Некоторые поля были засеяны хлебом – гладкая зелень до самого горизонта, некоторые – подсолнечником и кукурузой. Здесь было видно больше земли: ни подсолнухи, ни кукуруза еще не вошли в силу.
– Когда-то давным-давно мы с отцом выезжали на пасеку, – сказал я Дженни, заметив, что она разглядывает подсолнечное поле. – Папа увлекся пчеловодством, купил несколько ульев. Но пчеловодство – тонкое дело. Чтобы получить приличное количество меда, нужно быть ближе к медоносам, перевозить пчел не один раз за год. Вместе с другими пчеловодами мы вывезли ульи в лесополосу между огромных подсолнечных полей. Дежурили по очереди. Странно было жить в таком месте, где за день не встретишь человека, где ночью не видно электрических огней, а звезды светят так ярко, как ты никогда не видел…
– Ты хочешь отвезти меня к знакомому пчеловоду и накормить медом?
– Нет, знакомых пчеловодов у меня сейчас нет. Когда-то пчел разводил даже мэр моего родного города, но сейчас это занятие забросил. Мы просто покатаемся. Ты посмотришь окрестности, мы остановимся, где захочешь. А вообще я хочу показать тебе очень красивое место.
– Прекрасно. Там много людей?
– Надеюсь, вообще нет.
– Звучит романтично. Ты не боишься?
– Гражданин не боится ничего и никогда. Чего же мне бояться в своей стране? К тому же я вооружен.
– И сможешь заколоть медведя, если понадобится?
– Ни разу не пробовал. Но медведи там не водятся – это точно.
Мы выехали на дорожную развязку, свернули с московской трассы в сторону Харькова – дорога сразу стала менее заполненной, а пейзаж оживился – засеянные поля простирались уже не до самого горизонта, кое-где виднелись глубокие овраги, островки деревьев, участки нетронутой, первозданной степи. Фермы здесь казались уже не уютными загородными домиками, но укрепленными замками – на краю какого-нибудь оврага, на берегу речки, они вписывались в пейзаж и использовали преимущества местности. Не потому, что их хозяевам надо от кого-то обороняться, но чтобы не занимать слишком много пахотной земли. Ведь если плодородное поле повсюду, то все равно, где строить дом, а если на ферме есть каменистый участок, а то и скала, разумно возводить хозяйственные постройки здесь.
– Как фермеры борются с волками? Охотятся на лис? – спросила Дженни. – Без огнестрельного оружия это, наверное, не так легко…
– Охота для удовольствия у нас не приветствуется – какое удовольствие убить живое существо, которое по определению слабее и глупее тебя? А если волки наседают, вызывают санитаров, а то и армейские подразделения. Прежде фермерам разрешалась охота с ружьями, но случилось несколько инцидентов – не с гражданами, а с жителями, которые получили доступ к оружию, – и решили, что даже на волков лучше охотиться специалистам. Впрочем, если станет туго, огнестрельное оружие, как я полагаю, есть у большинства фермеров – ведь почти все они граждане. Зарегистрированные винтовки, именные пули – всего этого достаточно для того, чтобы оружие нельзя было использовать в неблаговидных целях. А застрелить волка, который подбирается к твоему жилью, – поступок вполне оправданный.
– И все-таки я не понимаю, – вздохнула Гвиневера. – Почти каждый, по твоим словам, имеет дома оружие – но преступлений с его применением практически не бывает.
– Бывают. С применением незарегистрированного оружия.
– Неужели никто не испытывает желания застрелить соседа, если знает, что в бою на шпагах ему не победить?
– Оружие получают только резервисты – для того, чтобы в случае необходимости противостоять внешнему врагу. А любой гражданин, отслуживший в армии, знает, что стрелять можно только во врага государства. Тем, кто этого не понимает, не разрешат служить в армии. Слишком горячих и глупых убивают на дуэлях еще в молодости. Естественный отбор.
Мы повернули на проселочную дорогу, где было всего две полосы, а потом и вовсе свернули на грунтовку. Дженни начала оглядываться по сторонам с беспокойством:
– Ты хочешь завезти меня в самую глушь? Зачем?
– Съем, – улыбнулся я. – Ты ведь уже поняла, что жители – не люди, а иностранцы полностью зависят от прихотей гражданина. Или все же нет?
– Наверное, нет, – протянула девушка.
Километра два мы ехали вдоль лесополосы – на обочине цвели кусты дикого шиповника, набухали бутоны пижмы. Никого вокруг – ни машин, ни людей. Засеянные поля – только на горизонте, жилья нет вообще. А потом мы въехали в лесополосу и из нее выскочили на поляну перед синей гладью озера. Большой скальный массив поднимался над водой, с другой стороны от этого массива, как я знал – видно отсюда этого не было, – в озеро впадала река Кундрючая. Дорога вела вверх, на поросшее травой навершие скального массива. Я поднажал, разогнался, и «Руссо-Балт» вылетел на холм, который теперь казался островом. Вода впереди, река сбоку…
– Красиво, – прошептала Дженни. – В Америке очень много красивых пейзажей, особенно в горах, но здесь мне тоже очень нравится.
– Одно из моих любимых мест.
– О нем сложены какие-то легенды?
– Не знаю. Русские поселения в этих краях не слишком древние. Хотя здесь, на границе Европы и Азии, происходило множество исторических событий, степные территории в последнюю тысячу лет были пограничными. Между кочевыми ордами и поселениями земледельцев, между христианским и мусульманским миром… Скифы сгинули неведомо куда очень давно, а после них здесь лежало Дикое поле. Казаки начали его осваивать каких-то триста лет назад. Для ордынцев тут было слишком холодно. Для русских – неспокойно. Так что легенд сложить пока еще не успели.
Мы вышли из автомобиля, по каменистой тропинке направились к воде. Легкий ветер трепал рыжие кудри Дженни. Моя стрижка была слишком короткой, я ветра не замечал, пока волосы девушки не начали щекотать мне лицо.
– Если стать и раскинуть руки, можно подумать, что летишь, – заметил я.
– Так делала героиня в каком-то фильме, – отозвалась Гвиневера и тут же подняла руки. Со стороны это, наверное, выглядело красиво. Я держал Дженни за талию и видеть нас не мог. Интересно, сможем ли мы когда-нибудь увидеть всю нашу жизнь со стороны? Хотя бы после Страшного Суда? И каково будет соотношение приятных и красивых моментов с теми, за которые нам будет стыдно?
– Вода еще холодная? – спросила девушка.
– Прохладная. Но, если хочешь, мы можем искупаться.
– У меня нет купальника.
– Ну и что? Мы здесь одни. Да если кто-то и увидит издалека – что нам до него за дело?
Гвиневера посмотрела на меня с хитрой улыбкой.
– Выходит, тебя не смущает, что меня увидит кто-то другой?
– Смущает. Но никто не увидит.
– Врешь…
– В такое время тут появляются только рыбаки. Утром или вечером. И шум машины мы услышим.
– Ты врешь, что тебе не все равно, увидит меня кто-то или нет.
Гвиневера была не совсем права, но спорить с ней я не стал. Хорошенькая девушка, иностранная гостья, умная и раскрепощенная. Но любил ли я ее? Увы, нет. И она это чувствовала.
– Я буду купаться в любом случае.
– Иди.
– Постережешь мой клинок?
– Тут ведь никого нет. Зачем стеречь?
– А ты не хотела бы представить себя Феей Озера?
– Ты хочешь попробовать себя в роли Ланселота?
– Возможно… Только Фея Озера вручала «Экскалибур» королю Артуру.
Я быстро разделся до плавок, осторожно вошел в воду. Змееныш, притаившийся на дне, почувствовав колебания воды, уплыл куда-то по дну. Змей в этих местах хватало. Но рассказывать об этом Дженни я не стал. Вряд ли она станет бродить в густой траве одна.
Погрузившись по плечи – вода была не ледяной, как можно было ожидать для этого времени года, но довольно холодной, – я поплыл к видневшемуся метрах в двухстах островку. Несколько камней, несколько кустов – вот и весь остров. Но рыбаки бывали на нем часто.
– Я боюсь оставаться одна! – крикнула Дженни.
– У тебя есть клинок! И колдовская сила.
Девушка вынула шпагу из ножен и подняла ее над головой. Серебро тускло блеснуло в солнечных лучах. Мне начинало нравиться ходить с подарком Гвиневеры. Сначала я просто забыл сменить клинок, надевая после бала перевязь, потом не делал этого сознательно. Правда, серебряной шпагой я еще не дрался. Будем надеяться, в ближайшее время и не буду.
Звуки разносились над водой далеко. Из хутора, лежащего верстах в двух за озером, послышалось мычание коровы. Прислушавшись, можно было услышать гусиный гогот. Вдали раздавался шум двигателя.
Я оглянулся на Дженни. Девушка положила меч на камень так, что видна была только рукоять и небольшая часть клинка – достойная иллюстрация к легендам об Артуре, – и снимала джинсы. Туфельки уже стояли рядом с мечом. Чего не отнять у настоящих американок – так это отсутствия комплексов. Теперь она захотела искупаться – и будет купаться, даже если на нее придет глазеть вся соседняя деревня.
Я оглянулся на Дженни. Девушка положила меч на камень так, что видна была только рукоять и небольшая часть клинка – достойная иллюстрация к легендам об Артуре, – и снимала джинсы. Туфельки уже стояли рядом с мечом. Чего не отнять у настоящих американок – так это отсутствия комплексов. Теперь она захотела искупаться – и будет купаться, даже если на нее придет глазеть вся соседняя деревня.
Оставшись в трусиках, девушка осторожно начала спускаться в воду.
– Смотри под ноги! – прокричал я, гребя к ней. Всё-таки надо было сказать про змей. Говорят, в воде они не кусаются, но кто их знает на самом деле…
– Камни острые, – пожаловалась Гвиневера. – А ты меня не подождал.
– Ты ведь отказалась купаться.
Впрочем, этим Гвиневеру было явно не смутить. Логика у женщин подгоняется под их интересы. Как в России, так и в Америке.
Девушка зашла в воду по колено и стояла, дрожа.
– Поплывем?
– Холодно…
– Назвался груздем – полезай в кузов. Знаешь такую пословицу?
– Слышала.
Я прижал Дженни к себе, от чего она охнула – я, наверное, после купания был тоже не слишком теплым, – и, медленно отступая назад, повлек ее на глубину. Вдвоем в воде стало гораздо теплее.
Мы плавали минут десять. Отражалась в зеркальной воде свежая зелень, над головой плыли огромные белые облака. Когда они закрывали солнце, сразу становилось холоднее. А потом на противоположный берег выехала машина – большой синий «Мерседес».
– И что они о нас подумают? – спросила Дженни.
– Тебе не все равно? Мы их не видели прежде и вряд ли увидим когда-то потом.
Впрочем, кое-что мне показалось странным. «Мерседес» просто остановился на берегу. Из него никто не вышел. Если на нем приехали рыбаки – зачем сидеть в машине? Влюбленной парочке разумнее было бы остановиться под сенью деревьев, а не выезжать на пляж – если они не собирались гулять или купаться. Впрочем, мало ли, какие побуждения могут быть у людей?
– И как я буду выходить из воды? – спросила девушка.
– С гордо поднятой головой, – улыбнулся я. – Представь, что мы нудисты. А ты даже в плавках. И, поверь, стесняться тебе совершенно нечего.
– Ты имеешь в виду, что у меня красивая фигура?
– Не только фигура.
– Глаз они с такого расстояния не увидят, – засмеялась Гвиневера.
– Может быть, у них есть бинокль. Обнадеживает?
– Конечно.
Мы выбрались на горячие камни и быстро оделись.
– Между прочим, у меня в машине есть тормозок, сообщил я.
– Что? – не поняла Дженни. – Я понимаю, что тормоза у тебя работают. И что?
– Тормозок – это обед, который берут с собой на работу или в поход. Так называют его в моем родном городе. Диалектное слово.
– Тормозок, – повторила Дженни. – Я запомню.
– Тормозок лучше съесть, а не запомнить. В термосе даже есть горячий кофе. Замерзла?
– Не очень, но от кофе не откажусь.
Мы пообедали на капоте автомобиля. Сыр так нагрелся в багажнике, что подтаял. «Мерседес» с противоположного берега не уезжал. Из него по-прежнему никто не выходил. Очарование одиночества под бездонным синим небом постепенно уходило. Мы сели в автомобиль и, подняв тучу пыли, умчались домой.
Утро выдалось ясным и свежим. На небе – ни облачка, ветер, шумевший всю ночь, стих. Орех едва слышно шелестел, но не постоянно, а словно бы шепча что-то время от времени.
– Пойдем в театр вечером? – поинтересовался я у Дженни. – Наверное, тебе надоело гулять по городу – хочется, так сказать, приобщиться к русской культуре? Театр у нас совсем не такой, как в Америке.
– С удовольствием посмотрю какой-нибудь спектакль, – ответила девушка, накидывая просторный шелковый халат изумрудного цвета на ночную рубашку. – А днем мы могли бы посидеть дома, поговорить. Я, честно говоря, устала. Хочется просто полениться – поваляться в постели, посидеть у камина, посмотреть телевизор… Сколько у тебя каналов?
– Сорок четыре.
– Неплохо. Я думала, меньше.
– Нет, у нас цензуры нет, а связь и телевещание развиты хорошо. Стало быть, я заказываю билеты?
Я снял трубку стационарного телефонного аппарата, но гудка не услышал. Телефон был отключен.
Что ж, редко, но бывает. Можно подождать, можно заказать билеты по мобильному. Я решил не экономить деньги и позвонить в театр сейчас – чтобы не забыть и чтобы билеты остались. Сходил за мобильником и обнаружил, что он не ловит сеть.
Не скажу, что я испугался или даже насторожился. Почувствовал легкое раздражение, не более того. Возможно, произошла авария на электрической подстанции, и ретранслятор сотовой сети остался без питания, так же, как и телефонная станция. Хотя и там, и там в случае неисправности электросети должны создавать напряжение резервные источники питания. Я включил телевизор, чтобы послушать новости. Вместо картинки по экрану бежала рябь. Звук заглушало дикое шипение.
Перебрав несколько каналов, я обнаружил, что сигнала нет ни на одном из них. Нереально! Электричество не отключили – значит общего развала электросистемы нет. Но разные телевизионные станции вещают из разных районов города, и все передатчики одновременно отключиться не могут! Значит, причина – не в отсутствии электричества. А, например, в том, что кто-то включил генератор помех.
Я подошел к окну сбоку и выглянул, приоткрыв штору. В саду возились чужие люди. Два человека копошились около входной двери, пытаясь открыть замок отмычками, еще один занял позицию на крыше гаража. В руках он держал нечто, подозрительно напоминающее короткоствольную винтовку или обрез охотничьего ружья. Перед воротами ворчал небольшой грузовичок – в таких часто возят хлеб и другие продукты для маленьких магазинов.
Дженни, заметив мой интерес к происходящему на улице, сделала шаг к окну.
– На пол! – приказал я, когда увидел, что она вступила в пятно солнечного света, падающего через стекло, – снаружи ее стало отлично видно. – Быстро на пол!
И, поскольку Гвиневера не торопилась выполнить мой приказ – скорее всего она просто не поняла, что я от нее хочу, – пришлось броситься к ней, сбить с ног и прижать к теплому паркету.
– Эй! – негодующе воскликнула Дженни откуда-то снизу. – Тебе не кажется, что это чересчур?
– Во дворе подозрительные люди. С огнестрельным оружием, – объяснил я. – Связь не работает.
Девушка испуганно пискнула.
– Мы в осаде?
– Вроде того.
– Они будут выбивать дверь и пытаться убить нас? Или тебя? Или меня?
– Нас или меня, – через силу улыбнулся я. – Потому что тебя я в обиду не дам. Не бойся.
Время подходило к девяти. С минуты на минуту придет Нина – и окажется лицом к лицу с вооруженными бандитами. Они могут использовать ее в качестве заложницы. Если мой человек будет у них в руках, я буду вынужден пойти им навстречу. Во всяком случае, выйти из дома, чтобы отбить свою домработницу…
Джении тихо спросила:
– Что ты намереваешься предпринять?
– Вызвать полицию не получится. Все каналы связи блокированы. Они привезли с собой «глушилку» – генератор помех. Соседи рано или поздно сообразят, в чем дело, и кто-то придет на помощь. Значит, они будут действовать быстро. Постараются ворваться в дом и…
– Чего они от тебя хотят?
– Скорее всего убить. Зачем еще врываться в дом гражданина с огнестрельным оружием? Вряд ли для того, чтобы мирно побеседовать. Поговорить мы могли и просто так – и лично, и по телефону.
Но чем я не угодил неизвестным бандитам? Месть за прошлое? Маловероятно. В таких случаях не проводят «войсковых операций» с «глушилками» и привлечением нескольких стрелков. Просто поджидают человека на темной аллее – пусть и с обрезом охотничьего ружья. Выходит, то, что они задумали, нужно сделать срочно. Ждать времени нет. Или они хотят продемонстрировать свою силу…
Что замечательного происходило в последние дни? В политической жизни страны, со мной лично? Выборы пройдут только через полгода, и я, хоть и намеревался баллотироваться в Думу, об этом даже не заявлял. Никаких крупных подрядов земство не заключало, так что конкурентная борьба исключается. Да и не станут наши капиталисты, даже самые отъявленные бандиты, стрелять в людей из-за того, чтобы заполучить хороший контракт. Стало быть, причина в Гвиневере. Только она нарушила привычный уклад жизни. Только с ее появлением за моим домом началась слежка, произошли какие-то странные стычки, покушения… А чем им не угодила Дженни?
Политика, политика. Я скрипнул зубами, удивляясь своей недальновидности. Отец Дженни, хоть и не сенатор – проиграл выборы в прошлом году, – видный представитель демократической партии Соединенных Штатов. Если с его дочкой что-то случится в России – кому это будет выгодно? В любом случае на пользу нашей стране это наверняка не пойдет. Как ни крути, Америка – один из главных партнеров России. Партнеров и в то же время конкурентов. Сейчас, когда отношения между странами потеплели, кому-то не терпится их испортить. Охотятся за девушкой, а не за мной. Охотятся враги нашего государства!