел губами он.
— Так ты еще и спрашиваешь?! — грубой пятерней собеседник цепко ухватил Осянина за волосы, а ствол «вальтера», пропахший едкой гарью, затолкал бесцеремонно в рот. Петр Павлович почувствовал, как треснул зуб, причинив боль, лопнула губа, и рот мгновенно заполнился кровью.
Осянин сплюнул на землю красный липкий сгусток и выдохнул:
— Вы что?
— Разве не по твоей милости мне пришлось отправить на небеса восемь невинных душ?
— Это какое-то недоразумение, если я кого-то и послал разбираться, то не для того, чтобы пугать, а хотел вернуть свои права, — ствол мешал говорить, Осянин пытался вытолкнуть его языком, но мучитель втиснул его еще глубже, безжалостно расцарапав гортань.
— А теперь слушай, что я тебе скажу. Если не хочешь закончить свою жизнь где-нибудь на дне реки, с холщовым мешком на голове, то попытайся убедить вдов, что отправил их муженьков далеко на север. А когда пройдет пара месяцев, пусть они пишут заявления в розыск. Предупреждаю тебя, крыса болотная, не раньше! Если вздумаешь хитрить или заявиться к ментам, то это будет твой последний серьезный поступок в твоей дрянной жизни. Ты меня хорошо понял? — прошипел незнакомец, повернув ствол.
Осянин почувствовал, как раскрошился второй зуб, передний, причинив еще более мучительную боль.
— Да, — сплюнул он в липкую грязь кровь.
— Вот и отлично, — отпустил волосы сидевший рядом. — Да у тебя, оказывается, волосы лезут, — он брезгливо отер руки о брюки, — ладно, поживи еще, — вытащил он ствол изо рта. — Я даже поступлю с тобой более гуманно. Если ты кому-то брякнешь о нашем разговоре хотя бы полслова, то ментам станет известно обо всех твоих приключениях с малолетками. Я думаю, тебе известно, что делают на зоне с педофилами. В землю смотри, тварь! В землю, сказал! — ствол «вальтера» ткнулся в широкий лоб Петра Павловича. — А ты послушный, молодец. Если так будешь вести себя и впредь, то неприятностей с тобой не произойдет. У тебя, кажется, в Англии учится сын?
Осянин издал стон:
— А про него откуда вы знаете?
— Мы солидная контора, парень, если занимаемся делами, то всегда на очень высоком уровне, — безо всякого бахвальства отвечал незнакомец.
Сын у директора «Мостранспорта» действительно обучался в одной из частных школ, но об этом знал очень узкий круг людей. Петр Павлович редко кого допускал к семейным тайнам, а информацией о сыне на всем белом свете владело всего лишь три человека. Грешный плод студенческой любви.
За последние полгода он четырежды разговаривал с ним по мобильному телефону, последний раз на прошлой неделе — как обычно, сын просил позаботиться о матери и спрашивал, есть ли возможность отправить его месяца на три в Америку. Сына Осянин любил и, несмотря на то что видеться им приходилось все реже, чувствовал, что привязывается к нему с годами все сильнее.
— Может, ты мне не веришь? Так я могу пересказать содержание вашего разговора.
— Не надо, — выдавил из себя Осянин. Чтобы подслушать разговор по мобильнику, требовалась соответствующая аппаратура. — Вы откуда, из конторы?
— Тебе это совершенно ни к чему знать, — так же твердо сказал незнакомец. — Важно, чтобы ты помнил наш разговор.
Осянин никак не мог понять, что в нем не нравилось больше всего, и вдруг догадался. Джинсы! Они были потертые, с легкой бахромой у самого низа и совсем не сочетались с дорогими ботинками. Так же отвратительно на нем смотрелся старый затертый пиджачок темно-бордового цвета. Маскарад был простенький, без особых затей, зато беспроигрышный — вряд ли кто обратит внимание на троицу алкашей в глубине двора, распивающих литр бормотухи. Зато человек, изысканно одетый, обращает на себя внимание всегда. Если за ним не наблюдают с лавочек подозрительные старушки, то наверняка через щелочки занавесок смотрят жильцы соседних домов.
В ближайшем подъезде он снимет с себя старые брюки и пиджак и превратится в джентльмена с манерами. Осянин едва поднял глаза — так оно и есть, под костюмчиком виднелась достаточно дорогая шелковая рубашка.
— Я запомню.
— Вот и славненько. А теперь посиди здесь минут пять и не думай дергаться, если не хочешь упасть с простреленной башкой. А потом проваливай на все четыре стороны. Усвоил?
— Да, — тихо произнес Осянин, надеясь, что все его страхи окажутся далеко позади вместе с исчезновением блестящих ботинок.
— Я запомню.
— Вот и славненько. А теперь посиди здесь минут пять и не думай дергаться, если не хочешь упасть с простреленной башкой. А потом проваливай на все четыре стороны. Усвоил?
— Да, — тихо произнес Осянин, надеясь, что все его страхи окажутся далеко позади вместе с исчезновением блестящих ботинок.
Неторопливой походкой пропащего бездельника его новый знакомый отправился в обратную дорогу. Походка сосредоточенная, ищущая, вот, кажется, что бродяга сейчас нагнется и вытащит с победным ликованием из-под разросшегося куста пустую бутылку.
Нет, не случилось. Он прошел через весь двор и скоро спрятался за высокой оградой. Петр Павлович добросовестно просидел положенное время на скамье, а потом, поднявшись, пошел обратно к своему дому. У того места, где еще недавно сидела неприглядная заросшая публика, он остановился.
Странное дело, но вместо обыкновенной отечественной сивухи бомжи попивали дорогое французское вино, бутылки из-под которого неряшливо валялись подле грубо сколоченного ящика. Нечто подобное можно было бы предположить сразу, удивительно, что он не разглядел такую роскошь вначале.
Выходит, что господа бомжи удовольствие совмещали с работой. Потягивали себе крепенькое красное винцо и терпеливо дожидались, когда Осянин ублажит очередную четырнадцатилетнюю киску.
Зло пнув пустую бутылку, Петр Павлович заторопился дальше.
Глава 13Зайцев шмыгнул носом, покрутил головой, кому-то вяло кивнул, скучно улыбнувшись через стиснутые зубы, и, приложившись полноватыми губами к пивной кружке, сделал несколько больших глотков.
— Не самое лучшее место ты выбрал для встречи, майор, — кисло заметил он. — Вот мы с тобой минут десять всего и стоим здесь, а я уже кореша своего встретил. Вместе срок мотали. Ладно еще, не подошел, а так лишний базар пошел бы.
На клочке бумаги лежал крупно нарезанный вяленый лещ. Шевцов взял один из кусков и аккуратно очистил.
— Место здесь хорошее. И нет ничего страшного в том, что встречи тут могут быть самые неожиданные. Я, например, опер, а ты бывший зек, и ничего, беседуем, — весело улыбнулся Шевцов. — Вот как ты думаешь, кто стоит за тем дальним столом? — взглядом показал Вадим на мужчину неприглядного вида.
Заяц вяло обернулся. Мужчина был в светлом, почти белом плаще, явно не по сезону. Длинные полы выглядели изрядно перепачканными. Человек напоминал самого обыкновенного бомжа, вылезшего из затхлого подвала и ползком добравшегося до пивного бара. Рядом на стойке, среди вороха засаленных бумаг и пустых кружек, возвышался старомодный кожаный портфель с огромными металлическими застежками.
— Да мало ли бомжей в округе, — поморщился брезгливо Зайцев.
— А вот это ты зря, — укорил майор Шевцов, жуя спинку леща, — это умнейший человек. Профессор теоретической механики. Я тебе не говорил, что проучился пару лет в университете на мехмате? Так вот он читал нам лекции. А потом я понял, что это все-таки не мое, и поступил на юридический. Так что люди здесь могут попасться самые неожиданные. А потом, где нам еще с тобой встречаться? Не на лавочке ведь? В это время сидеть холодно, еще простудишь чего-нибудь ненароком, а так можно поговорить спокойно да пивком побаловаться. Ты ведь против пива ничего не имеешь?
— Не имею, — хмуро буркнул Заяц.
— Вот и прекрасно, — бодро произнес майор Шевцов и приподнял кружку: — Ну, будь здоров! За твои оперативные успехи. — Он сделал несколько глотков, одобрительно крякнул и коротко оценил пиво: — Свежак! Рассказывай, что там у тебя.
— Зацепил ты, майор, людей серьезных, — вполголоса произнес Заяц. — Кориков в нашем районе человек известный, и связи у него с блатным миром очень крепкие. Независим, умеет держаться достойно. Так сказать, с самыми уважаемыми людьми на «ты». Вы его повязали? — равнодушно спросил Заяц, пытаясь скрыть интерес.
— Да.
— А-а, — неопределенно протянул он. — Вряд ли вы от него чего добьетесь, я его с детства знаю. Такие, как он, своих не сдают. Помню, однажды оскорбили его в кабаке, так он один на толпу вышел, не испугался. И с честью драку завершил: одному скулу стулом разворотил, другому ребро сломал коленом, а третьего на перышко посадил. Разумеется, в суд никто не обращался. А с тех ребят, что не по делу на него наехали, слупили кругленькую сумму. Так что Кориков — это личность! Он и своих подчиненных держит вот где! — сжал в кулак гибкие пальцы Заяц. — А на зоне он не пропадет, греть его будут.
— Кто у него «крыша», знаешь?
Заяц несмело посмотрел по сторонам — похоже, вопроса никто не услышал.
— А как ты думаешь, какая может быть «крыша» у серьезного человека?
Майор Шевцов усмехнулся:
— Очевидно, такая же серьезная.
— Верно. Только я думаю, для такого случая вряд ли подходит слово «крыша», скорее всего это деловое сотрудничество. Корикова и его «крышу» очень многое связывает.
Майор допил пиво и поставил кружку на стол.
— Например?
— Во-первых, все они выросли на одной улице. Естественно, что когда-то у них были общие интересы, противники, подружки. Эти ребята спаяны многолетней дружбой. Легче смешать огонь с водой, чем столкнуть их лбами.
— Заяц, не виляй, ответь мне, кто у Корикова «крыша», — мягко потребовал Шевцов.
— Майор, пивка бы еще, а то после вчерашнего трубы горят, — пожаловался Заяц.
— Хорошо, возьми еще по кружке, да не забудь, купи крабовых палочек. Под пиво они самое то будут, — положил на стол деньги майор. — Сдачу принеси, все-таки я не благотворительностью занимаюсь, — строго напомнил Шевцов.
— Мог бы не говорить, — обиделся Зайцев. — Что я, крысятник какой-то?
Через несколько минут он вернулся с пивом, в пригоршне сжимая розовые палочки и сдачу. Торжественно, как если бы это были золотые монеты, выложил мелочь на стол.
— Все-таки, майор, я на тебя работаю не из-за одной любви к риску, мог бы мне иногда и премию выписать. Потому что никогда не знаешь, когда голову могут открутить. А то, чем я занимаюсь, совсем не безопасно.
Майор Шевцов выслушал Аркадия с невозмутимым видом. Категорию людей, подобных Зайцу, за время оперативной работы он изучил неплохо. Небольшое хныканье вполне допустимо и даже является обязательным атрибутом, таким же, как для скрипача смычок, а для дирижера — оркестровая яма. Главное, чтобы нытье не переходило некоторых рамок приличия, какие обычно устанавливаются между опером и агентом.
— А кто в прошлом месяце от меня «капусту» получал? — едко заметил Шевцов. — Или это, может быть, твой дух был?
Заяц выглядел немного смущенным.
— Разве это деньги? Так себе! Только и хватило, чтобы в кабаке посидеть. Сам понимаешь, цены нынче большие, отсюда и траты.
Вадим Шевцов взял кружку пива и недовольно скривил губы:
— А ты что предлагаешь, чтобы я из собственного кармана тебе платил?
— Нет, но… На бутылку водки дашь?
Шевцов сделал несколько глотков, отломив крабовую палочку, аппетитно пожевал, после чего, уже не скрывая брезгливости, ответил:
— На бутылку дам, но на большее не рассчитывай. Так что там у тебя имеется?
— Слыхал о таком воре, как Стась Куликов? — понизил неожиданно голос Заяц.
Шевцов понимающе кивнул. Такого человека нельзя было не знать. Это был один из самых крупных законных воров столицы и, как говорила молва, один из самых жестких. Его бригада, состоящая из дерзких и непримиримых блатных, контролировала многие доходные места столицы: гостиницы, казино, вокзалы. О его взрывном и непредсказуемом характере наслышаны были многие и потому ссор старались не затевать. Даже в обыкновенном разговоре он часто напоминал быка, атакующего красную тряпку. Случайно или нет, но двух законных, не признавших его права на корону, уже через несколько месяцев с большими почестями отнесли на погост. А когда во время поминок еще двое объявили Стася причастным к их устранению, он неожиданно со злодейской улыбкой поинтересовался их здоровьем. А еще через месяц обоих похоронили с простреленными лбами.
У всякого знающего при упоминании о Стасе Куликове от страха должны были зашевелиться волосы на затылке. Напрягся и майор Шевцов. Стараясь не показать волнения, он отпил из кружки и прикрыл глаза.
— Кое-что слышал.
Пять лет назад во время одной из облав Стася задержали в гостинице «Олимпийская». И молоденький капитан, не знавший, с кем имеет дело, и смутно представлявший табели о рангах в воровском мире, двинул упрямого задержанного кулаком в лицо. Куликов устоял. И, вытерев кровь, капающую с носа, пообещал, что капитан не протянет и недели. Так оно и случилось, капитан уже на пятый день был сбит поездом, когда возвращался поздно вечером от своей знакомой. Угрозу вора не забыли, но когда началось тщательное дознание, неожиданно отыскались свидетели, утверждавшие, что наезд локомотива был случаен. Тем более что капитан был пьян. Странность заключалась в том, что он никогда не употреблял напитков крепче кока-колы.