— Господи, доча, ты аж три цифры переврала. Куда ты смотрела?
— Мама всегда смотрит вперед, — напомнил Алешка.
— И поэтому она иногда спотыкается, — напомнил я. И подумал: сейчас бабушка и ей скомандует — попой вверх. Но мы этого не допустим.
Потом бабушка выпила валерьянки, и они уселись с мамой на кухне пить чай. А мы прогуливались по коридору, разглядывали фотографии всяких жеребцов и кобыл, очень красивых и с очень интересными именами: Дневник, Забавник, Астильба, Капризуля и, конечно, на всякий случай прислушивались к кухонным разговорам.
— Счастливая ты, доча, — говорила бабушка в промежутках между чайными глотками. — Хорошие у тебя ребята. С ними не соскучишься.
— Да, — соглашалась между глотками мама. — Со скуки с ними не умрешь, разве что со смеху. Или от страха.
— Славные сорванцы. Особенно стригунок. Хорошо они у тебя получились.
— Потому что я не под ноги смотрю, а вперед, в их будущее. Хочу, чтобы они стали порядочными людьми. Как их отец.
— Да, доча, когда ты выходила замуж за Сережку, молодого участкового, я сказала: «Ох!» А теперь говорю: «Ах!»
Нам эти охи и ахи быстро надоели. Тем более что нужно было позаботиться о сокровищах.
— Они там, — сказал мне Алешка, — я в той сказке все понял. Бабушкин отец ее зашифровал.
— Это как?
— Он, на всякий случай, написал в этой сказке, как отыскать деньги. И всякие изумрудные брильянты. И золотые алмазы.
— Не веришь? Иди почитай. Может, и ты догадаешься. — Он внимательно посмотрел на меня, покачал с сомнением головой. Так и хотелось ему щелбана хорошего дать. Старшего брата надо уважать. Впрочем, и младшего тоже.
Алешка достал рукопись, нашел нужные страницы и дал мне.
Это была нормальная сказка. Никакая не шифровка. Причем сказка не новая. Все про ту же спящую красавицу. В общем, жили-были красавица Марья и добрый молодец Иван. Они любили друг друга как неразлучные голубки. И собирались пожениться и жить-поживать долгие счастливые годы. Но тут на Родину нагрянула беда — напали на нее злые и жестокие захватчики. И обложили город, где жили Иван да Марья, тысячами всяких войск.
Долго длилась битва. Красавица Марья, надев доспехи, сражалась на крепостной стене рядом со своим добрым молодцем женихом Иваном. И не пожалела ее красоту вражья стрела, ударила под самое сердце, не спасли девицу стальные доспехи.
— Возьми мое обручальное кольцо, — прошептала Ивану Марья, — не хочу, чтобы оно досталось лютому ворогу. — И навсегда, вздохнув в последний раз, закрыла свои прекрасные очи.
Долго Иван был неутешен. А потом уложил Марью в усыпальнице, в подземелье Тайнинской башни, и под ее каменный гроб положил обручальные кольца. И снова пошел биться с врагом, за свою Родину, за свой город, за свою любовь. И погиб в этой битве одним из последних защитников крепости… С той поры миновало много лет. И возникла легенда о том, что эти кольца так и лежат под каменным гробом. И если найдется добрый молодец, которому хватит силы приподнять гроб и достать кольца, он сделает счастливыми много людей…
Сказка как сказка. В меру наивная, в меру скучная. И в меру сказочная.
— Догадался, Дим? Достанешь кольца? Хочешь сделать кого-нибудь счастливым?
Ага, прямо сейчас. Я машинально кивнул. Да и кто иначе ответил бы на такой вопрос?
— Тогда побежали!
— Гроб поднимать?
— Это потом. Сначала к дяде Мифе.
Когда Алешка начинает воплощать в жизнь свои фантазии, я не возражаю. Я только приглядываю за ним. Чтобы он, в своем азарте, не попался бы под руку дурным или злым людям. Хотя он и сам, хоть и маленький и худенький, может постоять за себя.
* * *
Дядя Мифа открыл нам дверь с телефонной трубкой возле уха. И быстро закончил разговор:
— Хорошо, отрок. Я жду вас через полчаса времени. — И поздоровался с нами: — Как жизнь молодая? Что в ней нового и интересного?
— Много всего, — сказал Алешка. — Килограммов двадцать. А как ваш динозавр? Не вылупился?
— Жду. К Новому году. Чай будем пить?
— Лучше валерьянку.
— Проблемы? Я могу помочь?
— Это ваш долг! — ляпнул Алешка.
Но дядя Мифа нисколько не удивился.
— Помогать людям в беде или в трудностях — это долг каждого человека. Рассказывайте, отроки. А я чайник поставлю.
— Я буду говорить правду, — объявил Алешка. — К вам ходит один парень, Червяков такой. Он не просто так ходит, он хочет украсть из башни сокровища Марфуши.
Дядя Мифа рассмеялся:
— Да нет там никаких сокровищ!
Алешка, не соглашаясь, покачал головой.
— Есть. Только другие.
— Откуда ты знаешь?
— Да из одной сказки.
Такой ответ оказался достаточным.
— Этот отрок Червяков, — сказал дядя Мифа, — сейчас придет сюда. Он очень был взволнован. Сказал, что у него огромная просьба. Он был взволнован. И даже заикался.
— Еще бы, — сказал Алешка. — За ним нечистая сила гналась.
И мы рассказали дяде Мифе о том, что произошло у Гремячей башни. Дядя Мифа опять долго смеялся:
— Какой глупый человек! Нужно было просто-напросто поскорее…
— …закрыть дверь, — продолжил Алешка.
— Откуда ты знаешь? — снова удивился дядя Мифа.
— Из одной книжки.
Я слушал их разговор и только хлопал глазами. Говорят какими-то загадками и намеками и прекрасно друг друга понимают. Но тут Алешка перешел к делу.
— Чтобы они туда больше не лазили, нужно их хорошенько напугать еще раз.
— А как? — дяде Мифе идея понравилась.
— Вы им чего-нибудь соврите.
Дядя Мифа поморщился:
— Да я не умею. Я говорю только чистую правду.
Как же, не умеет он. Яйцо динозавра, кокошник Василисы Премудрой, череп Ивана-царевича… Это все чистая правда?
— Вы им что-нибудь такое соврите, — Алешка на эту «чистую правду» тоже глазом не моргнул, — чтобы они сегодня ночью снова полезли в подвал…
— В подземелье, — поправил его дядя Мифа. — Я скажу им, как «отключить» нечистую силу, и совру, чтобы они полезли в подвал…
— В подземелье, — поправил его Алешка. — Вы им соврите, что они полезли не в тот день. Надо было во вторник, а они полезли в пятницу.
— Это примитивно. Я поумнее скажу. А вы посидите в другой комнате. Только руками там ничего не трогайте. А вот и он! — и дядя Мифа пошел открывать дверь Червякову.
* * *
Руками мы почти ничего не трогали. Кроме рыцарских доспехов, которые стояли в углу, будто в них находился боевой воин. Мы их не только потрогали, но даже примерили на себя. Мне они пришлись впору, Алешке оказались великоваты. Но это понятно — на шлеме висела красивая бирочка с красивой надписью: «Серебряный доспех царя Гвидона. XV век до н. э.».
Правда, этот доспех был не совсем серебряный, а совсем картонный, оклеенный блестящей фольгой. Что ж, в жизни всегда найдется место для мечты и сказки.
Но Алешку почему-то заинтересовали вовсе не доспехи, а старинный женский наряд с бирочкой «Личный сарафан Василисы Прекрасной».
Я с этими Василисами долго путался. Прекрасная, Премудрая… А потом понял: Василиса Премудрая — она и прекрасная. А Василиса Прекрасная — она, значит, и не дура.
А наряд был очень красивый. Весь вышитый разноцветными узорами, весь обшитый разноцветными стекляшками и бусинками в виде драгоценных камней, а над ним еще висел, тоже очень красивый, кокошник. Не скажешь, что из картона.
Алешка и так на этот наряд посмотрит, и так. То поближе подойдет, то отступит и все время бормотал при этом:
— Не крупная она была… эта Василиса… Бабушкин размер… И черепушка подойдет. — Тут он потрогал череп Ивана-царевича и посмотрел в его пустые глазницы. — Это будет клево. И прикольно. И мало не покажется. Не пытайтесь повторить, хоть мы этого и достойны.
«Что-то будет», — подумал я, поймав его веселый взгляд.
В общем, мы бродили по «музейной комнате», ничего почти не трогали, но все время прислушивались к разговору дяди Мифы и юноши Червякова.
Дядя Мифа со своей задачей справился хорошо. Даже отлично.
— Вы, юноша, не в тот день в подземелье пытались проникнуть. Там нечистая сила бушует в полнолуние. Оно как раз вчера состоялось. А в первую ночь после полнолуния она отдыхает от своего шабаша. Конечно, когда вы вновь откроете дверь, вас опять постараются напугать. Но вы должны сразу, как войдете, дверь за собой закрыть и сказать волшебные слова: «А вот и мы!» И все будет клево. — Это он у Алешки научился. — Вы все поняли, юноша? Ну, желаю вам удачи. Всего вам наилучшего. Больших успехов. Жду от вас добрых вестей.
Дядя Мифа гордо распахнул дверь и сказал нам, подбоченясь:
— Здорово я его, а?
— Класс, — искренне сказал Алешка. — То, что нужно. Особенно волшебные слова.
— Что-то не срастается, — возразил я. — Какие там полнолуния, если сейчас ночью на небе месяц. Это новолуние.
— Что-то не срастается, — возразил я. — Какие там полнолуния, если сейчас ночью на небе месяц. Это новолуние.
— Эх, отрок! — дядя Мифа в восторге потер руки. — Этот юноша, он совершенно темный человек. Какая ему разница — что там на небе, луна или месяц? Ну, пойдемте опять пить чай. Мне вот только очень жаль, что я не увижу своими глазами воплощение вашего удивительного замысла.
— Мы вам потом расскажем, — щедро пообещал Алешка. — А вы нам за это дадите поносить этот наряд Василисы и этот череп.
Дядя Мифа немного ошалел:
— Отрок! Повторяю: череп — это не пиджак!
— Правда? Ну, тогда он просто постоит в одном месте — и все. И опять к вам вернется.
— И чтоб со всеми зубами! — поставил условие дядя Мифа. — А зачем он тебе, кстати?
Алешка рассказал. Дядя Мифа ахнул. И застонал, обхватив голову руками:
— Посмотреть бы!
И мне бы — тоже. Но увидит это только наша молодая старушка Астя. Если, конечно, согласится… Впрочем, Алешка кого угодно на что угодно уговорит.
Дядя Мифа аккуратно упаковал вещи (череп он положил в кастрюлю) и торжественно вручил нам и повторил почти то же самое, что сказал Червякову:
— Жду от вас добрых вестей. И подробного рассказа.
Свечи мы тоже достали — сперли у бабушки. И нас ничуть не удивило, что их упаковка была точь-в-точь такая же, как та, которую мы обнаружили на верхушке башни.
Глава X. СПЯЩАЯ БАБА-ЯГА
— Бабушка не согласится, — сказал я Алешке.
— Ты что! Она так гордится своим отцом! Я ее уговорю. Только ты не вмешивайся. А то все испортишь.
Я не стал с ним спорить. Можно, конечно, кем-то сильно гордиться, однако сделать из-за этой гордости то, что предлагает Алешка, может пацан, но не старый человек. Да еще с таким характером, как у нашей Асти.
Астя между тем сидела за компьютером и перебирала свой «личный лошадиный состав». На днях должны собраться на ферме окрестные и дальние коневоды и коневеды, чтобы провести ежегодный смотр и обмен поголовьем. Такой у них завелся праздник. Со скачками, катаниями и пикниками. Для бабушки это был ответственный день. В этот день в какой-то степени решалось будущее ее фермы. И ее питомцев.
Алешка глянул через ее плечо на монитор. И сказал:
— Эта Принцесса — самая моя любимая.
— И моя тоже, — сказала бабушка, не выпуская изо рта дымящуюся сигарету. Она снова начала курить. — Делягин предлагает за нее миллион.
— А вот фиг ему, — сказал Алешка.
— И я так считаю. А вы зачем приперлись?
— Пообщаться. Сильно соскучились. Давно тебя не видели. Ты такая красивая.
— Будет врать-то.
— В тебя дядя Мифа влюбился. Сто лет назад. Он тебя обожает. Хочет, чтобы ты жила в его музее.
— Как экспонат? И ему тоже фиг.
— И я так считаю. Хочешь, я тебе что-нибудь скажу?
— Ты и так уже намолотил. Семь бочек арестантов. — Бабушка положила сигарету на край пепельницы. — Что тебе надо, чудовище?
— У меня вскочила одна мысль.
— И где она у тебя вскочила?
Алешка постучал себя по лбу.
— Это еще ничего, — сказала бабушка. — Что за мысль?
— Астя, я хочу в вашем городе поставить памятник нашему прадеду.
— Ну и ставь. Кто тебе не дает?
— Денег не хватает.
— И много не хватает? Дать тебе взаймы? Не получится. Я и так еле концы с концами свожу. Иной раз не знаю, на что клочок сена купить.
— Деньги есть. Только их надо достать. Под носом у жуликов.
— Счастливая у меня дочь! — Бабушка снова взялась за сигарету. — И очень терпеливая.
Алешка сел на подлокотник ее рабочего кресла и заглянул в лицо. Изучающе так.
— Что ты на меня уставился?
— А ты похожа.
— На кого? — удивилась бабушка. — На худощавую старуху?
— На спящую Марфушу.
— Вот еще! Что за Марфуша? Твоя одноклассница? Которая спит на уроках.
— Это Ленка Стрельникова спит на уроках. А Марфуша спит в подземелье. На груде золота и всяких камней.
— Делать ей больше нечего! — рассердилась бабушка на Марфушу. — А ну слезай и не морочь мне голову.
— Значит, — грустно произнес Алешка, понурив голову, — памятник тебе не нужен.
— Не дождешься! — вспылила бабушка. — Мне еще рано ложиться под памятник. Я еще доживу до того счастливого дня, когда приедет Сережка и надает тебе по всем задним местам.
— Мы этого достойны. — Алешка вздохнул и без всякого перехода, очень просто сказал: — Твой папа спрятал деньги и ценности в Гремячей башне, когда скрывался там от немцев. Они лежат под гробом Марфуши. До них добираются твой обормот Пашка и наш обормот Червяков. Они сегодня ночью, во вторниковое полнолуние придут за сокровищами. Червяков потом уедет в заграницу и купит на море бассейн, а Пашка купит ипподром у Делягина. Ты рада?
Надо отдать должное бабушке.
— Ты не врешь? Это все точно? А что нужно сделать?
Алешка помолчал, а потом брякнул:
— Нужно тебе немного побыть Бабой-ягой.
— Где?
— В гробу.
Бабушка молча сунула ему под нос свою костлявую фигу.
— Да, ты этого не достойна. Тогда я сам надену этот старинный наряд. — И Алешка развернул перед ней сарафан и прочие прибамбасы.
Бабушка глянула, в глазах ее загорелся женский огонек.
— Ну… Поносить эти штуки я бы не против. Но лезть в какой-то подвал, ложиться там в какой-то ящик… Категорически отказываюсь.
— Как хочешь. Тогда мы идем к вам. — И Алешка нахлобучил на голову кокошник, обшитый цветочками и жемчугами.
Получилось здорово. Такая юная принцесса неопределенных лет. С голубыми глазами.
— Ладно, — согласилась бабушка с завистью. — Давай уж, примерю. — Она вышла в соседнюю комнату и скоро вернулась в наряде прекрасной Василисы.
— Класс! — ахнули мы в один голос. — Не пытайтесь повторить!
Бабушка глянула на себя в зеркало и застенчиво покраснела от удовольствия.
— Волос мало, — заметил Алешка.
— Это поправимо. — Бабушка достала из шкатулки черную длинную заплетенную косу. — Я сплела ее из хвоста Арифметики, когда стеснялась обгоревшей головы.
Что там за хвост Арифметики, нам все равно. Но когда бабушка надела под кокошник этот парик, и перекинула косу на грудь, и эта черная коса из хвоста Арифметики заструилась черной змеей, мы просто онемели от восторга.
— Клево? — спросила довольная бабушка.
— Дядя Мифа обалдеет, — выдохнул Алешка. А потом без всякой подготовки выдал: — Астя, а теперь вынь изо рта свою зубастую челюсть.
В ту же секунду парик полетел в один угол, кокошник — в другой, а мы с Алешкой — за дверь.
…Через полчаса переговоры возобновились. Через час бабушка, под Алешкиным напором, дала согласие и начала учить свой текст. И когда она его отрепетировала, мы с Алешкой немного пожалели обормота Пашку и проходимца Червякова.
— Я заеду за вами в десять, — сурово и лаконично сказала бабушка. — Будьте готовы.
* * *
Ровно в десять бабушка позвонила в дверь. Она была в костюме для верховой езды и со стеком в руке.
— Доча, — сказала бабушка, — я забираю твоих гангстеров. У нас небольшая экскурсия в прошлое.
— А у меня? — с обидой спросила мама. — У меня не будет экскурсии? Или я этого не достойна?
— Ты встречай Сережку. Накрой стол с яблоками, испеки ему чего-нибудь…
— И мешок для изумрудов приготовь, — сказал Алешка.
— Наволочка подойдет? — усмехнулась мама.
— Маловато будет, — Алешка покачал головой. — Мою наволочку тоже возьми.
— Она у тебя серая. Я лучше приготовлю спальный мешок.
— Время! — напомнила бабушка.
— Что передать папе? — спросила мама.
— Пламенный привет.
* * *
Бабушка остановила машину на краю рощи. Мы вышли в тишину и ночную прохладу. Никакого полнолуния не было. Был узенький месяц в окружении крохотных звезд. Была роса под ногами и легкий шелест листвы над головой. И мрачно нависала над окрестностью суровая Гремячая башня.
— Авантюристы, — проворчала бабушка. — Ну, пошли. — Она забрала из машины сверток со своим нарядом, а Лешка взял свой школьный рюкзачок.
Молча мы подошли к башне. Я даже поежился. И почему-то подумал: а как же здесь, в окружении жестоких врагов, прятался в подземелье целую неделю наш одинокий прадед? Нам-то что, нам бояться нечего… Хотя, конечно, мурашки по коже пробегали. То туда, то обратно.
— Ты сейчас не бойся, — шепнул Алешка бабушке, когда мы остановились возле ямы. — Сейчас немного нечистая сила повоет.
— А нельзя ее как-то отключить?
— Можно. Но не сразу.
— Ладно, пусть повоет.
Алешка спрыгнул в яму, включил фонарик и распахнул дверь. Вой нечистой силы еще только набирал свою высоту, а мы уже все трое шмыгнули в подземелье. Я захлопнул дверь — на нас обрушилась тишина.