И нам предстоит узнать – была ли у 6000 современных языков, включая диалекты, исходная точка? Мы постепенно движемся от современных языков к древним. Это как лингвистическая палеонтология – шаг за шагом мы реконструируем звуки и слова, приближаясь к праязыкам. И сейчас наступил тот этап, когда можно свести вместе несколько крупных языковых семей, которых в мире сейчас насчитывается около десяти. Дальнейшая задача – восстановить праязыки этих макросемей и посмотреть, можно ли их свести вместе и реконструировать единый язык, на котором, возможно, разговаривали Адам и Ева.
– Какой язык самый сложный и какой – самый легкий?
– Грамматика проще в английском, китайском. Эсперанто я выучил часа за полтора. Трудны в изучении санскрит и древнегреческий. Но самый сложный язык на земле – абхазский. Русский – средний. Иностранцами он трудно усваивается только из-за сложного чередования согласных (рука – ручка) и ударения.
– Много языков умирает?
– Все языки на Урале и за Уралом, нивхский и кетский из енисейской семьи. В Cеверной Америке вымирают дюжинами. Страшный процесс.
– Ваше отношение к ненормативной лексике? Это мусор?
– Эти слова ничем не отличаются от других слов. Сравнительный лингвист привык иметь дело с названиями половых органов в любом языке. Английские выражения существенно беднее русских. Японский гораздо менее засорен матерной лексикой: это более вежливый народ.
– Какие слова в русском языке не имеют идентичных переводов?
– Русская тоска, удаль, хохот – смех есть всюду, а хохота нет.
47 странный факт: есть люди, которые могут сочинять стихи на многочисленных чужеземных наречиях
Известный языковой рекордсмен Вилли Мельников встретил меня дома в белом одеянии, похожем на кимоно, расписанном на разных языках.
– Я облачен в образец своего авторского литературного жанра – лингвогобелен, – объяснил мне Мельников, поворачиваясь вокруг себя, чтобы я хорошенько разглядела на спине китайские иероглифы, на вороте – арабскую вязь, на рукавах – фарси. – Это визуальная поэзия. Для меня слова колышутся, как гобеленовая ткань. Я сейчас попросту одет в свое стихотворение, сложенное из разно– язычных фрагментов.
И тотчас прочитал мне стихи на диковинных наречиях пиран-дзопа, агуа, рдеогг-семфанг и чибча-артамбо. Потом Вилли плавно перешел на русский: «Тираннозавраам бездетен. Enter'риторию – на ключ! Бессвечен, вглядчив и колюч Явлюсь средь гула Судных сплетен». Это у него такой вычурный литературный стиль неологизмов, слов-образов-кентавров, который он назвал «муфтолингва».
Как рождаются «муфтолингвы»
– Два разных слова соединяются одним «ударным» словом, и, что гораздо важнее, – одним общеударным смыслом, – объясняет Вилли. – Наглядный пример муфтолингвы – поговорка «Долг платежем красен» звучит так: «Задолжадность возвращедростью красна». Вот одно мое ностальгическое: «Октябрятами комсомолотом по пионервам». А вот романтическое: «Далеко не всякая новорождевочка вырастает заглядевушкой, становится головокруженщиной, доживает до неувядамы и обретает мудрость улыбабушки».
Вилли называет себя «собирателем языков». Сегодня в его «коллекции» – традиционные европейские и восточные языки, редкие и экзотические наречия, на которых говорят племена индейцев и эскимосов, а также языки, носителей которых на земном шаре не осталось, – например древнеисландские руны.
– Смешное слово «полиглот» у меня всегда ассоциировалось с «обжорой», – признается Вилли. – Впрочем, во многом это и есть не то языковое обжорство, не то лингвистическая наркомания: чем большим количеством языков овладеваешь (а если точнее – они овладевают тобой), тем дальше хочется исследовать еще неведомые тебе. Срабатывает эффект недостижимой линии горизонта.
И Вилли готов к новым шагам за горизонт. Ведь есть к чему стремиться: по оценкам специалистов, на Земле – около шести тысяч языков и диалектов. Среди них есть изолированные языки, то есть не имеющие родственных себе. Вилли их называет «изоляты», и их любит больше всего.
– Это, например, языки японских айнов, бирманских гэрулау, вьетнамских руккьюм, каталонских басков, британских пиктов, карибских гуанчи, – смакуя, перечисляет Мельников. – Не говорю уже о таких «вавилонах», как Африка, Индия или Кавказ! В моем арсенале есть немало языков, которые я освоил только для того, чтобы читать любимых поэтов в оригинале. Ведь поэзия изначально непереводима. И Артюра Рэмбо лучше читать лишь по-французски, Данте – по-итальянски, Сэй-Сёнагон – по-японски, Хайяма – на фарси. Кстати, Библию изучать хорошо на древнееврейском и греческом. Поэтому я, владея лишь 104 языками, включая пригоршню древних, сожалею только о краткости жизни.
Учит по одному языку в год!
В 1999-м, когда ему было 37 лет, он мне прочел фразы на 93 языках. Сегодня, спустя 11 лет, он пополнил свою «коллекцию» еще на одиннадцать – по языку в год! Фантастика. Особенно для большинства из нас, которые несколько лет учили один иностранный в школе, а потом еще его же в институте, и в итоге в графе «знание иностранных языков» при поступлении на работу скромно пишут: «Со словарем». Но почему одним за всю жизнь не удается заговорить на одном иноземном, а другие, как Вилли, шпарят на нескольких? В чем секрет? Изучили феномен Вилли специалисты за эти годы?
– Пытались изучать, – признается полиглот. – И нейрофизиологи, и психологи, и лингвисты, и психотерапевты, но все разводили руками. Само по себе полиглотство настолько ошарашивает людей, вызывая зачастую далеко не доброжелательную реакцию, что не всем хочется досконально разобраться в механизме самого феномена – не то дара, не то проклятия, заложником которого я стал. Ученые мне объяснили – да я и сам врач, биолог: для того, чтобы объяснить мой феномен, искать надо не то, что можно разъять скальпелем и «нашинковать» на томографе. Здесь что-то связано со структурами, которые еще нельзя взять на зуб, попробовать – изучить современным инструментарием. Может, в мозге полиглотов работает какая-то иная, пo2левая форма жизни – как электромагнитные поля, которые нельзя пощупать и увидеть. Какие-то не выясненные процессы нейрохимии. Кстати, свою память я совсем не считает феноменальной. Плохо запоминаю отчества людей, и совершенно не держатся в голове анекдоты. Правда, неплохо помню номера телефонов и очень хорошо – числа и даты исторических событий.
Но исследователи точно узнали, что послужило для Вилли трамплином в лингвоманию.
– Таких «трамплинов», которые подталкивали меня к постижению иных наречий, в моей жизни было три, – рассказывает мне Вилли. – В 4 года я стал собирать бабочек, насекомых и запоминать их латинские названия. В 13 лет родители мне раскрыли семейную тайну. Оказалось, что моя настоящая фамилия – Сторквист. На старошведском значит «мельник, на крыше мельницы которого птица свила гнездо». Мой дед, как выяснилось, был швед по национальности. Как ветеринарный врач, он был приглашен в революционную Россию по линии Коминтерна, но попал в жернова сталинской мясорубки и сгинул в концлагерях. Отцу – специалисту по установкам измерительных приборов на космических кораблях – ничего не оставалось, как для спасения семьи сменить фамилию на Мельников. А имя по паспорту – Виталий – я сменил сам на Вилли, потому что отец хотел назвать меня Вильфредом.
Таким образом, выяснилось, что родные Вилли – многоязычны. Дед и отец знали германские языки. Бабушка была исландкой и долгое время работала ветеринаром в Монголии, свободно овладев монгольским. Мальчик загорелся узнать языки своих родственников – и они помогли. А когда отец купил радиоприемник «Океан 2003», по которому не глушили иностранные радиостанции, он стал познавать «вражеские» голоса на слух. После школы – поступил в московскую ветеринарную академию, где училось много иностранных студентов. И «качал» из них языки, просто болтая с ними на суахили, мандэ, зулушу, эве, йоруба, мванга, хтачингу, догон.
К тому времени, когда надо было идти служить в армию, Вилли уже хорошо знал с десяток языков – в советские времена очень подозрительный талант. Сослуживец доложил в особый отдел части (часть была секретная – ракетная), что Вилли – полиглот. Его тотчас допросили: «На кого работаешь?» Ответ Вилли особистов не убедил: знать столько языков мог только агент вражеских спецслужб. И 20 сентября 1984 года в личном деле Виталия Робертовича Мельникова появилась запись, что он является «шпионом иностранных разведок». Трибунал и штрафной батальон были заменены Афганистаном, куда ветеринарного врача Мельникова послали в качестве фельдшера. Дальше курсировал с караванами, вытаскивал раненых, открыл личный счет моджахедам. Но лингвомания не отпускала – за это время он овладел дари, пушту.
– А 22 ноября 1985 году я ступил на третий «трамплин», – уже с болью вспоминает Вилли. – Во время минометного обстрела разорвалась глинобитная стена и упала на наш взвод. Накрыла взрывная волна. Выжил я один. Без сознания пробыл 20 минут, клиническая смерть длилась 9 минут. Рекорд – 15 минут, после этого нейроны уже погибают. «Картинок» Моуди не видел: ни тоннелей, ни света. Мой «загробный мир» был похож на «Солярис» Станислава Лема.
Почти три года голова болела так, как будто ее выскребывали изнутри. Но потом освоение новых языков вдруг пошло еще быстрее и легче. Происходит это примерно так. Вилли внимательно смотрит на человека, говорящего на незнакомом наречии, слушает его речь, потом будто настраивается, пробуя разные регистры, и внезапно, словно приемник, «ловит волну» и выдает чистую речь без помех. Или просто начинает чувствовать его. Берет в руки книгу на незнакомом наречии и сразу начинает читать. Постигает язык, так сказать, визуально. По мере того как читает, в голове у него начинает звучать мелодия. Это означает, что мозг уже готов к работе над языком. Позднее принимается за грамматику.
Беспереводное понимание незнакомого текста
– Есть еще такой неизученный феномен, – продолжает Вилли, – беспереводное понимание незнакомого тебе текста. У меня был предшественник – Джон Эванс, сотрудник Королевского археологического общества в Лондоне, живший в конце 19 века. Он не был полиглотом. Помимо родного английского, знал только древнегреческий, древнееврейский, латынь, немного читал по-арабски и по-французски. В то время только начались великие археологические открытия, впервые были откопаны шумерские таблички, начались раскопки на окраинах Иерусалима, появились тексты на арамейском. Все это стали свозить в Британию. Эванс каталогизировал все находки. Однажды он вглядывался в одну из шумерских табличек, клинопись, – и поймал себя на том, что до него доходит смысл написанного. В блокнот он записал «перевод». А еще было более полувека до дешифровки шумерской письменности. Эванс умер незадолго до Первой мировой войны, и уже в 1960-х годах, когда многие древние тексты уже были прочитаны, его блокнотик нашли – и все были в шоке! Попадание по смыслу было 80 процентов. Сегодня я нахожусь в его ситуации: просто смотрю на незнакомый мне язык и понимаю, о чем речь. Ченеллинг – так мой феномен попытались объяснить мои американские коллеги, психоневрологи, с которыми я познакомился в 1992 году в Праге на конференции по биометрии. В кулуарах они выслушали мой рассказ и сразу поставили «диагноз»: «Ты – жертва ченеллинга».
Сhanneling – от английского слова сhаnnеl – «канал», и переводится дословно как «прокладывание канала» или «передача по каналу». Другими словами, Вилли для них был человеком, который способен принимать информацию с более высоких реальностей. Для зарубежных специалистов этот термин обычен, у нас он относится к эзотерике.
– Но языки для меня, их количество, не самоцель, – уверяет меня Вилли. – Они – двери в другие миры, строительный материал для создания своего арт-космоса, а иной раз – и ключи к загадкам истории.
Подарок шамана
Произнося эти слова, Вилли касается своего талисмана на шее – расписанный непонятными письменами камень на цепочке.
– Подарок шамана, – поймал он мой взгляд. – Камень нашли при раскопках неолитической стоянки. Показали местному шаману. Когда я прочел эту надпись на языке его предков – телеутов: «несаринга ица йосеректкрекушрек» – «прежде чем скрести небо, проверь, насколько земля отскребла тебя от себя», он мне подарил этот оберег.
А однажды Вилли взялся расшифровать Фестский диск.
– Не настаиваю на своей версии, – сразу предупредил он, – но я примерно понял, о чем там речь. На диске – шаманское заклинание для общения с духами. Нечто вроде памятки для шамана, трафаретки, страницы разговорника. У критоминойцев, которым приписывается изготовление диска, таких множество, но уцелела одна эта.
Берясь за новый язык, его приводит в восхищение, как огранщика редкий алмаз, структура нового наречия.
– Представляете, на кьярдилде говорит население двух маленьких островков у северного побережья Австралии. У этого «игрушечного» языка невероятно громоздкая грамматическая система: в нем 18 настоящих времен, 23 прошедших и 34 будущих! Или юпик – язык канадских эскимосов. В нем более 220 терминов для обозначения снега, передающих все оттенки и особенности. К примеру, «ё салтана» – «снег, который не ждал, что я оставлю на нем след в этой обуви». Это уже не просто язык – это целая философия. Случается, что язык скрывается в орнаментах. Так, ученым потребовалось 15 лет, чтобы понять, что коренное индейское население Аляски и тихоокеанского побережья Канады носят пончо, украшенные не узорами, как всегда считалось, а текстами, в которых изложена история их рода на наречии тлинкит.
А есть еще народности, тайна появления которых до сих пор неизвестна. Например, когда я стал изучать язык народа кьялиуш в Афганистане, то выяснилось, что их происхождение ученым не ясно. Их письменность напоминает ноты, и язык такой же музыкальный. Всего восемь тысяч кьялиуш живут в предгорьях Гиндукуша, рядом с тюркоязычным населением, но сами они – светловолосые, белокожие, с серо-голубыми глазами. Пытался узнать тайну происхождения африканского племени догонов, живущего на территории современной Республики Мали. Их предки, как гласит легенда, прилетели со звезд, и их потомки до сих пор поклоняются Сириусу. Я изучил специальный язык их жрецов – хтачингу. Разговаривал с их детьми, которые учились у нас в Москве. Те даже не сомневаются, что они – дети космических пришельцев. Последняя моя «любовь» – язык чоланайкен. Людей, говорящих на нем, всего полтысячи. Живут в Слоновьих горах индийского штата Керала. Согласно их мифологии, их предки тоже «пришли с Пяти Белых звезд, которые пожрали друг друга». Предания о доисторических звездных войнах? Может быть.
«Практикую лингвотерапию»
Сегодня Мельников-Сторквист – научный сотрудник Института вирусологии им. Д.И. Ивановского РАМН. Кандидат медицинских наук, защитился по теме «Химиопрепараты и иммуномодуляторы при комплексной терапии герпесвирусных инфекций». Врач-полиглот спасает людей не только от вирусов, но и от депрессий – словом.
– Практикую лингвотерапию, – поделился произошедшими в его жизни переменами Вилли. – Ведь ритмика, звучание любого языка создают определенные целительные вибрации в организме, оказывают благотворное терапевтическое воздействие. Думаю, что в будущем стихи будут назначать вместо успокоительных таблеток. Поэтому может пригодиться и моя лингвофармакология. Она работает по принципу обычной фармакологии, где все лекарства делятся на три основные группы – основные, вспомогательные и вкусокорректирующие. Я прописываю моим пациентам «лингворецепты». Например, английский – основной, вспомогательный – итальянский, вкусокорректирующий – сербский.
Еще Вили – и фотохудожник, и сталкер по «неоткрыточной» Москве – водит туристов по аномальным местам столицы, и актер – снимается в кино. Его можно увидеть в художественном фильме «Мир меня не поймал» – о великом украинском философе XVIII века Григории Сковороде режиссера Юрия Зморовича и в телесериале «Доктор Живаго» режиссера Александра Прошкина.
– Олег Янковский, который в «Живаго» играл Комаровского, подарил мне портфель 1940-х годов, – похвастался Вилли. – Вообще я много застал гениальных людей до их ухода из жизни: общался с Фаиной Георгиевной Раневской – она называла меня «подруга моя Вильяма», гостил у Высоцкого, с Кастанедой отрывались в Праге, с Тарковским успел познакомиться, с Венедиктом Ерофеевым приятельствовал его последние три года жизни.
– Вилли, что вас отличает от других людей?
– Глючное восприятие действительности.
В известных книгах рекордов – России и Гиннесса – Мельникова нет. Для того чтобы попасть на их страницы, нужно подать официальное заявление о своем желании признания рекордсменства. Такого желания у Вилли нет.
– Синдром соцсоревнования мне не свойствен, – объяснил он.
Советы от Вилли: как изучать новые языки?
1. Не ставьте себе цель зазубрить как можно больше слов. Лучше задумайтесь над идиоматикой и фразеологией языка. В них – его душа! Например, русской идиоме «после дождичка в четверг» соответствуют: в немецком – «когда собаки залают хвостами», в тибетском – «когда скалы станут мягче облаков», в бенгальском – «когда обезьяна поклонится брахману», а в болгарском – «когда зазнавшаяся свинья в желтых шлепанцах на грушу вскарабкается»! В языке же полинезийцев острова Таити до сих пор бытует оборот «когда Гоген налоги заплатит», родившийся еще при жизни поселившегося там, в конце XIX-го века, художника Поля Гогена. Как видите, при таком подходе изучение языков превращается в истинное приключение на другие планеты. К тому же у каждой из планет непременно открываешь разномастные спутники. Ими становятся разные варианты одного языка, например, привычного английского: здесь и его американский вариант со своими особенностями в каждом штате; и новозеландский с австралийским, впитавшие слова и обороты из языков аборигенских племен; и канадский фринглиш; и гавайский пиджэн.