Зай кивнул. Все заметили, как сильно эта штуковина смахивала на «шампанский дервиш».
– Но когда объект поглощал поисковые дроны, его движение представляло собой некий иной процесс.
– Это вполне очевидно, – пробормотал Зай. – Есть идеи?
– Я могла бы… гм-м-м… показать результаты предварительных исследований, сэр, и предложить некоторые возможные выводы.
– Пожалуйста, – с улыбкой отозвался Зай. Может быть, Тайер тоже была выдумщицей, как все аналитики, но, по крайней мере, она была осторожной выдумщицей.
Тайер сделала условный жест, и на вспомогательном воздушном экране командного отсека появилась хроматограмма фонового излучения.
– Эта хроматограмма была снята пассивными датчиками «Рыси» двенадцать минут назад, за несколько секунд до трансмиссионного выброса. Вот этот высокий пик – кремний. А вот этот, пониже – мышьяк.
– Мышьяк? Если так, то это очень похоже на полупроводниковый процессор, – заметила Хоббс. – Или, по меньшей мере, на устройство для хранения информации.
Зай кивнул. В этом он уже почти не сомневался. Он только ждал подтверждения с Легиса от гражданских источников информации. Тогда его худшие опасения могли подтвердиться.
– Да, мэм, – ответила Тайер старшему помощнику. – Это компьютер. Но не только. Это нечто намного большее, чем компьютер.
Она сделала другой условный жест, и хроматограмма превратилась в график на оси времени. В итоге на оси Z вырос зазубренный горный хребет.
– Вот первые несколько секунд трансмиссионного выброса. Обратите внимание, как выглядит поэлементная картина изменений, происходящих в объекте.
Тайер отодвинулась от стола, сложила руки. Первой подала голос Хоббс.
– Изменения? Вы хотите сказать, что он за несколько секунд изменил свой состав?
Зай смотрел на экран, пытаясь припомнить кое-что из курса звездной механики, который проходил в академии. Именно тогда кто-то в последний раз просил его расшифровать хроматограмму.
– Какие элементы мы видим здесь?
– Данные пики – металлы, – объяснила Тайер и указала на несколько «гармошек», отходящих от самого высокого пика. – Это – ванадий, это – электр[1], а это титан – в точных пропорциях для сверхпластичного твердого сплава. А вот это – немного ртути, вероятно, для создания определенной направляющей инерционности.
– Направляющей? Подвижные сплавы? – спросил Зай.
В это почти невозможно было поверить.
– Да, сэр. Структуры, которые выхватили из космоса несколько дронов Маркса, должны были бы обладать каким-то устройством для ориентирования и мощной арматурой. Перестройка материального состава объекта представляется довольно сложной для того, чтобы у него была возможность создавать подобные устройства и конструкции на лету.
– Нет, – тихо проговорила Хоббс.
Зай прищурился. В Империи имелись устройства для трансмутации металлов. В промышленных условиях можно было превратить свинец в золото… в разумных количествах. На некоторых далеких орбитальных станциях вблизи изолированных газовых гигантов, где был доступ к источникам тепловой энергии, порой производили металлы из водорода и метана. Этот процесс требовал невероятных затрат энергии, но все же производство на месте обходилось дешевле, чем доставка нужных металлов звездолетами. Ну и конечно, в физических лабораториях всегда создавали экзотические новые трансурановые элементы.
Но такой уровень управления – чтобы по первому требованию возникали элементы из самых разных ячеек периодической таблицы, – такой уровень был поистине фантастическим.
– Почему мы раньше не догадались? – прошептала Хоббс.
Тайер нахмурила брови.
– Мы слишком сильно полагались на данные, собранные активными датчиками, мэм. Данный процесс намного более тонок, чем может показаться.
Лейтенант-аналитик махнула рукой.
На хроматограмму наложилась массспектрограмма – набор линий расчертил горный хребет по вертикали. Линии были прямыми и четко параллельными, как железнодорожные рельсы.
– Как видите, – продолжала Тайер, – гранулы кремния при трансмутации не меняют своей массы. Объект сохраняет значительную плотность по всей своей структуре, из чего бы он ни состоял. Этот сдвиг в чем-то виртуален. Из всех наших приборов только хроматограф, исследовавший фоновое излучение, заметил какие-то изменения.
– Виртуальная смена элементов? – перепросил Зай. – Как это, хотел бы я знать, элементы могут быть виртуальными?
– Этого я не знаю, сэр, – призналась Тайер.
– И откуда он берет энергию, чтобы производить все эти изменения? – спросила Хоббс.
Пока источника энергии у объекта обнаружить не удалось.
– Этого я тоже не знаю, мэм. Но не думаю, что он потребляет много энергии. На самом деле в данный момент объект, судя по всему, производит еще какие-то изменения, без всякой видимой причины. Впечатление такое, будто он разминает мышцы.
– Прошу прощения?
Статическая хроматограмма покинула дисплей, ее место заняла подвижная. Пики бешено подпрыгивали и опускались. Картина на дисплее очень напомнила аудиограмму шума толпы.
– Показ в реальном времени – минус задержка по скорости света.
«О господи, – подумал Зай. – Какая жуткая штука!»
Кривая на дисплее пульсировала и билась так дико, что на нее больно было смотреть. На какое-то мгновение Заю показалось, что он улавливает какую-то закономерность в танце кривой – словно бы какой-то участок его мозга постиг внутреннюю логику «разминки» объекта.
Он отвел взгляд от дисплея, но картина продолжала плясать у него перед глазами. «Что случилось с Марксом? – гадал капитан. – Что с ним сотворила система и логика этой чудовищной штуковины?» В кабине дистанционного пилотирования, где работал Маркс, действовала синестезия самой высокой степени, и к тому же мастера-пилота раньше времени выдернули из гиперсна – значит, он был вдвойне уязвим.
Судя по энцефалограмме, Маркс был жив, но пока не очнулся.
– Это еще что, черт побери, такое? – воскликнула Хоббс и прервала раздумья Зая.
Взгляд капитана устремился туда, куда Хоббс подвела курсор воздушной «мышки». На экране появилось несколько новых «горных хребтов». Выделенные голубым цветом, они тянулись до конца экрана.
– Трансурановые элементы? – предположил Зай, припоминая периодическую таблицу элементов.
– Трансвсевозможные, – отозвалась Тайер. – Наши компьютеры таких элементов не знают. Это даже за пределами современных теоретических предположений. Пришлось перекалибровать наши приборы только для того, чтобы дифференцировать эти пики. Похоже, нет верхнего порога для числа электронов, с помощью которых объект способен создавать свои виртуальные элементы. И при этом никаких изменений массы. И никаких ограничений стабильности: период полураспада – вечность.
В командном отсеке воцарился сущий хаос, офицеры разбились на группы, загомонили наперебой. Похоже, никого не оставили равнодушным эти безумные данные, и теперь все высказывали самые разные предположения по поводу того, что могло означать увиденное. Так уже было во время Первого вторжения риксов, когда Зай служил на флоте в звании лейтенанта. Тогда на всех примерно такое же впечатление произвела риксская техника катапультирования. Она восхищала, устрашала и вызывала множество вопросов. От этих вопросов мозг мог заледенеть.
Хоббс посмотрела на капитана и коснулась пальцем запястья. Этот тайный ваданский знак, которому ее обучил Зай, означал предложение продолжать обсуждение. Хоббс уже просмотрела сообщения с Легиса. Судя по данным, собранным для предварительного отчета, худшие опасения Зая подтверждались.
Капитан кашлянул. Этот звук, усиленный на командирском личном канале, сразу всех утихомирил. В командном отсеке воцарилась тишина.
– Давайте посмотрим на происходящее глазами тех, кто находится на Легисе.
Хоббс взяла в свои руки управление воздушным экраном, убрала с него бешено пляшущие кривые. Разделив экран на три равные части, она предоставила каждую из них одному из новостных каналов. Выпуски новостей передавались ровно за восемь часов пятьдесят две минуты до трансмиссионного выброса со стороны объекта. Они добрались до «Рыси» со скоростью света примерно в то самое мгновение, когда случился выброс. Зай пробежался по каналам с помощью вторичного слуха: «говорящая голова», разглагольствующая о местной политике, новости спорта, последние сообщения с финансовых рынков – линейные графики цен и объемов продаж.
– Перед вами – так называемые «ручные» каналы, – объяснила Хоббс, – их передачи можно просматривать с помощью портативных устройств или принимать синестезически. Эти каналы транслируют сигналы через спутниковые ретрансляторы для максимального покрытия территории за пределами зон кабельной связи. Изображение оставляет желать лучшего, но все же сигнал достаточно сильный для того, чтобы его смогли уловить наши пассивные датчики. – Она откинулась на спинку кресла. – Через десять секунд произойдет трансмиссионный выброс.
Члены экипажа, собравшиеся в командном отсеке, взволнованно ждали, зачарованные банальностью содержания местных новостей.
– Пять секунд, – начала обратный отсчет Хоббс.
На счете «ноль» все три картинки исказились. «Говорящие головы» местных политиков изогнулись подобно лицам в кривом зеркале, трансляция матча – по какому-то виду спорта вроде футбола с препятствиями – замерла, а потом горизонтальные помехи превратили картинку на экране в хаос. Самое интересное произошло на финансовом канале: на какое-то мгновение графики на экране сохранялись, но при этом их показатели с бешеной силой менялись – так, словно началась какая-то фантастическая финансовая катастрофа. Затем и на этом канале картинка сменилась жуткими помехами.
– Итак, – проговорила Хоббс, – создается такое впечатление, будто…
– Подождите, – прервал ее Зай.
Он пристально вгляделся в то, что происходило на всех трех экранах. Это были не просто помехи в чистом виде. Там имел место некий упорядоченный сигнал, некий порядок посреди хаоса. Казалось, какие-то зашифрованные данные передаются без надлежащего кода. Звук на всех каналах тоже являлся откровенным «белым шумом». Он был гораздо более оживлен и походил на грохот близкого транспортного потока – ровный и устойчивый, на фоне которого периодически слышался звук шин отдельных автомобилей, а порой – даже пение гудков.
– Тайер, – распорядился капитан, – сравните эти сигналы с данными хроматографического исследования объекта.
– Сравнить их, сэр?
– На абстрактном уровне организации. Есть ли у них общие повторяемые черты? Общая периодичность? Я не хочу знать, что они означают. Просто скажите мне, есть хоть какая-то взаимосвязь или нет.
– Есть, сэр, – ответила Тайер и, опустив глаза, ушла в мир своего перегруженного данными вторичного зрения.
Зай заметил озадаченность во взглядах своих подчиненных. На их лицах все еще плясали вспышки помех с телеэкранов.
– По всей вероятности, тот трансмиссионный импульс, который поразил дроны Маркса, ударил по инфоструктуре Легиса восемь с половиной часов назад, а именно столько времени сигнал со скоростью света добирается от нас до планеты и наоборот, – сказал Зай. – Что-то не просто прервало вещание по этим новостным каналам, а подменило их сигналы, но не помехами, а пиратскими данными. Я предполагаю, что центр связи на полюсе затем ретранслировал эти данные и переслал их объекту. Маркс просто-напросто оказался на пути этого сигнала.
– Но ведь центр был заблокирован, сэр, – жалобно проговорил лейтенант морской пехоты. – Мои ребята там, на полюсе.
Зай сдвинул брови. Парень был прав. Трудно было поверить в то, что риксский гигантский разум мог миновать глухо заблокированные устройства полярного центра связи. Как же ему удалось провернуть этот фокус?
– Входящие сообщения, сэр, – доложила старший помощник. – Со скоростью света.
Капитан кивнул. Наконец-то до фрегата добрались новости о том, что случилось на планете. Хоббс зажмурилась.
– Это из центра связи, – проговорила она. – На них совершено нападение, сэр! Дроны и беспилотные планеры атакуют заграждение снаружи, а внутри находится диверсантка, рикс-боевик.
Лейтенант морской пехоты выругался. Он хотел остаться на Легисе-XV и помочь выследить рикса, но Зай потребовал, чтобы лейтенант остался на борту «Рыси».
– Теперь – сообщение от контингента, расквартированного во дворце Императрицы. Инфоструктура повреждена по всей планете. Все устройства связи, подсоединенные к единой сети, транслируют мусор.
– Не мусор, – пробормотал Зай.
Это была информация. Риксский гигантский разум ухитрился что-то передать объекту. Он прорвал устроенную имперскими силами блокаду.
– Опять с полюса, – сообщила Хоббс, напряженно слушавшая сообщения. – Говорят, что межпланетный передатчик заработал сам собой, вышел из-под контроля.
Лейтенант морской пехоты снова выругался.
– Кому предназначалась трансляция? – требовательно вопросил Зай и тут же понял, что теперь, когда центр сверхсветовой межпланетной связи не работает, пройдет семнадцать часов, прежде чем «Рысь» сумеет получить ответы на отправленные на Легис вопросы.
Тайер, вернувшаяся в мир первичных чувств, вдруг подала голос.
– Вы были правы, сэр. Есть связь между данными с Легиса и объектом. – Лейтенант снова взглянула в поле вторичного зрения и попыталась описать словами визуальную картину. – Существует общий фоновый период длительностью в двадцать восемь миллисекунд. И некая утилитарная закономерность: цепочка из тысячи двадцати четырех нулей подряд каждые несколько секунд. Вы были правы.
Это откровение Зай не обрадовало. Теперь, когда сведения посыпались из всех углов и подтвердились его самые страшные опасения, он не знал, как быть.
Несмотря на весь тот риск, которому подвергла себя «Рысь», сражаясь с риксским крейсером, они потерпели поражение. Гигантский разум сумел нарушить карантин.
– Еще кое-что из дворца, сэр, – вмешалась Хоббс. – Десантники сообщают, что снова взяли под контроль систему безопасности. Срыв в системе связи, похоже, обескуражил гигантский разум.
Зай ошеломленно уставился на старшего помощника.
Слово снова взяла лейтенант Тайер. Она сообщила еще ряд сведений о «помехах» с Легиса и объекте. Теперь она обнаружила нечто общее между ними и картиной энцефалограммы Маркса.
«Проклятье! – в отчаянии подумал Зай. – Неужели его мастер-пилот пал жертвой этого мерзкого риксского отродья?»
– Сэр! – воскликнула Хоббс. И тут же замолчала.
– Докладывайте, Хоббс.
– Похоже, гигантский разум исчез.
– Из дворца? – осведомился Зай. Хоббс покачала головой.
– Отовсюду. Сети на Легисе мало-помалу приходят в себя, но риксский искусственный разум исчез, сэр. Сотрудники систем связи на Легисе устанавливают шунты, дабы не дать ему снова завладеть информационной структурой планеты.
Офицер-связистка внесла свою лепту.
– Я получаю сообщения местной милиции на волне экстренной информации. Они говорят о том же самом. Легис свободен.
Зай откинулся на спинку кресла и покачал головой.
– Он исчез, сэр, – повторила Хоббс. – Как-то получилось, что мы победили. Гигантский риксский разум пропал!
– Нет, – произнес Зай. Ему непросто было сказать это слово. Риксский разум не мог погибнуть из-за какого-то сбоя в системе связи, каким бы ужасным ни был этот сбой. Такие чудеса были невозможны. О простых победах не могло быть и речи. Не могло быть речи и о покое для Лаурента Зая.
И тут он все увидел и понял, что произошло.
Зай всплеснул руками, и на воздушном экране возник объект.
– Он не исчез. – Зай указал на изгибающийся и вертящийся силуэт. – Вот он.
Члены экипажа молча смотрели на экран, как будто их вновь загипнотизировали движения объекта.
Тайер покинула синестезическое пространство и кивнула.
– Да, сэр. Он находится внутри объекта. Теперь я это вижу.
– Бортинженер Фрик, – сказал Зай.
– Да, сэр?
– Дайте мне ускорение, – приказал капитан. – Через сорок минут.
– Но, сэр…
– Выполняйте.
Лаурент Зай прошагал к двери командного отсека. Ему было срочно нужно хотя бы на несколько мгновений отвлечься от всего, очистить сознание, отрешиться от этого шквала откровений.
– Какое ускорение, сэр? – окликнул его Фрик. – Сколько g?
«Неужели непонятно?» – подумал Зай.
– Столько, сколько нужно, чтобы протаранить эту дрянь.
РЯДОВОЙ-ДЕСАНТНИК ПЕРВОЙ СТАТЬИСид Экман, откомандированный на Легис рядовой морской пехоты первой статьи, пребывал в отчаянии.
Он изнемог, пытаясь объяснить, что к чему, но его не понимали, и тогда он дал сигнал, означающий, что все немедленно должны лечь. Милиционеры, все как один, мгновенно залегли на обледенелых холмах вокруг цели.
«Образцово проведенный маневр», – с тоской подумал Экман. Он наконец выяснил, что умеют хорошо делать легисские милиционеры: прятаться.
Когда стало ясно, что он внесен в список отряда, десантирующегося на Легис, Экман обрадовался возможности убраться с «Рыси». На фрегате только что был получен приказ следовать за риксским крейсером, и Сид решил, что его родной корабль обречен на неминуемую гибель. Для десантника перспектива изваляться в грязи никогда не казалась конфеткой, но все же это было лучше, чем жестокая смерть в космосе.
Но вот теперь, судя по всему, выходило, что у «Рыси» дела совсем даже неплохи: товарищам Экмана удалось с первого же захода задать жару более крупному риксскому кораблю.
А рядовой Сид Экман попал не в самое лучшее положение. Прямо скажем, в поганое.
Из тех морских пехотинцев, которые были высажены на Легис, его послужной боевой список оказался самым внушительным, он насчитывал три десантирования, и поэтому Экман был назначен командиром на время проведения этой атаки. Под его командованием находился злополучный взвод легисской милиции, окруживший невероятно опасную риксскую диверсантку. Рикса-боевика загнали в ее собственное логово, которое она за несколько недель основательно укрепила. Кроме того, ее ледяная пещера находилась всего в одном километре от северного магнитного полюса планеты, и дикое электромагнитное поле Легиса вытворяло нечто невероятное с милицейской аппаратурой и амуницией. Термальные датчики барахлили, от дистанционно управляемых дронов не было никакого толка, взводный робот-сапер лениво бродил по кругу – и это при том, что система внутренней навигации давала ему четкое указание двигаться по прямой.