– Можно. Вкусно! – Вика положила на свою тарелку еще пару оладьев, – Все, последние, больше не могу. Вот, пришла добрая тетя, и для бедного мальчика не осталось ни блинчика. Ладно, мама еще напечет. Давай вот как: одевайся, пошли к Тошке, на песочек. У меня и купальник в бардачке лежит, искупаюсь!
Софья молча подчинилась. Вика посмотрела вслед слегка располневшей в последнее время Соне. "Если бы я ее не знала десять лет, то подумала бы, что она просто домашняя клуша. Той Соньки, которая смотрела на нас, куренышей, с высоты своей зрелой красоты, нет. Самое удивительное, что она никому не возражает, ни с кем не спорит. И ни на чем не настаивает. Она стала мягкой. Спору нет, женственность привлекает. Но не покорность же! В наше время так нельзя! Но, ей, похоже, так комфортно. Не дай Бог, что случиться! Она же не выживет! Тьфу, дура!" – обругала она себя, – "Что за похоронные мысли!"
Тропинка через лес на берег речки была не только протоптана, но и посыпана гравием.
– Здесь асфальт хотели положить, так и до конца не доделали, – сказала Соня, видя, как Вика морщится, когда под тонкую подошву летних сандалий попадает острый камешек.
– Вот у нас всегда так! – подосадовала Вика и вдруг краем глаза захватила куст, росший чуть вдалеке от тропы. Что – то не так было с этим кустом. Сквозь ветки виднелось нечто красное, вроде яркого крупного цветка. Но не мог этот куст цвести! Тем более, практически у корня. У Вики вдруг потемнело в глазах: она "увидела" за кустом лежащего человека. Вика сосредоточилась на размытой картинке, как ее когда – то учила Ядвига, и она стала совсем четкой. Там действительно кто – то лежал. И Вика сразу же поняла, кто.
– Сонь, я, кажется, мобильник забыла на кухне. Дай ключ, я быстро сбегаю. А ты иди на пляж, я потом подойду, – Вика старалась говорить спокойно.
– На, растяпа, – повернулась к ней Соня, протягивая связку ключей, – Этот – от ворот, эти – от входной двери.
– Я – мигом! – Вика старательно закрывала собой подозрительный куст.
Она пошла обратно по дорожке, изредка оборачиваясь посмотреть, далеко ли ушла Соня. Как только та скрылась из вида, Вика бегом кинулась в сторону.
– Софа, Софа, вы живы? – дотронулась она до лежащей женщины, которую узнала еще издалека. – Господи, что же это?! Черт! Черт! Да где же он! Точно, что ли забыла?! – почти кричала она, нашаривая телефон на дне сумки. – А! Вот! – Вика набрала номер мужа.
– Вань, Вань, – она расплакалась, – Вань, я нашла Софу. Тут, в кустах. Какую Софу?! Да Сашки Гурского мать, свекровь Сонину. Мы шли на пляж, я заметила что – то яркое в кустах. Соньку дальше отправила! А сама? Что сама?! Я тут, где она лежит. Я не знаю, что с ней. Нет, кровь не вижу. Я боюсь! Она не дышит, Вань! Ладно. Я не пойду к Соньке. Она поймет – что – то случилось! Хорошо, я здесь буду ждать. Я постараюсь.
Вика обессилено села на траву и уткнулась в колени. "А где же Тошка?!" – вдруг похолодела она и вскочила.
– Тоша, Антон! Тошенька! – голос ее срывался.
– Что это?! – вдруг услышала она шепот у себя за спиной и обернулась. Соня стояла рядом и неподвижно смотрела на тело свекрови.
– Сонь, подожди, – потянула ее в сторону Вика.
– Я пришла – их там нет. Там, на пляже, вообще никого – холодно все ж, наверное. Что она там делает, в кустах? А где Тошка? Вика?! Где Тошка?! Он спрятался? Что за шутки они придумали с бабушкой? Антон! Выходи! Хватит прятаться, – Соня заговорила строго и даже сердито.
Вика не знала, что делать. "Пусть ищет! Так время пройдет. Скорее бы Лунев подъехал. И милиция. Тошку украли. Дали Софе по голове, а его унесли. Что там весу – то в пятилетнем ребенке? Только кто? Господи, он же такой маленький, домашний! Он же испугался, наверное. Сволочи!" – вдруг она вспомнила, как Ядвига впервые показала ей картинки ее будущего в хрустальном шаре. Плачущая женщина и мальчик. "Соня и Тошка", – поняла Вика, – "И я должна помочь его найти!" – вспомнила она и слова Ядвиги о том, что Вика должна сыграть важную роль в их судьбе.
Глава 12
Поймав себя на мысли, что совсем не волнуется, Клим удивился. Он спокойно готовил документы для командировки, проговаривал в уме будущий последний диалог с женой и только изредка бросал взгляд на часы. Однако, когда стрелки сошлись на двенадцати, он вдруг засуетился. До встречи с Ксюшей оставался час. До кафе он пешком дойдет минут за десять, смысла брать машину не было: все равно днем место для парковки в центре города не найти. Он вышел из кабинета с готовыми для подписи начальства документами, прошел по коридору и толкнул дверь приемной. Не застав секретаршу на месте, он вдруг занервничал: то, что ее не было, говорило о том, что и начальство отсутствовало. Ждать он не мог, стрелки часов, казалось, уже не ползут по циферблату, а быстренько подбираются к назначенному на свидание сроку. А тут не подписанные бумажки! Обозлившись разом и на загулявшее начальство и на ветреную секретаршу, Клим вернулся к себе, положил файл в папку на столе и с этого момента вдруг стал суеверным. «Господи, это же плохой признак – возвращаться с полпути. Тьфу, что за чушь в голову лезет!», – пугаясь и одновременно ругая самого себя, подумал он. Но, безмятежного, уверенного настроения как не бывало.
По улице он почти бежал, оглядываясь по сторонам и пытаясь не пропустить машину Ксюши, если она поедет мимо. Но он, все же, пропустил. Глядя, как какой – то хлыщ помогает выйти ей из машины, он испытал такую ревность, что руки сами собой сжались в кулаки, а в голове забили молоточки. Он сразу определил свое состояние, как начало болезни, которую еще в старину называли любовной горячкой.
Хлыщ с вежливым кивком в сторону Ксюши отошел в сторону. Клим не знал, подойти ли к ней, догнать ее в дверях или уже позволить себе минутную задержку и эффектное появление перед заказанным столиком в кафе. Ноги сами сделали два больших шага, он оказался у нее за спиной и в тот момент, когда она потянула на себя дверь, уже обнимал ее за плечи. Ксюша, даже не оглянувшись, на миг замерла, плечи ее под его ладонями обмякли, и на мгновение спиной она прислонилась к его груди. Все получилось ласково, ненарочито, словно они каждый день сталкивались именно в этих дверях, чтобы уже дальше вместе, почти в обнимку, пройти к их столику. И все в кафе до последнего бармена знали, что тот столик у кадки с пальмой – их.
Они сидели напротив друг друга, и он не выпускал ее прохладных ладоней из своих рук. Он теребил ее запястье, тонкое, обвитое золотой змейкой браслета с каким – то зеленым камнем в застежке. За слегка откинутыми назад волосами, в мочках ушей он заметил блеснувшие яркой зеленью такие же камни и не удержался спросить, что это? «Стекло. Чешское стекло. Браслет и серьги подарил мне наш дед, когда мне исполнилось пять лет», – улыбнулась она. «Наш!» – возмутился он и с упреком посмотрел на нее. Она покраснела и отвернулась. Он не стал бы продолжать этот разговор, ни за что не стал бы. Но, застарелая обида, спутница его последних лет, все же заставила его упрекнуть ее еще раз: уже потом, у нее дома, когда он наткнулся на фотографию Агнессы, висящую на самом видном месте. Не сдержался, быстро удовлетворился враз наполнившимся слезами взглядом раскаявшейся Ксюши, бросился целовать ее в покаянии, и был прощен. Тему закрыли, так толком и не обсудив. Но Клим был уверен, он все понял про Ксюшу, и понял правильно.
Он не помнил, что они ели в кафе, да и ели ли вообще. Судя по тому, что официантка принесла счет, он открывал бумажник, выронив из него почти все содержимое, потом они вдвоем собирали с пола визитки, карточки и мелкие купюры, что – то там они в себя вложили. Без вкуса, цвета и запаха. Обоняние у него включилось только в ее квартире: он вошел и сразу понял, что это ее запах, только ее, никакого чужого присутствия он не учуял. Только запах ремонта. Это было понятно: дверь в одну из комнат была занавешена пленкой. Стало легко и свободно. Он был дома, сразу нашел кухню, по – хозяйски сварил кофе, только поглядывая в сторону удивленной его наглостью Ксюши. Он столбил территорию, словно бы показывая ей, хозяйке, что места здесь хватит только для них двоих, никаких там подруг, товарищей по службе, друзей детства и тому подобных. По ее ласковой усмешке понял, что она не возражает против его хозяйской поступи в ее владениях и принимает его такое нахальство.
Десять лет невозможно вместить в один день, но, похоже, им это удалось. Они прожили сначала ее жизнь (что жизнь – учеба, работа!), потом его (канитель семейная и все та же работа). Словно чувствуя прошлое одиночество друг друга, пытались наверстать упущенное, вылезая из кровати только за минералкой и бутербродами. Наслаждаться каждой минутой – стало задачей номер один, они часто смотрели на часы, сколько им там еще осталось: оба прекрасно понимали, что расстаться сегодня придется, не все завершено в прошлом, не все странички дописаны. Ровно в одиннадцать включили телефоны. И сразу обрушился шквал звонков. Климу звонила жена (пятнадцать не принятых вызовов), Ксюшу потеряла Вика. Он послал свою жену к черту, как только узнал, по какому поводу она звонит. Секретарша его начальника, оказывается, рассказала ей о штатовском контракте и о том, что документы на выезд уже практически готовы. Ларка, взбеленившись от скрытности мужа, проявила присущую ей наглость и, пока Клим был у Ксюши, съездила к нему в контору и поговорила с директором. Все это жена проорала ему в трубку, перемежая визг с шипящими угрозами, и получила в ответ его спокойное «пошла к черту». Клим отключил телефон, решив что на сегодня лимит общения с этой женщиной исчерпан, и попросился у Ксюши остаться на ночь.
Он лежал на широкой кровати и не мог заснуть: какое – то смутное беспокойство терзало его еще не укрепившуюся в своем новом состоянии душу, беспокойство оттого, что он боялся любого случая, который вдруг окажется для него препятствием. Он не хотел препятствий, он хотел покоя и радости, хотел быть только с Ксюшей, не деля ее ни с кем. И предчувствовал, что добиться этого будет не просто.
Глава 13
Он пришел с речки, пообедал и рухнул на кровать. На маленьком диванчике в углу спальни посапывала Стаська, умаявшись за трудовое утро: она помогала Даше собирать смородину с куста. Борин никак не мог выспаться. Раньше ему казалось, что днем спят только дети и старики. Выходило, что он и есть старик, но уж не ребенок точно. А спалось ему сладко, без сновидений. Борин просыпался не сам, маленькая Стаська, проснувшись первой, взбиралась на его кровать и тормошила его, сонного: папа же должен с ней поиграть, пока мама готовит полдник. Он подкидывал ее вверх, наслаждаясь восторженным писком и видом счастливой мордашки.
– Лень, молоко будешь? Из деревни женщина принесла, свежее.
– Буду, – уже бодро ответил он, сажая дочь на стул, на высокую подушку.
– И я буду, – Стаська потянулась к кружке Борина.
– Твоя чашка вот, – Даша быстро поставила перед дочерью бокальчик с нарисованным зайцем на боку и тарелку с печеньем.
– Пап, на, – Стаська протянула Борину печенье.
– Спасибо, добрая моя.
Некоторое время за столом было тихо: рот дочери был набит печеньем.
– Даш, с Галиной не созванивались?
– Я звонила. Беркутова не отпускают пока. Так что, до выходных их можно не ждать.
– Жаль, – Борин выглянул в окно, – А ты говоришь – не ждать! Вот он, Беркутов.
– Привет! – Егор был мрачен.
– Егол плишел. Поцелуй! – Стаська подставила щеку Беркутову.
– Привет, соседка! – улыбнулся он, чмокнув девочку в щеку.
– Случилось что? – Борин уже без ответа понял, что случилось.
– Стася, иди, поиграй на веранде, – Даша вывела девочку из комнаты.
– Ну?
– В коттеджном поселке ребенка похитили. И убили его бабушку. В лесу, по дороге с пляжа.
– Мальчик. А бабушка такая моложавая, стройная. В светлых брюках и пестрой блузке, – Борин сразу же подумал о своих новых знакомых.
– Точно. Ты их видел?
– И, похоже, последним. Только познакомились у реки. Я даже в футбол с мальчиком поиграл.
– Когда это было?
– Я тебе точно могу время назвать, – Борин открыл меню мобильного, – Дашка звонила в тринадцать тридцать. Я сразу же после звонка ушел. Они тоже уходили, я видел.
– А около половины третьего подруга матери мальчика нашла в кустах труп бабушки.
– А как эта подруга там оказалась?
– Они с Софьей Гурской, это мать мальчика, шли к ним на пляж. Софья мимо прошла, а эта глазастая оказалась. А мальчика нигде не было.
– Гурские…Знакомая фамилия! – Даша задумалась.
– Александр Гурский имеет компьютерную фирму и несколько магазинов розничной сети. Убитая – его мать, гражданка Соединенных Штатов, между прочим. Из эмигрантов первой волны. А Софья Гурская, жена Гурского, урожденная Риттер, домохозяйка.
– Не дочь ли Александра Риттера, бывшего председателя областного суда?
– Дочь. Угадал. Какие соображения есть?
– Выкуп. Это самое простое. Второе – бизнес мужа. Все, пожалуй.
– И третье – дела, которые вел Риттер.
– Его же нет в живых.
– Да, девять лет как. Возможно, кто – то вышел на свободу…
– Возможно.
– Собирайся, Леня. Дело в город направили. Живут они в нашем районе, все равно тебя выдернут на службу. Даш, Галина к вечеру подъедет, оставайся, – сказал он, видя, что Дарья готова ехать с мужем.
Глава 14
Ночь была какая – то не по – летнему темная. Вика напряженно вглядывалась в окно, пытаясь рассмотреть номер подъезжающей машины: она ждала возвращения Гурского и своего мужа, которые как уехали с милицией, так еще не давали о себе знать. Вика пару раз позвонила на сотовый Ивана, но тот односложно отвечал, что, мол, еще не закончили дела, и отключался. Она не обижалась. Сил не было ни на что, только стоять и смотреть во тьму. Смотреть с надеждой – вдруг что – то изменится? Появится волшебник, вернет во вчера, и все пойдет по – другому. Они успеют на берег к живой Софе и пинающему мячик по песку Тошке. Слезы тут же навернулись на глаза, как только она представила себе эту мирную картинку, которую тут же заслонило видение лежащего за кустом тела Софы.
Машина развернулась и припарковалась задом к кирпичной стене какого – то строения: то ли бывшая котельная, то ли сарай – не поймешь что нагромождено в старых городских дворах. «Ксюха. Из постели я ее, что ли выдернула?» – подумал Вика, идя в коридор к домофону. Она подошла, когда уже мигал зеленый глазок, звук она отключила, боясь, что проснется Софья, заснувшая скорее от бессилия, чем от сделанного ей укола.
– Заходи, только тихо, – приложила она палец к губам.
– Что случилось, почему ты здесь? А где Сонька с Гурским? – удивление Ксюши было понятным: Вика по телефону ей ничего не объяснила.
– Пошли на кухню. Соня спит, еле уложили.
Только, когда она разлила чай в бокалы и села на стул напротив устроившейся на диванчике Ксюши, Вика сказала:
– Антошку похитили. А Софу убили. Гурский с Луневым до сих пор из милиции не возвращались.
– Когда?
– Сегодня днем. Можно сказать, у меня на глазах, – рассказывая Ксюше, как она нашла Софу, Вика в который раз переживала все заново.
– Господи, но кто? Ты смотрела?
– Ничего не вижу. Мне нужно успокоиться. Ядвига в Польше, как назло. Представляешь, выйди мы из дома буквально на десять минут раньше… А Сонька с утра что – то предчувствовала. Позвонила мне, во сне ей Агнесса приснилась. Слышу – в голосе нотки панические, знаешь, какая она мнительная! Я приехала, вроде бы все в порядке. Гурский на работе. Тошка с Софой на пляж ушли. Мы решили сходить к ним. А по дороге…Я Софу нашла. Хорошо еще, что Сонька вперед ушла, ее не заметила. Дошла до пляжа и вернулась. Вот тогда и увидела, чуть с ума не сошла. Пока милиция не приехала, она все по лесу бегала, Тошку звала.
– Ужас какой! Так. Что делать будем? Я так понимаю, с расследованием все в порядке?
– Да, Гурский, естественно, всех на уши поставил. Но, Ксюш! Что – то неспокойно мне, не найдут они Тошку.
– Почему так думаешь?
– Не простое это похищение ради выкупа. Тут что – то другое. Гурский не так богат, чтобы у него денег можно было много взять. Это известно в наших кругах. Тем более, что основной капитал весь в работе. Изъять его без согласия со своими партнерами он не сможет. Да и быстро ничего не выйдет, так? А похищение Тошки было явно спланировано. Следили за Гурскими, знали, куда, какими тропами ходят. Знали, что мальчик на даче в основном с бабушкой Софой гуляет. А со старухой легче справиться! Момент выбрали очень удачный: день так себе для купания, да еще будни. Народу на пляже минимум. В лесу – тем более. И что их понесло на берег! Не могли в саду в мячик поиграть! – добавила она с досадой.
– Тогда почему его украли? Причина? Если не выкуп?
– Не знаю, не спрашивай. Может быть дело в Гурском, в его бизнесе. Может быть, таким образом, хотят его подтолкнуть на сделку, хотя глупость, конечно! Может, мы что – то не знаем? Сонька дома сидит, тряпочками забавляется. В бизнес его совсем не лезет. Хотя, помнишь, Агнесса говорила: «Нужно быть в курсе дел мужа. Даже, если ничего в этом не понимаете. Выслушать, похвалить. Зачем давать ему повод искать слушательницу на стороне?»
– А женщина? – вдруг спросила Ксюша.
– Какая женщина?
– Любовница. Возможно, у Гурского есть кто – то. Отчаявшаяся его заполучить, женщина пошла на такое. Хотя – нет, глупо.
– Возможно. Но! Во – первых и в последних: Гурский никогда не выберет бабу, которая хотя бы намеком может разрушить его брак с Сонькой. Если у него и есть связь, то с той, кто так же боится за свою устоявшуюся жизнь. Образовался за ним один грешок лет пять назад, знаю. Случайно мой Лунев их накрыл. Пришел домой в шоке и шипит прямо в прихожей: «Знаешь, кто у Гурского в любовницах? Пиманская. Да, жена того самого. Ох, рискует!» А я ему: «Она рискует больше. Что для нее Гурский со своей фирмой против капиталов ее мужа? Она потеряет все». Он сказала, что об этом как – то не подумал. А Гурский подумал. Потому, что Пиманская сверх осторожно себя держала. Просто у моего Лунева нюх на адюльтер, вот он и догадался, – Вика прислушалась и вдруг быстро подбежала к приоткрытому окну, – Нет, не они! Кстати, а тебя-то я откуда сорвала?
– Я с Климом встречалась, – стараясь говорить ровно, ответила Ксюша.
– Ну, наконец – то! Свершилось! Мне больше всего в этой ситуации нравится, что ты теперь Буклеева, эту бабу визгливую, пнешь! Или уже?
– Уже! А он действительно визжал! Не поверишь – голосок тоненький, личико все красными пятнышками покрылось! Ну, зрелище! – улыбнулась Ксюша.