Мрак швырнул его на землю, навис над ним, громадный и страшный. Волосы встали дыбом, лицо стало диким, как у лесного зверя.
— Ты понимаешь, что говоришь?
Олег уронил голову на руки. Мрак услышал прерывистый голос:
— Нет, уже ничего не понимаю.
Мрак встал, навис над ним, как динозавр над кистеперой рыбой. Олег согнулся в три погибели, поглядел в пруд, оттуда на него смотрела оранжевая физиономия, что все равно ухитрилась изменить цвет на смертельно-бледный.
— Посиди, — велел Мрак, — я схожу в дом за бутылкой вина.
— Так я ж сделаю… ох, прости, забываюсь.
— Я вижу, — прорычал Мрак многозначительно.
Он влетел в дом, подхватил большую емкость, пусть будет кувшином, спросил у Игарны, то ли это вино, что пили вчера, она подтвердила, он похвалил, спросил небрежно:
— Кстати, а почему попросту не послать на ту планету корабль-автомат? Начнет рыхлить землю, сносить горы, орошать пустыни, заодно сотрет с лица земли и все население. Или же еще проще: побрызгает с орбиты каким-нибудь дустом! Все люди вымрут. Заодно — зверье и микробы…
Она сказала серьезно:
— Это негуманно. Мрак не поверил ушам:
— Что?
— Негуманно, — повторила она сердито.
— Хоть вы, гозияле, и злобные радикалы, но нельзя же до такой степени…
Мрак с трудом растянул губы в улыбке:
— Это была шутка.
— Злая, — отрезала она твердо.
— Вы там, на Гозияле, становитесь совсем злыми! На эту тему шутить… нехорошо.
Мрак поклонился, виноват, огрубел там в своем изолированном мире, отступил.
Олег сидел все в той же позе на камнях у пруда, тупо смотрел в воду. Мрак тяжело опустился рядом.
— Да слышал я, слышал, — сказал Олег, морщась.
— Не пересказывай. Они не могут убивать, понимаешь? Это слишком высокая культура… Они цивилизованны, по-настоящему цивилизованны. У них слишком высоко уважение к любым проявлениям жизни. Здесь даже ребенок не оборвет крылья бабочке или не раздавит жучка.
Мрак смотрел со злым непониманием:
— А что же с Землей?
— Им стало известно, — объяснил Олег горько, — что в таком-то секторе космоса… начался процесс распада. Этот распад грозит распространиться и на другие секторы. Принято решение очистить — в буквальном смысле слова очистить!…
— данный сектор. Послать туда корабль с антивеществом, тот попадет в орбиту звезды, мощный заряд превратит звезду в сверхновую. Вспышка выжжет всю гниль…
После долгой паузы Мрак сказал непонимающе:
— Но почему тогда не шарахнут по нашему Солнцу из какого-нибудь космического бластера? Я не поверю, что у них ничего подобного нет!
— Наверное, все-таки нет.
Мрак с сомнением покачал головой:
— Не обязательно из него палить в белый свет, патроны портить. Но пистолет под подушкой — сплю спокойнее.
— Может быть, им все сказать?
— Что?
— Прийти и сказать все честно. Вот, мол, мы двое из Земли. Или с Земли, неважно. Посмотрите на нас. Судите по нам. Ну, какие мы такие уж подлые, гадкие, зараза для всей Вселенной…
Последние слова произнес совсем упавшим голосом, сконфузился и умолк. Мрак, не дождавшись конца умничанья, прорычал:
— Ну, если на тебя посмотреть, то я бы тебя своими руками… Знаешь, ты хоть и умный, но все же дурак. Что по нам можно судить? Даже два родных брата-близнеца, бывает, один идет в бандиты, другой — в правозащитники. Правда, это неудачный пример, то одна шайка, но суть ясна, если на пальцах, да?
Олег сказал жалко:
— Мрак, но как поступить правильно? Пытаться защитить Землю — это дать перевесить в нас звериному нутру. Размножение, захват ареала, пастбищ… А в Галактике нет места дикарям. К тому же — заразным дикарям. Мрак, мы должны… мы обязаны давить в себе зверя. Мы ведь люди!…
Мрак сказал:
— Люди. А вот эти… не люди, а оранжевые ящерицы.
— Люди, — возразил Олег.
— Мрак, люди все, кто думает… кто думает хорошо и правильно. Кто гуманен… Бред какой, я всю жизнь этим занимался, а сейчас так трясусь, все мысли смешались, что не могу дать определение человеку! Мрак, человек — это не существо без перьев и с плоскими ногтями, не общественный тростник и не обязательно тот, кто ходит в человечьем платье. Человеком может быть и восьминогий разумный паук, а вот ублюдка-педофила с двумя университетскими дипломами я человеком назвать не хочу, не могу… и не стану! Так вот, Мрак, здесь все — люди. Человеки. А у нас на Земле…
Мрак перевел дыхание. Голос его был тяжелый, как нейтронная звезда.
— А ты помнишь, тот бородатый говорил, что, если в этом городе отыщется хоть сотня праведников, он пощадит его?… А потом сказал, что даже если десять отыщется, все равно пощадит!… Не помню, пощадил или нет…
— Не пощадил, — сказал Олег угрюмо.
— Все сжег… два города со всеми жителями. Понял? Не пощадил!
— Нет, — отрубил Мрак.
— Не понял. Там не нашлось праведников, верю… хотя не знаю, как их проверяли, на ощупь, что ли. Но как всю земную цивилизацию занесли в разряд грешников? Хуже того, в раковую опухоль, в смертоносную болезнь, на которую даже смотреть нельзя, а держаться можно только с подветренной стороны?
Олег сказал тихо:
— А сам ты как полагаешь?
Мрак запнулся, в глазах блеснула злость После короткой паузы, почти неуловимой, сказал зло:
— Даже лучшие врачи могут ошибаться'
— Ну да, — сказал Олег с горькой насмешкой.
— Человечество — это навозная куча, в которую зарыты алмазы. Это я уже слышал. И ради алмазов нельзя трогать кучу.
— Мы не алмазы, — возразил Мрак, — но и не навоз. Олег, ты чересчур глубоко увяз в своем интеллигентничании. Вспомни, ты не только интеллигент, но и мужчина! А тебя послушать, то нам самим надо перерезать себе глотки, чтоб благородные лабуняне руки не пачкали нашей черной кровью.
Олег поднялся:
— Пойдем в дом. Я кое-что тебе покажу.
Мрак смотрел на экран враждебно, заранее отвергая все, что видел, все подвергая насмешке и сомнению, но, как ни боролся, очарование красотой охватило с первых же кадров, а благоговейный восторг вошел в душу и не покидал.
Олег сперва сам вызывал разные картины, потом усадил Мрака в кресло, показал, как пользоваться незримым пультом. На экране сменялись величественные картины звездного неба, самых разных звезд, кадры прыгали, наползали один на другой. Мрак чертыхался, и снова картины шли ровно, то убыстряя ход, то замирая, когда ему хотелось что-то рассмотреть или запомнить.
Три миллиона заселенных планет под светом полутора миллионов звезд и с десяток планет уже ждут, готовые принять тысячу миллиардов человек. А всего в Шаре обитает… у него даже в горле пересохло, когда он попытался вообразить это количество. И все — бессмертные, неуязвимые, мудрые, помнящие каждый день прожитой жизни — такая у них память, умеющие обращаться со всеми механизмами, знающие все науки, всю технику и все искусства, никто не знает болезней.
И вот триллионы бессмертных, у которых десятки миллионов слов и понятий, у которых искусства при такой-то технике не только сохранились, но цветут и определяют жизнь, культуру, цивилизацию, весь строй этих… людей, да, людей, только эти люди намного лучше, их нельзя даже сравнивать с теми злобными микробами, что копошатся на одной-единственной планете в звездной системе на окраине Галактики…
Именно он, Мрак, среди новостей культуры и искусства, что, ессно, главные в таком обществе, отыскал крохотный малозначащий кадрик, что утонул в океане радостных новостей. Олег услышал зов, пришел, Мрак встал, освобождая кресло.
— Пойду поищу жареного кабанчика, — сказал он.
— А ты пока посмотри, посмотри.
— У тебя этот жареный кабанчик, — сказал Олег с упреком, — прямо идея фикс.
— Должны же быть и у нас какие-то нерушимые ценности?
Олег спросил в удаляющуюся спину:
— Ценности?
— Ну да. Ценности, от которых отказываться нельзя. Олег проводил его взглядом, Мрака не понять, когда шутит, а когда говорит всерьез, сел на его место. На экране простиралась поверхность планеты, явно где-то в центральной части Шара, обилие звезд, а на широкой ровной площадке гордо высился огромный крейсер неземной красоты и великолепия. На самом деле, как понял из сразу хлынувшей информации прямо в мозг, это не крейсер, а простой контейнер. Тот самый, который в течение последних ста лет неторопливо наполняли антивеществом. Сейчас уже заполнили, он готов к старту.
Умные автоматы, выполняя пожелание Совета, давно нацелили его на далекую звездочку… очень далекую, ибо она не здесь, естественно, а в самой Галактике. Правда, почти на краю. Контейнер должен был нырнуть в недра звезды, что вызвало бы цепную реакцию. Звезда превратилась бы в сверхновую, что выжгла бы все окрестности на расстоянии ста световых лет. Он сидел, застыв как глыба, смотрел на экран. Пальцы занемели, не мог убрать страшные кадры, не мог даже отвести взгляда. Сзади зашелестели легкие шаги. Тихий музыкальный голос проговорил за спиной:
— Твой друг занимается размышлениями…
— Да-да, — ответил он хриплым голосом, — Игарка… Этот крейсер с антивеществом…
— Очистка? — переспросила она с гримаской.
— Так было задумано. Однако…
Он спросил с надеждой:
— Передумали? Отменили? Она кивнула:
— Да. Мало кто об этом знает… просто не хотят знать, но пришлось отменить. Выяснилось, как дед уже говорил, что на той планете началось взрывоподобное развитие технологий. Заряд антивещества достигнет их звезды через три тысячи лет, а те существа — страшно подумать! — могут успеть вырваться из оков тяготения, построить корабли и распространиться по Галактике. А тогда вместо одной язвочки придется выжигать их множество. Вся Галактика может быть поражена этой раковой опухолью!
— А что придумали взамен?
Она пожала плечами:
— Точно не знаю. Это не держится в секрете, как понимаешь, но никто не стремится знать… неприятное. Человек рожден для счастья, радости! Есть какое-то оружие, что должно выстрелить вот-вот… и все произойдет мгновенно. Зараженный участок космоса будет очищен, но… прости, я тоже не хочу говорить о неприятном!…
— Но кто-то у вас этим занимается, — обронил он.
— Да, — ответила она с огромным уважением.
— Эти люди приносят себя в жертву, иногда занимаясь и такими неприятными обязанностями. Вы, гозияле, когда вернетесь в метрополию, тоже наверняка окажетесь в высших кругах, что правят… ибо вы не страшитесь неприятного.
Он помедлил, ответил угрюмо:
— Не страшимся. Ты это еще увидишь.
Мрака он отыскал в саду, в уединении. Правда, не в размышлениях: он сидел, привалившись спиной к дереву, перед ним дрожал воздух, будто взбитый прозрачными крылышками танцующих эльфов, но вместо их изящных тел Олег увидел тяжелые массивные громады непонятных конструкций. Картинки сменялись в стремительном темпе, но Мрак, похоже, все успевал, схватывал, легко и просто переходил от одного каталога к другому. С ним не было никакой приборной доски, просто шевелил пальцами в воздухе.
— Ну чо? — спросил он со злым удовлетворением.
— Ту би или не ту би, Гамлет хренов?
— Мрак…
Мрак сказал еще злее:
— Я уже начал думать, что ни фига в их сверхцивилизации… То ли они такие сложные, то ли я дурак. Потом уже почти поверил, как и ты, что они все до одного — иисусики. Но вот сегодня — нашел!
Звездное небо на голографическом экране стремительно надвинулось. Яркие точки разлетелись в стороны, как стая вспугнутых воробьев. Некоторое время неслись в черноте, Мрак, пыхтя, подстраивал движение незримой камеры. В космосе возникло и медленно разрасталось странное сооружение. Олегу оно напомнило батискаф для сверхглубоководных погружений на дно Тихого океана. Такая же блестящая батискафья обшивка, явно немыслимой толщины, смотровое окошко, даже вроде бы головки болтов или заклепок…
— Ну как? — спросил Мрак.
Тут только до Олега дошло, что батискаф окружают не лампы, а звезды. Пять звезд. И все пять очень близко. Настолько близко, что только теперь он ощутил реальные размеры. По спине пробежал холод. В окошко этого батискафа легко пройдет Юпитер вместе со своими лунами. А выпуклые головки заклепок — размером с половинки земного шара.
— Что это? — спросил он, уже догадываясь, ибо от сооружения веяло мрачной угрозой…
— Их настоящее оружие. Ребята не размениваются на армады боевых звездолетов и прочую дребедень. Это, можно сказать, космический пистолет. Или винтовка с оптическим прицелом. Из нее можно послать пульку… не вещественную, понятно, хотя и такая возможность есть, а хор-р-роший такой разряд молнии, скажем так. Его достаточно не только для того, чтобы в пыль любую эскадру, но и ту звезду, откуда такая эскадра выпорхнула. Это мне уже нравится, они не такие уж и иисусики. Добро должно быть с кулаками! И культура тоже. И эти, как их, эстетика и гуманность — так и вовсе с суковатой дубиной.
Тяготение пяти звезд-гигантов цепко удерживало батискаф на одном месте. Присмотревшись, Олег ощутил наличие вблизи батискафа огромных невидимых масс, то ли нейтронные звезды, то ли комья праматерии. Восторг перед мощью математической мысли перерос в смятение. Как рассчитали траекторию, взаимодействие звезд, этих масс, почему все не рушится, не валится одно на другое, не слипается в одну сверхмассу, чтобы тут же вспыхнуть в чудовищном взрыве сверхновой… которая может взорвать весь Шар с его миллионами звезд?
— Я не разбирался, как все это действует, — признался Мрак.
— Хотя из-за их личного бессмертия прогресс, понятно, сильно затормозился, но все-таки за миллионы лет можно до всякого додуматься. Тут даже ты спасуешь… И все земные гении. Я даже не понял, как она стреляет…
Олег сел рядом, голова опустилась на ладони. Он долго сидел оцепенело, в голове ни мысли, как в душе ни чувств, ни боли, одна странная пустота. Слышно было, как рядом сопел Мрак, изредка матерился: понавыдумывали эти земноводные черт-те что, можно бы и проще, а вот это хорошо, это нужное в хозяйстве…
Когда Олег медленно поднял голову, Мрак внутренне сжался. Такого жуткого лица у своего друга еще не видел.
— Мрак, — прохрипел Олег. Голос его дрожал, срывался, вибрировал.
— Мрак… Но ты же видишь!… Они… Они абсолютно доброжелательны!
— Ну, я тоже… эта, мне показалось, — процедил Мрак сквозь зубы.
— Это не показалось! Это так.
— Ну… и что?
— У них нет тайн, они показывают нам все. Они отдают нам все. Позволяют пользоваться всем… ну, всеми достижениями.
Мрак кивнул:
— Ну-ну. Как если бы ко мне явился холоп князя Святослава… или сам король Ричард Львиное Сердце, я бы ему тоже позволил включать свет в комнате, разрешил бы опускать жалюзи, а то и открывать, научил бы даже заглядывать в холодильник… там же такое чудо: свежие ягоды среди зимы!
Олег выкрикнул:
— Да как ты не понимаешь? Они не желают нам зла!
— Нам двоим? -Да…
— А моему деду, — прорычал Мрак, — чьи кости зарыты в планете по имени Земля? А моим друзьям, что остались там же?… А нашим детям, что населили Землю?
Олег выкрикнул горестно:
— Мрак… у них своя логика! Страшная логика! Но самое жуткое, что они правы! Абсолютно правы!
Мрак сказал с угрозой:
— Ты встал на их сторону?
— Хуже, — ответил Олег.
— Если бы встал, можно бы как-то объяснить. Но я просто встал в сторонке. Над схваткой, как говорят. И над интересами. Посмотрел со стороны. Как будто я и не землянин, и не шаровик. Мрак, лучше бы я не смотрел…
Мрак прорычал:
— Конечно, лучше. Я вот смотреть не собираюсь.
— Мрак! Но как же…
— А вот так, — отрубил Мрак.
— Вот так, понял?
— Все беда в том, — сказал Олег с прежней острой болью в голосе, — что у них действительно совершенное общество. Мрак, это мы двое сумели вот так… но сам понимаешь, это почти чудо. Даже для нас! Мы прошли по такой острой грани, что из людей пока никто не пройдет. Для нормальных землян это недостижимо. Никто из них пока еще не в состоянии взглянуть в тот ужас, в который надо посмотреть, чтобы стать… А посмотреть надо широко открытыми глазами! Не мигая. Не отводя взгляда. Мы это сделали на последнем издыхании, на надрыве, у нас горели нервы, мы умирали сто раз… Словом, мы — уже не земляне. Земляне, сам знаешь, какие. А вот эти, лабуняне, они в самом деле совершенны, прекрасны…
Мрак фыркнул:
— Олег, повторяешься. Я это от тебя слышу сто раз на день.
— Разве не так?
Мрак скептически хмыкнул:
— Бабы — да, совершенны. Я тут пару присмотрел… Но мужики — ни к черту.
— Они бессмертны, — сказал Олег с завистью.
— Не так, как мы, какие-то уроды по воле случая, а бессмертны по своей воле! Это я чту больше всего. Они сумели разгадать природу бессмертия, изменили свой генетический код, и теперь никто и никогда не умирает. Я уж не говорю о таких пустяках, как болезни. У них и слова такого нет… Понятно, что нет уродов. А в довершение всего сумели защитить себя так, что по лабунянину можно пустить колонну тяжелых танков, его можно расстреливать в упор хоть крылатыми ракетами, хоть сбрасывать на него атомные бомбы, он только поморщится от таких досадных мелочей… Мрак сказал саркастически:
— Для тебя, трус, это самое важное, да? Олег сказал с достоинством:
— Мрак, я ценю свою жизнь. Я много знаю, много умею, я вообще люблю жить… и чего я стану подвергать себя опасности из-за какого-нибудь фанфаронства или доверяться слепому случаю? Помнишь, как закончил дни великий Аристотель? Этому мудрецу предсказали, что он может умереть только в такой-то день от падения на него чего-то сверху. Если этот день пережить, то дальше у него долгая и счастливая жизнь, за которую он сделает много открытий, свершит великие деяния, станет правителем Греции, преобразует мир… В назначенный день он вышел в огромное чистое поле, лег там на травке и приготовился пережидать опасное время. День был солнечный, теплый, травка мягко шелестела над ухом, он задремал…