Хлопуша повернулся и зашагал к ручью. Глеб и Рамон осуждающе посмотрели на Лесану. Она небрежно пожала плечами.
– А что я? Он сам напросился.
Час спустя странники сидели у костра и жевали жареных перепелов, которых настреляли Хлопуша и Глеб.
– До города осталось всего ничего, – с набитым ртом проговорил Хлопуша. – А у меня рожу разнесло, будто я голову в улей запихал. Ужас!
– Хлопуша, – заговорил Рамон, обгладывая косточку, – не думаю, что тебе стоит так трепетно относиться к своей внешности. Позволь тебе заметить, что ты не самый красивый человек в княжестве.
– Зато самый прожорливый, – улыбнулся Глеб.
Хлопуша нахмурился.
– Будет вам, ребята. Я и правда люблю поесть, но что в этом плохого?
– Ничего. Но когда ты смотришь на лошадь, я понимаю, что, стоит мне отвернуться, и она тут же превратится в жаркое.
– Твои слова обидны, Первоход. Кто по-настоящему кровожаден, так это темные твари. В сравнении с ними я просто ягненок.
Глеб и Рамон переглянулись и засмеялись. Лесана сдержанно хмыкнула.
– Эх, родина, родина… – вздохнул, оглядывая лес, Хлопуша. – Тут даже деревья другие. Дышится вольнее и вода в ручье слаще. Хотя… Когда на троне упырь, все княжество – одно сплошное Гиблое место.
– Так бывает всегда, когда люди выше истины ставят силу и богатство, – назидательно произнес Рамон. – Если люди не хотят слышать голос истины, они живут во власти мороков, и жизнь их – вовсе не жизнь, а долгий кошмарный сон.
Хлопуша досадливо дернул толстой щекой.
– Опять ты о своей истине. Вот за что я не люблю христиан, так это за их занудство.
Рамон улыбнулся.
– Ты хороший человек, Хлопуша. И клянусь мощами святого Петра, когда-нибудь я обращу тебя в свою веру.
Хлопуша мотнул головой.
– Не выйдет.
– Выйдет, – мягко возразил Рамон. – Вода камень точит, сам ведь знаешь.
Наконец, трапеза была закончена, и Хлопуша разлил по кружкам травяной отвар. Попивая ароматную горячую жидкость, друзья молчали. В вечерней тишине объятый пламенем валежник потрескивал уютно, как в печи. Первым тишину нарушил Хлопуша.
– Первоход, – осторожно заговорил он, – я думаю, пришло время рассказать нам с Рамоном всю правду.
– О какой правде ты толкуешь, здоровяк? – вскинул темную бровь Глеб.
– Что вы с Лесаной задумали? Как ты намерен спасти ее народ от гибели? И какая гибель им грозит?
Глеб покосился на травницу.
– Это твоя тайна, Лесана. Но я согласен с Хлопушей и тоже думаю, что ты должна все им рассказать.
Лесана несколько секунд раздумывала, хмуря тонкие, ломкие брови, потом вздохнула и сказала:
– Хорошо. Я расскажу. Это случилось много лет назад, когда войско нелюдей выступило против дружинников князя Егры…
И она стала рассказывать. Хлопуша и Рамон слушали травницу с напряженным вниманием. На лице здоровяка с первых ее слов застыло удивленное выражение и уже не сходило до самого конца рассказа. Рамон же выслушивал Лесану с лицом непроницаемым и спокойным, словно во всем, что рассказывала травница, не было ничего, чего бы он не знал или хотя бы не предполагал прежде.
Наконец Лесана закончила свой рассказ. Хлопуша выглядел совершенно сбитым с толку. Рамон был спокоен, однако между его черных бровей пролегла глубокая морщина.
– Рамон, – озадаченно проговорил верзила, глядя на своего черноволосого друга, – ты понял хоть что-нибудь из того, что поведала эта девчонка?
– Думаю, да, – ответил толмач. – Лесана пришла к нам из другого мира, называемого Иноземьем. Пришла через волшебные врата. Врата эти умеет открывать живой мертвец. И теперь нам нужно найти его.
– Найти упыря в Гиблом месте? – На лице Хлопуши появилось возмущение. – Да ведь это труднее, чем отыскать еловую иголку в стоге сена!
– Он не может быть в Гиблом месте, – сказал Глеб. – Это не простой упырь. Жрецы Нуарана усмирили его, и он совсем не кровожаден. Он привык жить среди людей.
– Среди нелюдей, – хмуро поправил Хлопуша.
– Верно, среди нелюдей, – кивнул Глеб. – Но это не имеет значения. Этот живой мертвец не подастся в лес. Скорее всего, он попытается найти себе покровителя среди людей. Так, Лесана?
– Да, – хмуро ответила травница. – Мой упырь не выживет в лесу.
– Он не выживет и в городе, – сказал Рамон. – Стоит ему высунуться, и мужики тут же забьют его палками или проткнут вилами.
– Он мог отсидеться в укромном месте, – предположил Хлопуша. – Ведь мог?
Все взгляды устремились на Лесану. В ответ она лишь пожала плечами.
– Это упырь, а не домашняя кошка, – сказала она. – И я не знаю его повадок. Думаю, у него хватит хитрости затаиться, но прошло слишком много времени. Голод мог выгнать его из укрытия, и тогда…
Она замолчала. Молчали и остальные. Хлопуша и Рамон все еще не могли «переварить» рассказа Лесаны. Иноземье, уцелевшее племя нелюдей, царство Велеса, гончие смерти… Для того чтобы уложить все это в голове, требовалось время, а времени-то как раз у них и не было. Нужно действовать, и чем быстрее, тем лучше.
Первым тишину нарушил Глеб.
– Упырь в городе – явление чрезвычайное, – сказал он. – Если его нашли и убили, об этом должны были поползти слухи. Нам нужно поговорить с кем-нибудь из местных. С таким человеком, который бродит по всему городу и мимо которого не проходит ни одна новость.
Хлопуша поворошил палкой угли в костерке и улыбнулся.
– А ведь я такого человека знаю. Да и ты его тоже знаешь, Первоход.
Глеб озадаченно посмотрел на здоровяка, но вдруг лицо его, озаренное отблесками костра, просветлело.
– Ты говоришь о Прошке Суховерте, не так ли?
– Так, – широко улыбнувшись, кивнул Хлопуша. – Если кто и сможет найти иголку в стоге сена, то только наш ворёнок. Пронырливее, чем этот малый, я в жизни не встречал.
– А ведь и правда, – согласился с богатырем Рамон. – Нужно разыскать Прошку и расспросить его. Не знаю, как вы, а я сильно соскучился по этому парню.
– Вы уверены, что он в городе? – прищурился Глеб.
Хлопуша подумал, затем покачал головой.
– Нет. После того как Рамон отправился на твои поиски, я ушел в запой и потерял мальчишку из вида. Одно время я слышал, что он стал неплохим вором и промышлял где-то на торжке и в переулках у Сходной площади. Пару раз я пытался его найти, но все без толку. Ворята не выдают своих и не отвечают на вопросы сторонних людей, и пытать их о чем-либо бесполезно.
– Что ж… – задумчиво проговорил Глеб. – Когда-то я дал слово заботиться об этом пареньке. И я сделаю все, чтобы разыскать его сейчас.
Рамон и Хлопуша одобрительно кивнули, но, судя по лицу травницы, ей рассуждения Глеба не понравились.
– Так кого же нам искать, Первоход? – сухо спросила она. – Упыря или вашего мальчишку?
– Обоих, – ответил Глеб. – Я отправлюсь на поиски Прошки Суховерта, а вы с Хлопушей обыщите все темные углы и закоулки Хлынь-града. Быть может, вам повезет, и вы нападете на след живого мертвеца раньше, чем я.
– Хороший план, Первоход, – кивнул Хлопуша. – Клянусь бараньей лопаткой, мы перетрясем весь город, но найдем проклятого упыря!
Тут Рамон кашлянул в кулак и негромко поинтересовался:
– А какое место в твоем плане занимаю я, Глеб? Ты возьмешь меня с собой или оставишь в лесу?
Глеб озадаченно нахмурился, затем повернулся к Лесане и спросил:
– Что ты об этом думаешь, травница?
– Думаю, что твой друг еще слишком слаб для пеших прогулок, – ответила она.
Глеб усмехнулся и перевел взгляд на толмача.
– Ты слышал, что сказал врач, Рамон. Тебе прописан постельный режим. Выпей отвар, который приготовила для тебя Лесана, и ложись спать. А я расставлю вокруг ловушки, чтобы ни один зверь не смог к тебе подобраться.
Рамон нахмурился и хотел было возразить, но вдруг сдался.
– Вы правы, – сказал он тихим голосом. – Я действительно еще слаб и могу быть вам помехой. Главное – не забудьте, что оставили меня здесь.
– На этот счет не беспокойся! – заверил друга Хлопуша и, ободряюще улыбнувшись, хлопнул его по плечу. Но вдруг здоровяк нахмурился, тревожно посмотрел на Глеба и сказал: – А ведь тебе опасно ходить по городу, Первоход. Попадешь в руки охоронцев князя Добровола – лишишься головы.
Глеб покачал головой и спокойно возразил:
– За три года многие горожане позабыли обо мне. А те, которые помнят, убеждены, что я томлюсь в Мории. К тому же облик мой изменился, и даже мои заклятые враги не смогут узнать меня с первого взгляда.
– Что ж, в этом ты, пожалуй, прав, – согласился Хлопуша. – Как по мне, так ты теперь похож на иноземного вельможу. Тебе бы еще косицу на затылке – вылитый был бы брит.
Лесана достала из кармана куртки деревянный гребень и темную ленточку и вопросительно взглянула на Глеба. Он улыбнулся и подставил ей свою седовласую голову.
Под глумливые ухмылки Хлопуши и дельные замечания знающего толк в красоте Рамона травница зачесала длинные серебристые волосы Глеба назад и подвязала их лентой.
Под глумливые ухмылки Хлопуши и дельные замечания знающего толк в красоте Рамона травница зачесала длинные серебристые волосы Глеба назад и подвязала их лентой.
Глеб потрогал волосы, глянул насмешливо на толмача и спросил:
– Ну, как? Похож я на благородного дона?
Тот склонил голову в почтительном поклоне и, улыбнувшись, ответил:
– Си, сеньор.
3
Княгиня Наталья встала с кровати, сунула босые ноги в домашние кожаные туфли и пошла к князю Доброволу.
– Ты чего? – удивленно спросил князь.
– Раньше я ездила с тобой. Хочу и теперь.
Добровол взял княгиню за плечи и повернул ее к себе.
– Наталья…
– Я все еще княгиня – ты не забыл? – с легким вызовом проговорила она. – Я сама могу решить, что мне делать.
Князь посмотрел ей в глаза и строго сказал:
– В том-то и дело, что не можешь. Теперь ты должна думать не только о себе и не только обо мне. Вспомни, что говорил лекарь. Тебе нельзя волноваться.
Глаза Натальи сверкнули властным огнем.
– Лекарь ничего не понимает в женских делах! – сердито возразила она.
– Кое-что понимает. И он сказал, что опасность еще не миновала. Ты должна беречь себя. Вспомни, как было тяжело в последний раз.
Несколько мгновений Наталья молчала, хмуря темные, гибкие брови. Потом вздохнула и, понурив голову, нехотя проронила:
– Да. Наверное, ты прав.
Добровол улыбнулся, опустил руки и провел ладонью по круглому животику Натальи.
– Вот о ком думай, – мягко сказал он. – Это теперь самое дорогое. За ним – будущее.
– Или за ней, – тихим эхом отозвалась княгиня.
– Может, и так, – неохотно признал Добровол. Он наклонился и поцеловал княгиню в прохладный лоб. – Береги себя и ребенка. Обещаешь?
– Обещаю.
– И не думай ни о чем плохом. Всегда помни, что ты теперь не одна. Что бы ни случилось – я с тобой.
Губы Добровола растроганно дрогнули, он хотел еще что-то добавить, но сдержался и выпустил княгиню из объятий.
– Мне пора.
За порогом опочивальни его уже поджидал советник Курнява, тощий, худосочный, с хлипкой рыжеватой бородкой и черными, вострыми глазками.
– Как княгиня? – склонившись в поклоне, осведомился он. – Хорошо ли себя чувствует?
– Сносно, – ответил Добровол и зашагал по коридору.
Советник Курнява засеменил рядом.
– Беспокоюсь я об ней, – заговорил он. – Княгинюшка наша далеко не молода. Коли не будет наследника, народ возропщет. Что, если она и на этот раз выкинет?
– Не выкинет, – сухо буркнул князь.
– И то верно – не может супружница князя выкидывать три раза подряд, – немедленно согласился Курнява. – Два раза – еще куда ни шло, но три…
– Сомкни губы, Курнява, – зло проговорил Добровол. – Сомкни, пока я тебе их не зашил.
Несколько шагов советник шел молча. А потом занудил снова:
– Многие князья, коли старая жена не может выносить и родить, заводят себе новую.
– «Новую», – передразнил князь Добровол. – А старую я куда дену?
Советник Курнява усмехнулся.
– Люди смертны, князь. Иногда они помирают без видимой причины. А иногда – по неосторожности, что, конечно, прискорбно, но вполне объяснимо.
Добровол поморщился:
– Что ты мелешь, Курнява?
– Любой из князей и королей будет рад с тобой породниться, княже. А дочерей-молодок у них много. У радимичского князя дочь Елынка – не девка, а юная кобылица! А на лицо как хороша! Кровь с молоком! Уж куда лучше нашей худосочной княгинюшки.
– Не заговаривайся, Курнява, – сурово одернул его князь Добровол. – Она моя жена и твоя княгиня.
Советник подобострастно улыбнулся.
– Об тебе пекусь, княже. И говорю тебе прямо все, что думаю, – за это ты меня и ценишь. Что до прочего… Только дай мне знак, что согласен, и – конец твоей обузе. Сам ведь знаешь: я на хитрые дела мастак.
– Да уж знаю, – с сухой усмешкой проговорил князь. – Ладно, хватит об этом толковать. Кабы не Перун, не сидеть бы мне на княжьем троне. Доверимся ему, авось, поможет и на этот раз.
– Верно, – согласился советник. Прищурил хитрые глазки и добавил: – Но ты ведь знаешь, как говорится: на Белобога надейся, а сам не плошай.
Добровол свернул из коридора в свою любимую «покойную» комнату, усмехнулся и сказал:
– Юлишь ты много, Курнява. Не человек, а юла.
– Ежели и юлю, то только за-ради твоего спокойствия, княже. А что касаемо княгини, то…
– Хватит говорить про княгиню! – резко оборвал его князь, остановившись посреди комнаты и сверкнув на советника глазами.
– Хватит так хватит, – немедленно согласился Курнява. – Но есть еще одна вещь, об которой тебе следует знать.
– Какая еще вещь? Отвечай, но только четко и прямо, без этих твоих дурацких намеков и ухмылочек.
Советник немедленно согнал ухмылку с губ и проговорил абсолютно серьезным голосом:
– Кажется, несколько лет назад княгиня любила Глеба Первохода?
По лицу князя пробежала тень.
– Какого лешего ты об этом напоминаешь? – сердито спросил он.
– Я не охотник приносить дурные вести, пресветлый князь, – смягчил тон Курнява. – Тем более когда вести эти – не проверены мною лично. Однако…
– Что? Какие еще вести? О чем ты говоришь, Чернобог тебя подери?!
– Сегодня на княжью голубятню прилетел почтовый голубь с недоброй вестью.
– Что за весть? Откуда?
– Из Мории, пресветлый князь. А весть в том, что Глеб Первоход сбежал из узилища, прихватив с собой своего друга – Рамона-толмача.
Добровол оцепенел, бородатое лицо его вытянулось от изумления.
– Как это могло случиться? – глухим, подрагивающим от ярости голосом вопросил он. – Ведь Морию охраняют не только охоронцы, но и волхвы. Отвечай!
Курнява вздрогнул и отступил на шаг.
– Не горячись, княже, – опасливо проговорил советник. – Сбежать из узилища – это полдела. Ни один беглый узник, даже будь он трижды Первоходом, не сможет пробраться через заговоренный Волхов лес.
Лицо князя слегка расслабилось.
– Так ты думаешь, что Первоход сгинул?
– Я в этом уверен, княже. Мория истощила Первохода, лишила его сил. Мне докладывали, что он превратился в полную развалину.
– Гм… – Добровол прищурил холодные, колючие глаза и подергал себя пальцами за бороду. – Тогда зачем ты завел речь о княгине? Зачем пытался возбудить в моей душе ревность?
– Только для того, чтобы ты был осторожен, князь. Неосторожных властителей часто настигает беда. А осторожные чуют беду заранее и принимают меры, чтобы избежать ее.
Князь Добровол снова нахмурился.
– Я тебя не пойму, советник, – неприязненно проворчал он. – То ты говоришь, что Первоход сгинул. А то пугаешь тем, что он вернется и пробудит в сердце Натальи прежнюю любовь. Чего ты от меня хочешь – скажи конкретно.
Советник Курнява почтительно склонил голову и произнес смиренным голосом:
– Боги берегут того, кто сам бережется, князь. Приставь к княгинюшке соглядатаев. Я не верю в то, что Первоход жив, но случись ему вернуться и сунуться к княгине – мы тут же об этом узнаем.
Добровол усмехнулся.
– Ты стервец, Курнява. Но стервец хитрый. Хорошо, будь по-твоему. Усиль по городу посты и накажи стражникам пристальнее приглядываться к пришлым людям.
Советник поклонился и сказал:
– Сделаю, пресветлый князь. А как нам быть с княгиней?
Добровол нахмурился.
– Приставь к ней соглядатаев. Да таких, чтобы ходили за ней невидимой тенью, а не путались под ногами. Если Наталья заметит, что за ней следят, я спущу с тебя шкуру. Понял ли меня?
Советник снова поклонился и проговорил голосом покорным и почтительным:
– Понял, пресветлый князь. Вели исполнять?
– Исполняй.
Курнява поклонился князю еще ниже, затем развернулся и, не поднимая головы, вышел из комнаты.
4
Поиски Прошки Суховерта заняли гораздо меньше времени, чем Глеб ожидал. Первый же барыга-перекупщик, стоило Глебу покрепче его прижать, рассказал о Прошке все, что знал. И даже в подробностях объяснил, как отыскать избу ворёнка. А когда Глеб высыпал барыге на лодонь горстку меди, тот так расчувствовался, что вызвался проводить Глеба до самого Прошкиного порога.
Когда Глеб постучался в дверь избы, на улице стояла глубокая ночь.
– Кого там нелегкая принесла? – отозвался из-за двери недовольный юный голос.
– Открой и увидишь! – громко ответил Глеб, не в силах сдержать улыбки.
Послышались легкие шаги, а затем юный голос спросил от самой двери:
– Я тебя знаю? Твой голос кажется мне знакомым. Ты друг или враг?
– Ну, когда-то мы с тобой неплохо ладили, – ответил на это Глеб.
Последовала пауза, и вдруг Прошка громко воскликнул:
– Леший! Я знаю этот голос!
Лязгнула задвижка, и дверь распахнулась. Поначалу Прошка ринулся навстречу Глебу, но, увидев его седую голову, оторопел и невольно отступил на шаг.
– Первоход? – неуверенно проговорил он. – Глаза меня не обманывают? Это действительно ты?