– Но это где-то изложено? Наверняка есть книги...
– Не надо их искать, они сами тебя найдут. Может оказаться, что в тысяче страниц какой-либо книги спрятана одна строчка для тебя, только для тебя. Ты открываешь книгу в любом месте и тут же натыкаешься взглядом на эту строку... И все. После этого можешь закрывать книгу. Там для тебя больше нет ничего. Возможно, автор написал эту строку, имея в виду нечто совершенно иное, нежели то, что увидел в ней ты. Автор жил столетия назад, тебя не знал и не мог знать, но эти слова были написаны именно для тебя. Три века назад. Или три тысячелетия назад. И никто, кроме тебя, их не увидит, не прочтет и не поймет так, как понял ты. А ты их понял единственно правильно, потому что они написаны для тебя. И родился ты только для того, чтобы прочитать эту строку, усвоить и передать дальше.
– Но в таком случае...
– Андрей... Я тебе уже говорил... Мои ребята не любят разговоров на эти темы. Давай остановимся. Ладно? Там Света ждет, ты не забыл, что у нас сегодня сеанс белой магии? – Равиль говорил негромко, с мягкой улыбкой, и не согласиться с ним было невозможно.
– Магии? – переспросил Андрей.
– Если тема не допускает шуток, это несерьезная тема. И в нашем деле случаются шутки.
– А над чем шутят твои ребята?
– Ну, вот один наш человек отправил клиента в потусторонний мир, а вернуть назад не смог.
– И что же?! Он там и остался?!
– Там и остался, – кивнул Равиль.
– Но ведь тело-то его здесь? Ведь туда перебрасывается только сознание? Или я чего-то не понимаю?
– Тело действительно осталось здесь, а сознание до сих пор там блуждает. А тело после сеанса домой вернулось, жена, дети, работа... Все, как и прежде. Но мыслями, сознанием человек там.
– С покойниками?
– Ну... У нас другая терминология. Покойники на земле, а там они все как бы живые. Опять прошу – остановимся. Я обещал Свете, что сегодня вечером она встретится с Леной.
– И она с ней встретится?
– Конечно.
– И я могу при этом присутствовать?
– Тоже хочется с Леной повидаться?
– Не возражал бы.
– Договорились. Но Света пойдет на встречу одна.
– Только это... Ты ведь не оставишь ее там? Не забудешь назад вернуть?
– Обычно мои клиенты возвращаются.
– Что значит – обычно? – насторожился Андрей.
– Шутка! – Равиль рассмеялся. – Я же тебе говорил – все в человеке. И весь потусторонний мир тоже в человеке. Я только передаточное звено. И еще... Не надо тебе всего этого знать. Когда хирург делает операцию на сердце, больному лучше пребывать в наркозе.
Поднявшись на пятый этаж, Андрей некоторое время стоял, поджидая отставшего Равиля. Потом, не трогая кнопку звонка, легонько потянул дверь на себя. Она оказалась незапертой.
– Так, – пробормотал Андрей. – Напрасно ты, девочка, так себя ведешь, напрасно. Не надо бы тебе так себя вести. С тем, кто так себя ведет, случаются неприятности. И не всем удается из этих неприятностей выбраться живым, – продолжая негромкое бормотание, Андрей прошел в коридор, миновал большое зеркало и оказался на кухне.
Света сидела на диване, забросив ногу за ногу и покуривая длинную тоненькую сигаретку.
– Явились – не запылились, – врастяжку произнесла она, выпуская дым в сторону раскрытой двери на балкон.
– Почему дверь не закрыта на замок? – хмуро спросил Андрей.
– Разве? – Света удивленно вскинула брови. – Надо же... Знаешь, Андрюшенька, я стала такая рассеянная – просто ужас какой-то! – Света явно куражилась, пытаясь скрыть свою растерянность перед Равилем и перед тем, что ей предстояло в этот вечер, – встреча с Леной, которую она похоронила несколько месяцев назад.
– Света, ты как?
– Дрожу, но готова.
– Тогда поехали, – Равиль закатал рукава рубашки. – Андрей, пройди минут на пять в комнату, а мы тут со Светой пошепчемся.
Равиль ждал, когда Андрей уйдет, а тот не торопился, что-то его задерживало, но, увидев, что и Света, и Равиль с недоумением смотрят на него, все-таки вышел и закрыл за собой дверь.
– Ему можно было бы остаться, но я подумал, что вам без него будет удобнее.
– Да, нечего ему здесь болтаться, – согласилась Света. Она раздавила сигарету в переполненном окурками блюдце, чуть одернула юбку, но это ничего не изменило – уж больно она была коротка.
– Значит, так, – Равиль сел на табуретку напротив Светы, наклонился к ней, поставив локти на колени и сцепив ладони. – В общем, Света, я знаю, что произошло. Ваша дочь убита около двух месяцев назад. Было следствие, вскрытие, похороны... Все это так. Но я хочу, чтобы вы знали... Есть мир, в котором мы живем, и есть мир, который для нас недоступен. Может быть, это прозвучит непривычно, но наши близкие после смерти помнят нас и даже более того – они живы нашей памятью. Наша память о них дает им силы жить там...
– Лена знает, что мы с ней встретимся? – перебила Света.
– Думаю, знает.
– И она согласна?
– Она уже идет к вам. Продолжу... Я введу вас в некоторое состояние, чтобы вы могли отрешиться от этого мира... И тогда тот мир станет для вас доступен.
– И мы сможем поговорить?
– Конечно.
– Я ее услышу, и она меня услышит?
– Да, Света, да.
– О чем я могу говорить с ней, а о чем не имею права?
– Вы можете говорить с ней о чем угодно, можете задавать ей любые вопросы... Но она ответит только на те, на которые ей позволено отвечать.
– А кто решает – на какие вопросы ей отвечать, а на какие ни в коем случае?
– Она решает. Она уже подчиняется законам того мира и знает, как себя вести.
– Я ее узнаю? Она меня узнает? Это будет тень или только голос? Или она предстанет в виде какого-то существа?
– Это будет Лена, ваша дочь. Такой, какой вы ее помните.
– Она будет в крови?
– Не думаю. Там нет крови.
– Ни у живых, ни у мертвых?
– Там нет ни мертвых, ни живых, – с нажимом произнес Равиль.
– Она знает, что умерла?
– Конечно... Но она относится к этому не так, как вы. Легче, спокойнее... Она будет больше жалеть вас, чем себя. Наш мир оттуда кажется жестче, безжалостнее... Кровавым, если уж на то пошло. Вы хорошие вопросы задаете, Света.
– Чем же вам понравились мои вопросы?
– Они разумные, мужественные. Они по делу. Вы уже включились в наши игры.
– Это для вас игры?
– Конечно, нет. Но какие-то слова надо произносить... Если я скажу, что это наши с вами затеи, авантюры, забавы... Это будет уместнее?
– Ладно, проехали... Вы правы. Начинаем?
– Я, с вашего позволения, приглушу свет... Верхняя лампочка ни к чему... Пусть остается настольная.
Раздался жесткий стук в дверь.
– Это Андрей, – сказала Света.
– Он может войти?
– Пусть, – Света передернула плечами. – Вроде как бы не чужой.
Равиль открыл дверь, молча впустил Андрея и показал ему на табуретку у газовой плиты. Андрей как-то робко прошел в дальний угол кухни и осторожно опустился на табуретку. Он понял, что разговор, который произошел здесь без него, объединил Свету и Равиля, и теперь они ближе друг другу, чем ему.
Равиль подошел к Свете.
– Сейчас я произнесу древнюю арабскую молитву... Я всегда начинаю с нее в таких случаях. Не пытайтесь сопротивляться, сохранить сознание... Это ни к чему. Мы не расстаемся. Когда вы окажетесь там, мы с вами будем слышать друг друга, разговаривать, если хотите – делиться впечатлениями. Но при этом вы все-таки будете там. Вы меня понимаете?
– Надеюсь.
– Тогда откиньтесь на спинку дивана, расслабьтесь, опустите руки – они сами найдут позу, сами улягутся, как им удобно... Закройте глаза... Вы уже на полпути...
И уже с закрытыми глазами Света вдруг услышала странные звуки или, может быть, даже крики, напоминающие волчий протяжный вой, гортанный орлиный клекот, стон, в который прорывались человеческие слова. Но слова были совершенно непонятные, незнакомые, возможно, они звучали тысячи лет назад. Равиль растягивал не гласные звуки, а согласные, и получался в самом деле звериный вой, бесконечно печальный, даже с предсмертной обреченностью. Но в то же время в нем ощущалась решимость из последних сил приподняться на передние лапы и, ощерившись окровавленной пастью, вцепиться в горло врага, зная в то же время, что сил сомкнуть зубы уже нет...
– А-м-м-м-н-н-н-а с-с-т-т-т-о-о-о-н-н-н-а-м-м-м-м... – завывал Равиль, подняв голову к потолку, и Света вдруг почувствовала в какой-то момент, что пропала кухня с сжавшимся в углу Андреем, с Равилем, у которого в жизни такой мягкий голос и такие обволакивающие манеры, и такая походка, будто он неслышно и невидимо крадется к добыче, затаившейся в чаще... И Коктебель исчез, и Черное море, и необъятный Карадаг с хищным оскалом скал...
И вдруг она услышала совсем рядом его, ставший уже привычным негромкий голос:
– Вы где, Света?
– Не знаю... Я никогда здесь не была...
– Что вокруг?
– Пустыня какая-то серая... Ни одной травинки... И небо темное, тоже серое... И дорога, проселочная дорога, я иду по ней...
И вдруг она услышала совсем рядом его, ставший уже привычным негромкий голос:
– Вы где, Света?
– Не знаю... Я никогда здесь не была...
– Что вокруг?
– Пустыня какая-то серая... Ни одной травинки... И небо темное, тоже серое... И дорога, проселочная дорога, я иду по ней...
– Идите, не останавливаясь.
– Впереди посветлело... И в небе слабая синева появилась... Трава на обочине... Перекресток... Что мне делать?
– Не сворачивайте, идите прямо.
– Прошла перекресток...
– На дороге никого не видите?
– Пусто... Речка... Красивая речка... Синяя... И небо синее... Вода чистая, прозрачная... Птицы летают разноцветные... Щебечут... На дороге кто-то показался... Маленькая фигурка...
– Это Лена. Идите ей навстречу. Когда встретитесь, дальше идти не надо...
– Я боюсь... Она вся в темном... Какой-то балахон до пят...
– Спросите, она объяснит, откуда у нее этот балахон.
– Она совсем рядом... Она улыбается... Она узнала меня, бежит навстречу... Не могу, не могу, не могу...
– Я ухожу, – сказал Равиль. – Поговорите.
Света не нашла в себе сил подойти к Лене вплотную и остановилась в двух шагах. И Лена остановилась, ей тоже, видимо, что-то мешало подойти ближе.
– Вот и встретились, – сказала Лена со спокойной улыбкой. – Я знаю, тебе сейчас плохо. Но ты держись... Только береги себя. Ты слышишь, что я говорю? Береги себя.
– Хорошо, Леночка, хорошо... А почему ты в этом балахоне?
– Ты что, забыла? Мама, я же вся дырявая, некрасивая... Зачем тебе видеть меня такой?
– Тебе больно?
– Уже нет... Мне хорошо. Мне в самом деле уже хорошо.
– Я виновата перед тобой... Ты прости меня, ладно? – Не выдержав, Света шагнула вперед, протянула руки, чтобы обнять Лену, но ладони ее прошли сквозь пустоту. А Лена стояла, как прежде, перед ней и так же смущенно улыбалась. – Я хочу тебя обнять.
– Не получится, мама. Для тебя я неосязаемая.
– Но я слышу твой голос...
– Нет, меня нельзя слышать... Это мой голос звучит в тебе.
– Но это ты говоришь со мной?
– Да, конечно... Разве ты не чувствуешь? Ведь и при жизни такое бывает... Когда тебя не было дома, я часто разговаривала с тобой вслух... И ты мне отвечала. Мне кажется, мы с тобой скоро снова увидимся.
– Конечно, Леночка.
– Не говори так... нельзя ни в чем быть уверенным. Ты правильно поступила, что не выдала... Того. Пусть будет, как будет... Ему немного осталось. Только ты береги себя, – третий раз повторила Лена свое предупреждение, и каждый раз ее слова звучали все настойчивее.
– Папа присматривает за мной.
– Слушайся его. Всегда слушайся. Ты не слушалась его раньше... А он меня здесь проведает? Пусть он тоже придет, ладно? Помнишь, я была в летнем лагере и вы вместе приехали ко мне?.. Я никогда не была так счастлива... Пусть он меня проведает... Помнишь, я была в летнем лагере и вы вместе... Помнишь, я была в летнем лагере...
Махнув прощально рукой, Лена повернулась и пошла по дороге, которой и пришла. Но на этот раз она уменьшалась быстро и с каждым шагом становилась прозрачнее.
– Света, вы хотите вернуться? – услышала Света голос Равиля.
– Мы поговорили.
– Лена ушла?
– Да, я здесь одна. И небо снова потемнело, и речка исчезла...
Равиль подошел к Свете и коснулся рукой ее лба, чуть повыше переносицы. Она тут же открыла глаза, с удивлением осмотрела кухню, задержалась взглядом на Андрее, словно припоминая, кто бы это мог быть...
– Ах, это ты, – произнесла, приподнимаясь. – Лена хочет тебя видеть. Она просила, чтобы ты проведал ее... Оказывается, мы с тобой были у нее в летнем лагере... Она говорит, что это было самое счастливое ее лето... Ты помнишь, когда мы ездили к ней?
– Нет... – растерянно проговорил Андрей.
– И я не помню... – простонала Света. – Поддатые, наверно, были. А она только это и помнит. Видимо, надо меньше пить.
– Хорошая мысль, – одобрил Андрей. – Но следовать ей немедленно... Это будет поспешное решение.
– Согласна, – кивнула Света и, взяв со стола граненую бутылку коньяка, с хрустом свинтила пробку. – Пригубишь?
– Мне нельзя... У меня дальняя дорога.
– Куда же ты собрался на ночь глядя?
– В потусторонний мир. Ты сказала, что меня там ждут?
– Ах да... Я и забыла.
– Подожди... Вот вернусь, бог даст...
– А знаешь... Я выпью за скорое твое возвращение.
– Как там Лена? Ее можно узнать?
– Ничуть не изменилась... Даже похорошела... Только бледненькой она мне показалась. Да, и еще... Не спрашивай у нее, почему она в сером балахоне до пят... Я сдуру спросила и пожалела...
– А почему она в сером балахоне до пят?
– Потому что продырявленная вся! Двадцать шесть ножевых ударов, если помнишь. Не хочет, чтобы ее видели в таком виде.
– А меня она помнит?
– Только о тебе и говорила. Наказывала, чтоб берег ты меня, а я – чтоб тебя во всем слушалась.
– Ей виднее, – пробормотал Андрей, уже начав тяготиться запредельной темой разговора.
– Да, оттуда всегда все виднее, – поддержал Равиль. – И взрослеют там быстрее. Впрочем, это не взросление... Оказываясь там, человек проходит через печальные испытания... И многое из того, что здесь тонет в быту, попросту не замечается, там воспринимается очищенным от суеты и бестолковщины.
– И от пьянства, – добавила Света.
– И это тоже, конечно, – согласился Равиль. – Ну что, Андрей... Готов?
– Вполне.
– Света, ты не хочешь отлучиться в комнату?
– Нет, посмотрю, как это выглядит со стороны.
– Очень даже буднично, – сказал Андрей. – Даже не верится.
– Там окажешься – поверишь, – усмехнулась Света.
– Тогда поменяйтесь местами, – распорядился Равиль. – Света, ты садись на табуретку, а Андрей – на диван. Разговоры прекращаем. Тем более что они у вас как-то незаметно скатились к подковыркам. Не надо, Андрей... Пошутим потом, ладно? Когда вернешься.
– Извини, Равиль... Это не шутки, это растерянность, может быть, нервозность... Не каждый день приходится отправляться... в такие путешествия.
– Тогда в добрый путь. Повторяться не буду, ты все слышал, что я говорил Свете. Откинься на спинку дивана, закрой глаза, расслабься, опусти руки вдоль тела, расцепи пальцы, а то они у тебя даже побелели от напряжения... Будто ты в кресле стоматолога. Не бойся, больно не будет.
– Смотря что называть болью, – негромко проговорил Андрей.
– Согласен, – кивнул Равиль.
Как и Света, когда прозвучала молитва на древнем языке, Андрей оказался в серой пустыне под темным небом, на безрадостной, гнетущей дороге. Едва он миновал перекресток, небо над ним посветлело, появились краски, дорога пошла по берегу реки с прозрачной водой, и он в отдалении увидел на дороге маленькую фигурку в темном балахоне.
Не доходя до Андрея несколько шагов, Лена остановилась и некоторое время молча смотрела на него.
– Здравствуй, папа, – наконец произнесла она негромко, но внятно.
– Здравствуй... Лена. – Даже здесь, в этом странном мире, Андрей не решился или просто не нашел в себе сил назвать Лену дочкой.
Она заметила его заминку, поняла, в чем дело, чуть заметно улыбнулась.
– Не переживай... Здесь мне хорошо... Можно привыкнуть. Мы с тобой нечасто виделись в той жизни...
– Это моя вина.
– Не думай так... Здесь нет ничьей вины. Если бы я побыла чуть дольше живой, все бы наладилось... Я знаю, все бы наладилось.
– И ты знаешь, почему я сейчас здесь?
– Знаю.
– Скажи мне, кто тебя убил?
– Не могу... Нам нельзя вмешиваться в вашу жизнь. Вы должны сами в ней разбираться. Иначе все было бы слишком просто.
– И ты мне ничего о нем не скажешь?
– Почему... Скажу. Его портрет есть в нашей квартире... Ты держал его в руках.
– Фотография?
– Нет... Это не совсем портрет... Скорее рисунок. Я его нарисовала, как смогла... Если ты найдешь мой рисунок, ты узнаешь этого человека. Вы с ним скоро встретитесь, очень скоро.
– Понимаешь... Там, в нашей жизни, все выглядит иначе...
– Знаю. Я люблю тебя, папа... И всегда любила.
– И я всегда любил тебя, Лена... Прости, но понял это только сейчас, на этой вот дороге.
– Поищи мой рисунок, ладно? Ты его узнаешь. И... береги маму.
– Конечно, Лена, конечно.
– Ты услышал меня? Береги маму.
– Она обижается на меня... Наверно, она права.
– Нет, она на себя обижается. Ей тяжело сейчас... Не оставляй ее одну.
Андрей сделал шаг вперед, подошел к Лене, хотел коснуться щеки, но его рука прошла свободно, не встретив препятствия. Лена улыбнулась, увидев его испуганное недоумение.
– Если мы с тобой будем встречаться чаще, ты к этому привыкнешь. Если мы с тобой будем встречаться... Если мы с тобой... – Лена исчезала, становилась прозрачной прямо на его глазах, сквозь нее уже была видна дорога, берег реки, кустарник с цветами, и последнее, что Андрей смог различить на ее лице, была виноватая улыбка – Лена как бы просила прощения за эти свои странности.
Андрей повернулся и зашагал по дороге в обратную сторону. Небо сделалось темно-серым, но без туч. И краски погасли, и река исчезла, и птицы, и цветы... А когда он миновал знакомый уже перекресток, раздался голос Равиля: