И чахлый Володенька Воронов из чахлой России, которую все они дружно ненавидят. Читать лекции этим скотам, да еще о детективе! Но средневековые камешки, но средневековый готический роман об убийстве главы гильдии оружейников?!
Игра стоит свеч.
А вот что касается лекций, к которым нужно готовиться хотя бы тезисно… В конце концов, у него есть час, захваченный фурией с верхнего этажа. Пусть фурия и выступит в роли коллективного образа пражских студентов. На ней вполне можно оттачивать будущие выступления. И попытаться приблизиться к загадке детектива…
— Загадка — вот что главное! — Воронов остановился перед Натальей и наставительно поднял палец.
— Мысль, подкупающая своей новизной, — не удержалась она.
— Ирония неуместна. Загадка диктует стиль произведения. Загадка — такое же действующее лицо. Кой черт, это самое главное действующее лицо. Она развивается, она жрет кукурузные хлопья по утрам, она моется в душе, она бросает одних героев и соблазняет других. В этом весь смысл. Вы понимаете меня?
— Смутно. Получается, что загадка в детективе — самая обыкновенная шлюха?
Воронов открыл было рот и снова закрыл его. Если бы здесь и сейчас был Марголис, он бы отнес тираду Воронова к фрейдистским комплексам. «Загадка» — существительное женского рода, с которым у Володеньки сложились весьма напряженные отношения.
— Почему — шлюха? — промямлил Воронов. — Не обязательно шлюха. Есть более уважаемые профессии. Ладно, давайте перейдем к нашей истории.
— Давайте.
— Завязку мы с вами уже обсудили. И оставили героиню в чужой квартире, где она нашла паспорта и просроченные билеты, несколько сообщений на автоответчике. Что еще?
— Электронная почта. Вы же сами говорили, — с готовностью подсказала Наталья. — Она влезла в компьютер отсутствующей хозяйки и прочла ее электронную почту.
— Да, вполне может быть… Если бы мы писали триллер или дешевенький детективчик, то остановились бы на маньяке, который донимает героиню посредством последних технических достижений. Вы как думаете?
Наталья поежилась. Маньяк в компьютере — только этого не хватало!..
— Но мы же не пишем дешевый детективчик, Владимир Владимирович! — взмолилась она.
— Нет. Когда у писателя не хватает мозгов, он сваливает все на маньяка. Маньяк — это подпорка для бездарностей, бог из машины, который всегда может прийти на помощь. Запрещенный в классическом детективе прием. Вот что я думаю: если электронных посланий много, то героиня открывает последнее по времени. Человеческое любопытство всегда нетерпеливо, иначе мы бы никогда не заглядывали на последние страницы книг. Итак, последнее по времени письмо. Логично?
— Еще как! — Наталья облизала пересохшие губы.
— Что-то должно быть в этом письме такое, что касается жизни и безопасности хозяйки. Думаю, ей не будут угрожать, это было бы слишком просто. И для этого есть другие средства. И потом, электронное письмо — повод для введения нового персонажа. На данном этапе — виртуального…
— Грим, — неожиданно сказала Наталья, вспомнив обратный адрес почты.
— Не понял?
— Пусть этого виртуального персонажа зовут Грим…
— Ну, если вы хотите… Пусть так, — легко согласился Воронов. — Тем более что имя Грим — метафорично, оно может таить в себе все, что угодно.
— А письмо? Каким оно может быть?
— Предупреждение об опасности? — Воронов почесал подбородок и тотчас же сам опроверг себя:
— Нет, это вряд ли. Чтобы предупредить об опасности — достаточно снять трубку и позвонить по телефону. А что, если наш виртуальный персонаж… Грим, или как там его… Если он беспокоится о судьбе пропавшей? Если она не ответила ему тогда, когда должна была ответить… И для него это вовсе не невинная девичья забывчивость… Молчание пропавшей таит в себе опасный смысл?..
— «Ответь, черт возьми, или я буду думать, что тебя нет в живых!» — медленно произнесла Наталья текст письма, прочитанного ею накануне. И тотчас же почувствовала, как холодные капли пота поползли у нее по позвоночнику.
— Не понял? Что вы сказали?
— «Ответь, черт возьми, или я буду думать, что тебя нет в живых!» Годится для детективного электронного письма?
Не говоря ни слова, Воронов метнулся к «Ундервуду» и что-то отстукал на листе, вправленном в машинку. И только потом повернулся к Наталье. Вороновские зрачки вобрали в себя ее фигуру, разложили на составляющие и снова сложили: картинка в калейдоскопе поменялась. Теперь легкомысленная бабочка не выглядела такой безмозглой.
— Отлично! — выдохнул он. — Отлично! Вы делаете успехи… Дарья. Простенько и со вкусом! Одна строка, но интрига! Какова интрига! Беспокойство, сдержанная ярость — знаете, что за этим может стоять?
— Что?
— Текст, который вы придумали, — это не текст любовного послания. Скорее, это просьба приятеля и коллеги. Да! Их связывают какие-то деловые отношения. Быть может, не слишком хорошо пахнущие. Быть может, опасные, что тоже немаловажно для развития сюжета.
— Вы полагаете?
— Уверен!
— Ну хорошо… Но как вы думаете, я… героиня должна ответить на письмо?
— Думаю, да. Весь вопрос — в какой форме.
— «Все в порядке. Уезжала во Францию». Или что-нибудь в этом роде.
— Ну вот! — Воронов разочарованно шмыгнул носом. — Примитивно. И не совсем правдоподобно.
— Почему?
— Не знаю… Но мне так кажется. Наверняка в лексиконе двух девушек есть отличия.
— Что же делать?
— Что? Героиня может порыться в компьютере, посмотреть копии других писем, если они делались. Открыть хозяйские файлы. Человек — это стиль. Вы ничего не имеете против этого тезиса?
— Ничего.
— И эпистолярный, в частности. Героине нужно уловить этот стиль, чтобы пытаться ему соответствовать.
— Поняла.
— Стиль. Именно. Чем она занималась?
— Кто?
— Пропавшая.
— Не знаю.
— Провал… Провал… — Воронов забегал по комнате — Героиня несколько суток в доме, а ведет себя как квашня, как студентка Ветеринарной академии, которая приписана к дурацкой собаке. Почему она до сих пор не просмотрела бумаги, не просмотрела фотографии?!
— Упущение, — виноватым голосом сказала Наталья.
— Это же детектив. Нельзя ослаблять пружину интриги!
— Я учту… И я… Я вот еще что хотела добавить…
Как раз для интриги. А что, если в квартиру все время названивает бывший любовник? Воронов поморщился.
— Мы же договорились — никакой любовной связи, если это не двигает вперед действие.
— А если двигает? Если он наговаривает на автоответчик определенный текст?
— Какой именно?
— Ну, например: «Нам нужно поговорить с тобой, дорогая. Это важно. Я буду ждать тебя в…» — Тут Наталья задумалась. — «Я буду ждать тебя в кафе таком-то». Название прилагается. «Каждый вечер с восьми до девяти». Стоит ли героине отправиться в кафе, чтобы хотя бы посмотреть на человека, который был близок с исчезнувшей хозяйкой?
— А как она его узнает?
— Все очень просто. На столе, рядом с компьютером, стоит фотография хозяйки, собаки и молодого человека. Возможно, это и есть бывший любовник.
— Не факт. Если они расстались — зачем же хозяйке хранить на столе фотографии бывшего возлюбленного? Такие вопросы решаются кардинально: фото с остервенением рвется на мелкие куски и отправляется в мусорный ящик.
— А если они расстались недавно? Или не расставались вовсе?
— Что значит — не расставались?
— Во всяком случае, я думаю, что это была не ее инициатива. Вы же помните, с чего начинается история? Героиня находит в почтовом ящике письмо и ключ. В письме парень объявляет, что рвет все отношения.
— И после этого звонит?
— Ну, это совершенно банальная ситуация, сплошь и рядом встречается в любовных играх: пропавшая женщина ему изменила. Она изменяла и раньше. Это переполнило чашу терпения. — Наталья тщательно подбирала слова, чтобы ничем не оскорбить девственно-чистого Воронова. — Но он ее любит. По-настоящему. Разрыв был не чем иным, как попыткой мелкого шантажа. Теперь он раскаивается и хочет восстановить отношения.
— Подождите, — угасший было при намеке на возможность love story Воронов снова оживился. — Мелкий шантаж — это хорошо. Это приемлемый вариант. Тогда ей необходимо отправиться на встречу.
— И что она будет делать? Подойдет к этому человеку и представится подругой его бывшей возлюбленной?
— Для начала героиня должна понаблюдать за ним в этом самом кафе. Если время, конечно, ей позволяет.
Время! Наталья располагала пятидневным отпуском за свой счет с плотоядным Шуриком Зайцевым в финале. Что-что, а время ей позволяет!
— Время позволяет. Она взяла отпуск за свой счет на работе.
Воронов снова вернулся к «Ундервуду» и снова проворно застучал по клавиатуре.
— Отлично! Итак, она за ним наблюдает… Все хотел спросить у вас, поскольку вы явились катализатором сюжета… Наша героиня — она красива?
Последнее слово Воронов произнес с совершенно неприкрытой гадливостью. С такой гадливостью обычно давят зазевавшегося таракана.
— Я не задумывалась над этим. Не думаю, чтобы она была уж как-то особенно хороша…
— Что-то типа вас! — Воронов осмотрел Наталью с головы до ног. — Усредненный вариант. На подиумах не блещет, но и до кунсткамеры не дотягивает.
— Спасибо за комплимент. — Наталье даже не пришло в голову обидеться на кроткого женоненавистника.
— Роковая красавица противопоказана классическому детективу. Она хороша только в виде жертвы с художественно перерезанным горлом. Смерть в детективе должна быть поэтичной и сентиментальной, как локон в медальоне, иначе мы опустимся до уровня газетной криминальщины. А если героиня ни то ни се, манекен, на который можно натянуть любую одежду, представляете, какой простор для воображения? Она в состоянии примерить несколько масок, и уже они, эти маски, будут диктовать правила игры…
— Так что ей делать в кафе?
— В первый день, я думаю, ничего. В первый день она вообще не должна привлекать к себе внимания.
— А во второй?
— Во второй можно попытаться с ним познакомиться. — Воронов поскреб заросший затылок. — Да. Именно так. Познакомиться. Проверить, так ли он предан своей возлюбленной, как декларировал по телефону.
— Да… Наверное, вы правы.
— Но она должна не просто познакомиться. — По спутанным волосам Воронова неожиданно прошло статическое электричество: Наталья могла бы поклясться, что она слышит легкие разряды. — Не просто познакомиться. Она должна… Она должна заинтриговать его!
— Интересно, каким образом? Надеть прозрачную блузку и совершенно проигнорировать бюстгальтер?
— Примитивно мыслите.
— А если она вообще не в его вкусе?
— При чем здесь вкус? Скажем, героиня берет с собой на свидание записную книжку.
— Зачем?
— Ну, вы же носите записную книжку в сумочке?
— Да.
— Тогда не будем отказывать и героине в этой милой человеческой слабости. Она берет с собой записную книжку и в ней на отдельной странице крупными печатными буквами пишет… пишет имя, фамилию и телефон пропавшей хозяйки собаки.
— Зачем?
— Зачем? Скажем, она пристраивается рядом с бывшим возлюбленным героини, открывает соседнюю с записью страницу. Но так, чтобы написанные имя, фамилия и телефон хорошо просматривались со стороны. И начинает что-то чертить на этой соседней странице.
— Вы думаете… — Наконец-то до Натальи стала доходить простейшая, как амеба, комбинация Воронова. — Вы думаете, что он заглянет через плечо?…
— А вы сами бы заглянули?
— Я? Да, — честно призналась Наталья.
— Вот видите. И он заглянет. Обязательно. Люди обожают запретное. Они души не чают в обрывках чужой жизни. Он заглянет.
— Лихо! — только и смогла выговорить Наталья. — Вы, оказывается, психолог, Владимир Владимирович.
— Ну, — смутился Воронов, — для этого вовсе не обязательно быть психологом. Есть вещи, которые лежат на поверхности.
— Ну, хорошо. Допустим, он увидел знакомый телефон. И клюнул на эту удочку. А дальше?
— Дальше он будет форсировать знакомство. Я в этом почти уверен.
— И как я… Как героиня объяснит наличие телефона у себя в книжке?
— Масса вариантов. Масса. Она может назваться старой подругой. Коллегой по работе.
— Вы забыли… Мы до сих пор не выяснили, где работает Дар… пропавшая.
— Упущение. Но думаю, что, когда героиня дозреет до культпохода в кафе, она уже будет многое знать.
— А если нет?
— Тогда мы нарушим поступательное движение интриги.
— И все-таки. Прокол, героине ничего не удалось узнать. Что тогда?
— Тогда? — Воронов на секунду задумался. — Тогда можно использовать нейтральный вариант знакомства в косметическом салоне. На почве покраски волос. Или что-нибудь в этом роде.
— Слабовато, — впервые Наталья решилась возразить Воронову.
— Я не претендую на оригинальность. Можно поискать убедительные варианты. Не думаю, что это будет так уж сложно…
— А потом? Что она должна делать потом? Часы с козлоногим сатиром, стоящие на комоде, вздрогнули и мелодично пробили десять ударов.
— Вам пора, — без всякого сожаления сказал Воронов. Теперь, когда ее школьное время вышло, Наталья показалась ему досадной помехой, дилетантскими веригами на стройных щиколотках классического детектива.
— Да.
Не стоит настаивать на продолжении беседы, в неравной схватке с развалюшкой-"Ундервудом" она обречена на вечное поражение. И все же Наталья не удержалась:
— Вы не проводите меня?
— Верхний замок, — равнодушно бросил Воронов, распечатывая новую пачку бумаги. — Только верхний, других не касайтесь. Поверните его вправо. Два оборота. И, ради бога, не трогайте руками цепочку, она уже давно на ладан дышит…
10 февраля
Леля
Туповатая обслуга «Диких гусей», отвергнув фотографию из бумажника Радзивилла, оказалась не в состоянии описать его спутницу. Леля понял это сразу, едва лишь все эти холеные работники европеизированного общественного питания сгрудились вокруг компьютера Сани Гусалова.
— Ну что ж, приступим, господа, — Саня подмигнул присутствующим. — Фоторобот — вещь серьезная, так что попрошу вас быть предельно внимательными.
Господа с готовностью затрясли иссиня-выбритыми подбородками.
Через двадцать пять минут общими усилиями был собран портрет манекенщицы Линды Эвангелисты. Еще через полчаса, когда метрдотель вспомнил о маленькой родинке над губой неизвестной блондинки, — пришла очередь Синди Кроуфорд. Затем последовали Клаудиа Шиффер, Марла Хансон и безымянная моделька, рекламирующая по телевизору мужскую туалетную воду «Эгоист».
— Послушайте, друзья мои, — взмолился наконец Саня Гусалов. — Она случайно не была негритянкой?
— А почему она должна быть негритянкой? — насторожился метрдотель.
— Ну, это обстоятельство резко сузило бы круг поисков. Развесили бы на каждом стенде Наоми Кэмпбелл — и дело с концом!
Выпроводив из кабинета стаю незадачливых официантов, Леля вернулся к оперативнику:
— Что скажешь?
— Козлы, — процедил Гусалов. — Извращенцы. Только и умеют, что водку разливать и хоботами над «Плейбоем» трясти!
— Ну, кое-что мы все-таки узнали, — Леля сделал примирительный жест рукой.
— Интересно, что именно?
— Похоже, что последняя подружка Радзивилла была манекенщицей. И при этом — высокооплачиваемой.
— Откуда такие скоропалительные выводы, Петрович?
— Все эти манекенщицы, которых они нам здесь подсунули, мирового уровня. Известность, как у кинозвезд! А она — та барышня, которую мы ищем, — очень на них похожа.
— Они все похожи. Как близнецы-братья. Длинные ноги, длинные зубы и плоский зад. И у каждой — заметь, у каждой! — по два глаза, два уха и две груди.
— Ты еще скажи — по пять пальцев на руке! Помнишь, что говорила жена покойного? Радзивилл не пропускал ни одного стоящего бикини и заседал в жюри всех конкурсов красоты. А куда идет уважающая себя мамзель после конкурса красоты? Не на хлебозавод же и не в городскую службу по озеленению, а в манекенщицы!
— И что ты предлагаешь?
— Прошерстить все мало-мальски известные агентства. Вдруг кто-то всплывет… Тем более что предыдущая пассия Радзивилла тоже работает моделью. В агентстве «Ингрид». Ее зовут Ксения Никольская.
Саня, все это время пытавшийся пристегнуть к лицу Синди Кроуфорд подбородок известного боксера Майка Тайсона, даже присвистнул.
— Откуда такие сведения?
— Двоюродная сестра покойного, Агнешка Радзивилл, содержит городскую квартиру Радзивиллов. Она-то и навела на Никольскую.
…Визит Лели на Ланское шоссе оказался чрезвычайно занимательным.
Такой же занимательной оказалась и сама Агнешки Радзивилл, сорокалетняя старая дева с огромными руками и угрожающим размером ноги. Агнешка добрых пять минут рассматривала удостоверение Лели и только потом пустила его в квартиру. Но дальше небольшого холла, следующего за прихожей, дело не пошло. Леле было предложено кресло в простенке между двумя завешенными черной тканью зеркалами. И чай. Последнее скорее по инерции: двоюродная сестра Радзивилла была вышколенной прислугой. До переезда в Питер она работала сестрой-хозяйкой одного из санаториев в Трускавце.
Получив небольшой поднос с чаем и поминальным песочным печеньем, Леля приступил к беседе.
Но беседа не задалась с самого начала: всему виной был демонстративно-отвратительный язык, на котором изъяснялась домработница. Несмотря на семь лет, проведенные в Питере, Агнешка говорила на ужасающей смеси польского и украинского и в ее односложных репликах доминировало выражение «матка бозка». Она — единственная из всех! — казалась по-настоящему убитой горем. Ее некрасивое лицо, испещренное красными прожилками, постоянно морщилось от боли. А в глазах стояли тихие слезы. Спустя полчаса из нее удалось вытащить информацию о последнем дне Радзивилла. Ночь со второго на третье февраля брат провел дома. Утром, как обычно, в 8.15 за ним пришла машина. Он сообщил сестре, что четвертого уезжает, ночевать на городской квартире больше не будет, и попросил собрать вещи.