Шахта. Ворота в преисподнюю - Сергей Саканский 14 стр.


— Как нет? — удивился Илья. — На этом лифте я уже более двадцати лет спускаюсь сюда.

— Сначала клеть. Потом лифт. Да все это просто образуется в слоях горной породы, когда им нужно. Над нами просто земная кора и больше ничего. Но дело не в этом. Во всей ситуации есть какая-то ошибка. Я пока не могу сообразить, в чем тут дело, но… Почему тебе казалось, что за рудокопами стоит кто-то еще? — спросил он Илью. — Только ли казалось, или ты можешь привести какие-то факты?

— Признаться, я в затруднении, — сказал Илья. — Наверное, я не такой наблюдательный, как вы. Теперь вспоминаю: на всех немногочисленных беседах, которыми меня удостоили эти создания, всегда присутствовал этот арбуз.

— Я знаю, в чем здесь ошибка! — вдруг сказал Свят. — Мы понимаем, что эти коридоры предназначены и для горлей, которые видят в темноте, и для каких-то других существ, которые видят обычным образом.

Это раз. Ты контактировала с этими существом, — он повернулся к Насте. — но оно сказало, что не может находится на верхнем уровне горлей, так?

— Ну да, — сказала Настя.

— Так вот это — ложь! — воскликнул Свят. — Потому что эти существа ходят по коридорам. Именно для них и придумано освещение.

— Какой смысл им лгать? — удивился Илья.

— То-то и оно. Разве что… Они не хотят, чтобы мы их видели.

— Почему?

— В детстве я читал один фантастический рассказ. Там пришелец, инопланетянин, вошел в контакт с человеком, но умолял его не оборачиваться. Он говорил, что разумное создание немедленно сойдет с ума, если увидит другое разумное, и оно покажется ему столь чудовищным… Мы считали ящеров разумными, но все же не сошли с ума от их облика.

— Или сошли… Давно уже, — мрачно прокомментировал Илья.

— А если их лица, — проговорила Настя, — настолько страшные… Что никто не должен их видеть… Прям как Гудвина, великого и ужасного.

— Что ты сказала? Гудвина?

Свят задумался, прошелся по комнате, остановился в углу, щелкнул пальцем по стене. Произнес с какой-то мрачной уверенностью:

— Все это — колоссальная бутафория. Горли — это всего лишь куклы Гудвина. В твоих словах — смысл. Гудвин, великий и ужасный! Вот в чем дело. Помнишь, как Гудвин в Изумрудном городе принимал посетителей?

— Кто же не помнит? На троне сидела огромная жирная голова и будто говорила. Гудвин за зеленой ширмой дергал веревочки, и голова открывала рот. А говорил-то он сам, через рупор. Ты хочешь сказать, то голова — это арбуз? Но оно и так ясно. Кто-то говорил со мной из глубины земли. А арбуз лишь передавал слова.

— Может быть, вовсе и не из глубины… — задумчиво проговорил Свят. — И голова Гудвина — это не арбуз, а… — он взмахнул руками, словно обрисовав радугу, — вот это все: и коридоры, и ящеры в коридорах.

— Я не понимаю тебя!

— Я тоже пока. Не очень понимаю себя. Но ложь имеет какой-то смысл. Некая фальсификация. Мы не должны видеть истинных хозяев этих мест не потому, что они слишком страшные. Ящеры тоже довольно страшные, перед ними Хват Раковая Шейка — просто детская куколка.

— Какой еще Хват? — спросил Илья.

— Это из кино, — сказала Настя. — Не важно. Так что же ты…

— Слушай! — перебил ее Свят. — Тебе не казалось, что за всем этим… Я видел нечто во сне… Но теперь кажется, что это был вовсе не сон. Черная стена. По ней течет вода.

— Точно! — воскликнула Настя. — Мне тоже раз показалось такое.

— А мне не раз, — мрачно произнес Илья. — И не два.

Свят и Настя повернулись к нему.

— И не три, — монотонно продолжал Илья.

— Что это значит? — спросила Настя.

— Очень просто, — ответил Илья. — Думаю, это эффект подземелья. Наше сознание помнит, что мы находимся глубоко под землей. Вот и снится эта стена.

— Черная стена из гранита? — спросил Свят, и Илья утвердительно кивнул. — Струи воды? Всем одно и то же?

Свят осмотрелся, ткнул кулаком в мягкую обивку спинки стула, вдруг схватил его и шмякнул об пол. Стул подпрыгнул, отскочил и замер.

— Все это происходит совсем в другом месте, — сказал Свят.

— Как это, где?

— В нашем сознании. Слишком уж много преобразований вещества. Слишком большая затрата энергии. Я думаю, если они умеют вмешиваться в наши мозги, читать наши мысли, то проще им было сгенерировать нам какие-то галлюцинации, чем выстраивать все это. Больничную палату тебе, да и комнату… — Свят огляделся. — Просто-напросто ничего этого нет. И мы, на самом деле, совсем в другом месте.

— Браво! — вдруг раздался голос, непонятно откуда.

Все трое подняли головы.

— Я не снаружи, а внутри, — продолжал Голос. — Действительно, внутри каждого из вас.


Люди-ящеры

Пауза длилась долго, секунд двадцать. Все трое молчали, почему-то подняв головы. Настя подумала: с каких пор началась эта галлюцинация? Например, была клеть, спустившая их в шахту, но не было лифта, который доставил их дальше? А может быть, галлюцинацией является значительная часть ее жизни вообще?

Настя вдруг подумала, что неспроста по стенам бежит вода, и она слышит журчанье. Может быть, она сейчас сидит на берегу реки, и весь этот пазл снова опадет, и за вторым его слоем возникнет круглая полянка, а на круглой полянке ее родители хлопочут у костра, и сейчас — год от рождества Христова тысяча девятьсот шестьдесят пятый?

Голос, наконец, зазвучал снова:

— Вы под землей, в шахте. Клеть и вправду есть, но нет никакого лифта. Женщину завалило породой. Она была мертва. Мы оживили ее.

Нет, увы. Эта реальность существует. И шахта, и отвратные существа в шахте, и вся ее долгая, одинокая жизнь, и гибель родителей, и гибель страны, в которой она жила. Взорвать бы все это, перемолоть, переменить. Закрыть глаза здесь, а открыть где-нибудь там, там… Что он такое говорит? Голос, который продолжал что-то объяснять, вновь переместился на передний план и стали понятны, замещенные было потоком ее собственных мыслей слова:

— …к счастью, у нее не был поврежден головной мозг…

— Что ты сказал? — встрепенулась Настя. — Головной мозг?

Она вдруг почувствовала знакомое истечение злобы и отчаяния по ложбинке спины. Как всегда в такие моменты, она была готова на любой, даже самый рискованный поступок, как всегда, ей в голову пришла неожиданная, решительная мысль.

Она протянула Святу руку ладонью вверх:

— Дай мне пистолет.

Свят не спросил, зачем, и — как подобает настоящему ковбою — просто вытащил его из-под мышки и протянул. Настя взяла оружие, отметив, что этот значительно тяжелее серебристого, который пропал у нее после лазарета, как и все остальные вещи.

— Просто нажать и все? — спросила она.

— Сначала сними с предохранителя, — сказал Свят. — Вот этот рычажок, что слева — большим пальцем вниз.

Настя была восторге, что он ведет себя так, как в ее понимании и должен был действовать мужчина: не бояться взбалмошной девчонки с пистолетом в руках, не спрашивать, зачем ей нужен этот пистолет. Все это время Голос настороженно молчал. В тот момент, когда Настя переключила пистолет в положение смертоносного оружия, он громко вмешался:

— Не надо этого делать. Я знаю, что ты задумала.

— Ну и что? — сказала Настя. — Знай себе.

Она опустила пистолет и выстрелила в пол. Звук был очень громким, от него зашумело в ушах.

— Что вы хотите… — начал было Илья, но Настя не дала ему договорить.

— Эй, вы, там! — крикнула она, вскинув кверху глаза. — Сейчас же выпустите нас отсюда. Гоните сюда свой черволифт!

Она глянула на Свята, поймав его улыбку: ему, работнику слова, нравилось, когда она придумывала новые слова. Ничего. Сейчас и тебе будет не до веселья, — подумала Настя, стараясь не фальшивить мыслью. Сказала громко:

— Иначе я застрелю своих друзей и выстрелю в голову себе. Да-да! В голову. Всех троих! И вам, фашисты, не удастся провести с нами свой дьявольский эксперимент. А ведь вам так хочется его провести, да? Вы ведь сорок лет охотились за нами? Так ловите трупы в подарок. Без мозгов. Вы все равно нас убьете, так лучше если мы уйдем из жизни по собственной воле.

Свят и вправду уже не улыбался, смотрел на нее с недоверием. Только бы они не прочитали его мысли, не смогли через них догадаться о том, что думает она. За себя Настя не волновалась: она понимала, что существа ловят лишь самую поверхность сознания, и если постоянно крутить в голове одну и ту же мысль, то они и примут ее за истинную.

— Я протестую, — сказал Илья и сделал к ней шаг.

Настя нажала на курок, пронзив линией выстрела его стопу. Илья скорчился от боли. Это подействовало на неведомых существ лучше любых слов.

— Я не шучу! — крикнула Настя, и голос ее слился с эхом выстрела.

Краем глаза она заметила, что Свят, поняв, что пистолет снова будет стрелять, быстро заткнул пальцами уши. Все эти события происходили, словно во сне, с какой-то искривленной последовательностью.

— Я не шучу! — крикнула Настя, и голос ее слился с эхом выстрела.

Краем глаза она заметила, что Свят, поняв, что пистолет снова будет стрелять, быстро заткнул пальцами уши. Все эти события происходили, словно во сне, с какой-то искривленной последовательностью.

— Хорошо-хорошо! — сказал невидимый хозяин. — Прошу, ничего не делайте. Уверен, что мы договоримся. Подождите минуту.

Это была действительно минута, долгая, как в желтой подводной лодке, то есть, в мультфильме «Битлз» с таким названием. Свят молчал и смотрел на нее. Во взгляде этого мужчины было восхищение. Она поступила нетривиально, но правильно. Илья сидел на полу и тихо скулил. Настя не жалела, что сделала ему больно. Починят, не проблема. Она мысленно включила на полную громкость песенку из мультфильма, чтобы заглушить поток сознания, чтобы не выдать себя, своей неожиданной хитрости. Пусть думают, что она на самом деле решила всех пристрелить. Пусть делают что-то, все равно — что. «Мы живем на желтой подводной лодке, все вместе…» Она вынудила их совершить поступок, пусть этот поступок приведет их к спасению. «Я в лесу поймал жука — без капкана и сачка…»

Где-то послышались шаги. Странные какие-то шаги. Хотелось подумать: нечеловеческие. Но в этих условиях все было наоборот. За дверью раздавались именно человеческие шаги. Да и дверь уже давно стояла на месте. Да и стена, в которой была прорезана дверь, выглядела совсем по-другому: грубая черная стена обыкновенной пещеры, по камню текли струи воды.

Настя оглянулась. Стол и стулья теперь были грубыми, сколоченные, словно в землянке военных времен, из некрашеных досок. Да и светильник, который бросал блики на стены, отчего они искрились под лентами воды, выглядел, словно в военном кино — коптилка из гильзы снаряда.

Илья перестал выть и с ужасом оглядывался по сторонам. Свят усмехнулся.

— Добро пожаловать в реальный мир, — сказал он.

* * *

Дверь открылась, и вошли трое. Люди.

— Не надо стрелять, сударыня, — произнес вместо приветствия самый старший.

Это был очень пожилой, полностью седой человек. Второй был примерно ровесник Святу, в руке он держал старомодный, чеховских времен саквояж, третий — совсем еще юноша, розовокожий, беловолосый, настоящий альбинос. Под мышкой — коричневая папка для бумаг. В лицах всех троих было что-то общее, что-то неожиданное и странное…

Настя перебросила пистолет из руки в руку, взяла его за ствол и протянула Святу. Тот вскинул предохранитель и засунул оружие за пазуху. Хлопнул себя по груди, сказал:

— Не стреляем пока. Итак? Судя по всему, с нами все это время действительно проводили какой-то сложный, затянувшийся эксперимент…

Смешно было угрожать людям, которые умеют управлять сознанием других людей, однако, у Насти все же получилось их перехитрить. Вот и Святу не оставалось ничего более, как надеяться на свое оружие.

— Кто вы — спецслужба, таинственные ученые? — с негодованием закончил он.

— Ни то, ни другое, — сказал седой. — Меня зовут Олег.

— А по отчеству? — спросила Настя.

— У нас не принято.

— У вас? — переспросил Свят. — Все же, значит — у вас?

Мужчина средних лет тем временем подошел к Илье, достал из своего медицинского саквояжа какой-то прибор и склонился над раненым.

— Снимите ботинок, — попросил он.

— Но мне больно! — воскликнул Илья.

— Разве? — спросил лекарь с явной хитрецой.

— Вообще-то уже нет, — промямлил Илья.

— Кто вы? — спросил Свят.

— Просто люди, — ответил Олег. — Я родился наверху, на земле, в России. Мои друзья, — он махнул сухой, сморщенной рукой в сторону двух других, — никогда в жизни не были наверху.

Только теперь Настя поняла, что такое странно-знакомое было в их лицах: все они были явно родственники и все явно смахивали на Человека-месяца. Свят также заметил это. Настю с самого начала поражала его способность мыслить с нею в унисон. Он сказал:

— Все вы — потомки горнозаводчика Жукова, спрятавшегося в шахте от революции?

— От контрреволюционного переворота, любезнейший. Октябрьского переворота под водительством шайки Троцкого.

— Ленина, — уточнил Свят.

— Неважно, — сказал Олег.

— Шахтерская, стало быть, династия, — усмехнулся Свят, все еще не веря своим глазам.

— Так вы мои… — начал было Илья, но старик перебил его:

— Да, родственники. Можно сказать, мы тут в эмиграции. Внутренней, — он скрипуче захихикал.

— Глубокой, — подал голос лекарь, как мысленно окрестила его Настя — за саквояж и чудесное исцеление Ильи, который уже снял кроссовку и с удивлением смотрел то на свою гладкую белую ногу, то на двойную пробоину в обуви.

— Как это… возможно? — недоумевал он, шевеля пальцами.

— Нам удалось овладеть высокими медицинскими технологиями, — сказал лекарь.

— Ящеры помогли? — с ехидством спросила Настя.

Свят посмотрел на нее с удивлением.

— Ты разве еще не поняла, — сказал он, — что никаких ящеров нет?

— И никогда не было! — весело воскликнул Олег.

— Кто же говорил со мной через арбуз?

— Сдался вам этот арбуз! — воскликнул Олег.

Он протянул руку, юный альбинос подал ему папку.

— Я и говорил с вами, — продолжал старик. — Мы живем здесь уже почти сто лет. Выросли новые поколения. Мы действительно обогнали вас в науке, но только в медицине и парапсихологии. Все, что вы видели и чувствовали, было лишь вашим внутренним ощущением.

— А фотография?

Олег раскрыл папку.

— Вот эта?

Он выложил на стол два листа, где угадывались знакомые силуэты сидящих за столом существ.

— Едоки картофеля, — проговорил Свят.

— Скорее, арбуза, — сказал Олег.

Все трое — Настя, Свят и Илья с удивлением уставились на фотографию. Особенно потрясенным выглядел Илья. На фото были изображены люди, мирно едящие арбуз, который лежал на столе. Каждый держал в руке по дольке. Один из них был Петр Ильич Жуков — Человек-Месяц. На другой фотографии пять человек улыбались, позируя, а Лучкова, стоя в центре группы, демонстрировала внушительный арбуз, еще не разрезанный, с серповидным бликом от дуговой фотовспышки.

Олег ткнул пальцем в фото, коснувшись двоих рослых людей, что стояли по краям.

— Этот человек уже почил, мир его праху, а этот, с легкой проседью — я. Нас угостили арбузом, что принесли сверху, и мы решили запечатлеть на фото сей знаменательный момент.

— Кто же надел на меня наручники? — спросил Илья, сцепив руки в замок. — Это был ящер, я видел его, как сейчас — вас!

— Да я и надел на вас наручники, — сказал альбинос. — Я же их и снял.

— Не было вообще никаких ящеров, — подтвердил Олег. — Их всегда имитировали карлики.

— Которых вы потом убили! Как и моего отца…

— Нет, не убили. Группу, которая нам помогала в шестидесятые годы, нам удалось спасти.

— Кто же лежит в могиле моего отца?

— Никто. И автомобильная катастрофа милицейской машины, и последующие события были инсценированы точно также, как и лифт, и вся эта реальность. Неужели вы думаете, что мы могли бы убить представителя нашего рода?

— И где же похоронен мой отец?

— Здесь.


Смерти больше нет

Они шли по широкому коридору, Настя смотрела на стены, хватала буквы надписей: все не то, не то… Это было местное кладбище, в стене покоился прах людей, умерших в подземной эмиграции. Настоящая могила карликов была не менее трогательной, чем кенотаф наверху. Муж скончался в глубокой старости в девяносто девятом году, жена лишь на год пережила его. Лучкова, Пурков, Жуков — все умерли своей смертью, здесь. Настя уже поняла, что и родителей найдет, вернее, она так думала. Так же думал и Свят. Коридор продолжался, но табличек на стене не было, до самого конца зияли пустые ниши.

Илья стоял перед настоящей могилой своего отца. Выходит, что он еще четверть века прожил под землей. Жил себе здесь, может быть, любил кого-то… Не его. Вдруг у него были еще какие-то дети — здесь? Илья хотел спросить об этом, но передумал. Он и в той жизни мало знал отца, а теперь оказалось, что не знал его вовсе. Получалось, что отец был еще жив, когда Илья, с подачи Грановского, спускался в шахту, когда эти люди притворялись хвостатым народом Лори. Возможно, один из этих фальшивых лори и был его отцом. Немыслимо.

— Уйдем отсюда, — обернулся Илья к Олегу.

— Уйдем, сейчас уйдем, — поддакнул тот.

— А как же мы? — тихо спросила Настя. — Наши-то родители — где?

— В следующей зале, — сказал Олег.

Они молча двинулись дальше. За поворотом открылась дорога мертвых. В перспективу тускло освещенного коридора уходили два ряда людей, обхвативших штыри.

— Почему вы не похоронили этих людей? — спросила Настя.

— Потому что эти люди не мертвы.

Назад Дальше