Что касается Эша, если он вожделел к Роуан, то хранил это чувство в тайне, как полагается джентльмену, а теперь это создание устремилось в погоню за самкой своего вида, которая, возможно, является последней женщиной-Талтосом во всем мире.
«Необходимо принять решение, — думал он, садясь на пассажирское сиденье и прочно закрывая дверь. — Ты собираешься быть безучастным зрителем и позволить этому великану убить Стюарта Гордона? Ты великолепно знаешь, что не сможешь это позволить. Ты не способен хладнокровно наблюдать, как кого-то убивают. Это немыслимо. Единственный раз, когда ты стал свидетелем убийства, все произошло так быстро: курок щелкнул, и ты даже не успел перевести дыхание.
Конечно, ты сам убил троих людей. А этот недостойный подонок, этот сумасшедший, который заявляет, что держит в заключении богиню, убил Эрона».
Они выезжали из маленькой деревушки, уже почти исчезнувшей в сгущающихся тенях. Каким нежным, каким ухоженным, каким мягким показался им окружающий пейзаж. В другое время он попросил бы остановиться, чтобы они смогли полюбоваться им, пройти пешком вдоль дороги.
Обернувшись в сторону, он с удивлением заметил, что Роуан наблюдает за ним. Ее поза — она сидела боком, положив ноги на сиденье прямо позади него, — очевидно, была задумана, чтобы наблюдать за ним. Разумеется, ее полуобнаженные ноги выглядели великолепно, но что из того? Она подобающим образом натянула юбку. Теперь виднелась всего лишь часть бедра, обтянутого модным сверкающим нейлоном.
Он протянул руку вдоль старой кожаной обшивки и положил ладонь на ее плечо, против чего она не возразила, спокойно взглянув на него огромными таинственными серыми глазами и одарив его чем-то гораздо более интимным, чем простая улыбка.
Он избегал ее все то время, пока они находились в деревне, но теперь удивлялся своему поведению. Почему? Действуя импульсивно, он решил сделать что-нибудь грубое, вульгарное.
Он наклонился, дотянувшись рукой до ее затылка, и быстро поцеловал ее, после чего снова откинулся на сиденье. Она могла избежать этого, но не уклонилась. И когда ее губы прикоснулись к нему, он ощутил острую мгновенную боль, затем жар, который становился все интенсивнее. «Люблю тебя! Боже милостивый, дай мне возможность испытать это еще раз!»
И не раньше, чем Майкл осознал грубость этого поступка, он понял, что не разговаривал с ней вообще, а говорил сам с собой.
Он откинулся назад, глядя через ветровое стекло, наблюдая, как сгущается тьма на небе, которое быстро утрачивало последнее фарфоровое свечение, потом склонил голову набок и закрыл глаза.
Ничто не могло остановить Роуан от безумной влюбленности в это создание, которое не станет больше требовать от нее чудовищных детей, — ничто, кроме брачных клятв и ее воли.
И Майкл осознал, что не уверен ни в том, ни в другом Возможно, к нему никогда больше не вернется эта уверенность.
Через двадцать минут стало темно. Свет от их фар с трудом пробивался сквозь тьму, и они могли быть на любой автостраде, в любой точке мира.
Наконец Гордон заговорил. Следующий поворот направо и потом, практически сразу же следом за ним — поворот налево.
Машина свернула в лесную чащу, в гущу темных высоких деревьев — кажется, в смесь берез и дубов и даже нескольких цветущих фруктовых деревьев: он не мог разглядеть их четко. Попадая под свет фар, цветы выглядели розовыми.
Вторая дорога была грунтовая. Деревья попадались все чаще. Быть может, то были остатки какого-то древнего леса, нечто вроде огромных лесных массивов, когда-то плотно заселенных друидами. Такие леса когда-то занимали половину Англии и Шотландию, а возможно, и всю Европу — леса, через которые прорубался Юлий Цезарь, ведомый безжалостной убежденностью, что боги его врагов должны или бежать от него, или погибнуть.
Луна светила ярко. Он увидел маленький мостик, когда они к нему приблизились, а за ним оказался другой поворот — и они подъехали к берегу маленького тихого озера. Далеко за водной гладью возвышалась башня, которой, возможно, владели еще норманны. Вид был настолько романтический, что, несомненно, поэты прошлого столетия сошли бы с ума от восторга, окажись они в этом месте, подумал он. Возможно, они даже сами и возвели эту башню, и она была одной из тех прекрасных подделок, которые попадаются повсюду, так как; недавно возродившаяся любовь к готике повсеместно преобразила архитектуру и стиль.
По мере того как они, постепенно объезжая вокруг озера, приближались к башне, Майкл получил возможность осмотреть ее с более близкого расстояния. Он понял, что это была круглая норманнская башня, довольно большая, возможно в три этажа, заканчивающаяся парапетной стенкой с бойницами. Окна были освещены. Нижнюю часть здания окружали деревья.
Да, это была именно норманнская башня. Он много повидал таких в свои студенческие годы, странствуя по туристским дорогам Англии. Возможно, во время каких-нибудь каникул, которые теперь уже не мог вспомнить, он даже видел именно эту башню.
Теперь ему так не казалось. Озеро, гигантское дерево слева — все это было почти совершенно. Теперь он смог разглядеть фундамент большего здания, возвышающегося над рухнувшими под воздействием дождей и ветров обломками. Несомненно, дальнейшее разрушение здания завершили спутанные заросли дикого плюща
Они проехали сквозь густую поросль молодых дубов, потеряли из виду башню целиком, но затем выехали к ней снова — и вдруг оказались рядом. Майкл разглядел пару машин, стоящих перед ней, и две крошечные электрические лампочки по обе стороны громадных ворот.
Все очень цивилизованно, вполне пригодно для жилья. И как великолепно все сохранилось, без единой современной детали! Плющ обвивался вокруг мортир-камнеметов, поднимался над обычными арочными дверными проемами.
Никто не проронил ни слова
Водитель окончательно остановил машину на маленькой, покрытой гравием площадке. Майкл сразу вышел и огляделся. Он увидел пышно заросший английский сад, разбитый в направлении озера и в глубину леса. Берега, покрытые только что распустившимися цветами. Их скромные краски были ему знакомы. С наступлением темноты венчики цветов сомкнули лепестки, и кто знает, какая красота может открыться глазу, когда взойдет солнце.
Собираются ли они оставаться здесь после восхода солнца? Огромная лиственница стояла между ними и башней — дерево, несомненно, старейшее из всех, какие когда-либо видел Майкл
Он подошел к почтенному стволу, сознавая, что удаляется от жены, но не в силах поступить иначе.
И когда он наконец встал под огромный шатер из раскинувшихся ветвей дерева, Майкл взглянул вверх на фасад башни и увидел одинокую фигуру в третьем окне. Маленькая голова и узкие плечи. Какая-то женщина; волосы были или распущены, или покрыты легкой вуалью — он не был уверен.
На миг вся сцена поразила его: призрачные облака, свет высокой луны, башня в своеобразном грубом великолепии.
Хотя Майкл и слышал шорох шагов своих спутников, он не отступил в сторону, он вообще не сдвинулся с места. Он хотел стоять на этом месте, хотел видеть все это — спокойное озеро справа от себя, воду, прерываемую и обрамленную изящными фруктовыми деревьями с бледными, трепещущими цветами. Почти наверняка японская вишня, тот самый вид дерева, которое цвело в Беркли, в Калифорнии, весной, от которого иногда сам воздух на маленьких улочках казался розовым.
Ему захотелось запомнить все это. Чтобы это навсегда осталось в его памяти. Быть может, он все еще ощущал слабость из-за разницы во времени в связи с перелетом, может быть, как и можно было ожидать, сходил с ума, подобно Юрию. Он не знал. Но эта. Это было некоторым образом самим воплощением их рискованного предприятия с его открытиями и ужасами: высокая башня и обещание принцессы внутри ее.
Водитель выключил фары. Остальные прошли мимо него. Роуан остановилась рядом. Он еще раз взглянул на озеро, а затем — на громадную фигуру Эша, шедшего впереди. Рука Эша все еще сжимала Стюарта Гордона, а Стюарт Гордон шел так, будто вот-вот свалится — старый седовласый человек, жилы на тонкой шее которого показались Майклу горестно беззащитными, когда тот вошел в освещенную дверь.
Да, это была квинтэссенция всего, подумал он. И это потрясло его, словно кто-то неожиданно послал его в нокаут: женщина-Талтос жила в этой башне, как сказочная Рапунцель, а Эш собирался убить человека, ведущего их к дверям.
Быть может, воспоминание об этом моменте — эти образы, эта мягкая прохладная ночь, — может быть, окажется всем, что ему удастся сохранить в памяти от сегодняшнего события. Да, весьма реальная возможность.
Эш сильным, решительным движением выхватил ключ у Стюарта Гордона и вставил его в большой железный замок. Дверь отворилась с современной легкостью, и они вошли в низкое помещение с электрическим нагревателем, обставленное большой удобной мебелью в стиле Ренессанс, с изогнутыми, но великолепно вырезанными ножками, завершающимися когтистыми лапами, и ковровой обивкой, изношенной, но по-прежнему красивой и воистину старинной.
Быть может, воспоминание об этом моменте — эти образы, эта мягкая прохладная ночь, — может быть, окажется всем, что ему удастся сохранить в памяти от сегодняшнего события. Да, весьма реальная возможность.
Эш сильным, решительным движением выхватил ключ у Стюарта Гордона и вставил его в большой железный замок. Дверь отворилась с современной легкостью, и они вошли в низкое помещение с электрическим нагревателем, обставленное большой удобной мебелью в стиле Ренессанс, с изогнутыми, но великолепно вырезанными ножками, завершающимися когтистыми лапами, и ковровой обивкой, изношенной, но по-прежнему красивой и воистину старинной.
По стенам висели средневековые картины, многие с неувядающим блеском настоящей яичной темперы. Рыцарские доспехи, покрытые густой пылью, и другие сокровища были расставлены с беззаботной роскошью. Это была берлога какой-то поэтической натуры, человека, влюбленного в английское прошлое и, возможно, роковым образом отстраненного от настоящего.
Лестница слева спускалась в нижнюю комнату, повторяя изгиб стены. Свет падал из верхней комнаты и, насколько Майкл видел, из комнаты, расположенной над нею.
Эш отпустил Стюарта Гордона. Он подошел к подножию винтовой лестницы. Положил правую руку на грубую внутреннюю колонну и стал подниматься.
Роуан немедленно последовала за ним
Стюарт Гордон, казалось, не сознавал, что наконец-то свободен.
— Не обижайте ее, — неожиданно выкрикнул он в озлоблении, словно это было единственное, о чем он мог думать и что решился произнести вслух. — Не прикасайтесь к ней без ее разрешения, — молил он. Этот голос, исходивший из изможденного, похожего на череп лица, казалось, был последним резервом его мужества. — Вы раните мое сокровище! — простонал он.
Эш остановился, задумчиво глядя на Гордона, а затем продолжил подъем.
Все они последовали за ним. Наконец даже Гордон, который грубо толкнул Майкла, проходя мимо, а затем отпихнул Юрия, оказавшегося у него на пути, догнал Эша на последних ступенях лестницы, и они оба исчезли из виду на глазах Майкла.
Когда они оказались наверху, то обнаружили, что находятся в другой большой комнате, такой же простой, как нижняя, ее стены были стенами башни, за исключением двух маленьких помещений, искусно выложенных старым деревом, с отдельными крышами — возможно, ванными комнатами или клозетами, Майкл не мог сказать с уверенностью. Их задние стены, казалось, были впаяны в камень. Огромная комната вмещала множество мягких диванов и просевших старых кресел, расставленных повсюду старинных ламп с пергаментными абажурами, которые в темноте казались островами, но центр комнаты был удивительно пуст. И единственный железный канделябр — круг с оплывающими свечами — освещал необъятное пространство полированного пола.
И только через мгновение Майкл осознал, что в комнате есть еще одна, частично скрытая фигура. Юрий уже смотрел на нее.
На диаметрально противоположной стороне круга, на табурете сидела очень высокая женщина, очевидно трудившаяся за ткацким станком. Одна маленькая лампа на подвижном штативе в виде гусиной шеи освещала ее руки, но лицо оставалось в полумраке. Был виден маленький кусок ткани, и Майкл смог разглядеть очень сложный узор в приглушенных тонах.
Эш стоял неподвижно, упершись в нее взглядом. Женщина смотрела на него. Это была та длинноволосая женщина, которую Майкл видел в окне.
Никто не сделал ни единого движения. Гордон кинулся к ней.
— Тесса! — воскликнул он. — Тесса, я здесь, моя дорогая. — Голос звучал в своей собственной реальности, остальные были забыты.
Женщина встала, возвышаясь над хрупкой фигурой Гордона, в то время как он обнимал ее. Она издала приятный, нежный вздох, вскинула руки, нежно прикасаясь к щуплым плечам Гордона. Несмотря на свой рост, она была хрупкого сложения и казалась болезненно слабой. Обняв, он повел ее вперед, в освещенный круг.
Что-то угрюмое проступило в лице Роуан. Юрий был покорен. Лицо Эша оставалось непроницаемым. Он просто смотрел на Тессу, подходившую все ближе и ближе и в конце концов остановившуюся под канделябром, свет падал сверху на ее голову.
Возможно, из-за того, что она была женщина, рост ее казался воистину чудовищным.
Ее лицо, совершенно круглое, поражало своей безукоризненностью — такой же, как у самого Эша, но не обладало отчетливостью очертаний. Ее рот был нежен и мал, а большие глаза смотрели застенчиво. Голубые глаза были опушены, как и у Эша, длинными, роскошными ресницами. Огромная грива белых волос, отброшенная назад от самого лба, ниспадала и окутывала ее почти волшебным плащом. Волосы, густые и мягкие, больше походили на облако, чем на гриву, и были столь тонкими, что даже в массе своей казались слегка прозрачными.
На ней было платье фиолетового цвета, собранное мелкими складками прямо под грудью. Рукава, превосходные в своей старомодности, спускались с тонких изящных плеч и затем собирались пышными складками к манжетам, обтягивающим запястья.
Неясные мысли о Рапунцель появились в голове Майкла — в нынешних обстоятельствах более правдивые, чем любой роман, который он когда-либо читал, о волшебных королевах и принцах, обладавших неоспоримом могуществом. Пока женщина приближалась к Эшу, Майкл не мог не видеть, что ее кожа так побледнела, что стала почти белой. Она казалась сказочной принцессой из «Лебединого озера»: щеки тверды, губы слегка блестят, а ресницы трепещут вокруг сверкающих голубых глаз.
Тесса нахмурилась, отчего на лбу появилась легкая морщинка, и она стала похожа на маленькую девочку, готовую заплакать.
— Талтос, — прошептала она. Но сказано это было без малейшего следа тревоги. На самом деле она казалась опечаленной.
Юрий испустил едва слышный слабый стон.
Гордон совершенно преобразился, словно до этой минуты ничего не произошло. На мгновение он показался почти молодым, глаза его сияли от любви и восторга
— Это и есть ваша женщина? — спокойно спросил Эш.
Он не отрывал от нее глаз, даже слегка улыбался, но не двинулся с места, чтобы приветствовать ее или прикоснуться к ее протянутой руке. Говорил он медленно.
— Это и есть та женщина, ради которой вы убили Эрона Лайтнера, ради которой вы пытались убить Юрия, ради которой вы любой ценой хотели заполучить мужчину-Талтоса?
— Что вы говорите? — спросил Гордон испуганным голосом. — Если вы посмеете оскорбить ее словами или действиями, я убью вас!
— Я так не думаю, — ответил Эш. — Моя дорогая, — обратился он к женщине, — вы понимаете меня?
— Да, — спокойно подтвердила она мягким тоном, и голос ее зазвенел, словно крошечный колокольчик. Она пожала плечами и всплеснула руками, будто в порыве экстаза перед святым. — Талтос, — повторила она и печально кивнула и нахмурилась снова с невероятным отчаянием.
Была ли обреченная на смерть Эмалет столь красива и женственна?
Потрясенный, Майкл видел, как лицо Эмалет исчезло под градом пуль, пронзивших ее, как рухнуло ее тело! Не потому ли плакала Роуан? Или она просто устала и потому глядела недоуменными, слегка увлажнившимися глазами на Эша. А тот в свою очередь смотрел на женщину. Что все это должно было означать для нее?
— Прекрасная Тесса, — сказал Эш, слегка приподняв брови.
— В чем дело? — спросил Гордон. — Что происходит? Скажите мне, что случилось с вами обоими. — Он приблизился, но остановился, очевидно не желая встать между ними. Его голос стал звучным и наполнился печалью. Это был голос оратора или, по крайней мере, человека, знающего, как оказывать влияние на слушателей. — Ох, Боже мой, я вовсе не об этом мечтал — не о том, что произойдет здесь, в этом месте, в присутствии людей, которые воистину не в состоянии понять смысл происходящего.
Но он был слишком переполнен эмоциями, чтобы можно было заподозрить его в хитрости или неискренности, в том, что он пытается их обмануть. Его жесты уже утратили всякую истеричность. Они были трагическими.
Эш стоял невозмутимый как всегда, спокойно улыбаясь Тессе, а затем с удовольствием кивнул, когда ее маленький рот раскрылся, а щеки округлились от улыбки.
— Вы очень красивы, — прошептал Эш и поднял ее руку к губам. Он поцеловал свои пальцы и запечатлел этот поцелуй на ее щеке.
Она вздохнула, распрямила шею, позволив длинным волосам упасть ей на спину, затем потянулась к нему, и он заключил ее в объятия. Он поцеловал ее, но в этом поцелуе не было страсти. Майкл успел заметить это. Гордон встал между ними, обнял Тессу за талию и нежно отвел ее назад.
— Не здесь, прошу вас. О, пожалуйста, не надо, не так, как в публичном доме.
Он отпустил Тессу и приблизился к Эшу, сложив руки, как для молитвы, и вглядываясь в него теперь без малейшего страха, как будто вдруг увидел перед собой цель гораздо более важную, чем собственное выживание.
— Разве это место достойно брачной церемонии Тал-Tocas' — спросил он почтительно, голосом звучным и умоляющим. — Где находится священнейшее место в Англии, где путь святого Михаила проходит через вершину холма, и разрушенная башня древней церкви Святого Михаила все еще стоит на страже?