— Настя, ты у меня молодец, — одобрительно сказал Хозяин. — Очень хорошая идея. Так и сделаем.
Надежда Ивановна и Леонард Семенович переглянулись и одновременно засмеялись, будто услышали чрезвычайно остроумную шутку.
Александра помрачнела. Какие там шутки, Хозяин никогда не шутил. У него же не было чувства юмора. Чего доброго, действительно надумает претворить в жизнь эту хорошую идею. Беда.
Хозяин наконец решил, что пора отпустить всех на волю. Глянул на часы, извинился, сказал, что должен срочно позвонить и поднялся. Как только он скрылся в доме, Надежда Ивановна тут же осторожно поинтересовалась у Александры, можно ли убирать со стола и где посуду мыть. Александра вздохнула, сказала, что посуда подождет, и предложила всем послушать, как Настя играет этюды Черни. Этюды Черни старики восприняли как известие о вручении им Нобелевской премии, поэтому посуду оставили на произвол судьбы и пошли всей карнавальной толпой в музыкальную комнату. По пути Александра заглянула к Нине Максимовне и попросила ее передать кухарке, чтобы через часок в комнату гостей принесли горячий самовар, заварочный чайник, обычный черный чай и каких-нибудь пирожков, плюшек, ватрушек… Бутербродов каких-нибудь. Попроще. С колбасой, сыром, ветчиной. И чтобы нарезано было потолще… Из фруктов — яблоки и мандарины. Экзотики не надо.
Она заметила, что Надежда Ивановна и Леонард Семенович почти ничего не ели за ужином. Может быть, они не любили всяких креветок, омаров, кальмаров и прочих морских гадов. А может быть, просто не знали, как к ним подступиться. Хозяин не подумал об официантах — семейный ужин-то, все по-простому… И Клавдию Васильевну отослал. И не догадался хотя бы показать старикам, как можно расшелушить этих проклятых омаров. А сами старики экспериментировать с морскими гадами не стали. Съели только по ложке салата — и то, наверное, потому, что Александра, накладывая салат Насте, как бы машинально наполнила и их тарелки. Они вопросительно переглянулись, она заметила это и больше уже не пыталась исполнять обязанности хозяйки за столом.
Настя сегодня устала, к тому же ленты и кружева широких рукавов карнавального платья все время путались в этюдах Черни, так что музыкальный вечер быстро перешел в катание Насти на шее Леонарда Семеновича и в разговор Надежды Ивановны с Александрой.
— Разве мы могли думать? — тихо говорила Надежда Ивановна, поглядывая на Леонарда Семеновича с Настей на плечах. Леонард Семенович поглядывал на нее. — Все так неожиданно получилось. Вдруг Владимир Сергеевич позвонил. И сразу люди от него приехали: собирайтесь, уже и билеты заказаны, давайте паспорта, мы сами выкупим… Я едва соседку застала, ключи отдала — у нас цветы, их поливать надо… И о больнице уже договорился… Как-то у него все очень быстро. Буквально за два дня.
— Это еще не очень быстро… — Александра тоже поглядывала на Леонарда Семеновича и Настю. Разбалуют ей ребенка. — Два дня — это для Владимира Сергеевича целая вечность. Например, прошлой ночью по его велению вокруг всего дома гвоздика выросла.
— Вы его не любите, да, Саша? — помолчав, нерешительно спросила Надежда Ивановна.
— Нет, — спокойно ответила Александра. — Это не входит в мои обязанности.
— Ой, да я не об этом!.. — Надежда Ивановна смутилась и надолго замолчала. Наконец неловко сказала: — Мне бы сегодня успеть все приготовить. Для больницы-то. А я даже не знаю, что туда нужно брать.
— Ничего, кроме документов. Там у вас будет все необходимое. — Александра подумала и добавила: — А если вам чего-нибудь еще захочется, так мы с Настей вам привезем.
Надежда Ивановна опять надолго замолчала, сидела, разглаживая ладонями юбку на коленях, вздыхала, о чем-то напряженно думала. В конце концов надумала:
— Саша, а можно… я Насте кофточку свяжу? Ажурную… Я понимаю, у нее все… вон какое у нее все. Но мне так хочется!.. Если меня не будет — у нее хоть память какая-никакая останется.
— А почему вы спрашиваете разрешение у меня? — удивилась Александра. — Вы же Насте родная бабушка! Вяжите, что хотите. Тем более, что вкус у вас, я бы сказала, безупречный. И никогда не говорите, что вас не будет. Напрасно, что ли, Хозяин… Владимир Сергеевич вас сюда привез? Можете быть уверены: если за дело взялся Владимир Сергеевич — успех обеспечен. Вас обязательно вылечат. Даже если вы сами будете этому сопротивляться.
— Вот ведь как, а?.. — Надежда Ивановна слабо улыбнулась. — И не любите вы его, а как верите… Прямо как в господа бога. Странно даже.
— Да он практически такой же всемогущий, — почти всерьез сказала Александра. — Ладно, давайте-ка расходиться. Насте спать пора, да и вам отдохнуть надо… Анастасия Владимировна! Что-то вы, мисс, сегодня совсем разбаловались. Быстренько целуйте дедушку и бабушку, желайте им спокойной ночи — и в постель. То есть сначала под душ. Под холодный. Нина Максимовна проследит. И не вздумайте подбивать ее на какие-нибудь противоправные действия. Я все равно узнаю. И тогда точно выпорю.
На «выпорю» Настины дед с бабкой отреагировали совсем не так, как Хозяин. Леонард Семенович засмеялся, ставя Настю на пол, чмокнул ее в макушку и пообещал:
— А я добавлю.
Надежда Ивановна снисходительно улыбнулась и пробормотала:
— Можно подумать…
Нет, вполне нормальные люди. И даже хорошие. И как это у них могла вырасти такая Ксения?.. Ладно, потом разберемся.
Настя быстро клюнула деда и бабку в подставленные щеки, важно сделала реверанс по всем правилам французского двора времен какого-то Людовика — в кино видела, мартышка хитрая, — и вышла из комнаты, размахивая руками, как крыльями. В одной руке у нее была диадема, в другой — вышитые туфельки. Их тоже заказывали к прошлому дню рождения, и тогда они были великоваты. А сейчас, наверное, уже жмут, вот Настя и не выдержала, сняла. Вон как быстро растет… Хотя в этом возрасте четыре месяца — почти эпоха. Интересно, через какое время Настя ее забудет?..
— Надежда Ивановна, Леонард Семенович, я вас провожу, — сказала Александра официально. И неофициально добавила: — А то тут планировка такая… Черт ногу сломит. Пардон.
Глава 6
Жизнь в доме изменилась. Не было Хозяйки — вот почему. Теперь Александре не надо было днем и ночью Цербером караулить Настю. Свободно стало. Вольно. От Настиных деда с бабкой тоже изменения произошли. Правда, Надежда Ивановна пока лежала в больнице, но ее присутствие в доме как бы подразумевалось. Леонард Семенович ездил навещать жену каждый день, возвращался веселый, много смеялся по любому поводу, все время фальшиво напевал под нос «Мы кузнецы, и дух наш молод»… Подробно рассказывал, как Надежда Ивановна себя чувствует, как хорошо кушает, как быстро встала после операции, как скучает о внученьке… И какие врачебные ошибки бывают — побольше бы таких ошибок! Ведь что подозревали: рак, подумать страшно… А оказалась обыкновенная фиброаденома. Слово «фиброаденома» ему нравилось. «Фиброаденома» он произносил не с пренебрежением: мол, подумаешь, какой пустяк, — а с искренней благодарностью за то, что эта, по большому счету, конечно, тоже та еще гадость все-таки не оказалась раком. Леонард Семенович бывал дома только утром и вечером, так что днем Настин режим остался тем же. Да и утром дед с внучкой общались недолго, поболтают за завтраком, побегают вместе по стриженому газону за мячом — и Леонард Семенович уезжает в больницу. Зато уж вечером дед с внучкой давали себе волю… Точнее, волю им давала Александра. Им обоим было хорошо вместе, и деду, и внучке, — так почему бы и не дать им немножко воли? Тем более, что Леонард Семенович, похоже, не собирался гробить результаты ее трехлетней работы. Она очень внимательно следила за этой парочкой. За каждым словом, за каждым жестом, даже за каждым взглядом. За каждым выражением лица. Да нет, это не ревность, она ведь уже проанализировала ситуацию, и все поняла, и все для себя решила. И для Насти все решила. Если бы дед влиял на Настю как-нибудь неправильно, — Александра сумела бы ограничить их общение. Но пока дед влиял правильно. Ну, вот и пусть влияет.
Когда Надежда Ивановна уже встала после операции, Александра с Настей к ней в больницу тоже съездили. Надежда Ивановна обрадовалась до полуобморочного состояния. Но даже в этом состоянии сумела заметить, что Настя, тоже шумно радуясь и непрерывно болтая, все-таки осторожно принюхивается к больничным запахам. Запахи для Насти были не опасные, и Александра попыталась успокоить Надежду Ивановну. Но та все равно быстренько свернула разговор и выпроводила визитеров под предлогом недопустимости нарушения больничного режима. Перестраховка, конечно, но подход правильный. Как бабушка будет на Настю потом влиять — это потом и разберемся. Но уж что-что, а вредоносные факторы мимо нее не пройдут. Уж она-то никакому кактусу в радиусе километра цвести не позволит. Очень хорошо. И духи у нее — «Красная Москва». Еще лучше. «Красная Москва» Насте нравилась.
И еще жизнь в доме изменилась потому, что Хозяин стал появляться здесь чаще. Два раза даже к обеду приезжал. И оба раза Нина Максимовна категорически отказывалась от обеда и незаметно растворялась в недрах дома. В первый раз это обстоятельство все обошли молчанием. Во второй раз Настя с обидой спросила:
— А почему тетя Нина с нами сегодня опять не обедает?
— У Нины Максимовны, кажется, зуб разболелся, — ответила Александра. Увидела тревожный взгляд Насти — ее всегда очень тревожили чужие болезни — и успокаивающе добавила: — Совсем немножко. Скоро пройдет.
Хозяин внимательно посмотрел на Александру, на пустой стул, с сомнением поднял брови, но ничего не сказал. И к обеду больше ни разу не приезжал. Нина Максимовна опять стала обедать вместе с Настей и Александрой. Правда, чувствовала себя за столом все равно неуверенно. Особенно когда Клавдия Васильевна меняла ей блюда. Нина Максимовна виновато опускала глаза и вжимала голову в плечи. Клавдия Васильевна подчеркнуто почтительно суетилась вокруг нее, заботливо спрашивала, не положить ли еще того или этого, вынимала из кольца салфетку, пододвигала хлеб — в общем, развлекалась. Нина Максимовна молча качала головой и жалобно поглядывала на Александру. Ничего, привыкнет. Да и Клавдия Васильевна когда-нибудь перестанет ее дразнить. Тем более, что в любое другое время и в любом другом месте они уже сейчас сосуществуют вполне мирно, можно сказать — дружно, болтают, смеются, обмениваются какими-то растрепанными книжками и даже покрикивают друг на друга. Может быть, со временем Нина Максимовна и Хозяина за столом научится терпеть. По крайней мере, его появления вечерами она терпеть уже научилась. И с Настей научилась обращаться. Время от времени еще впадала в благоговейный ужас от ее речей, но зомбированию уже осознанно противостояла. В особо трудных случаях копировала Александру — слова, интонацию, выражение лица. Помогало. Теперь Александра могла со спокойной душой оставить ребенка с няней на все свободное от занятий время. Еще чуть-чуть — и она сможет оставить их на целый день. Возьмет выходной, закроется в своей квартире, заляжет на диван с книжкой в руках. Хотя там, наверное, придется сначала генеральную уборку делать. Сколько она не была дома? Полгода уже. Пыли наверняка — на палец… Вот вам и весь выходной — пыль выгребать. Ладно, к себе домой можно и не ездить. Она съездит в Монино. Тоже давно уже не была.
Это было очень приятно — думать, что она может оставить Настю на целый день, и при этом ни о чем не тревожиться. Сейчас она уже почти ни о чем не тревожилась. Хозяйка не давала о себе знать. И о ней никто не вспоминал. По крайней мере — не заговаривал. Тревожиться не о чем. Хорошо.
Вот только Сан Саныч немного тревожил. Похоже, отсутствие Хозяйки его не успокоило. Похоже, его решение «присматривать» за Александрой еще и окрепло после отъезда Хозяйки. Он наверняка что-то знал, но информацией не делился. И философскими мыслями о вечном не делился. А ведь раньше чуть ли не через день умело организовывал случайные встречи наедине. Не понятно — зачем. Чтобы поговорить о смысле жизни, наверное. А после отъезда Хозяйки организовал только одну встречу наедине. В тот день, когда Александра с Настей ездили в больницу проведать Надежду Ивановну. И встреча эта была по меньшей мере странная.
В тот день они вернулись домой минут за двадцать до обеда, Александра сразу отправила Настю с Ниной Максимовной умываться и переодеваться, а сама пошла к себе — тоже умыться и переодеться, надо было торопиться, стол на веранде уже накрывали. Вошла, на ходу расстегивая пуговицы на блузке, закрыла дверь, обернулась — и остолбенела. В кресле у окна сидел Сан Саныч, смотрел на нее, прижимал палец к губам. Александра застегнула пуговицы, сделала надменное лицо, подняла брови. Сан Саныч встал, неторопливо подошел, ткнулся губами ей в ухо и почти неслышно зашептал:
— В твоей комнате камера… Все будет писать… Когда выйду — включится. Никому не говори. И вообще здесь особо не болтай. Я жучков не нашел, но мало ли… Вечером иди к розарию. Там объясню…
И ушел. Ушел — стало быть, камера включилась. Как они ей надоели, Джеймсы Бонды хреновы. Пардон. Но ведь по-другому и не скажешь. По-другому подумаешь. Еще хуже. Александра вздохнула и отправилась переодеваться в ванную. Надо надеяться, что хоть там камеры нет.
Вечером, уложив Настю, попросив Нину Максимовну минут десять побыть рядом с девочкой — на всякий случай, вдруг проснется, — и, убедившись, что Хозяин с Леонардом Семеновичем о чем-то тихо разговаривают в библиотеке, так что никто за ней не попрется, Александра пошла к розарию, на ходу все больше раздражаясь от этих киношных шпионских игр. И в то же время ясно сознавая, что раздражение свое она культивирует намеренно — чтобы не бояться. Хозяин сказал жене чистую правду: его служба безопасности была лучше всех. Она в игры не играла, она дело делала. Так что если это не киношные шпионские игры — значит, все очень плохо.
Было еще совсем светло, но Сан Саныча она опять не сразу заметила. Как всегда, взялся ниоткуда, дернул за руку, заставляя вломиться прямо в кусты живой изгороди, почти бегом поволок к розовому лабиринту. Остановился у врытой в землю деревянной скамейки, повертел головой, оглядываясь по сторонам, сел на скамейку и похлопал ладонью рядом с собой. Ну и воспитание. Тоже мне, Джеймс бонд. Даже не Лёха Николаев.
— А вы не слишком в шпионов заигрались, господин подполковник? — Александра села подальше от Сан Саныча и отвернулась от него. Неудовольствие выражала.
— Не ори, — сказал невоспитанный господин подполковник. — Можно не шептаться, я здесь все проверил. Но все равно очень-то не ори. Мало ли… И если целоваться полезу — тоже не ори. У нас романтическое свидание, если ты не в курсе. Несмотря на то, что ты замуж за другого собралась. Кстати, зачем ты нашей Оксанке сказала, что замуж выходишь? Сама решила защищаться, да? Гражданская оборона? Мне не доверяешь?.. Вы, ваша светлость, наивны, как Наташа Ростова накануне первого бала. И так же раздражаете… Саш, неужели ты думаешь, что Оксана поверит, что кто-то может предпочесть заштатного врачишку нашему олигарху? Кстати, наш олигарх о твоем предстоящем замужестве еще ничего не знает. Навести справки о женихе приказа не было. Что это может означать? Ну ка, подумай.
— Это твоя работа, вот ты и думай, — огрызнулась Александра. — Мыслители… Он его знает, вот что это может означать.
— Откуда? — насторожился Сан Саныч.
— Из школьной программы! — Александре разговор с каждой минутой нравился все меньше. — Или из Большой Советской Энциклопедии… Ты зачем меня позвал? Мое замужество обсуждать? Предстоящее… Ой, как же мне здесь трудно, кто бы знал…
— Будет еще труднее, — бормотнул Сан Саныч, глядя на нее двумя лазерными прицелами и явно думая о чем-то другом. Напряженно думая. — Ага, из школьной программы… Так-так. Ну что ж, даже остроумно. Ладно, потом посмотрим. Зачем позвал… чтобы ответить на твои вопросы. У тебя ведь есть ко мне вопросы, правда?
— Нет, — отрезала Александра. — У меня давно нет никаких вопросов. Ни к кому.
— Ага, не веришь, — почему-то с удовольствием отметил Сан Саныч. — И это по большому счету правильно. Тогда я тебе без вопросов кое-что объясню. Камеру я у тебя поставил — это не за тобой следить. А за теми, кто к тебе ходит. В твое отсутствие. Понятно?
Александра хотела гордо промолчать, но не выдержала:
— Зачем? Ко мне никто не ходит. Только Соня через день пыль вытирает.
— Вчера в твое отсутствие в твою комнату заходил Тихоня. Вынес коробку, которую сам же принес в прошлую субботу, — почти торжественно сказал Сан Саныч.
— Ну и что? — удивилась Александра. — Это я попросила унести. Триста пузырей гвоздичного масла. Против комаров. На такое количество масла даже в брянских лесах комаров не хватит… а вы просто перестраховщик, господин подполковник. Профессиональное заболевание. Производственная травма.
— Ага, заболевание, — вроде бы согласился Сан Саныч. — А ты знаешь, кто такой Тихоня?
— Какая мне разница? — Александра уже устала от этого странного разговора. Не интересны ей такие разговоры. — Тихоня так Тихоня. Одно из твоих привидений. Все время при Хозяине. Привидение для особых поручений: отнести, принести, вина подать…
— А я его знаю, — помолчав, серьезно сказал Сан Саныч. — Я его очень хорошо знаю… Я сам же его Хозяину и нашел. Для особых поручений… Хозяин ему напрямую приказы отдает, даже я ничего не знаю. Тихоня уже два раза к Оксанке нашей на работу ездил, в этот офис ее новый… Я, конечно, Хозяину доложил. А он только головой кивнул. Это как понимать? У тебя есть варианты?
— Милые бранятся — только тешатся, — предложила свой вариант Александра.
— Тоже может быть, — с сомнением в голосе согласился Сан Саныч. — Чего только в жизни не бывает… Оксанка ему звонила. Просила разрешения приехать, когда мать из больницы вернется. Повидаться хочет, мать все-таки… Соскучилась наконец. Хозяин сказал, что разрешит, если Надежда Ивановна не будет против. Ее, наверное, в будущую среду выпишут. Разрешит, ясное дело. Мать-то против разве может быть? Куда деваться, дочь все-таки…