– Ну, на этого адвоката вряд ли у тебя хватит денег, – улыбнулся Богоборцев.
– Что, такой дорогой? – ахнула Даша. – Нет, тогда не надо... Я другого найму, подешевле.
– Этот адвокат не возьмет с вас ни копейки, – заверил журналист, – я договорюсь. А дешевый вам может не помочь: тут нужен настоящий профи.
– Дожили, – проворчал Арсений Матвеевич, – невиновного человека из тюрьмы освободить – дорогой адвокат нужен! Куда же это мы катимся, а?
– Зато виновных из тюрьмы пачками освобождают – только плати! Вы не представляете, какие деньги преступники дают судье, выходя под залог, – сказал Богоборцев. – Миллионы рублей!
Татьяна Семеновна ахнула:
– Это откуда же у людей такие деньги?
– Да все оттуда, из государственного кармана. Или из народного.
– Так, значит, судьям все-таки дают на лапу? – уточнила Татьяна Семеновна.
– Это не взятка, это залог. Все по закону.
– Ну и законы придумали, мать иху! – проворчал Арсений Матвеевич и повернулся к Богоборцеву: – Вот вы, товарищ журналист, объясните мне, простому крестьянину, кто эти законы придумывает и почему они, ешкина вошь, у нас такие несуразные? Там, в Думе, что, недоучки сидят навроде меня, с образованием в пять с половиной классов?
Валерий улыбнулся:
– Арсений Матвеевич, а какие именно законы вам кажутся несуразными?
– Ну, вот, к примеру, за убийство человека дают десять лет, так?
– Смотря, конечно, какое убийство; могут дать и больше.
– Но часто дают именно десять лет, это я сам по телевизору видел.
– Ну, пусть будет десять лет. И что?
– Вот! – торжествующе воскликнул Арсений Матвеевич. – А за похищение человека, даже если похищенного держали в хоромах, кормили тортами и ананасами и лезгинку перед ним танцевали, чтобы он со скуки не помер, все равно за похищение даютпятнадцать лет! Это как, по-вашему, справедливо? Тогда уж лучше грохнуть человека: все меньше сидеть...
– Интересный вопрос, – согласился Богоборцев, – надо будет задать его правоведам.
– Или вот, к примеру, – продолжал Арсений Матвеевич, – допустим, решил кто-то учинить государственный переворот. Готовит его, готовит... Единомышленников вокруг себя собирает, оружие... Преступление?
– Преступление, – закивали все.
– Вот, и статья за это серьезная. Раньше, так вообще к стенке ставили без лишних вопросов. А вот ежели кто совершит такой переворот и захватит власть, тому уже – ничего! Гуляй себе на свободе и пользуйся этой самой захваченной властью! Это как?
– Вы хотите сказать, что запопыткугосударственного переворота статья есть, а засам переворотстатьи нет? – рассмеялся Богоборцев.
– Во во! – обрадовался Угорцев.
– Хорошо подмечено. Какой, однако, у вас пытливый ум, Арсений Матвеевич!
– А и вправду, ведь так оно и есть! – изумились все.
– Вот я и говорю: дурацкие у нас законы, ешкина вошь! А значит, и писаны дураками... Или вот еще, к примеру, мы с Татьяной Семеновной моей по телевизору смотрели, как у вас в городе собаки, такие большие и грозные, по улицам без поводка и намордника ходят. Ну, не сами по себе, понятное дело, хозяева их водят... Только и слышишь: тут собака напала на человека, там напала... Кого насмерть загрызла, кому руку откусила, еще чего порвала. А по закону таких горе-хозяев не наказывают. Это как же так можно? Я вон своего Дружка на цепи держу, потому как не маленькая собачка, покусать серьезно может. Мне и в башку мою не придет с Дружком по хутору гулять без цепи, а у вас в городе собаки людей рвут – просто жуть одна! А самое главное, ешкина вошь, им ничего за это не бывает! Я имею в виду хозяев. Покалечили собаки человека либо там совсем загрызли – хозяева живут себе спокойно дальше! Это как? А по закону, мол, так: раз сам хозяин собаки лично ничего пострадавшему не сделал, так, стало быть, и не виновен. А собака, мол, – это животное, какой с нее спрос?
– А вы считаете, как надо? – спросил Богоборцев заинтересованно.
– А я считаю так: вышел на улицу с большой собакой, которая уже сама по себе опасность, – должен надеть на нее намордник и вести на цепи. Не сделал так – год тюрьмы! Независимо от того, покусала собака кого или еще не успела. Потому как это все равно что заряженным пистолетом на улице размахивать. А собак у таких хозяев надо насовсем забирать, потому что фактически это – конфискация оружия. Я вот так мыслю...
– Разумный вы человек, Арсений Матвеевич, – сказал Богоборцев, внимательно смотря на хозяина, – побольше бы таких в Думу!
Еще какое-то время все сидели за столом и разговаривали, хотя щи давно были съедены, и Татьяна Семеновна с Дашей налили всем чай с домашним пирогом. Обсуждали положение хуторян, нахальство и нахрапистость чиновников, положение Егорыча.
Но вот Богоборцев посмотрел на часы на руке.
– О! Времени много. Пора, как говорится, и честь знать. – Он поднялся: – Спасибо вам, хозяева, за хлеб-соль.
Все тоже встали из-за стола.
– Поедем, Владимир, отвезешь меня в город, мне еще с адвокатом нужно увидеться...
Мужчины вышли из горницы.
– Теть Тань, а я останусь, помогу вам со стола убрать, – сказала Даша.
– Что ты, девонька, я и сама уберу! Чай, руки еще не отсохли.
– Но мне так не хочется домой идти, я сейчас опять из-за дедули реветь буду...
– Да как же тебе домой-то не идти? – всплеснула руками Татьяна Семеновна. – Хозяйство теперь на тебе одной, огород, живность... Вон жара какая прет, поливать все надо, засохнет же!
– Даш, а можно я с тобой пойду? – Кирилл повернулся к девушке.
Та растерянно посмотрела на него, пожала плечами:
– Не знаю... Дедуля, наверное, был бы против...
– Да почему против то? – удивился Кирилл.
– Нет, Кирилл, ты извини, я без разрешения не могу... одна дома, с молодым человеком...
Находчивый Кирилл повернулся к хозяйке:
– Татьяна Семеновна, раз Егорыча рядом нет, я у вас прошу разрешения побыть в его доме вместе с Дашей. Вы теперь – самый близкий у нее человек, и я обещаю вам, что буду помогать ей во всем, буду вести себя по-джентльменски и не обижу ни словом, ни взглядом!
Женщины переглянулись.
– Вот это кавалер! – восхитилась хозяйка. – Ну, Даша, веди помощника, раз такое дело, я разрешаю. А ты учти, парень: ежели ты слово свое нарушишь, я тебя сама вот этим уполовником так уделаю, что мало не покажется!
– Слово офицера! – Кирилл встал по стойке «смирно».
– Ну, дети, идите с богом...
Молодые люди вышли на улицу. Там, во дворе, стояли Арсений Матвеевич, Владимир и Богоборцев, продолжая беседовать о наболевшем.
– Так не забудьте, Арсений Матвеевич: землю вашу еще можно оформить. И, главное, не тяните! Завтра же с утра – в поселковый совет, – поучал журналист.
– Само собой! С вечера все документы соберу, а с утречка и поеду.
Мимо мужчин прошли Кирилл с Дашей, попрощавшись на ходу со всеми.
– Даш, ты только скажи, что надо делать, – донеслось до Владимира, – я и огород могу полить, и дрова наколоть...
– Вон, видели – герой-любовник! – усмехнулся Владимир, кивнув на молодых людей, и крикнул другу вслед: – Только помни, дровосек: топор за топорище надо держать!
– Не учи ученого! – махнул на него рукой Кирилл, не оборачиваясь.
– Ну, что, мы тоже пойдем. – Богоборцев шагнул к калитке. – Еще раз спасибо за обед, Арсений Матвеевич.
– Да на здоровьице! Счастливо доехать! Вы уж тогда сообщите, когда нас по телевизору-то показывать будут.
– Обязательно! Я Владимиру позвоню, а он – вам.
– Я и дубровинским скажу, – потер руки Арсений Матвеевич, – пусть поглядят...
Закрыв за гостями калитку, Угорцев старший взошел на крыльцо и заглянул на веранду. Супруга мыла там посуду в эмалированном тазике, и он решил посидеть здесь на воздухе и подымить папиросой. Старику было приятно на душе – в кои-то веки! Со дня смерти сына он не испытывал ничего подобного. К нему приехали важные люди из города: журналисты из газеты, корреспонденты с телевидения! У него брали интервью, и теперь его покажут по телевизору! Ну, кто еще из его знакомых удостоился такой чести? Даже дубровинские родственники и кумовья не удосужились. И ничего, что Егорыча забрали в кутузку, вон городской журналист чего сказал: освободим, мол, обязательно освободим, делов то! И адвоката наймем, не дадим невиновного за решеткой держать. А сейчас еще кино снимут про все художества чиновников, пусть народ знает. В газете, вишь ты, тоже все про это пропишут... Все, все узнают, как их хотели из своих домов выселить. Только теперь – хрена их отсюда выселят! Теперь, ешкина вошь, все по-другому пойдет...
– Сень, иди вылей ведро поросятам, – донеслось с веранды, – чего загораешь? И картошку кто мне обещал окучить? Еще вчера обещал, а картошка все еще не окучена. Забыл, что ли?
– Иду, иду, мать, не ворчи. Сегодня всю картошку тебе окучу, только ты мне сто грамм вечером налей, выпью с устатку...
– Иду, иду, мать, не ворчи. Сегодня всю картошку тебе окучу, только ты мне сто грамм вечером налей, выпью с устатку...
Арсению Матвеевичу вовсе не хотелось вставать со своего места. Здесь, в тени дома, было прохладно, сытый желудок приятно урчал, переваривая обед, а в мыслях все крутился разговор с журналистом. По всему видать, хороший человек, уважительный... Как он сказал? «Разумный вы человек, Арсений Матвеевич, побольше бы таких в Думу!» Вот так-то! А то некоторые говорят: «Трухлявые вы пеньки! Вам-то не все равно, где доживать?..»
Угорцев старший достал из кармана рубашки еще одну папиросу. Не спеша выкурил ее, затолкал в старую консервную банку, что стояла под лавкой, потом поднялся на крыльцо. Надо же, в самом деле, поросятам ведро помоев отнести.
Глава 13
В это время за забором послышался шум мотора, Дружок возвестил о прибытии чужаков громким лаем, и через минуту в калитку постучали, причем конкретно так, похоже, кулаком.
– Кого еще там принесла нелегкая? – проворчал хозяин себе под нос и, спустившись с крыльца, направился к калитке.
В это время в нее постучали еще раз, более настойчиво.
– Чего надо? – недовольно крикнул Арсений Матвеевич, стараясь перекричать собачий лай. – Калитку с петель хочешь снять?
– Арсений Матвеевич, это следователь Столешников. Мы у вас уже были... Откройте, пожалуйста, поговорить надо.
– Опять поговорить, – проворчал хозяин, открывая, однако, калитку, – о чем говорить-то? Сколько уж переговорено...
Саша кивнул Угорцеву-старшему и показал свое удостоверение.
– Я к вам ненадолго, Арсений Матвеевич, – заверил он, – просто задам несколько вопросов.
– А вы хоть понимаете, ешкина вошь, что отвлекаете людей от дел? Я вон третий день картошку окучить не могу, все на ваши вопросы отвечаю, – продолжал ворчать хозяин, повернувшись и проходя во двор.
Следователь зашел следом. Арсений Матвеевич опустился на прежнее место на лавочке, Саша, хотя ему и не предложили, тоже сел рядом.
«Опять ты со своими допросами, ешкина вошь!» – выругался про себя старик и уставился на непрошеного гостя с немым вопросом на лице.
Следователь, однако, был настроен дружелюбно. Он положил себе на колени кожаную черную папку для бумаг, поправил ворот светлой летней рубашки и откашлялся.
– Арсений Матвеевич, мне поручено расследовать дело о краже строительных материалов, – начал он свою вступительную речь, – так что я к вам пришел, так сказать, не по своей воле, а по служебной необходимости. Все мы слышали однажды, как сын вашей соседки Макарихи, как вы ее называете...
– Мишка? – уточнил Арсений Матвеевич.
– Да, Михаил Макаров... Так вот он говорил, что кирпич со стройки якобы унес ваш сын Матвей...
– Не так все было, господин-гражданин следователь, – перебил хозяин и отрицательно покачал головой.
– Как не так? – опешил Саша.
– Мишка сказал, чтокирпич улетелтуда, вверх,сам улетел, понимаете? А Матвей толькоприходил на стройку. Что называется, почувствуйте разницу.
Саша растерялся. Он смотрел на Угорцева и поражался его спокойному тону. Как он сказал все это, обыденно просто...
– Арсений Матвеевич, насчет того, что кирпич летает, – это понятно, дурачок этот ваш сосед, что с него возьмешь? – Саша любовно погладил ладонью папку. – Но он говорил, что виделвашего сынав ту ночь на стройке. Меня вот этот вопрос интересует.
– Да, это он говорил, – подтвердил хозяин.
– Ну, и как это понимать?
– А что тут понимать?
Арсению Матвеевичу вдруг пришла в голову озорная мысль. А ведь действительно, Мишка-дурачок сказал, что видел на стройплощадке Матвея. Понятное дело, видел-то он Владимира, но ему-то показалось... Да, да, ведь как-то раз, незадолго до своей гибели, Матвей приезжал к родителям в отпуск. Он тогда был после ранения, и ему дали неделю отпуска подлечиться дома как следует. Парень явился на хутор в форме, Мишка тогда увидел его, прыгал от радости козлом, а Матвей, помнится, угостил его сладостями, которые купил в городе для родителей. Вот дурачок и запомнил форму.
– Мишка все верно говорит, – кивнул Арсений Матвеевич. – Тот, кого он видел в ту ночь на стройке, это – призрак нашего погибшего в Чечне сына Матвея.
Следователь рассмеялся.
– Не считайте меня наивным человеком, – сказал он, – я в это никогда не поверю. Я понимаю это так:кто-тов камуфляжной форме под видом вашего сына пришел на хутор специально, чтобы запутать следы, ведь так, Арсений Матвеевич?
Хозяин посмотрел на усмехающегося Сашу.
– Зря лыбишься, – сказал он, – призрак нашего сына действительно бродит по здешним лесам, потому как здесь – его родина. И всех, кто нас, родителей его, обижает, он наказывает.
– И как же наказывает? – снова усмехнулся следователь.
– А так. Ты дубровинских спроси, они тебе расскажут, не соврут... Там, в Дубровино, когда-то Ванька-пастух жил. Потом спился. Так вот однажды взбрело ему в голову, что я у него тысячу занял. Нет, ну, чудак-человек, ешкина вошь! Откуда у него тысяча, у алкаша?! У него и десятку-то невозможно было занять, потому как он давно не работал и денег у него сто лет не водилось. Но совести, похоже, у него тоже давно не было, и решил он с меня «штуку» содрать, чтобы, значит, кутить какое-то время со своими дружками-собутыльниками до посинения. Вот и повадился он ко мне ходить, деньги клянчить: отдай да отдай, говорит, мою тысчонку!..
– И что? – не удержался от вопроса следователь.
– А и то! Когда он ко мне в очередной раз пришел – пьяный в ж... в ето самое... и стал опять денег требовать и грозить, что башку мне проломит, ежели я ему денег не дам, я его со двора взашей вытолкал и велел больше здесь не появляться. А Ванька, ешкина вошь, возьми и пригрози мне, что я теперь и двух дней не проживу. Пришью, мол, тебя, а дом твой сожгу! Так и сказал... Вот дурень, ну, честное слово, пьяный дурень...
– И что? – снова не удержался от вопроса следователь.
– И то! В тот день, вишь ты, Ванька-то и пропади! До дому не дошел... Два дня его, паразита, искали, всей деревней искали, и мы, хуторские, помогали. А потом нашли в лесу. Мертвого. Мы тогда участкового вызывали, да вы его спросите, он подтвердит... Помер наш алкаш, ешкина вошь! Притом участковый сказал, что... как это? Следов насилия на теле не обнаружено. Вот! От перепоя, вишь ты, Ванька помер, сердце, говорят, не выдержало. А одна из дубровинских бабок, что в то время в лесу грибы собирала, видела недалеко от того места, где его нашли, нашего Матвея. Да вы ее сами спросите, ее Дунькой-Кошатницей все зовут...
– А у вас один сын был? – недоверчиво осведомился следователь.
– Один, родимый, больше бог деток не дал. Да я уже говорил вам, запамятовали, что ли?
Арсений Матвеевич достал из кармана рубашки папиросы и закурил. Следователь помолчал некоторое время, раздумывая, потом сказал:
– Я, Арсений Матвеевич, в мистику не верю. Сказки все это.
– Не хошь, не верь, дело твое. Только, вишь ты, я в ту ночь сон видел: будто Матвей пришел к нам в дом и говорит мне: «Ты, батя, не переживай, я вас с мамкой в обиду никому не дам!» Так-то! А вот еще случай был...
Следователь слушал старика и хмурился. Что Угорцев врет – не похоже. Но и на правду это все тоже не похоже.
– Арсений Матвеевич, а кто-нибудь из друзей вашего сына к вам приезжал?
Хозяин повернулся к Саше и посмотрел в его глаза долгим взглядом.
– Как же, приедут они! Мы им нужны, что ли, трухлявые пеньки? Мы даже не знаем, с кем там, в Чечне, Матвей дружил. Не писал он про это, он у нас вообще скрытный был...
Арсений Матвеевич затянулся, выпустил струю едкого дыма и вздохнул тяжело.
– Скажите, а можете вы показать мне фотографию вашего сына? – спросил Саша.
Угорцев старший посмотрел на следователя долгим взглядом.
– Показать могу, а вот с собой не дам, извини. Память о сыне, сам должен понимать.
– Я понимаю и потому не прошу... Только посмотрю...
Они прошли в дом, Саша поздоровался с хозяйкой, проводившей их удивленным взглядом. Возле фотографии он постоял буквально минуту, потом повернулся к хозяину и поблагодарил за оказанную любезность.
Через несколько минут следователь покидал дом Угорцевых, сильно призадумавшись. Нет, верить в мистику он, разумеется, не начал, но считать версию призрака совсем уж бредовой опасался...
* * *А Владимир с Богоборцевым в это время мчались по шоссе на строговской «Ниве». За разговорами время пролетело незаметно, и вот они уже подъехали к КП ГАИ, что находилось на въезде в город.
– Видал? Вот они, друзья водителей со своими «волшебными палочками», – усмехнулся Владимир.
Его тормознул молодой лейтенант.
– Сейчас начнется допрос с пристрастием: «Как вы себя чувствуете? Когда пили в последний раз? А есть ли у вас в наличии огнетушитель, аптечка?..»