Кристина как решила, так и сделала. Нанеся на лицо соблазнительный макияж и нарядившись в самую свою сексапильную блузочку с красивым квадратным вырезом, она вышла на лестницу и уселась на подоконник, мимо которого обязательно должны были пройти близнецы Николаевы, поднимаясь к себе домой. Когда она увидела молодых людей из окна, сердце ее как-то противно екнуло, но девушка быстро взяла себя в руки и соорудила на лице ослепительную улыбку. Поравнявшись с Кристиной, один из Николаевых, по своему обыкновению, ей подмигнул. Она схватила его за ремень сумки, висящей на плече, и попросила остановиться, чтобы поговорить. Парень, с интересом на нее посмотрев, отправил брата домой. Когда Митька (или Степка) скрылся за дверью своей квартиры, Кристина выпалила:
– Я беременна.
– Рад за тебя, – ответил молодой человек и добавил: – Хотя… могла бы, конечно, еще и погодить! Какие твои годы!
– И это все, что ты мне можешь сказать? – рассердилась Кристина.
Николаев пожал плечами и спросил:
– А чего бы тебе хотелось?
– Ну, ты и гад! – рассерженной змеей зашипела она. – Неужели будешь отрицать, что ребенок твой?
Парень на минуту в недоумении замер, потом хохотнул и выпалил:
– Разумеется, буду! Ты чего, вообще, соседка? Охренела?
– Это я-то?! Сам мне все время подмигиваешь, а я почему-то вдруг охренела? – растерялась Кристина.
– Ну, извини! Не знал, что ты беременеешь от подмигивания! – уже несколько освоившись с необыкновенными притязаниями, расхохотался молодой человек. – Поразительный случай, девушка! Тебя надо изучать!
Кристина придумывала, как бы половчее припереть его к стене, когда открылась дверь квартиры Николаевых и в образовавшуюся щель высунулась голова второго близнеца.
– Ну ты идешь, Митька? – спросил он. – Мать уже все разогрела! Злится, что стынет!
Митька посмотрел внимательно на Кристину, потом на брата и крикнул ему:
– А ну иди сюда, Степаныч!
– Че надо? – вылез из-за двери Степан.
– Да вот тут девушка утверждает, что от меня беременна. Может быть, тебе есть что сказать по этому поводу.
Степан моментально прикрыл дверь квартиры и в один прыжок слетел с лестницы к окну.
– Это еще надо доказать, – проговорил он, а лицо его залила до самых корней светлых волос нежно-розовая краска.
– Медицинская экспертиза докажет, – сказала Кристина.
– Нет, я что-то не понял, Степаныч… – теперь растерялся Дмитрий. – Значит, девушка не врет? То есть прецедент был? И когда ж ты успел? Ну прямо ни на минуту нельзя оставить одного!
– Мало ли, сколько у нее до меня было прецедентов и сколько после, – справедливо заметил Степан. – Я что, один должен за всех отдуваться?
Кристина решила, что в этой ситуации лучше всего пустить слезу, и зарыдала. Откуда только слезы взялись? Да еще такие горючие…
– Слышь, братан, а деваха-то ничего, симпатичная! – опять расхохотался Дмитрий. – Ты гляди, отобью! Зря я, что ли, надрывался и ей все время подмигивал! И главное, ребеночек будет – родная кровиночка!!!
– Да пошел ты… – беззлобно послал его Степан и обратился к Кристине: – Я, конечно, хотел бы быть уверенным в том, что…
– Мне всего семнадцать… – прервала его Кристина, очень чувствительно всхлипнув. – Неужели ты думаешь, что я в таком возрасте направо и налево… А потом… ты же точно знаешь, что был у меня первым…
Кристина плакала уже всерьез. Ей вдруг до жути стало жаль себя, горемычную. Ни у одной из одноклассниц не было таких проблем, как у нее, хотя они тоже наверняка не святые. Танька вот, например… Она опять прилипла к Краевскому. Уже давно не только дни у него проводит, а и ночи. Видать, и родители Игоря не против. И ведь если Танька забеременеет, то выйдет замуж за того, кого любит. А она, Кристина, вынуждена клеиться к парню, которого совсем не знает. Да и в ванной-то все у них было наспех, быстро и невнятно. Хорошо ли, плохо ли, она сейчас даже и не вспомнит. Кроме того, кто его знает, какой из Николаева получится муж! Может, даже самодур и извращенец!
Близнецы изваяниями замерли возле плачущей девушки, потому что совсем не знали, как вести себя в подобной ситуации. Дмитрий сожалел о том, что брат успел вперед него, а Степан удивлялся тому, за какие грехи на него свалилась эта Кристина. Все их с Митькой однокурсники уже вовсю живут с девчонками, и ничего, а он всего-то один раз кое-как – и нате вам! Он уже почти совсем решил послать соседку подальше, когда из-за двери на лестницу высунула румяное от плиты лицо Галина.
– Вы долго еще?! – сердито крикнула она близнецам. – Суп уже едва теплый! Второй раз греть ни за что не стану!
Богатыри-сыновья очень слабыми и трагическими голосами, будто стояли у постели смертельно больного, промямлили что-то маловразумительное. Галина вытерла распаренное лицо полотенцем, которое держала в руке, вышла на лестницу, и в поле ее зрения наконец попала рыдающая Кристина.
– Что случилось? – деловым тоном спросила она, спустившись к окну. – Ты ведь Кристина… Кирьянова?
Девушка кивнула.
– Что-нибудь с мамой? – предположила Галина.
Кристина отрицательно и судорожно помотала головой, всячески пытаясь дать понять матери близнецов, что находится в таком тяжелом состоянии, когда говорить совершенно невозможно. Галина перевела глаза на сыновей, которые уже могли успеть что-то выведать у девушки, и поразилась бегающим глазам Степана и тому, что он в кровь искусал губы.
– Степка! Ты что? Ты посмел обидеть Кристину? – взревела она и замахнулась на сына полотенцем.
Дмитрий перехватил руку матери, и Галина вдруг испугалась. Здесь что-то не так. Слишком уж братья серьезны, а Степка явно виноват и чего-то боится. И почему бы это ему бояться какой-то девчонки? Девчонки… Неужели… Она привалилась спиной к подоконнику рядом с Кристиной, охнула и сказала:
– Придется жениться, сынок!
Степан не ответил, только сильнее сжал зубы.
* * *Игорь потихоньку поправлялся. Он страшно устал лежать на спине. Хорошо, что хоть не досаждали другие больные и приходящие к ним гости. У него была такая сложная операция, что после нее его поместили в одноместную палату. Его тяготило то, что ему нельзя читать, и беспокоило, что о линзах не шло больше никакой речи. «Только очки! – вынесли свой вердикт врачи. – На неопределенное время и, может быть, даже навсегда!» Игорь поначалу здорово испугался этого приговора. Опять напялить на лицо свое «изящное пенсне» было выше его сил. Он, наверно, впал бы в страшную депрессию, если бы не Таня. Она каким-то образом вызнала, в какой больнице он лежит, и почти каждый день моталась к нему из Колпина, тратя по три с лишним часа на дорогу туда и обратно. Мать пыталась ее урезонить, но потом махнула рукой, потому что, разрываясь между двумя больницами, сама очень устала.
– Хорошо, приезжай, – как-то сказала она Тане. – Я хоть немного переведу дух. Пожалуй, завтра не приеду, сынок… Ладно?
Игорь ничего не ответил, потому что, честно говоря, побаивался остаться с Казаковой один на один. Он, конечно, уже давно понял, что сексапильной красавице Кристине он нужен только здоровый. Как только Игорь слег, она моментально испарилась из его жизни. Ни слуху ни духу, ни звонка. Будто между ними ничего и не произошло. Скорее всего, у Кристины действительно никаких чувств к нему не было. Почему она именно его выбрала для поцелуев у мусоропровода, Игорь так и не понял. А вот второй раз она к нему пришла явно для того, чтобы он не достался Тане. Все молодые люди должны принадлежать ей и только ей. А ведь он, лопух, поверил Кристине и первый раз, и второй…
И теперь Игорю до пульсирующей боли в висках было стыдно перед Таней. Она самозабвенно за ним ухаживала и даже подавала бы ему судно, если бы он только ей позволил. Неужели она по-настоящему любит его? Похоже, ею действительно движет большое чувство, а не сексуальная ненасытность, как у Кристины. Как ему реабилитироваться перед Таней, как выпросить прощение? Чем оправдать свою измену?
– Слушай, Тань, давай с тобой наконец расставим все точки над «i», – выбрав более-менее подходящую минуту, предложил Игорь, глядя при этом строго, как предписывали врачи, в потолок.
– И над чем же мы будем ставить? – встревожилась Таня.
– В общем… ты мне здорово помогла… Если бы не ты, то я и не знаю, как все это перенес бы…
– Так говорят, когда хотят дать человеку от ворот поворот: мол, ты свое дело сделала, за что, конечно, спасибо, а теперь будет лучше, если ты, наконец, сгинешь. Я правильно понимаю?
Лицо Тани закаменело. Игорь думал, что она непременно заплачет, но не дождался от нее ни одной слезинки.
– Нет… все не так… Просто я хочу быть честным с тобой.
– Ну давай, будь, – опять напряглась Таня.
– В общем, так… у меня были отношения с Кирьяновой… – не без труда выговорил Игорь.
– Я знаю, – просто ответила Таня.
– Да? Откуда? – удивился он.
– Слушай, Тань, давай с тобой наконец расставим все точки над «i», – выбрав более-менее подходящую минуту, предложил Игорь, глядя при этом строго, как предписывали врачи, в потолок.
– И над чем же мы будем ставить? – встревожилась Таня.
– В общем… ты мне здорово помогла… Если бы не ты, то я и не знаю, как все это перенес бы…
– Так говорят, когда хотят дать человеку от ворот поворот: мол, ты свое дело сделала, за что, конечно, спасибо, а теперь будет лучше, если ты, наконец, сгинешь. Я правильно понимаю?
Лицо Тани закаменело. Игорь думал, что она непременно заплачет, но не дождался от нее ни одной слезинки.
– Нет… все не так… Просто я хочу быть честным с тобой.
– Ну давай, будь, – опять напряглась Таня.
– В общем, так… у меня были отношения с Кирьяновой… – не без труда выговорил Игорь.
– Я знаю, – просто ответила Таня.
– Да? Откуда? – удивился он.
– Кристина сама мне все очень доходчиво разъяснила. Она, например, сказала, что вы созданы друг для друга, а я так… жалкая дохлая мышь…
У Игоря, который тоже считал Кристину более сексуальной, сжалось сердце от боли за Таню, и он спросил:
– Ну… а ты-то… что думаешь на этот счет?
– Я люблю тебя, – ответила она, пристально глядя ему в глаза.
– Даже несмотря на Кирьянову? – удивился Игорь, и сердце сжалось еще сильнее.
– Разве что-нибудь может помешать любви?
– Н-не знаю… Думаю, что может. Люди влюбляются, любят, а потом расстаются и даже довольно часто делаются врагами.
– Я все равно тебя люблю.
– Таня! А как же мои замечательные очечки?!
– Мне кажется, что я любила тебя всегда, и очки тут абсолютно ни при чем.
– Кирьянова говорила, что ты называла их гиперболоидом инженера Гарина.
– Сдала, значит, подружка! – усмехнулась Таня. – Называла. Ну и что? Все это ерунда, детство, игры. Может, потому и называла, что ты всегда был мне интересен. Моя голова всегда к тебе поворачивалась. Я думала, из-за очков, а оказалось…
– Что оказалось?
– Оказалось, что мне совершенно невозможно без тебя жить, но… я уйду, если ты попросишь. Любимый человек должен быть счастлив, а если я мешаю этому, то…
– Танька! – прервал ее Игорь. – Ты понимаешь, что я запросто могу ослепнуть! И что тогда?! Что сделается с твоей любовью? Может, удавить ее сейчас, сразу, чтобы я потом… без нее… с ума не сошел?!!
– Женись на мне, Краевский, и я буду связана с тобой супружеским долгом! – улыбнулась Таня.
Игорь вспомнил о родителях, которые жили последнее время как чужие друг другу люди, и сказал:
– Этот самый супружеский долг все нарушают, когда хотят!
– А мы обвенчаемся! Хочешь?
– Ты считаешь, что это поможет?
– Это поможет тебе полюбить меня…
– Не понял… – Игорь наконец оторвал взгляд от потолка и перевел его на Таню.
– Я как-то читала статью одного священнослужителя о браке. Так вот он приводил в пример пушкинскую «Метель». Помнишь ее?
– Ну!
– С его точки зрения Бурмин с Марьей Гавриловной в конце концов соединились именно потому, что были обвенчаны. К обвенчанным людям обязательно приходит любовь даже в том случае, если кто-то в ней сомневается изначально.
– Но Владимира все-таки жалко, – зачем-то сказал Игорь.
– Конечно, жалко, – согласилась Таня, – но, если бы Пушкин его не убил, это здорово повредило бы сюжету.
– Вот так и убивают для красного словца! – почему-то вдруг разозлился на солнце русской поэзии Краевский.
– Брось, это всего лишь литература, – рассмеялась Таня, поднялась с табуретки, на которой сидела, и сказала: – Ну ладно, я, пожалуй, пойду.
Она направилась к выходу и, когда уже взялась за ручку двери, Игорь спросил:
– Ты даже не хочешь услышать ответа на свой вопрос?
Таня застыла, не оборачиваясь.
Игорь осторожно встал с больничной кровати, подошел к ней и обнял за плечи.
– Танечка, ты прости меня за все, – сказал он и уткнулся лицом в ее светлые волосы. – Мы непременно обвенчаемся… только после второй операции… если я все-таки буду видеть…
Таня обернулась, обняла его за шею и прошептала:
– Ты обязательно будешь видеть! Я каждый день молюсь об этом, в церковь хожу… Молебны заказываю…
– Танька… – прошептал потрясенный Игорь.
– Я люблю тебя! Я так люблю тебя! И если даже будет самый печальный исход операции… мне все равно, понимаешь! Я хочу быть только с тобой! Я, знаешь, и документы сразу на вечернее отделение подам!
– Почему? – опять потрясенно вздрогнул Краевский.
– Потому что семье нужны деньги, а ты пока не можешь… Или… – Таня отстранилась от него. – Или ты все-таки меня не любишь?
– Глупая… я же сказал, что мы обязательно обвенчаемся. В самом красивом соборе! В Питере…
– Нет… не надо в соборе, не хочу. Лучше в нашей деревянной церквушке возле реки. Она такая уютная, будто домашняя. И я там всех знаю…
– Как скажешь, Танечка… – задохнулся от нежности Краевский и прижал девушку к себе.
* * *Когда сына привезли домой, Женя наконец отдышалась от своей бешеной гонки по больницам, и жизнь в семействе Краевских потекла своим чередом. Только этот черед Женя с Сергеем с трудом выносили. О разлучнике Ермоленко между ними не было сказано больше ни слова. Женя никуда не ходила одна. Даже за продуктами супруги теперь чинно хаживали вместе, рядышком, как убеленная сединами престарелая пара. Сергей был благодарен жене за то, что она выходила их с сыном обоих, но, как известно, благодарность не имеет ничего общего с любовью. Гармония из их семьи ушла, и, похоже, навсегда.
Женя жила, как плыла, между завтраками, обедами, постирушками, приберушками, телевизором и скучным безрадостным сексом. Как ни странно, первым не выдержал Сергей.
– Ну и сколько это все будет продолжаться? – неожиданно вскричал он, когда Женя безропотно и мгновенно начистила картошки после того, как он заявил, что ему надоели макароны.
– Что именно? – удивилась Женя. – Сказал бы сразу, что и картошки не хочешь… Я придумала бы что-нибудь другое…
– Да?! Придумала бы?! Давно пора придумать другое вместо этой постылой жизни!
– Ты о чем, Сережа? – на всякий случай спросила Женя, хотя, конечно, прекрасно поняла, что он имеет в виду.
– Сколько еще ты собираешься делать мне одолжения? – горько спросил Сергей и уставился на нее тяжелым взглядом.
– Я не делаю тебе никаких одолжений.
– А что же ты делаешь?
– Я просто живу… как могу.
– Нет! Ты именно делаешь мне одолжение, словно больному и убогому, за которым обязана ходить как добрая самаритянка! Я уже выздоровел, Женя!!! Все!!! Могу штангу отжать!! – И Сергей одной рукой поднял за ножку тяжелую цельнодеревянную табуретку.
– Чего же ты хочешь? – спросила она, потому что действительно не понимала, куда он клонит.
– Может, тебе все-таки уйти к своему… возлюбленному, а?
Табуретка тяжко ухнула об пол. Женя шумно выдохнула воздух и сказала:
– Не ты ли сам говорил, что любишь меня и что с тем… возлюбленным… мне тоже скоро станет невмоготу, когда быт заест?
– А ты уж постарайся, чтобы не заел! Ты же теперь ученая, знаешь, как это бывает, когда хоть в петлю…
– Сережа! У нас сын! – ломким голосом крикнула Женя.
– Наш сын скоро женится, наплюет на нас и правильно сделает! Эта его Татьяна уже практически прописалась у нас!
– Она тебе не нравится?
– При чем тут я? Лишь бы ему нравилась. Хотя, на мой взгляд… на мой теперешний взгляд жениться нужно как можно позже! Чтобы все вот это, – он обвел руками их общую кухню, – случилось тогда, когда уже труха из организма сыплется. Только тогда и есть смысл друг друга поддерживать, делать всяческие одолжения, чтобы как-нибудь по-тихому дотрюхать до общей кончины.
– Правильно ли я поняла, что ты не хочешь со мной трюхать до кончины? – прошептала Женя.
Сергей пробежался по кухне раза два, остановился возле жены, посмотрел на нее долгим изучающим взглядом и сказал:
– Не хочу… И заметь, ты сама виновата! Могла бы пренебречь какой-то там ясельной любовью, так нет! Захотелось попробовать, какова она на вкус! Ну, попробовала?! А теперь я принес тебе счет! Пора платить! Давай разведемся! Так будет лучше для нас обоих!
Женя не поняла, как отнеслась к предложению Сергея. Не обрадовалась уж точно. Она сказала Саше последнее «прости-прощай», когда муж выписался из больницы, и старалась его не вспоминать. Вернее, не так. Она не старалась. Она не вспоминала. Все, что касалось Саши, было глубоко похоронено в ее душе, как детский «секрет» из фольги и картинки под бутылочным стеклом и слоем слежавшейся за эти годы земли. Она успокоилась и ничего не хотела начинать заново. Она собиралась всю отпущенную ей жизнь быть рядом с Сергеем, Игорем и его Татьяной.
– У тебя кто-нибудь есть? – спросила Женя, особо не рассчитывая получить положительный ответ. Сергей все время проводил дома и никуда не отлучался. Они сосуществовали рядом, как пришитые друг к другу какими-то магическими нитями, которые могут только растягиваться, чтобы позволить супругам сходить на работу, но никак не оборваться.