– Вы узнаете об этом завтра.
– Как я узнаю?
– Одна из сотрудниц вашего отдела завтра будет уволена.
– Одна из сотрудниц? – задумчиво произнес Родион. – Значит, Полинка? Или Наташка? Больше никого вроде и не осталось.
– Не гадайте. Завтра все узнаете. И еще. О матушке вашей я постараюсь позаботиться. Я своих слов на ветер не бросаю. Прощайте, Родион. Мы с вами больше никогда не увидимся.
* * *Из той же кабинки Валерий Петрович позвонил другому абоненту. Ею была копирайтер, напарница Щапова, – Полина Павленко. Ей Ходасевич сообщил ровно ту же самую новость, что и Родиону: «Один из сотрудников вашего отдела завтра будет уволен. Знайте за что: это именно он украл документ».
Напоследок полковник сказал Полине примерно то же, что и Родиону:
– Больше вы, Полина, никогда меня не увидите и ничего обо мне не услышите. Наше сотрудничество закончено.
Но при этом добавил:
– И последнее: простите меня и моих коллег.
– За что?
– За ту ночную сцену. И за наркотики. Понимаете, я был убежден, что документ украли вы. Я, к счастью, ошибся. Так что еще раз извините. И всего вам хорошего.
«Обычно секретные агенты не извиняются, – подумал он, повесив трубку, – но этой Полине еще, возможно, работать вместе с моей падчерицей».
* * *И третий звонок совершил Танин отчим из того же автомата. Он набрал сотовый номер генерального директора компании «Пятая власть» Андрея Федоровича Теплицына.
– Это вас беспокоит Ходасевич Валерий Петрович, отчим Татьяны Садовниковой.
Теплицын усмехнулся:
– Да, мистер Ниро Вульф. Наслышан о вас. Ну что, удалось вам раскрыть дело?
– Надеюсь, что удалось.
– Да что вы говорите! – Насмешка в голосе Теплицына переросла в откровенную издевку.
– Пока могу сказать вам одно: я выяснил, кто украл документ из сейфа.
– И кто же?
– Один из сотрудников отдела Садовниковой.
– Фамилия, имя?
– Завтра этот товарищ придет к вам с заявлением об увольнении. Прошу вас отпустить его с богом и не применять к нему никаких санкций. Это было главным условием его признания.
– Кто он? – В голосе Андрея Федоровича послышался металл. – Имя!
– Ну, хорошо, если вы настаиваете, – вздохнул Ходасевич.
Он вытащил из внутреннего кармана пиджака телефон, выбрал опцию «Диктофон» и нажал на «воспроизведение». Приставил диктофон к трубке.
– Я не знала, что все так получится… – полилось оттуда.– Я думала, это как игра… Я полагала, потом Макс вернет документ на место…
Полковник выключил диктофон и спросил:
– Вы узнали голос?
– Боюсь, что да, – вздохнул Теплицын. – Кто такой Макс?
– Любовник этой особы. И одновременно ухажер моей Татьяны. Теперь вы понимаете, что у барышни был мотив?
– У женщины всегда найдется мотив, чтобы уничтожить другую женщину, – усмехнулся Теплицын.
– Не могу с вами не согласиться, – галантно проговорил полковник. – А со своей стороны могу подтвердить, что признание эта особа сделала в здравом уме и не под пытками. И я прошу вас не нарушить мое обещание, данное этому человеку.
– Хорошо, – вздохнул Андрей Федорович. – Выгоню ее, и дело с концом. Да и что с этой козы возьмешь? Не убивать же ее.
– И еще, – вздохнул Валерий Петрович. – Вы доверяете вашей охране?
– К чему этот вопрос?
– Можете не отвечать. Но у меня есть данные, что в «Пятой власти» могут быть установлены камеры скрытого видеонаблюдения. Скорее всего, в кабинете Татьяны.
– Откуда сведения? – отрывисто поинтересовался Теплицын.
Ходасевич проигнорировал его вопрос.
– Так что советую вам как следует проверить ваш особняк. Со своей стороны могу порекомендовать опытного специалиста.
– Спасибо. Специалиста я найду сам, – отрезал Теплицын.
Пятница, вечерАнжела бросила на себя последний взгляд в зеркало. Все-таки она чертовски хороша. Черные глаза, черные брови, иссиня-черные волосы. Чувственные, в бабушку, полные губы. Большая грудь, осиная талия, длинные ноги. Алые губы и черные глаза оттеняет блузка розового цвета – самого модного в этом сезоне, ее дополняют темно-розовые брюки. И черные босоножки от «Босса» на высоких каблуках.
Анжела глянула на золотые часики: ой, она уже опаздывает. А по столичным пробкам – так опоздает наверняка. Она вылетела из квартиры, захлопнула дверь.
Лифт отвез ее прямиком в подземный гараж.
Машина радостно мигнула, когда она щелкнула пультом центрального замка.
Уже за все это – обставленную квартиру-»двушку» почти в центре Москвы, подземный гараж, новенькую машину – можно уважать папика. Почти даже любить его. Несмотря на то, что от него неприятно, по-старчески, пахнет и он иногда выпивает без меры и бывает занудным и въедливым. Зато папик никогда не заставляет ее заниматься сексом, если она не хочет. И Анжела, в отличие от множества своих подруг и коллег, может жить припеваючи, нигде не работая, – просто порхать прихоти ради из редакции в редакцию. Да и потом, папик – это только начало. Ее первая ступенька по лестнице, ведущей в светлое будущее.
Анжела завела мотор – движок сыто и солидно загудел. Она включила первую передачу и выехала из подземного гаража своего нового блатного дома на улице Правды. Отсюда и до центра недалеко, и множество редакций под боком – от старорежимного «Огонька» и «Здоровья» до новомодной «Бурды». Всегда можно зайти к подружкам кофе попить, языком почесать. А может, даже и слить (а то и продать) знакомым журналерам компромат по заданию папика. Правда, сейчас, под вечер, Анжела направлялась ни в какую не в редакцию. Она ехала развлекаться.
Выворачивая из гаража налево, в сторону Ленинградского проспекта, Анжела не заметила, как от тротуара вслед за ее «Рено-Меган-2» отваливает какая-то небольшая красная машина.
За ней следили уже несколько дней, но она ничего не замечала.
Она даже и предположить не могла, что кому-то это может понадобиться.
* * *– Але, привет.
– Привет, дорогая.
– Ну, все в порядке. Она выехала.
– Давай, дорогая. Действуй.
Вздох в трубке, а затем звучит Татьянин голос – слышно, что она изо всех сил старается бодриться:
– Постараюсь.
– Все будет хорошо, – ласково проговорил Ходасевич. – У тебя получится.
– Ладно, ладно.
– И, пожалуйста, береги себя.
* * *На Ленинградке Анжела повернула в сторону центра. Машин было мало: сегодня пятница, и все едут в обратную сторону, на дачи. А по ее маршруту никаких пробок – всего лишь, как говорят по радио, «плотное рабочее движение». Довольно быстро Анжела проскочила площадь Белорусского вокзала, а затем и Маяковку. Машины по Тверской ехали, пусть со скоростью двадцать километров в час, однако же ехали, а не стояли вмертвую. «Этак я и вовремя на месте буду», – подумала она. Папик не любил опозданий, но тут уж ему пришлось смириться с ее поведением: она являлась на свидания в тот момент, когда ей хотелось и когда у нее получалось.
Чуть-чуть не доехав до Пушкинской площади, Анжела сбросила скорость и, нарушая правила, свернула под «кирпич» в огромную арку сталинского дома, в Малый Палашевский переулок. Владелец «Мерседеса», выползающего навстречу из-под арки, сначала обиженно загудел, но потом разглядел сквозь лобовое стекло ее – полногубую, чернокудрую – и сделал ручкой, посторонился. Так она и проползла в переулок. Теперь ей было совсем недалече: в клуб «Целина» в Малом Козихинском. Там сегодня праздновали премьеру очередного полнометражного фильма компании «УТВ-Кино». Клуб этот – владение папика, и все подъезды к нему были ей известнее, чем дом родной.
Анжела притормозила перед пересечением Палашевского переулка с Сытинским тупиком. Близоруко щурясь, посмотрела направо-налево: нет ли встречных или попутных. И в этот момент вдруг ощутила сильнейший удар сзади. Раздался железный грохот. Ее бросило вперед, на руль (она никогда принципиально не пристегивалась – чтоб грудь не сдавливало). Через секунду ошеломления Анжела поняла, что случилось: в багажник ее машины кто-то въехал. На смену недоумению пришел гнев.
Анжела выскочила из авто. Так и есть. Сзади, в такой стильненький багажник ее машинки, врубилась маленькая красненькая иномарочка. За рулем – молоденькая блондинка. Лицо перекошено от страха. Руки судорожно вцепились в руль. Но ее поганенькой машинке – хоть бы что, а у Анжелиной новой «реношки» – весь зад всмятку, и стекло от фонарей по всей проезжей части разлетелось.
– Ах ты, сучка плюгавая! – закричала Анжела на блондинку через открытое окно ее тарантаса (у девчонки даже на авто с кондиционером денег не нашлось). – Ты что, окосела, падла?! – Анжела ничуть не стеснялась в выражениях, и никакие прохожие были ей не указ. – Не видишь, шмакодявка, куда рулишь?!
А блондинка вместо полноценного скандала только и смогла что проблеять:
– Простите. Я виновата. Давайте вызывать ГАИ. У меня есть страховка.
* * *Не поздно и не рано, а в самый раз, в пятнадцать минут восьмого, полковник Ходасевич переступил порог ночного клуба «Целина». Здесь проходил прием по случаю премьеры художественного фильма «Солнце светит не всем». Приглашены были (как сообщалось в заметке в газете «Коммерсантъ») «видные деятели кино и смежных искусств».
Охранник лениво глянул на приглашение Ходасевича. Другой поводил металлоискателем вокруг полковника, третий деловито бросил: «Откройте портфель». В новом маленьком кейсе полковника не оказалось ничего, кроме бумаг и фотографий, упакованных в непрозрачные файлы.
«Проходите», – проговорил охранник, изобразил подобие улыбки и занялся следующим в очереди.
Войдя в клуб, Ходасевич мысленно воздал должное современному развитию печатного дела на Западе (как писали Ильф и Петров). То, над чем раньше корпели несколько лабораторий и целая спецтипография КГБ, нынче оказалось возможным изготовить в домашних условиях. Он также не мог не порадоваться по поводу высокой обучаемости и компьютерной грамотности падчерицы, сделавшей документ. Ее хитрость и смекалка тоже сыграли свою роль. Танюшка обзвонила пару десятков типографий – от имени менеджера из компании УТВ, – прежде чем нашла ту, где печатали приглашения, а потом убедила выслать ей по электронной почте образец, «чтобы внести незначительные изменения».
Теперь бы еще ее водительское мастерство не подкачало. А Анжела ее не узнала. Не дай бог – вдруг Птушко-старший демонстрировал ей отснятые видеоматериалы? Хотя, зная своего бывшего коллегу и его комитетскую выучку, предполагать последнее было довольно сложно… Однако все равно за Татьяну Ходасевич волновался куда больше, чем за себя самого.
– Николаша!.. У меня беда.
– Что еще случилось?!
– Какая-то коза впилилась в мою машину!
– Ты в порядке?
– Я-то да, а вот багажник у «реношки» всмятку!
– Помощь нужна?
– Чем ты тут теперь поможешь!
– Давай я тебе Василия пришлю.
– Да на фиг мне твой Василий сдался!
– Перетрет с этой бабой.
– Ой, я тебя умоляю! Давай останемся, – усмешка, – в правовом поле.
– Это как? – Он тоже ухмыльнулся.
– У нее машина застрахована, у меня тоже. Мы вызвали ГАИ. Наверное, скоро подъедут эти продавцы полосатых палочек. Так что веселитесь пока без меня.
– Валера! – Голос Татьяны в трубке звучал ликующе. Казалось, чувствует она себя великолепно, и по ее довольному тону он сразу понял: у нее все получилось.
«Татьяну хлебом не корми, – подумал Ходасевич, – дай только что-нибудь учудить. Жить в спокойствии она не может и чувствует себя как рыба в воде, лишь когда с ней что-то происходит».
– Валерочка! Все в порядке! – продолжала весело Таня. – Я в нее впендюрилась! Так что мы сидим, загораем, ждем ГАИ.
Валерий Петрович в ходе разговора продефилировал в дальний угол клуба – туда, где было совсем мало людей и его разговор не могли подслушать ни Птушко, ни его прихвостни.
– А она там тебя случайно не слышит? – озабоченно спросил отчим.
– Нет, ну что ты! Я окна позакрывала.
– Ты не пострадала?
– Нет, все замечательно. «Пёжик» тоже почти цел. – Таня захлебывалась от возбуждения. – В общем, все прошло, как ты учил. И два часа как минимум я тебе обеспечила.
– Минут через десять включай глушилку.
– О'кей, босс! Все сделаю.
– Прости меня, – с чувством произнес Ходасевич.
– За что? – делано изумилась Татьяна.
– За то, что я подвергаю тебя опасности.
– Да вот еще, глупости! – вроде бы рассердилась она, а на самом деле была польщена его заботой. – Какие там опасности на скорости десять километров!
– Ладно, дорогая. Спасибо тебе.
– Служу Советскому Союзу! – засмеялась Таня и бросила трубку.
Народ в клубе оказался все больше богемным: артисты (кое-кого из них Валерий Петрович даже знал в лицо), художники, телеведущие, длинноногие модели.
Его старый друг Николай Птушко – загорелый, лысоватый, в смокинге – царил в непосредственной близости от накрытого стола. Рядом с ним постоянно были люди – подходили и отходили, а потом подходили новые.
Полковник понял, что он не дождется, покуда тот останется в одиночестве, и с бокалом шампанского в руке принялся проталкиваться к нему. Наконец он оказался рядом, и Птушко заметил его. Глаза его сузились.
– Здравствуй, Коля, – небрежно сказал Валерий Петрович.
– Я тебя сюда не приглашал.
– Я пришел без приглашения.
– Зачем?
– Нам надо поговорить.
– О чем это?
– О твоем «реалити-шоу».
Лицо Птушко дернулось. «По сравнению с былыми временами, – подумал Ходасевич, – он хуже стал держать удар. Похоже, растренировался в процессе сладкой жизни».
– Не понимаю, о чем ты.
К их разговору с любопытством прислушивалось несколько гостей, очутившихся неподалеку. Один бугай, по виду охранник продюсера, стал пробираться сквозь толпу поближе к боссу. Пора было переводить разговор в конструктивное русло.
– Хочешь, чтобы о твоем шоу и о тебе лично завтра написали газеты? – поинтересовался Валерий Петрович.
– Что тебе надо?
– Я же говорю: перемолвиться с тобой парой слов. Лучше наедине.
Птушко сделал знак, тормознувший охранника, и, стараясь оставаться вальяжным и небрежным, скорчил кислую мину и, словно делая одолжение, бросил Ходасевичу:
– Ну, пойдем.
Они прошли сквозь толпу, словно нож сквозь масло, – расфранченные гости узнавали Птушко и расступались, давая ему дорогу. Недоуменно посматривали на Ходасевича: кто, мол, такой и за что ему честь находиться рядом с боссом?
Птушко и Валерий Петрович продефилировали в дальний угол клуба. Вошли в коридорчик, ведущий на кухню. Мимо пробежал официант с подносом, полным бокалов. На него Ходасевич поставил свое недопитое шампанское.
Из кухни раздавалось шкварчанье масла и резкие голоса поваров. Птушко подошел к неприметной двери с надписью «Служебное помещение». Распахнул ее. Сразу за дверью начинались крутые ступеньки – они вели вниз. Продюсер сделал шаг в темноту. Его каблуки застучали по лестнице. Он не оглядывался – казалось, нимало не заботясь о том, следует ли за ним Ходасевич. Он явно чувствовал себя хозяином положения. Валерий Петрович, покряхтывая, стал спускаться по темным и крутым ступеням.
Лестница, к счастью, скоро кончилась, и внизу обнаружился непроницаемый охранник, а за ним еще одна дверь – по виду тяжеленная, бетонная.
– Открой, – коротко бросил ему Птушко.
Мордоворот с усилием потянул торчащий из двери рычаг. Огромная дверь медленно распахнулась. За ней простирался длинный забетонированный коридор, тускло освещенный аварийными лампочками.
– Прошу, – кивнул Птушко Ходасевичу.
Они вошли в коридор, охранник затворил за ними дверь. Здесь было совсем прохладно и пахло сыростью и плесенью.
– Очень удобно, – осклабился хозяин. Эхо разносило его слова. – Всегда можно уйти огородами. – И, не дожидаясь Ходасевича, зашагал по коридору.
Он был легок и весел и всем своим видом демонстрировал собственную значимость. Чтобы сбить с него спесь, Валерий Петрович произнес:
– Ты почему-то ни разу не спросил меня, что дальше сталось с твоей Жюли.
Птушко на секунду сбился с шага, внимательно заглянул в лицо Ходасевича и произнес:
– С какой Жюли?
Полковник почувствовал фальшь в его голосе. И еще что Жюли до сих пор волнует его бывшего коллегу…
– С той самой, из Парижа.
– А что с ней стало? – стараясь казаться равнодушным, спросил Птушко.
– Долгое время у нее все было хорошо, – кивнул Валерий Петрович. – Даже очень хорошо. После того как ты уехал из Парижа, нам удалось вывести на нее одного болгарина…
Они шли по полутемному, длинному коридору, звук их шагов гулко отражался от бетонных стен, их фигуры отбрасывали угловатые тени – удлинялись, укорачивались, опять удлинялись.
– Болгарин работал на нас, – продолжал Ходасевич. – Он был дико хорош собой. – Лицо Птушко, шедшего рядом, казалось непроницаемым, но полковник чувствовал, что каждое его слово задевает врага, и ему нравилось это. – Он был молодой, сильный, красивый, широкоплечий. Неутомимый. На десять лет ее моложе. Твоя Жюли влюбилась в него как кошка. – В лице Птушко что-то дрогнуло. – Безумная любовь тридцатипятилетней женщины, – добавил полковник. – Да она просто с ума от него сошла.
– Зачем ты мне все это рассказываешь? – спросил его оппонент. В его голосе прозвучала сдержанная ярость.
«Чтобы вывести тебя из равновесия, дурачок», – подумал Ходасевич, а вслух обезоруживающе наивно произнес:
– Я думал, тебе будет интересно.
Бетонный коридор кончился. Они подошли к двери – такой же, как вначале, бетонной.