Дом оказался школой. Это Вику смутило. Хотя, конечно, ничего странного в этом не было: она сразу вспомнила, что Влад ведь и в школе ведет спортивную секцию. Но когда она увидела обнесенное забором школьное здание, похоже, довоенных времен, и двор со старыми березами, и клумбы с астрами у крыльца, – у нее стеснилось дыхание. Это было не нужно, это следовало преодолеть.
Вика думала, что ее даже во двор не пустят, и хотела уже позвонить Владу, чтобы вышел к ней, но оказалось, что она есть в списке посетителей; охранник, сидящий в будке у ворот, сразу нашел ее фамилию. Он открыл калитку, и она подошла к зданию.
«Поднялася на крыльцо и взялася за кольцо», – мелькнуло у нее в голове.
Но дверь перед ней отворилась не тихонько, как перед Мертвой Царевной у Семи богатырей, а с оглушительным грохотом; как только с петель не сорвалась. На крыльцо вылетела компания мальчишек лет четырнадцати. Вика еле успела отпрыгнуть в сторону, иначе они снесли бы ее с крыльца. Мальчишки орали и били друг друга рюкзаками по спинам, но при этом хохотали – не дрались, значит, а просто сбрасывали избыточную энергию.
«Наверное, с тренировки как раз, – подумала Вика. – Вот же силушка богатырская!»
Она вошла в школу и сразу погрузилась в тишину. Ну да, вечер ведь, уроки давно закончены. Стены вестибюля были увешаны множеством разных географических карт – Испании, Италии, Аргентины…. Под картами стояли лавочки, как в сквере, а вокруг лавочек были расставлены картонные фигуры в человеческий рост, одетые в человеческую же одежду. Это было интересно, но Вику все больше охватывало смятение, и она не подошла поближе, чтобы разобраться, что за карты, что за фигуры, что за лавочки и для чего здесь все это.
Из вестибюля вела на второй этаж широкая лестница. Вика остановилась перед ней и достала уже телефон, чтобы все-таки позвонить Владу и спросить, где он и зачем ее сюда позвал.
Но тут он сам на этой лестнице появился. Точно такой, каким являлся в ее сознании, – высокий, веселый, прекрасный Финист Ясный Сокол. Он спускался по лестнице легкой походкой, на плече у него висела спортивная сумка, а улыбка на лице сияла такая открытая, что впору было сказать какую-нибудь банальность вроде того, что его улыбка затмевает солнце.
– Привет! – сказал Влад и обнял Вику.
«Почему же я думала, что о нем не скучаю? – с недоумением подумала она. – Ох, как скучала!»
Это была самая естественная мысль, которая могла прийти в голову в его объятиях. Если что-либо вообще могло прийти в голову в этот момент. Он был еще разгорячен тренировкой, он пылал той же самой молодой силой, которая даже на расстоянии чувствовалась в мальчишках, едва не снесших Вику с крыльца, и голова у нее закружилась, когда она эту его силу всем своим телом почувствовала.
Они поцеловались, и Вика спросила:
– А зачем ты сюда меня позвал?
– Соскучился. – В глазах у него мелькнула радость. – Утром прилетел, сразу тренировки, и до самого вечера. Сейчас вот пацанов тренирую, а сам про тебя думаю. А вчера еще вдоль Женевского озера гулял!
– Ну и думал бы про Женевское озеро, – улыбнулась Вика. – Оно, наверное, красивое.
– Да, ничего. Ну, пошли. – Влад взял у Вики сумку, в которой она носила инструменты для ресниц. – Поужинаем. Я бы тебя дома покормил, но приготовить же не успел ничего. Австралийские стейки помнишь? – подмигнул он. – В другой раз. А сегодня в ресторан, здесь рядом классный есть. Поужинаем – и ко мне, да?
Вика кивнула. Они вышли на школьный двор, направились к воротам.
Ворота оказались заперты, калитка тоже. Охранника в будке не было.
– Вот придурок! – рассердился Влад. – Куда девался, интересно?
– В туалет пошел, наверное, – пожала плечами Вика.
– Если бы! Он сюда девок водит. Ей-богу, скажу Палычу, чтоб гнал его в шею. – Влад посмотрел на часы. – И сколько нам теперь под забором тут стоять?
– Может, перелезем? – предложила Вика, окинув взглядом высокую, с пиками на концах, решетку забора.
Влад посмотрел на нее удивленно. И расхохотался.
– А что ты смеешься? – не поняла она.
– Первый раз вижу женщину, у которой реакция на препятствие вот такая, – объяснил он. – Ну давай попробуем перелезть. Вон там, где пика сломана, видишь? А то и проголодался, и на салют посмотреть охота. У меня с балкона видно будет.
– Какой салют? – не поняла Вика.
– Ну ты даешь! Крым же взяли. Праздник сегодня.
Если бы она знала про этот салют заранее, то, наверное, промолчала бы – было бы у нее время подготовить себя. Но она услышала об этом впервые, и кровь бросилась ей в голову мгновенно, и в виски будто током ударило.
– У меня никакого праздника нет, – проговорила Вика.
– Как нет?
Влад удивился так искренне, что ей стало его почти жалко. Впрочем, это сразу прошло.
«Жалко у пчелки, – вспомнилась детдомовская дразнилка. – А пчелка в… известно где».
– Вот так – нет, – отрезала Вика. – Траур надо справлять, а не праздник.
– Ты что? – Он прищурился. Искры сверкнули в его глазах. Ей всегда нравились эти чудесные живые искры. – Крым всегда наш был. Это ж придурок лысый хохлам его отдал. Если б мы не отобрали, сейчас бы его америкосы захватили!
– Америкосы? – усмехнулась Вика. – Ты уверен? Давно последний раз с ними беседовал?
И вдруг ей стало все равно. Безразличие, охватившее ее, было таким же неожиданным и полным, как только что – гнев. Она смотрела на Влада, на его сверкающие глаза, на то, как алым заливаются его щеки и бледнеет лоб, и понимала, что не хочет говорить ему ничего. Ни-че-го! Убеждать, приводить какие-то доводы… Какие доводы убедят человека, что Земля круглая, если он ясно видит, что она плоская? И под его окном плоская, и к дружбану за сто километров ездил – везде плоская, он своими глазами видел, нигде не закругляется. Что ему скажешь, про Галилея и Магеллана? Он тебе ответит: кто они такие, чтобы я им верил? И будет прав, для него они в самом деле никто, он про них и не слыхал никогда.
Вика смотрела на Влада и чувствовала, что сознание ее сместилось. Вот она смотрит на мужчину, минуту назад он вызывал у нее радость, возбуждал в ней желание, а сейчас он ей безразличен. Только безразличен и больше ничего. Как это могло произойти всего от нескольких слов, Вика не понимала, но это было так, и ничего с этим поделать она не могла. Да и не хотела вообще-то.
«А как бы я с ним в ресторан пошла? – вяло, будто не о себе, подумала она. – Я же Соню на прививку записала».
Соней назвал кошку Витька, объяснив, что так зовут одну девочку из их класса, на которую кошка очень похожа.
«Ого! – подумала Вика. – Интересно, что за девочка?»
Витька заметил интерес, мелькнувший в маминых глазах, и сказал с поспешным смущением, что если ей это имя не нравится, то пусть она, конечно, выберет какое хочет. А она тогда подумала, что хочет только сбыть эту голубоглазую обузу с рук под любым именем, но говорить этого Витьке, конечно, не стала. Как не стала и напоминать, что с кошкиной прививкой должна вообще-то возиться не она, а хозяйка.
Да, через два часа ей надо быть на Цветном бульваре, а за кошкой еще на Молчановку надо съездить, а тут все это…
Вика протянула руку, чтобы снять у Влада с плеча свою сумку.
– Ты что? – дернулся он.
– Ничего, – ответила она. – Мне домой пора.
– Ты сдурела, что ли?! – воскликнул он. – Из-за чего?!
– Я пойду, Влад, – сказала Вика. – Правда спешу. Ну, занята сегодня. Могут у меня быть свои занятия?
Она смотрела на Влада и видела, как с каждой секундой меняется его лицо. Недоумение, которое появилось на нем сначала, сменилось возмущением, гневом и наконец ненавистью. Да, ненавистью – у Влада на лице она была теперь так отчетлива и беспримесна, что даже с меньшей, чем у Вики, проницательностью невозможно было ее не распознать.
– Ты – враг, – сказал он.
Вон оно как! Такого Вика не ожидала. Но, впрочем, удивилась не слишком.
– Враг народа? – уточнила она.
– Такие, как ты, все развалили!
– Что ж я тебе развалила, дружок ты мой? – усмехнулась Вика. – И когда?
Она тут же пожалела, что повелась на это. Плоская его Земля, плоская, не забывай.
– Все! Вас танками надо давить! Из огнемета! Мы великие были, нас все боялись! А вы…
Еще немного, и на губах у него показалась бы пена. Увидеть это воочию Вике совсем не хотелось.
– Вот что, сокол ясный, – сказала она. – Танк тебе еще дадут, не переживай. И огнемет тоже. Успеешь пострелять. А пока кушай австралийские стейки и радуйся, что ты такой великий.
Она снова протянула руку к своей сумке, висящей у него на плече. На этот раз Влад не только дернул плечом, не давая взять сумку, но и схватил ее за запястье. У Вики в глазах потемнело, так сильно он сжал ее руку. Показалось, кости хрустнули, она еле сдержала вскрик. Но сдержала все-таки и, быстро схватив свободной рукой его запястье, надавила двумя пальцами на болевую точку. Этот приемчик, который Ольга Васильевна называла бандитским, Вике еще в шестом классе показал Санька по прозвищу Убийца. Он попал в детдом ненадолго, вскоре перекочевал обратно в колонию для малолетних, но за это недолгое время проникся к Вике чем-то вроде любви, вот и поделился полезными навыками.
Влад вскрикнул, коротко ругнулся и отпустил ее руку. Сумку у него уже не отнимешь, это понятно. Зато непонятно, куда теперь деваться: ворота закрыты, двор обнесен решеткой с пиками, и перелезть через нее самостоятельно, да еще быстро, конечно, не удастся.
Вика развернулась и побежала обратно к зданию. Сначала она хотела обогнуть его, но уже на ходу догадалась, что позади наверняка такая же решетка. Она взлетела на крыльцо, вбежала в школу и помчалась по лестнице на второй этаж. Оглушительно захлопнулась входная дверь – то ли за нею, то ли за Владом; Вика не видела, побежал ли он следом.
Глава 10
Расположение коридоров и лестниц было не совсем привычным, но все-таки Вика понимала, где здесь можно спрятаться. В дальнем углу второго этажа обнаружилась дверь. То есть она не обнаружилась бы, потому что была завешена полотном, но на полотне этом были нарисованы очаг и котелок, и трудно было не догадаться, что дверь за таким рисунком найдется обязательно.
Дверная ручка, сделанная в виде полена, была почти не заметна среди нарисованных дров, но Вика ее все-таки разглядела и, потянув за нее, оказалась на пороге каморки. Она думала, что увидит ведра и швабры, но, в точности как в «Приключениях Буратино», в каморке стояли театральные декорации. Правда, они были не расставлены для представления, а просто придвинуты к стенам.
Вика зашла в каморку, довольно, кстати, просторную, и закрыла за собой дверь на шпингалет. Окон здесь не было, и она сразу же погрузилась в полную темноту, но выключатель искать не стала: может, дверь закрывается не плотно и из коридора будет заметно, что в каморке кто-то есть.
Да и не нужен ей был сейчас выключатель – свет сам собою засиял в ее сознании, и так ярко, что захотелось зажмуриться.
И в этом неожиданном свете она увидела, как ранним утром ползет на четвереньках по узкому гребню скалы Хамелеон, за нею ползет Витька, за ним остальные мальчишки и одна повизгивающая от страха девчонка, тропинка перед ними становится все тоньше, делается совсем узенькой, но это не страшно, а весело, и она встает во весь рост, видит море по обе стороны скалы, и солнце, восходящее над морем, и тяжелую, прекрасную, как простонародное лицо Волошина, гору Кара-Даг справа, и его дом на коктебельской набережной – и ей становится так хорошо и легко, как будто все, из чего состоит этот берег, эти горы и это море, все видимое и невидимое, из чего они состоят, влилось в нее разом и наполнило ее такой силой, таким счастливым духом, какого она никогда не знала прежде. И в этом сияющем утреннем свете, в этой неожиданной силе все, что должно казаться сложным и пугающим, делается понятным и преодолимым, а почему это так, она объяснить не может, но радость ее безмерна и смелость безмерна, и она смеется, и берет за руку Витьку, бледного от страха – очень же узкая тропинка, и высоко же очень! – и кричит во весь голос: «Смотрите! Это все – мы с вами, смотрите!»…
Виденье было таким отчетливым, что Вика вздрогнула в темноте каморки. Хотя почему ему не быть отчетливым? В прошлом году все это было. В прошлом году обошли пешком почти весь Крым, только в Херсонес не успели и в поезде по дороге обратно решили, что в следующем году доберутся туда обязательно…
Вика сжала ладонями голову.
«Надо успокоиться, – сказала она себе. – Много чего больше нет, а теперь и Крыма не будет. Снявши голову, по волосам не плачут. Я должна успокоиться. Я не хочу сойти с ума».
До сих пор эти слова, которые она сама для себя изобрела, всегда ей помогали, но сейчас не помогли нисколько. В них не было смысла, вот в чем дело. Жить на свете только для того, чтобы не сойти с ума… Какой в этом смысл?
Неизвестно, какие еще мысли атаковали бы ее смятенное сознание, но тут за дверью послышались шаги, и Вика насторожилась. Правда, она сразу же поняла, что это не Влад: шаги были неторопливые, и шел не один человек, а двое.
– Вы все правильно понимаете, Анна Алексеевна, – произнес мужской голос. – Входите в попечительский совет и начинайте действовать.
– Спасибо, Дмитрий Павлович, – ответил голос женский. – Я понимаю, почему вы говорите так осторожно. И стены имеют уши. Теперь уже в прямом смысле слова. Но бояться нам, по-моему, нечего. Я мать, мне не все равно, как учат моего ребенка, и я желаю помочь школе. Не деньгами, заметьте, деньги я плачу и так, а добрым словом.
– Доброе слово и кошке приятно, – согласился мужчина. – А бояться в самом деле не стоит. Смелым Бог владеет.
– Как-как? – засмеялась женщина. – Это что за пословица?
– Обыкновенная пословица. Из Даля. В общем, если вы нас от этого бреда прикроете, мы будем очень рады.
– От этого прикрою. А от какого-нибудь другого – как получится.
Голос у нее был властный, и по интонациям понятно было, что она преодолевает в себе привычную надменность.
– До свидания, – сказала она. – Так победим.
Застучали ее каблуки по коридору. Мужчина за ней не пошел – остался стоять прямо у двери, прикрытой холстом, на котором были нарисованы очаг и котелок. Вика затаила дыхание, прислушиваясь: что он будет делать? И, наверное, именно от того, что она так старалась не дышать, в носу у нее защипало, засвербило, и она чихнула, от неожиданности даже не сумев сделать это потише.
– Кто здесь? – раздалось за дверью.
Таиться дальше было глупо. Судя по случайно подслушанному разговору, это директор школы. Еще подумает, что сюда террористы проникли.
Вика отодвинула шпингалет и вышла из каморки.
– Вот так явление Ренессанса! – удивленно сказал он. – Здравствуйте, Виктория.
– Здравствуйте… – пробормотала Вика.
Вот это да! Меньше всего она могла ожидать, что незнакомый человек назовет ее по имени, да еще в таком глупом положении.
– Нас с вами Влад Развеев однажды знакомил, – сказал директор, заметив, конечно, ее оторопь.
А!.. Точно, знакомил. Вика вспомнила день, когда Влад ожидал ее у Дома со львами и в его машине сидел вот этот человек. Как его зовут, она тоже теперь вспомнила – Дмитрий Павлович Зимин. Все-таки и у нее память неплохая, хотя и не такая стремительная, как у него. А в тот день Влад повез ее к себе, и она поняла, что ей с ним совсем не плохо, и решила, что этого достаточно… Дура набитая!
– А что вы здесь делаете, Виктория, позвольте спросить?
Голос Зимина отвлек от неприятных воспоминаний. Вика посмотрела на него почти с благодарностью.
– А я здесь от вашего Влада как раз и скрываюсь, – призналась она.
– Да?
Он не удивился или не подал виду, что удивлен, и не стал выспрашивать подробности. Умеет держать себя в руках. В узде – вспомнила она Витькины слова.
«Прямо как англичанин!» – подумала Вика.
Мысль была неожиданной и веселой.
– Ну вот, все у вас уже в порядке, – всмотревшись в ее лицо, сказал Зимин.
– Почему вы так думаете?
– Потому что вы улыбаетесь.
Вика готова была поклясться, что, несмотря на веселую мысль, улыбка на ее лице не появлялась ни на секунду. Но вот разглядел же. Проницательный, стало быть, человек. Впрочем, ему по должности положено быть проницательным, кому это и знать, как не ей.
– Или хотите еще у папы Карло посидеть? – поинтересовался Дмитрий Павлович. – Каморка в вашем распоряжении.
И что каморка имеет отношение к папе Карло, она догадалась правильно, и никто ее отсюда не гонит… От всего этого – от каморки, от самого даже голоса этого директора – Вике стало так хорошо, что хоть ложись прямо на подоконник, свернись калачиком и усни. Как кошка.
Про кошку вспомнилось кстати. Или некстати – не важно. Как бы там ни было, а следовало поспешить.
– Спасибо, Дмитрий Павлович, – сказала Вика. – У папы Карло хорошо, но Буратино пора в путь.
– Луковицу возьмите.
Он достал из кармана пиджака яблоко и протянул Вике. Она засмеялась и взяла яблоко.
Они вместе дошли до широкой лестницы, ведущей в вестибюль. На стенах над ступеньками висели рисунки. На всех было изображено одно и то же, но совсем по-разному. Вика хотела остановиться и разглядеть, что и как здесь нарисовано, или спросить об этом Дмитрия Павловича, но не стала останавливаться и спрашивать тоже не стала.
Спустившись по лестнице, она взглянула вверх. Зимин стоял у перил и смотрел на нее. Наверное, он просто хотел удостовериться, что она действительно покинет школьное здание. Но ей стало как-то радостно от того, что он стоит вот так и смотрит. Как будто она уходит в ночь и метель, а близкий человек провожает ее на пороге дома и будет ждать ее возвращения.
Эта мысль была нелепой. И метели никакой нет, и не из дома она уходит, и никто не будет ее ждать, тем более совершенно посторонний, а вовсе не близкий человек.
Но все-таки, пока Вика шла через школьный двор, это странное ощущение билось в ее сердце.
– Сумочка ваша, девушка?
Охранник уже вернулся в свою будку. Викина сумка с инструментами стояла перед ним. Великодушен ее бывший любовник, что тут скажешь.