– Я готова, – сказала она. – Поехали.
И вышла за дверь. Отцу ничего не оставалось, как следовать за ней.
– Если передумаешь, мы тебя ждем! – процедил он, закрывая дверь.
– Очень-очень ждем! – закричала Тося. – Мы тебя у электрички встретим! Бросай свои планы и приезжай к нам!..
– Лучше уж вы к нам, – тихо сказала мама и захлопнула дверь.
Метель дохнула снегом и заставила Тосю зажмуриться, как только они с папой вышли из подъезда. Вчерашнее ясное небо пряталось за толстыми облаками, которые висели так низко, что буквально проглатывали крыши домов. Папина машина выглядывала синим пятном среди остальных, занесенных снегом и совершенно белых.
– Не беспокойся, – сказал папа, глянув снизу в окно их квартиры. – Мама точно приедет. Я ее знаю. Поняла, что меня не сломить, и теперь сама пойдет на попятную. Прокатится на электричке, раз такая гордая.
Тося тоже подняла голову вверх. И увидела маму. Она стояла возле окна в Тосиной комнате: именно это окно выходило во двор. Мама обнимала Кристофера, как еще недавно сама Тося. И выглядела совсем маленькой и хрупкой. Даже какой-то беззащитной. Тося замахала маме руками, призывая спускаться вниз и ехать вместе с ними. Но занавеска колыхнулась, и мама пропала в глубине комнаты.
– Едем, – сказал папа, открывая дверь машины.
Тося послушно залезла в нее, прячась от назойливых хлопьев снега, летящих все время прямо в глаза. И дворники на переднем стекле засуетились, забегали туда-сюда. Папа завел мотор, и уже через минуту на месте, где стояла машина, пурга наметала новый сугроб.
Старенький дачный сруб встречал хозяев теплом и запахом молока. Оказывается, папа лично договорился с деревенской коровой, чтобы та давала ему стакан молока в день. Хотя Тося думала, что в этом разговоре участвовала и владелица коровы краснолицая баба Рита. Все дорожки к дому были расчищены, а метель за городом улеглась, и снег легонько ложился на оконные рамы. Маленькая пушистая елочка во дворе сверкала разноцветными гирляндами.
– Ну что еще нужно для счастья? – Папа полной грудью вдыхал морозный свежий воздух, а выдыхал облака пара. – Ну что ей еще нужно?..
И Тося понимала, что папа говорит о маме. И не отвечала, а что она могла сказать? Тося же совершенно ничего не знала о земном счастье…
Утром тридцать первого декабря Тося стала готовиться к приезду гостей. Очевидно, папа надеялся, что мама передумала и вот-вот пожалует к праздничному столу. Честно говоря, Тося тоже так считала. А еще она очень ждала встречи с Димкой. Последний их разговор оставил после себя какой-то горький осадок, да еще и погоня сестер Сомовых. Весь тот день слился в одно большое недоразумение. И Тосе очень хотелось нащупать какую-то ясность. Она была уверена: уж в новогоднюю ночь Димка не станет юлить и выложит все начистоту. Папа неплохо справлялся с варкой и чисткой овощей, а Тося с радостью нарезала салат в большую эмалированную миску. Весь холодильник папа забил колбасными и сырными нарезками, соленой рыбой и какими-то баночками.
– Посидим по-простому, но сытно! – улыбался папа, предвкушая вкусный стол. – Суздальский никогда не задавался…
– И Димка тоже не задается, – кивала Тося.
Папа кинул на дочь хитрый взгляд.
– Он тебе нравится, да? – спросил осторожно.
– Да, очень! – не стесняясь, ответила Тося.
И отец погладил ее по голове.
– Ох, давно мы вместе не сидели, – потянулся он, разгибая спину после долгой чистки овощей. – Помню, перед отъездом, подарил я ему свою картину. Самую лучшую! Я и теперь так считаю…
– Какую еще картину? – насторожилась Тося.
– Ты, наверное, ее не помнишь, – отмахнулся папа. – Маленькая совсем была. Но все время подходила к холсту и подолгу смотрела, как я пишу. И свои пальчики хотела в масло запустить…
– А что было на этой картине? – У Тоси перехватило дыхание.
– Да вроде обычный пейзаж. Небо, залитый солнцем луг… А еще две бегущие фигурки. Я представлял, что это вы с мамой. В ярких таких платьях…
– Красном и желтом? – перебила Тося.
– Точно! Неужели помнишь? – удивился папа.
– Я видела эту картину в спальне у Суздальских, – почему-то шепотом ответила Тося.
И тут на дороге возле участка возникла машина. Она фырчала и с хрустом подминала снег. Тося готова была уже выскочить на улицу, чтобы встречать ранних гостей. Но машина еще немного похрустела и проехала мимо.
– Не они, – папа отошел от окна.
С того момента Тося начала все время поглядывать на дорогу. Она расставляла тарелки на столе и смотрела в окно. Мыла пыльные бокалы и выглядывала в окно. Переодевалась в нарядное платье и снова подбегала к окошку. Машин больше не было. И мама тоже не приходила. Вечер уже катился по поселку, зажигая окна в домах. Многие отмечали Новый год за городом. Стол у Дубковых был давно накрыт, а по телевизору шло праздничное шоу. Все веселились, танцевали, шутили. Где-то взрывались первые петарды и фейерверки, освещая небо разноцветными огнями. Это веселились дети, которых в двенадцать часов пять минут отправляли спать. Время ползло к девяти, и вечер так сгустился, что проглотил все заборы, и видно теперь было лишь снежную полянку возле дома да растущую на ней елочку.
– Ну где же они? – начала всерьез волноваться Тося.
Папа взглянул на часы, нахмурился и достал мобильный. Набрал номер, приложил к уху и долго молчал.
– Суздальский не отвечает, – вздохнул он, отключая вызов. – Кто знает, он мог и забыть про приглашение. Он это умеет. Вдруг загорится чем-то новым и про все остальное забывает…
– Ты думаешь, они могут не приехать? – испугалась Тося. – И Димка тоже?
Папа пожал плечами. А Тося уже набирала мамин номер. Она еще успеет приехать! Но мама тоже не отвечала. Будто сговорилась с Суздальскими.
– Что же делать? – совсем расстроилась Тося.
– Как что! – хорохорился папа. – Садиться за стол, конечно!
Они заскребли вилками по тарелкам, как-то уныло и печально. Еда плохо лезла в горло, несмотря на то, что они почти не ели весь день. А смотреть в окно стало совсем бесполезно – все черным-черно! В десять часов папа вышел во двор и достал откуда-то из заначки сигарету. Он не курил уже года три. Сигарета плохо раскуривалась, видимо, порядочно отсырела. Папа сделал две затяжки, поморщился, кашлянул и смял длинный окурок о борт пепельницы. Он снова достал телефон. Позвонил сначала Суздальским, а потом маме. Но нигде не отвечали.
– А может, свернем наш стол и рванем к маме? – Тося прижалась к папе. – Вдруг она ждет? Дороги сейчас пустые, как раз к Новому году будем в Москве…
– Об этом не может быть и речи! – отрезал папа. – Суздальские могут хоть без пяти двенадцать пожаловать. Нехорошо будет, если они приедут к закрытым дверям…
Но и без пяти двенадцать никто не пожаловал. На экране телевизора уже возник президент: глянцевый, яркий, красивый – по нему не ползли мушки и не колотил дождь. Папа хорошо наладил антенну. Президент что-то говорил, только Тося этого не слышала. Она начинала потихоньку понимать, что никто не приедет к ним этой чудесной ночью. Будто Новый год так и хотел оставить чудеса в прошлом, забрать у Тоси последнюю надежду. И где-то далеко были сейчас бой курантов и хлопок пробки от шампанского. Впервые Тося забыла загадать желания. И впервые папа собственной рукой налил ей полный, до самых краешков, бокал шампанского.
– С Новым годом, дочь! – сказал он и тихонько добавил: – Я тебя очень люблю…
Тогда Тося, как ребенок, кинулась к нему и забралась на колени. Она хотела уже расплакаться, но тут папа сказал:
– Время вручать подарки.
И он указал в угол комнаты, где, прислонившись к стене, стоял перевернутый холст. Тося подошла и развернула его к себе. Картина была закончена. Вот над чем трудился папа все эти дни, что жил один на даче. Он рисовал их с мамой портрет. И Тосе даже на миг показалась, словно мама действительно рядом – такая живая она была на этой картине. Мама улыбалась и от этого, как всегда, выглядела моложе. На лице у Тоси тоже была улыбка, делающая их с матерью очень похожими. Теперь мама улыбалась редко, да и Тосе казалось, будто ее улыбка на картине какая-то прошлогодняя. Она уже не сможет так весело и задорно смеяться. Тося даже подумала, что и в жизни мамы, наверное, случился когда-то такой Новый год, оставивший смех в прошлом…
Тося посмотрела на папу, чтобы поблагодарить его, но губы дрожали и отказывались складываться в улыбку…
Глава 11 Когда все встает с головы на ноги
С самого утра Тося и папа почти не разговаривали. Им просто нечего было сказать друг другу. Они все понимали без слов: их надежды оказались обмануты, а смириться с этим во время светлых праздников особенно трудно. И не было никаких сил для утешения: каждый сам переваривал внутри свои чувства и мысли. Накрытый стол, подаренная картина, даже украшенная гирляндами елочка сейчас причиняли лишь боль, напоминая о вчерашних желаниях и мечтах. Многие дачники еще спали после встречи Нового года, когда Тося залезла на заднее сиденье папиной машины. Она возвращалась в Москву. Сыпал мокрый снег, январь принес нежданное тепло, и дорога размокла, точно по ней разлили простоквашу. Тося чувствовала себя совершенно потерянной. Она еще не могла до конца понять, что же творится вокруг. И почему Димка, который должен был нести лишь счастье, своим появлением причинил только боль? Родители ее разошлись, и даже праздник не смог помирить их. В школе Тося стала изгоем. Теперь она боялась возвращаться в класс после каникул. Веры в то, что кто-то встанет на ее защиту, совсем не осталось. Одноклассники были так жестоки, что пугали Тосю хуже ночных кошмаров. А Димка, который пообещал приехать к ней на Новый год, не сдержал своего слова. Как же после этого можно было ему доверять? Он даже не позвонил и не предупредил. Наверное, вовсе позабыл о смешной и странной соседке. Что-то темное зрело у Тоси внутри: такое страшное, что она пока боялась тревожить этот комок обиды и отчаяния. Все, во что она верила, оборачивалось ложью и предательством. Но принять это своей неокрепшей душой Тося пока не могла…
Папа попрощался с дочерью у подъезда. Подниматься в квартиру не захотел. Ему тоже надо было как следует перемолоть в себе все события последних недель.
Тося открыла дверь своим ключом. Она хотела незаметно прокрасться в свою комнату, чтобы еще раз хорошенько подумать обо всем. В тишине и покое. Словно ее маленькая комнатка была последним островком беззаботного детства, где все еще жили мечты и вера лишь в хорошее. Там ждал хозяйку верный Кристофер. Уж он-то не мог подвести!..
Дверь в родительскую спальню была распахнута, но мамы там не оказалось. И Тося начала беспокоиться, что осталась дома совсем одна. А вдруг мама и правда имела свои планы и встречала Новый год с кем-то незнакомым, неизвестным? Сейчас, когда все так переменилось, ожидать можно было чего угодно. Тося метнулась на кухню. Обеденный стол был накрыт на троих. Короткие столбики свечей стояли на нем, распластав воск по столешнице. Оливье в большой хрустальной салатнице давно заветрился. Прямо за столом, опустив голову на руки, спала мама. Она была в новом красивом платье, которого Тося еще не видела. Папиного любимого терракотового цвета. Тосе даже показалось, будто она чувствует запах сигарет, но окурков нигде не нашлось. Хотя створка окна была приоткрыта. И ветер колыхал занавеску, пробегая по кухне влажным дыханием января. На полу, возле окна, стояла невысокая живая елочка. Очень похожая на ту, что росла у дачного дома. Гирлянда на ней мигала разноцветными огоньками. Раньше мама всегда отказывалась ставить в квартире живую елку. «От нее потом иголки по всему дому, – говорила она. – А выметать их кому?» Елочка была пушистая: с нее еще не успела упасть ни одна иголка. И пахла она лесом. Еще в прошлом году папа очень бы обрадовался такой елке. А сейчас его не было дома. И елка стояла какая-то потерянная, ненужная. Тося шагнула к маме. Она хотела уже тронуть ее за плечо, чтобы разбудить, но в последний момент передумала. А протянутая рука так и зависла в воздухе. Тося не знала, как теперь говорить с мамой? И кто из родителей больше виноват в том, что случилось? Сейчас Тося начинала смутно понимать, что каждый из них верил в свою силу. И каждый оказался слаб. Так же и она сама еще недавно верила, что сильная, и отчаянно храбрилась перед всем классом. Теперь же Тосе начинало казаться, что великая отвага нужна как раз для того, чтобы признать сильным не себя, а кого-то другого…
В коридоре зазвонил телефон, и, забыв обо всем, Тося кинулась к нему. Чтобы не трещал на всю квартиру, чтобы не будил маму, чтобы дал ответы хоть на какие-то вопросы. Она очень хотела, чтобы это звонил Димка. Но в трубке раздался бархатный мужской голос. И Тося что-то залепетала в ответ.
– Алло! С кем я говорю? – спрашивал голос. – А-а! Наверное, это юная Антонина?
– Нет, это Тося.
– Конечно! – голос рассмеялся. – Ну, здравствуй, Тося. С Новым годом тебя! Это отец твоего одноклассника, Димы Суздальского…
И сердце Тоси застучало сильно-сильно.
– Почему! Почему вы не приехали? – спрашивала она.
– Уж прости нас! Обязуемся исправиться. Как-то вылетело из головы предупредить, что у нас изменились планы… Я вот как раз и звоню…
– Но что же могло измениться за один день? – перебила Тося.
– Нас пригласили в другое место, и мы не смогли отказаться, – Димкин отец немного смутился. – Родители Саши Немова, ты его знаешь. Они столик в ресторане специально для нас заказали. Да и Димка просился, они же теперь с Сашей лучшие друзья. А вы, надеюсь, нас не очень долго ждали? Весело встретили Новый год?
– Очень весело, – едко ответила Тося и кинула трубку.
Она прислонилась спиной к стене, а потом тихо опустилась по ней вниз, на пол, где долго сидела, обхватив руками колени. Значит, вот в чем была причина: Суздальские просто-напросто предпочли им Немовых. Димка, в которого она так верила и готова была пойти на все ради него, выбрал блистательного Сашку. Над Немовым никогда никто не смеялся. И сам он никогда не смеялся над собой. Оказывается, именно такой друг нужен был Димке. А вовсе не сумасшедшая девчонка, которая даже в карманном фонарике готова углядеть чудо.
– Ах, это ты! – в коридор вышла мама.
Разбуженная телефонным разговором, с красными глазами и вытянувшимися в струну губами, мама стояла, уперев обе руки в бока.
– Ну что, хорошо вчера повеселились с папашей и его друзьями? – Спросонья голос мамы похрипывал и казался очень жестким. – Что-то ты больно рано вернулась…
– Да что вы все ко мне привязались с глупыми вопросами! – процедила сквозь зубы Тося. – Хорошо повеселились? Весело встретили? – Она вся тряслась и уже перешла на крик: – Весело! Весело! Ве-се-ло!
Тося зло посмотрела на маму, а потом вскочила и побежала в свою комнату. Тот темный сгусток, что засел у нее внутри еще утром, теперь словно раздулся, заняв собою все существо. Тося заскочила к себе, хлопнула дверью и налегла на нее спиной. А мама уже стучала:
– Тося, открой! – испуганно говорила она. – Слышишь! Антонина! Что случилось?
И снова барабанила в дверь с такой силой, что та ходила ходуном.
– Ну доченька, ну родная, – молила мама, а потом пугала: – Я сейчас вызову полицию!
Тося устала от этого неравного боя, неожиданно отошла от двери, и мама буквально влетела в комнату.
– Это что еще за новости? Запираться от родной матери! – Мама стояла раскрасневшаяся и ужасно взвинченная. – А я вчера вас всю ночь ждала. Решила, может, одумаетесь, вернетесь. Но нет! Никто в этом доме меня и в грош не ставит…
Мама начала всхлипывать, как она это обычно делала при ссорах с папой, шмыгать носом и подкашливать. Но Тося не могла даже смотреть в ее сторону. Она сейчас никого не хотела видеть. Лишь добрый верный Кристофер тихонько лежал на кровати и не лез в ее жизнь. Тося взяла его на руки, обняла и зарылась лицом в пушистый мех.
– Да сколько можно возиться с этим котом? – в сердцах крикнула мама. – Он тебе что, важнее живых людей? Это же лишь игрушка!
Она с силой выхватила Кристофера из рук дочери и кинула его на пол. Плюшевый кот упал в угол, безвольно раскинув лапы. Но Тося тут же подскочила к нему, упала рядом на колени, обняла свою любимую игрушку и громко расплакалась.
– Ты думаешь, будто я не понимаю, что Крис игрушка? – выкрикивала она. – Да! Да! Я сумасшедшая! Не от мира сего. Правы Сомовы. Прав Немов. Прав Суздальский!..
Мама сама испугалась того, что сделала. Она замерла в нерешительности, вытирая слезы. А потом устало опустилась на пол рядом с дочерью. Она прижала к себе ее голову, поцеловала в самую макушку и зашептала:
– Ну прости меня, слышишь, прости. – Она гладила Тосю по волосам. – Ты самая лучшая, знай это. И никого не слушай! Сами они знаешь кто?..
– Кто? – Злость Тоси вытекала вместе со слезами.
– Нелюди, вот кто. Раз говорят такое…
– Скажешь тоже, – хмыкнула Тося.
И они с мамой ненадолго замолчали, обдумывая сказанное и потихоньку приходя в себя после произошедшего.
– А знаешь что, хочешь, мы купим живого котенка? – сказала вдруг мама.
– Хочу, – ответила Тося.
– Кристофер, а ты хочешь нового друга? – спросила мама у плюшевого кота, а затем покивала его пушистой головой. – Видишь, наш Крис тоже согласен.
– И ты не будешь ругаться из-за шерсти, подранных обоев и обуви? – Тося впервые за сегодняшний день взглянула маме в лицо.
– Обещаю, – улыбнулась мама.
В этом году все было иначе. И так молниеносно менялось, что нельзя было предсказать, что случится в следующую минуту. Тося давным-давно не спала днем, отвоевав это право еще до школы. И вот теперь она, как маленькая, лежала в родительской кровати, рядом с мамой, прижавшись спиной к ее животу. Мама что-то тихо пела ей на ушко, а Тося, наверное, впервые за всю жизнь чувствовала себя взрослой…
Она слишком долго верила в чудеса и пряталась за сказкой. Одноклассники давно и открыто смеялись над ней, а Тося считала, что это лишь безобидные шутки, от которых всем становится весело. И поддерживала их, наивно и радостно. Теперь было совершенно очевидно, что Димка прилетел с Мадагаскара, а не с другой планеты. Наверное, где-то в глубине души Тося всегда это знала, но не хотела верить. Сейчас ей даже стало стыдно за себя – как же глупо она выглядела со стороны! Уж скорее это она сама была с другой планеты, чужая на этой земле. А Димка оказался самым обычным мальчишкой. Который к тому же выбрал не тепло и преданность, а скроенный изо лжи престиж и успех. И не на кого теперь было надеяться. И нечего было ждать. Тося не могла даже представить, как жить дальше во Вселенной, где нет Планеты Счастья? Она слушала тихую мамину песню, и глаза потихоньку слипались…
Над Москвой встало солнце и заглядывало теперь в окна, поднимая с постелей гулявших всю ночь горожан. И лишь в одном из старых домов, где-то за Ленинским проспектом, отгородившись от суеты плотными шторами, спали мать и дочь. Сон их был глубоким и крепким, а лица спокойными. Будто кто-то невидимый и большой пел им обеим тихую песню о том, что все будет хорошо…