Айви Мей заметила, что я, не хромая, наступаю на «растянутую» ногу. Но она умница — никому ни слова не сказала.
Мод Коулман
Мы вышли из омнибуса на Юстон-стейшн и стали пробираться сквозь толпу, уже собравшуюся на улице. Из вокзала выходили люди, приехавшие специальными поездами с севера. Мы с Лавинией ухватили Айви Мей за руки и крепко держали, проталкиваясь через людское море и слыша разные диалекты, — бирмингемский, манчестерский, ланкастерский.
Мамочка быстро продвигалась сквозь толпу — давка, казалось, мало ее смущала, что меня удивило, ведь я знала, как она ненавидит тесноту. Когда мы добрались до дороги перед Сент-Панкрас-стейшн, она принялась заглядывать в лица женщин, одетых в белые платья и стоявших на дороге с транспарантами.
— А, вот они! — воскликнула она и принялась протискиваться сквозь толпу на тротуаре, чтобы выбраться на дорогу.
Там я вздохнула свободнее, потому что на дороге места было больше. Странно было стоять посреди такой широкой дороги и не уворачиваться от экипажей телег или кебов — теперь тут была только длинная колонна женщин, растянувшаяся в обе стороны. А на тротуарах стояли мужчины и женщины, наблюдавшие за нами.
Мамочка подвела нас к группе женщин, многих из которых я знала по ее приемам.
— Вот они, Юнис, — сказала мамочка, прикоснувшись к руке высокой женщины с веснушчатым лицом. На женщине была лента с надписью: «ТРАНСПАРАНТ-МЕНЕДЖЕР». — А вот и Каролина, — воскликнула мамочка, махая рукой. — Каролина!
Каролина Блэк, раскрасневшаяся, с волосами, выбившимися из-под шляпки, протиснулась к нам. На плече она несла большой тюк, привязанный к палке. Мамочка поцеловала ее.
— Ну, у вас все есть?
— Да, кажется, — сказала запыхавшаяся Каролина Блэк, — слава богу, я вчера отдала доспехи мальчику, чтобы он сам их принес. Иначе я бы не добралась.
Я не знала, о чем они говорят, но, прежде чем успела спросить, мамочка повернулась ко мне.
— А теперь, Мод, я оставлю вас с Юнис — она за вами присмотрит.
— Но ты ведь тоже участвуешь в марше? — спросила я, пытаясь скрыть панику, прорывавшуюся в моем голосе. — Ты будешь участвовать в марше с нами?
— Да, я буду в колонне, но у меня дела в другой ее части. Здесь вы будете в порядке — большинство из этих женщин вам знакомо.
— А ты куда идешь? Что будешь делать?
— Это сюрприз.
— Но мы думали, что будем с тобой. Мы сказали миссис Уотерхаус, что будем под твоим присмотром.
Мамочка нетерпеливо тряхнула головой.
— То, что мне предстоит делать, — гораздо важнее, чем присматривать за вами. И, по правде говоря, Юнис в этой роли выступит куда как лучше меня. Она — транспарант-менеджер в этой части процессии и знает, что нужно делать. С ней вы в надежных руках. Я найду вас в конце дня — после Великого крика в пять часов. Подходите к пятой трибуне, где будет выступать миссис Панкхерст. Там и встретимся. А теперь нам пора. Ну, веселитесь, девочки! Запомни, Мод, — пятая трибуна после Великого крика. — Она взяла Каролину Блэк под руку, и вместе они ринулись в толпу. Я старалась не смотреть им вслед, но не могла отвести взгляд — это было все равно что наблюдать, как стремительный водный поток уносит прутик.
Лавиния побледнела.
— Что мы будем без нее делать? — простонала она.
«Какое лицемерие, — подумала я, — ведь она мамочку терпеть не может».
— Ну, девочки, нам предстоит великий день! — воскликнула Юнис, которая только что помогла двум женщинам рядом с нами закрепить их транспарант, на котором было написано «СИЛЬНЫ НАДЕЖДОЙ». — Мне нужно проверить другие транспаранты в нашей колонне. Побудьте здесь, пока я не вернусь. — Она ушла, прежде чем мы успели что-либо сказать.
— Черт побери! — тихо произнесла я. Мы оказались брошенными.
Лавиния посмотрела на меня, потрясенная, я думаю, не только моей бранью, но и трудной ситуацией, в которой мы оказались.
— Пожалуй, мама была права, — сказала она. — Пожалуй, мне нужно было остаться дома. Я чувствую ужасную слабость.
— Прекрати, — резко сказала я. — Все будет в порядке. — День нам предстоял нелегкий, а если она начнет падать в обмороки, то все станет еще хуже. — Ты посмотри на оркестр — «Духовой оркестр Хэкни-бара», — прочла я на транспаранте. — Какая у них красивая форма. — Я знала, что Лавиния обожает мужчин в форме. Она уже говорила, что хочет выйти замуж за солдата. Музыканты, ухмыляясь, поглядывали на окружающих их женщин. Один из них подмигнул мне, прежде чем я успела отвернуться.
Лавиния смотрела на транспарант, которого мы должны были держаться.
— Слабы невеждой, — вдруг произнесла она и хихикнула.
— Что ты сказала?
— Нет-нет, ничего.
Прошло немного времени, и мы стали чувствовать себя получше. Женщины вокруг нас говорили и смеялись, явно пребывая в возбужденном состоянии. В воздухе витал невнятный гул женских голосов, иногда высоких и громких, но не пугающих, как могло бы быть, соберись здесь мужчины. Трудно было не заразиться их воодушевлением. И они вовсе не были похожи на суфражисток. Многие из них были такие же, как мы, — вышли на улицу из любопытства и вовсе не размахивали транспарантами и не кричали. Здесь было много женщин с дочерьми, некоторые совсем молодые. Тут были даже совсем маленькие девочки с зелеными и пурпурными лентами в волосах. Они сидели в коляске неподалеку от нас.
Лавиния сжала мою руку и сказала:
— Это ужасно волнительно. Тут все!
«Кроме мамочки», — подумала я. Интересно, чем они там занимаются с Каролиной Блэк.
Потом оркестр, которым дирижировал человек с пышными усами, начал играть марш из «Аиды», и все встали ровнее, словно вдоль процессии натянули провод. Над толпой повис гул ожидания. Откуда ни возьмись появилась Юнис и выкрикнула: «Прекрасно! Теперь транспаранты поднять!» Женщины вокруг нее подняли древки и вставили в держатели по своим сторонам, потом другие, увидев наши поднятые транспаранты, подняли свои, и теперь далеко впереди и позади я видела транспаранты, плывущие над морем голов. И мне впервые тоже захотелось нести транспарант.
Через несколько минут гул смолк, потому что мы так и остались стоять на месте.
— Ну, мы уже пойдем когда-нибудь? — воскликнула Лавиния, подпрыгивая от нетерпения. — Если мы сейчас же не пойдем, я умру!
И вдруг мы тронулись. Транспаранты впереди дернулись, и перед нами образовалось свободное пространство.
— Вперед! — крикнула Юнис. — Пошли, девочки!
Мы начали двигаться, и зрители на тротуаре оживились, а я почувствовала, как мурашки побежали у меня по коже. Кроме нашей тут были еще шесть колонн, идущих из разных мест Лондона по направлению к Гайд-парку. Это было так захватывающе — чувствовать себя частью чего-то огромного, тысяч и тысяч женщин, делающих то же самое одновременно с нами.
Колонне потребовалось какое-то время, чтобы начать двигаться размеренным шагом. Мы все время останавливались и трогались опять, так мы миновали Сент-Панкрас и Юстон-стейшн. Мужчины по обе стороны дороги смотрели на нас, некоторые хмурились, некоторые свистели, но большинство улыбались, как улыбается мой дядя, когда думает, что я сказала какую-нибудь глупость. Женщины были настроены более сочувственно, они улыбались и махали нам. Некоторые даже к нам присоединялись.
Сначала Лавиния была очень возбуждена: подпевала оркестру, рассмеялась, когда транспарант впереди нас стал развеваться на ветру. Но когда мы, пройдя Юстон, перешли на размеренный шаг и направились в сторону Грейт-Портланд-стейшн, Лавиния тяжело вздохнула. Она едва волочила ноги.
— И это все? Мы теперь так и будем идти? — жалобным голосом спросила она.
— В Гайд-парке будут произносить речи. Это недалеко. И мы пройдем по Оксфорд-стрит, там можно будет посмотреть магазины.
Я сказала это убежденным голосом, хотя на самом деле не знала, каким маршрутом мы пойдем. Мои познания в географии Лондона были более чем поверхностными — я редко выезжала в город, а если и выезжала, то всегда просто шла за мамочкой или папочкой. Главные реки Африки я знала лучше улиц Лондона.
— А вон Саймон, — показала Айви Мей.
Увидеть знакомое лицо было облегчением. Саймон вышел из толпы и присоединился к нам.
— А ты что здесь делаешь, гадкий мальчишка? — спросила Лавиния, сжимая его руку.
Саймон покраснел.
— Пришел вас искать.
— И ты пойдешь с нами в колонне? — спросила я.
Саймон оглянулся.
— Но тут же одни женщины?
— Нет, вон в оркестре одни мужчины. Оставайся с нами.
— Ну, разве что немного. Но мне нужно идти за лошадью к Гайд-парку.
— За какой лошадью?
Саймон удивленно посмотрел на меня.
— Лошадь для дам. Для твоей мамы. Она тебе не говорила?
— У мамочки нет никакой лошади. Она ненавидит лошадей.
— У мамочки нет никакой лошади. Она ненавидит лошадей.
— Лошадь есть у одного приятеля мистера Джексона. Они ее одолжили на день.
— Мистера Джексона? А он-то тут при чем?
По виду Саймона было ясно — он жалеет, что затеял этот разговор.
— Твоя мама спросила мистера Джексона, не знает ли он кого-нибудь, кто мог бы одолжить лошадь. Ей была нужна белая лошадь. А у его приятеля на Бейкер-стрит есть белая лошадь. И он одолжил ей эту лошадь, а меня попросил забрать ее и привести назад.
Оркестр начал играть песню короля пиратов из «Пиратов Пензанса».[33] Я пыталась понять, что сказал Саймон, но в окружении стольких людей и в таком шуме думать было трудно.
— Мамочка никогда не ходит на кладбище. Где она могла увидеть мистера Джексона?
Саймон пожал плечами.
— Он приходил к ней в Холлоуэй. И я слышал, как они недавно разговаривали на кладбище — о суфражистках и всяком таком.
— Но она хоть не едет на этой лошади? И где она?
Саймон снова пожал плечами.
— Сама увидишь. Она в голове колонны.
— А это далеко?
— Я тебе покажу. — Саймон тут же нырнул назад в толпу на тротуаре, кажется испытывая облегчение — ему не нравилось идти в колонне женщин.
Я пошла было за ним, но мне в руку вцепилась Лавиния.
— А как же я? — воскликнула она.
— Будь здесь. Я вернусь.
— Нет, ты не можешь оставить меня одну!
— Ты не одна — ты с Айви Мей. Держись этого транспаранта, — добавила я, показывая на «СИЛЬНЫ НАДЕЖДОЙ». — Я вернусь. И потом, Юнис скоро должна появиться. Скажи ей, что я пошла посмотреть на транспаранты. Не говори, что я пошла искать мамочку.
— Мы идем с тобой! — крикнула она, но я вывернула свою руку из ее и слилась с толпой, прежде чем Лавиния успела двинуться за мной. Что бы ни делала мамочка, я не хотела, чтобы Лавиния ее видела.
Саймон Филд
Я могу только сказать, что на миссис К. этого не было, когда я раньше передавал ей лошадь. Наверно, оно было на ней под платьем.
Я удивлен, но стараюсь этого не показывать. Не могу оторвать глаз от ее ног. Я видел вот так женские ноги только один раз — на представлении про Дика Уиттингтона,[34] но там-то на ней были рейтузы и туника до самых колен. А миссис К. одета не как Дик, а как Робин Гуд. На ней короткая зеленая туника, схваченная поясом, маленькие зеленые сапожки и зеленая с пурпуром шляпка с белым пером. Ноги у нее голые от щиколоток до… до самого верха.
Она ведет белую лошадь, на которой сидит мисс Блэк. Но только одета мисс Блэк вовсе не как дева Мэрион или брат Тук,[35] чего можно было бы ожидать, вместо этого на ней полные рыцарские доспехи и серебряный шлем с воткнутым в него белым пером, которое покачивается вниз и вверх в такт движениям лошади, как страусиные перья на лошадях в похоронной процессии. В одной руке она держит вожжи, а в другой — флаг с какими-то словами, которые мне не прочесть.
Мод молча смотрит на мать. Кто может ее обвинять — все глазеют на ноги Китти Коулман. Должен сказать — ножки ничего себе. Я, глядя на них, краснею как рак, и у меня встает, хотя вокруг столько людей. Приходится держать руку перед собой, чтобы никто этого не заметил.
— А кого изображает мисс Блэк? — спрашиваю я, чтобы отвлечься.
— Жанну д'Арк, — отвечает Мод, словно процеживая слова.
Я ничего не знаю об этой Жанне, но не говорю об этом Мод. Вижу — ей не до разговоров.
Мы постояли немного на тротуаре впереди них, чтобы было видно, как они приближаются. Когда они проходят мимо, я смотрю на Мод — ей словно хочется сказать что-то своей матери, но она молчит. Миссис К. не глядит на нее — у нее на лице странная улыбка, и она как бы смотрит далеко вперед, будто видит что-то на горизонте и спешит поскорее попасть туда.
Потом они уходят вперед. Мод ничего не говорит, и я тоже молчу. Мы просто смотрим, как мимо нас идет колонна. Потом Мод фыркает.
— Что? — спрашиваю я.
— На транспаранте у Каролины Блэк ошибка, — сообщает она, но что это за ошибка — не говорит.
Китти Коулман
Большую часть марша у меня было такое ощущение, будто я иду во сне.
Я пребывала в таком возбуждении, что не слышала ни слова. Гул зрителей, позвякивание и скрип уздечки, бряцание доспехов Каролины — все это было, но где-то далеко. Копыта цокали приглушенно, словно лошадиные ноги были завернуты в одеяла или дорогу посыпали опилками, как это делают иногда на похоронах.
И видеть я тоже ничего не видела. Я старалась вглядываться в лица на пути нашего шествия, но все они сливались в одно. Я заставляла себя думать, что вижу знакомые лица — Ричарда, Джона Джексона, Мод, даже моей покойной матери, — но они были лишь бледными тенями. Легче было смотреть вперед — в направлении места нашего назначения, каким бы оно ни было.
Но вот что я чувствовала вполне отчетливо, так это солнце и ветер на моих ногах. После целой жизни в тяжелых платьях с их юбками, словно бинтами опутывающими ноги, ощущение было невероятное.
Потом я услышала словно удар колокола, прозвучавший громко и отчетливо. Внезапно обретя способность видеть, я посмотрела в толпу и на тротуаре прямо напротив меня увидела кого-то, похожего на моего покойного брата.
Он смотрел на Каролину с таким встревоженным выражением, что я не удержалась — сделала шаг в сторону, чтобы увидеть, на что он там смотрит.
Потом раздался еще один удар. Перед тем как лошадь встала на дыбы, я увидела транспарант Каролины, на котором было нашито:
«СЛОВА — НЕ ДЕЛА».
«Черт! — подумала я. — Кто сделал такую дурацкую ошибку?»
И тут копыто ударило меня в грудь.
Лавиния Уотерхаус
Когда Мод и Саймон вернулись, я с Мод не разговаривала — всю дорогу, пока мы шли по Портланд-плейс и Аппер-Риджент-стрит, и когда мы сделали остановку на Оксфорд-стрит — тоже. Не могла простить ее за то, что она бросила меня вот так.
Она тоже не говорила со мной, просто шла с лицом мрачнее тучи и, похоже, даже не замечала, что я с ней в ссоре. Нет ничего хуже, когда человек не замечает, что ты его наказываешь. Наоборот, мне казалось, будто это я наказана — мне было ужасно любопытно, что там такое с матерью Мод и лошадью, но поскольку я не разговаривала с Мод, то и спросить ее об этом не могла. Мне бы хотелось, чтобы Айви Мей заговорила со мной, тогда бы стало заметнее, что я не разговариваю с Мод. Я поправила на Айви Мей шляпку, так как та была слишком уж заломлена назад, но Айви Мей только благодарно мне кивнула. У нее такая привычка — помалкивать, если кто-то хочет, чтобы она говорила.
Потом колонна снова остановилась. Саймон побежал вперед за своей лошадью, а мы двинулись ко входу в Гайд-парк через Марбл-арч. В толпе становилось все теснее, потому что многие с тротуаров тоже пытались протиснуться ко входу. Я чувствовала себя как песчинка в песочных часах, ожидающая своей очереди просочиться через узкое горлышко. Стало так тесно, что я ухватила Мод и Айви Мей за руки.
Потом мы вошли, и сразу же возникло ощущение простора, солнца, зелени и свежего воздуха. Я глотнула его как воду при сильной жажде.
Целое море людей собралось возле различных повозок, на которых стояли группки суфражисток. В своих белых платьях они возвышались над толпой, напоминая мне перистые облака над горизонтом.
— Двигайтесь вперед, двигайтесь вперед! — сказала женщина за нами — на ней была лента с надписью «ГЛАВНЫЙ КООРДИНАТОР». — Сзади еще тысячи людей, которые хотят войти. Подходите к трибунам, пожалуйста, оставайтесь в колонне.
Мы должны были идти до самого конца к трибунам, но, оказавшись в парке, все стали носиться туда-сюда, и порядок нарушился. Мужчины, которые были зрителями, пока мы шли, теперь смешались с женщинами, участвовавшими в марше, и, по мере того как мы волей-неволей продвигались к трибунам, снова становилось тесно, все вокруг толкались. Мама пришла бы в ужас, увидев нас без присмотра среди всех этих мужчин. На мгновение я увидела эту идиотку Юнис — она кричала кому-то, чтобы принесли ее транспарант. Безумием было поручать ей приглядывать за нами.
Транспаранты были повсюду. Я все время искала какой-нибудь сделанный мной, но их было так много, что мои ошибки терялись среди них. Я и представить себе не могла, что столько людей может собраться одновременно в одном месте. Это и пугало, и захватывало, как будто тигр в зоопарке смотрит на тебя своими желтыми глазами.
— Ты видишь пятую трибуну? — спросила Мод.
Я нигде не видела номеров, но Айви Мей указала на какую-то трибуну, и мы начали пробираться к ней. Мод тащила меня сквозь стену людей, и мне приходилось изо всех сил цепляться за вспотевшую руку Айви Мей.
— Давай не пойдем дальше, — крикнула я Мод. — Тут так тесно.