— А он не так велик, как мне казалось, — пробормотал мистер Тодхантер. В сумерках он выглядел огромным.
— В темноте здания всегда кажутся больше, чем на самом деле, — ответил мистер Читтервик, не сводя глаз с амбара.
— Итак, ничего нового мы не увидели, — заключил сэр Эрнест. — Какие будут предложения? Хорошо, давайте подробно воссоздадим сцену убийства. Вижу, в беседке стоит плетеное кресло… два кресла. Где именно она сидела, Тодхантер?
Согласно указаниям мистера Тодхантера детали сцены были восстановлены, как запомнилось ему. Затем увлекшийся сэр Эрнест Приттибой заставил мистера Тодхантера повторить свои действия.
— Я подошел, если не ошибаюсь, отсюда, — нехотя начал мистер Тодхантер, которого ужасала эта игра. — Подошел довольно близко, и…
— И она вас не видела? — перебил сэр Эрнест.
— Она ничем не показала, что видит меня, — сухо пояснил мистер Тодхантер.
— Да? А потом?
— Потом я выстрелил.
— А она?
— Кажется, она… нет, этот выстрел был не первым. Он… Боже правый! Мистер Тодхантер хлопнул себя по лбу. — Похоже, я схожу с ума!
Мистер Читтервик расстроенно зацокал языком.
Сэр Эрнест оказался сообразительнее коллеги.
— Что случилось? — почти выкрикнул он, возбужденно приплясывая на месте. — Подумайте, вспомните! Говорите, не первым? Значит, вы выстрелили?…
— Да, — ошеломленно выговорил мистер Тодхантер, — я стрелял дважды, но вспомнил об этом только сию минуту.
* 4 *— Но вы должны помнить, в какую сторону целились и стреляли! — в отчаянии воскликнул сэр Эрнест.
— Вот в эту, — уже в десятый раз повторил мистер Тодхантер. — Вероятно, я никудышный стрелок.
Сэр Эрнест застонал. День был в разгаре. После неожиданного признания мистера Тодхантера полчаса пришлось потратить на тщательные поиски первой пули, но они не увенчались успехом. Несмотря на все протесты спутников, сэр Эрнест пригласил их к себе на ленч и представил жене, которая невозмутимо восприняла появление незнакомцев, и двум маленьким Приттибоям разного пола, проявившим такое же безразличие. Подкрепившись ростбифом с соусом из хрена, яблочным пирогом и (это касалось мистера Читтервика) более чем недурным кларетом (для любителей подробностей такого рода: это был "Понте-Кане" 1925 года, неплохого качества, вполне годный для питья, но уже миновавший кульминационную стадию развития вкуса), троица вновь взялась за дело. Приняв точную позу, насколько ему удалось вспомнить ее, мистер Тодхантер переходил с места на место и делал вид, что прицеливается, указывая пальцем траекторию полета пули.
— Меня не покидает ощущение, — наконец высказался мистер Читтервик, заметно оробевший в присутствии именитого и самоуверенного адвоката, — что эта отметина на кирпичном полу что-то означает. Если пуля ударила в пол и отскочила…
— Срикошетила, — поправил сэр Эрнест.
— Да, срикошетила, — с благодарностью принял поправку мистер Читтервик, она может оказаться где-нибудь здесь.
— Но, черт возьми, как он мог попасть в пол? — возразил сэр Эрнест. Тодхантер, вы могли бы попасть в пол?
— Я мог попасть куда угодно, а пол беседки — самая большая и, следовательно, удобная мишень, — невесело усмехнулся мистер Тодхантер.
— Значит, вы неважный стрелок?
— Вероятно, самый скверный во всей Англии.
Сэр Эрнест фыркнул и присоединился к мистеру Читтервику, который тщательно осматривал наименее вероятные места попадания пули, пренебрегая наиболее вероятными. Эта тактика почти сразу имела успех. Не кто-нибудь, а мистер Читтервик наконец обнаружил бесформенный комочек свинца, вонзившийся в поперечную балку в другом конце беседки, хотя, послушав не лишенные самодовольного оттенка разглагольствования сэра Эрнеста, можно было прийти к выводу, что находка принадлежит ему. С другой стороны, именно сэр Эрнест выковырнул пулю карманным ножом.
— Я буду вашим свидетелем, — объявил он, когда мистер Читтервик нерешительно осведомился, не лучше ли будет оставить столь важную улику на месте преступления. — Это обычное дело. И потом, пуля нам нужна. Я не сведущ в баллистике, хотя в огнестрельном оружии немного разбираюсь, а нам понадобится составить протокол. Если выяснится, что эта пуля вылетела из вашего револьвера, Тодхантер, им придется нам поверить.
Мистер Тодхантер с сомнением взглянул на сплющенный, бесформенный комочек в ладони сэра Эрнеста.
— Как можно определить, из какого револьвера вылетела эта штука?спросил он.
— Точно не знаю, — признался сэр Эрнест, оптимизм которого слегка угас. От нес почти ничего не осталось — тем и плохи свинцовые пули, особенно когда они отскакивают от пола. Вот если бы она была из никеля… — всем видом он выражал неодобрение в адрес мистера Тодхантера, воспользовавшегося свинцовой пулей. Казалось, он советует мистеру Тодхантеру в следующий раз, чтобы избежать лишних затруднений, заряжать оружие только никелевыми пулями. — Во всяком случае, — продолжал он, — надо надеяться на лучшее. Я знаю, кому мы ее отправим. Вместе с вашим револьвером. Кстати, я не прочь взглянуть на него. Сейчас вызову машину.
— Машину? — растерянно повторил мистер Тодхантер.
Сэр Эрнест удивился.
— А разве здесь мы еще не закончили? Если да, тогда поедем посмотреть на револьвер. Времени у нас слишком мало, чтобы тратить его попусту.
Подгоняемый сэром Эрнестом, мистер Тодхантер уже через двадцать минут отпер свою парадную дверь. Все еще немного растерянный, он пригласил наверх двух своих спутников. В спальне сэр Эрнест проявил интерес к комоду, из которого исчез браслет, а револьвер взял с фамильярной непринужденностью человека, привыкшего иметь дело с огнестрельным оружием. Мистер Тодхантер с интересом наблюдал, как адвокат заглянул в ствол, принюхался, повернул барабан — словом, внимательно осмотрел оружие.
— Сержант — болван, — наконец объявил он.
— Что? — не понял мистер Тодхантер.
— Сержант сказал, что из этого револьвера никогда не стреляли, верно? Так вот, он ошибся. Из револьвера стреляли, и совсем недавно, но потом его старательно вычистили.
— И я сказал ему то же самое, — не без облегчения сообщил мистер Тодхантер.
— Наша взяла! — просиял мистер Читтервик.
Глава 13
* 1 *Оптимизм мистера Читтервика оказался чрезмерным.
На следующий день, в воскресенье, ничего предпринять не удалось. Суд над Винсентом Палмером начинался в следующий четверг в Олд-Бейли. На все про все у сторонников мистера Тодхантера оставалось только три будних дня. Очень мало.
Все эти три дня мистер Читтервик трудился как одержимый. Целый день он потратил на поиски браслета, ухитрившись расспросить всех людей из списка миссис Гринхилл, побывавших в доме мистера Тодхантера в его отсутствие. В каждом случае мистер Читтервик успел удостовериться, что его собеседник не имеет никакого отношения к пропаже браслета. Но если кто-то тайком проник в дом и присвоил браслет, личность грабителя осталась неизвестной. Мистер Читтервик провел прямые и перекрестные допросы миссис Гринхилл и Эди, невзирая на их слезы, протесты и негодование. Однако он ни на шаг не приблизился к цели.
Помимо всего прочего, он поместил отчаянное объявление во всех крупных газетах, прося откликнуться пассажира ялика, который в роковой вечер видели возле сада мисс Норвуд. Он не получил ни единого ответа. В довершение результаты баллистической экспертизы принесли лишь разочарование. Из-за сильной деформации идентифицировать пулю было невозможно, эксперты ограничились лишь заявлением, что она вполне могла быть выпущена из револьвера мистера Тодхантера. Затем пулю передали в Скотленд-Ярд, а старший инспектор Морсби по секрету сообщил мистеру Читтервику, что в его распоряжении уже имеется точно такой же отчет. Пуля, на которую возлагалось столько надежд, которая могла бы стать решающим фактором, оказалась бесполезной.
Эти три дня мистер Тодхантер был чрезвычайно занят. Поначалу мистер Читтервик хлопотал над ним, как наседка над цыпленком, опасаясь, что спешка и волнения вызовут преждевременный разрыв аневризмы, да и сэр Эрнест Приттибой не мог позволить себе потерять драгоценного, но слабого здоровьем свидетеля. Когда же мистер Тодхантер наконец разозлился и заявил, что прекрасно способен сам позаботиться о своей аневризме, с него взяли обещание, что он будет вести себя как ни в чем не бывало, спокойно и рассудительно, а взамен позволили одному разъезжать в такси и выполнять свою долю работы. Мистер Тодхантер повидался с Ферзом и узнал, что помощник комиссара язвительно высмеял всю их затею. Мнение Скотленд-Ярда было недвусмысленным. Мистера Тодхантера уже не считали сумасшедшим. О нем навели справки и выяснили, в числе прочего, и состояние его здоровья.
— И что же? — поторопил мистер Тодхантер, когда Ферз сделал паузу.
— Они решили, что вы на правах друга семьи пытаетесь спасти Палмера, зная, что вам осталось жить недолго.
— Черт бы их побрал! — только усилием воли мистер Тодхантер сохранил спокойствие. — Значит, все представленные мной доказательства они считают незаслуживающими внимания?
— Именно так.
— Но… но как же…
— Видите ли, — заговорил Ферз, — они готовы поверить, что в тот вечер вы побывали в саду. По их мнению, вы вполне могли быть гостем мисс Норвуд. Насколько я понял, они решили, что именно вы были пассажиром пустого ялика. Но полицейские убеждены: если вы и заходили к мисс Норвуд, то уже после того, как ее застрелили.
— Черт! — взорвался мистер Тодхантер. — Дьявол! Проклятье!
— Успокойтесь! — взмолился Ферз. — Ради бога, успокойтесь!
— Вы правы, — мрачно согласился мистер Тодхантер. — Будь я проклят, если умру на месте.
Мистер Тодхантер имел еще одну беседу с миссис Фарроуэй, во время которой предпочел изъясняться завуалированно и осторожно. Фелисити была в театре, поэтому мистер Тодхантер опять не встретился с ней; сказать по правде, он умышленно избегал этой встречи. С актрисами он не был знаком; то, что он слышал о них, отнюдь не обнадеживало, и он опасался, что Фелисити и в частной жизни сохраняет сценические повадки. С другой стороны, миссис Фарроуэй поразила его невозмутимостью. Похоже, она не придала особого значения тому, что попытки мистера Тодхантера доказать свою виновность оказались бесплодными и что ее зять предстанет перед судом, обвиненный в преступлении, которого он не совершал. Миссис Фарроуэй зашла еще дальше, заявив, что Винсент заслужил такую участь.
— А если его признают виновным? — спросил мистер Тодхантер.
— Этого не будет, — уверенно улыбнулась миссис Фарроуэй.
Ее непоколебимый оптимизм потряс мистера Тодхантера. Сам он считал суд прямой дорогой на виселицу, хотя и не мог понять почему.
Только однажды вечером мистер Тодхантер позволил себе немного отдохнуть. Пригласив с собой сэра Эрнеста и леди Приттибой (мистер Читтервик сослался на крайнюю занятость), он побывал в театре "Соверен", рассчитывая оценить и игру Фелисити, и пьесу. К его негодованию, все ложи были заняты и лишь в последний момент по чистой случайности в одной из них освободилось три места. Мистер Тодхантер, которому и в голову не пришло заранее позвонить в театр, появился в зале за пару минут до того, как подняли занавес, был весьма огорчен этим обстоятельством и в антракте не преминул пожаловаться мистеру Бадду. Но мистера Бадда так переполняли ликование, поздравления и, признаться, виски, что бормотание мистера Тодхантера он пропустил мимо ушей.
После спектакля мистера Тодхантера так и подмывало извиниться перед своими спутниками. Фелисити Фарроуэй играла хорошо, даже отлично. Но более занудной пьесы мистеру Тодхантеру не доводилось видеть. Он искренне удивился, услышав, что его спутники совсем иного мнения, и приписал их протесты вежливости.
На следующее утро начался суд над Винсентом Палмером.
* 2 *Заседание суда стало чрезвычайно важным официальным событием. Предполагалось, что судебный процесс затянется дней на десять. Но на самом деле он продлился всего семь дней — с десятого по шестнадцатое декабря.
С самого начала защита держалась уверенно. Обвинения, выдвинутые против подсудимого, звучали весьма убедительно, но были ничем не подкреплены. Даже тот факт, что из револьвера, принадлежащего Палмеру, недавно стреляли, не имел особого значения, поскольку не нашли пули, которая могла бы подтвердить, что именно из этого оружия убили мисс Норвуд. Если бы нашлась пуля и если бы удалось доказать, что она вылетела не из револьвера Палмера, ему вообще не смогли бы предъявить обвинение (мистеру Тодхантеру порядком надоело выслушивать эти рассуждения), но даже в отсутствие таких конкретных доказательств защитники считали, что обвинителям печем подкрепить свои заявления.
Вопрос о том, должен ли предстать перед судок; мистер Тодхантер, пришлось решать в последний момент. Против этого восстал сам Палмер. Считая себя невиновным, он не верил, что ему вынесут обвинительный приговор, и считал, что мистеру Тодхантеру незачем добровольно брать на себя вину ради него, Палмера. Другими словами, мистер Палмер, который почему-то с первого взгляда невзлюбил мистера Тодхантера, заявил, что не желает принимать от него никакой помощи — будь он проклят, если согласится на это. У него нашлось немало сторонников. Мнение полицейских было давно известно: в полиции считали, что мистер Тодхантер жертвует собой по причине альтруистического кретинизма, и предвидели трудный перекрестный допрос по этому поводу. Этот допрос мог оказать влияние на присяжных: они могли решить, что положение защиты настолько неустойчивое, что она в отчаянии прибегла к последнему средству — чистейшей выдумке. К сожалению, рассказ мистера Тодхантера по-прежнему выглядел выдумкой, да и сам мистер Тодхантер в роли свидетеля был неубедителен. Более того, ему не верили ни обвинители, ни защитники.
Поэтому в конце концов было решено не вызывать мистера Тодхантера в качестве свидетеля, несмотря на настойчивые рекомендации сэра Эрнеста Приттибоя. Вследствие этого сам королевский адвокат, не зная, досадовать или радоваться, просидел на привилегированном месте для свидетелей и прослушал весь процесс. Поначалу все шло гладко. Во вступительной речи обвинителя отчетливо вырисовались все слабые места, и генеральный прокурор, который лично взялся за это дело, придерживался такой умеренности, что лишь его вмешательство указывало на виновность подсудимого. Пока к присяге не был приведен последний свидетель, все шансы оставались на стороне обвиняемого.
А потом положение осложнилось. Сам Палмер оказался отвратительным свидетелем — агрессивным, высокомерным и упрямым. Мрачность, с которой он признал, что боролся за внимание покойной с собственным тестем, презрение, с которым он отзывался о мисс Норвуд, явная душевная перемена по отношению к ней (он говорил о мисс Норвуд так, словно испытывал невыразимое отвращение), внезапные вспышки ярости в ответ на щекотливые вопросы — все это произвело самое неблагоприятное впечатление на присяжных.
К примеру, его спросили, почему поначалу он категорически отрицал, что тем злополучным вечером побывал в Ричмонде. Мистер Тодхантер и его сторонники уже знали, как повлияло это отрицание на полицию, а рассказ Палмера о том, что известный вечер он провел дома, подтвердила только жена. Только неопровержимые доказательства тощ, что его видели в, доме мисс Норвуд, заставили Палмера отказаться от первоначального вымысла и признать правду; кроме того, он объяснил, что жена прикрывала его по его же собственному требованию. Естественно, полицейские решили, что супруги сговорились и что это указывает на виновность Палмера.
Допросить миссис Палмер в суде об участии в этом сговоре было невозможно — при этом ей пришлось бы давать показания против мужа, а она уже однажды солгала, выгораживая его. Палмер настойчиво напоминал об этом и добавлял, что, во-первых, давал неверные показания ради жены — она знала, какой интерес он проявляет к мисс Норвуд и потому была несчастна. Во-вторых, услышав вопрос, был ли он в известный вечер в Ричмонде, Палмер якобы растерялся и выпалил, что провел этот вечер дома, не сообразив, что жене придется либо подтвердить, либо опровергнуть его слова. Но мистер Тодхантер, выслушав это объяснение, отнесся к нему скептически. Он напрямик спросил Палмера, готова ли жена подтвердить его слова, и Палмер ответил утвердительно. Очевидно, сговор все-таки имел место и, видимо, состоялся в промежутке между двумя визитами Палмера к Фарроуэю, и если бы не слуги мисс Норвуд, супруги Палмер вышли бы сухими из воды. Это выглядело подозрительно.
Еще больше затруднений возникло с вопросом, почему Палмер принес свой револьвер к золовке рано утром, едва узнав об убийстве. Что это — поступок невиновного, который опасается ошибочного обвинения, или действие убийцы? Палмер угрюмо назвал первое: боясь, что кто-то подслушал его ссору с убитой, он решил, что не стоит держать в доме револьвер. На настойчивые расспросы о том, откуда в револьвере взялись следы недавних выстрелов, Палмер довольно неуклюже принялся отрицать это. Его защитники настаивали на повторной экспертизе, чтобы сгладить эти затруднения, но превратное впечатление уже сложилось, и поведение Палмера отнюдь не меняло его к лучшему.
В довершение всего судья по какой-то причине, известной лишь ему, держался крайне враждебно; подводя итоги заседания, он старательно подбирал слова, но между ними отчетливо читалось его истинное мнение. Более того, он указал на досадное отсутствие самого Фарроуэя, на что он имел полное право, и добавил, что, если здоровье не позволяет Фарроуэю присутствовать на суде, у него следовало взять письменные показания. Судья заявил, что Фарроуэй мог бы прояснить несколько туманных моментов. Но поскольку он отсутствует, присяжным приходится строить выводы на основе представленных показаний. Намек поняли все: по мнению судьи, при перекрестном допросе показания Фарроуэя были бы не в пользу подсудимого, следовательно, его отсутствие еще одно подтверждение семейного сговора.