– Дима! Дима Коростелев, как он?..
– Это ваш супруг? – осторожно поинтересовался Сеня.
– Ах, ну, какая разница! – досадливо отмахнулась она.
Что ж. Сеня честно отчитался ей о тяжелом состоянии больного. И что диагноз «кишечный грипп» снят, подозревают отравление неустановленным веществом. Деньги, что она совала, решительно отклонил. А едва ее спровадил, тут же бросился к Михалычу. Тут не безобидной – относительно – чемерицей пахнет, чем похуже! Нужно кровь на анализ брать, и немедленно! Пусть врач только попробует отказать!
* * *Адель вернулась домой поздно – и совершенно убитая.
Состояние Димы оставалось тяжелым.
Пожилой доктор Евгений Михайлович (она давала ему деньги, еще когда в больницу попал ее первый муж) говорил с ней хмуро. И очень подробно расспрашивал, где Дима вчера ужинал. Где и чем сегодня завтракал и обедал. Что конкретно ел. Кто еду готовил и подавал?
Адель, конечно же, сразу спросила:
– Вы подозреваете, что его отравили?
Однако хирург открестился:
– Пока ничего сказать не могу. Анализы не готовы. А рвота, брадикардия и пониженное давление – симптомы множества болезней.
Но когда женщина попыталась сунуть ему, по традиции, материальную помощь – конверт категорически отверг. Хотя прежде – она прекрасно помнила! – незыблемыми моральными принципами не отличался.
И Адель совсем разнервничалась. Что делать? Куда бежать?
К Данилову? В милицию?
Но если она правильно прочитала на хмуром лице врача – в отравлении Димы медики подозревают ее саму!
Что ж. Завтракали они действительно вместе.
А приготовила и подавала еду тетя Нина.
* * *Когда Адель вернулась домой, сын давно уже спал.
Тетя Нина выразительно взглянула на часы, пробурчала:
– За полночь уже. Как мне домой теперь добираться?
Ведет себя – будто совершенно ничего не случилось.
Вообще-то Адель никак не собиралась заводить разговор немедленно. Не девочка уже чтоб совершать спонтанные, необдуманные поступки. Прежде подготовиться надо. План составить…
Однако что-то вдруг надломилось в ней сегодня. Не размышляя, не просчитывая последствия, вдруг выпалила:
– Димка в больнице. Вы знаете?!
– В больнице? – Домработница захлопала глазами. – С чего вдруг? С утра вроде здоров был.
– С утра до завтрака был здоров, – сузила глаза Адель. – А сейчас в реанимации. Состояние тяжелое. Врачи говорят: отравили его.
– К-как отравили? Ч-чем? – растерянно молвила тетя Нина.
– Ну, это уж тебе видней, – приложила хозяйка.
– Адель, деточка. – Женщина смертельно побледнела. – Ты что ж такое говоришь?
– Тот же яд использовала, что для Фрица? Или другой?
– Что-о? – Тетя Нина дернулась, закаменела лицом.
«Ведь никаких у меня доказательств! Вообще никаких!!» – внутренне ахнула Адель.
Тем более ужинал Дима не дома. Обедал сегодня – тоже.
Однако пока ехала в совершенно растрепанных чувствах из больницы домой – пришла Адели в голову одна идея. Не с Димой связана – но с Фрицем. Она ведь день его смерти вспоминала миллион раз. Но только сегодня вдруг поняла: что в том дне – дне смерти мужа – было странного. Что ее все время беспокоило, царапало.
Домработница уперла руки в боки. Взглянула на хозяйку презрительно, с вызовом:
– Адель, ты что, пьяная? Чего несешь-то?!
– Помолчи и послушай, – оборвала Адель. – Я вспомнила все. Про тот день, когда Фриц умер. Помнишь, я ампулу из-под инсулина достала из мусорки? Тогда не поняла – а сейчас дошло. Фриц – хотя на уколах всю жизнь – ампулы открывал неумело. Как все мужчины, если они не врачи, конечно. Никогда не обращала внимания? Пилит, пилит ее минут пять – срез потом весь искромсан. А та ампулка, что я из мусора достала, открыта была аккуратно. Как только женщины умеют. Как ты умеешь. Словно по линеечке. Помнишь, однажды ты антибиотики мне колола – я еще тогда заметила: как ловко у тебя выходит. Спросила: что ли, в медицинском училась? А ты ответила – рука легкая.
– Адель, – севшим голосом произнесла тетя Нина. – Ты меня просто оскорбляешь.
Губы ее тряслись, лицо посерело. Виновна? Или – действительно потрясена до глубины души?!
Но слова уже потоком неслись, не остановить:
– Что ты вколола Фрицу? Какой яд?
– Аделечка, миленькая моя! – На глазах тети Нины выступили слезы. – Да как же ты можешь-то! Обвинять меня в грехе таком! Я ведь уже сколько лет к тебе, как к родной, отношусь! Всегда рядом с тобой, в беде и в радости! Сыночка твоего, будто собственного внучка, ращу!
Звучали слова горячо. Но встречаться с ней взглядом домработница избегала. Руки ее дрожали.
«Неужели я в точку попала?!»
И Адель бросилась в новую атаку:
– Да тебе и яд Фрицу было совсем необязательно колоть! К тому же ты не дурочка. Понимала: будет вскрытие, правда выйдет наружу. Ты хитрей поступила. У нас-то дома был инсулин только в расфасовке U-40. А еще бывает – U-100, в два с половиной раза больше. Но ампулы по виду совершенно одинаковые. И маркировка – мелкими буквами, а у Фрица, ты прекрасно знала, дальнозоркость, он только в очках читал. А в тот день он разнервничался, потерял над собой контроль. И ты просто подсунула ему другую ампулу. С неправильной дозой. А в мусорку положила обычную. Ничего не боялась. Знала, видно, что определять точное количество инсулина в крови медики не умеют.
– Адель! – перебила тетя Нина. – Да за кого ж ты меня принимаешь!
– За подлого, мстительного, жестокого человека, – припечатала Адель. – Думаешь, лица твоего не помню – когда меня Фриц в Париж позвал? Тебя аж перекосило всю от зависти. Что мне – все. А тебе – за мной унитазы мыть. И не дала нам в Париж уехать. Убила Фрица.
Сделала глубокий вдох, еще больше повысила голос:
– А как ты на меня с Димкой смотрела – думала, я не вижу? Тебе ж счастье мое – будто нож острый. Что угодно готова сделать, лишь бы разрушить его. У Димки давление семьдесят на тридцать, редкий пульс, рвота, судороги. Опять инсулин использовала? Или что-то другое? Цианид, клофелин, белладонну?!
– Адель, – тетя Нина говорила теперь спокойно, горько. – Ты не в себе. И еще пожалеешь о том, что мне сегодня наговорила.
– А ты пожалеешь, если Димка умрет! – выкрикнула Адель. – Я тебя тогда уничтожу просто. В порошок сотру.
– Что ж. Спасибо за доброту. За слова теплые. – С вызовом взглянула на нее домработница. – Я тебе сколько лет верой-правдой служила, а ты… – Чуть сбавила тон, спросила: – На Игорька хоть разрешишь посмотреть? В последний раз?
Адель помотала головой.
Тетя Нина вздохнула.
Взглянула на нее красными от слез глазами, горько улыбнулась:
– Прощай, Адель. А за слова твои несправедливые Бог тебя еще покарает.
* * *Адель в ту ночь уснуть так и не смогла. Каждые полчаса названивала в больницу, в круглосуточную справочную. Дежурная все время равнодушно и добросовестно отвечала:
– Без изменений. Стабильно тяжелое состояние.
Часам к четырем утра вдруг смилостивилась, объяснила:
– Да не старайтесь вы, женщина. Нам данные по состоянию здоровья только в восемь утра обновят.
– Но я волнуюсь! – всхлипнула Адель.
– А вы попробуйте в реанимацию позвонить, – подсказала дежурная. – Они, конечно, отвечать не обязаны – но вдруг уговорите?
И номер дала в ординаторскую. Впрочем, телефон не отвечал до пяти утра. А в три минуты шестого откликнулся усталым мужским голосом. Знакомым.
– Евгений Михайлович? – предположила Адель.
– Да, слушаю, – раздраженно отозвался врач.
– Это… это Лопухина. По поводу Димы Коростелева. Скажите, как он?!
– Плохо, – мгновенно отреагировал врач. – Но мы хотя бы нашли причину.
– И?.. – хрипло выдохнула она.
– Poudre de succession, – слегка усмехнулся врач.
– Что это?
– В переводе с французского «наследственный порошок». Или – говоря проще – мышьяк.
Алексей ДаниловМногие мои клиенты пытались перетянуть на свою сторону Сименса. Уговорить его, обольстить, подкупить. Помощник (за что я его и ценю!) всегда был неумолим.
Однако сегодня он позвонил мне в половине восьмого утра. Я только встал, пил кофе у окна, любовался, как искрится в солнечных лучах изумительно бирюзовое море.
Сименс не поздоровался – сразу выпалил:
– На рецепшн Лопухина сидит. Ты не смог бы принять ее в виде исключения прямо сейчас?
– С ума сошел, – медленно процедил я и повысил голос: – Ты прекрасно знаешь, что я…
– Да, все знаю, – непочтительно перебил он. – Но мне ее просто по-человечески жаль. Пожалуйста, Леха.
– «Возможность получения вами взятки от этой дуры Фриды совершенно, конечно, исключена…» – пробормотал я из классика.
Сименс чуть не впервые психанул:
– Да ни при чем здесь вообще деньги!
– Хорошо, – проворчал я. – Пусть поднимается ко мне.
Отворил ей дверь – и поразился произошедшей в ней перемене.
Еще вчера Адель вся светилась от счастья. Молодая, веселая, беззаботная. А сегодня ко мне явилась усталая, старая женщина. Лицо осунулось, глаза заплаканные, взгляд, прежде задорный, стал потухшим, затравленным.
Я, конечно же, сразу спросил:
– Что случилось?
А она вдруг разрыдалась. Пробормотала сквозь слезы:
– Димка-а…
И поведала мне: что на ее любимого покушались позавчера, и ему удалось спастись. Но уже на следующий день последовала вторая попытка. И, судя по всему, оказалась она удачной. Дмитрий отравлен мышьяком. Пока жив, но находится в больнице в очень тяжелом состоянии.
– Я еще вчера думала к вам примчаться. Когда Димка рассказал мне, что в него в лесу стреляли. Но он-то уверен был, что за ним конкуренты охотятся. А теперь, конечно, во всем обвинят меня. В больнице, – Адель нахмурилась, – врачи уже считают, что это я его отравила. Димка ведь к тому же врачу попал, что моего первого мужа спасти пытался… В общем, – вскинула на меня заплаканное лицо, – только на вас надежда. Пожалуйста!..
Мне было жаль ее. Очень жаль.
Только я, увы, общаюсь с высшими силами, лишь когда они (силы) сами того пожелают. Но сегодня интуиция, чутье, голос – как ни назови! – упорно молчали.
У Адели в сумочке пиликнул мобильник.
– Простите, я сейчас отключу, – виновато произнесла она.
Достала из сумочки аппарат, однако на «сброс» не нажала. Продемонстрировала экран – на нем высвечивалась надпись «КОСТИК». Пробормотала:
– Извините, ради бога! Это мой коллега. Я его маму попросила с сыном посидеть, больше не с кем было оставить…
Я ненавижу, когда клиенты отвлекаются на разговоры по телефону. Однако сейчас – повинуясь непонятному пока импульсу – велел:
– Ответьте.
– Да, хорошо, я быстро, – благодарно улыбнулась она.
Нажала на «прием»:
– Костя, прости, я очень занята. Игорек в порядке?
Полминуты слушала молча, хмурилась. А потом вдруг изменилась в лице и ахнула:
– Не может быть!
* * *Город Энск, криминальные новости, ведущий – Константин Широков.
Обстановка на дорогах нашего города продолжает напоминать сводку с мест военных действий. За минувшие сутки в Энске произошло двадцать восемь ДТП, в трех из них пострадали люди. Самая жуткая история случилась сегодня на рассвете. Все мы знаем про так называемую «Формулу один» – единственную в Энске четырехполосную дорогу. Соблюдать разрешенную скорость шестьдесят километров в час никто из водителей не желает. Все несутся от ста и выше. Тем более ранним утром, когда город практически пуст.
Николай Г., управлявший автомобилем «Лексус», сегодня в 5.15 утра совершил наезд на женщину, переходившую проезжую часть в неположенном месте. Скорость транспортного средства предположительно составляла более ста пятидесяти километров в час, и принять меры к предотвращению ДТП водитель не успел. От полученных травм женщина скончалась на месте. Николай Г. задержан. Он утверждает, что просто не имел возможности свернуть или затормозить – пострадавшая «буквально кинулась ему под колеса». Адвокат совершившего наезд водителя сообщил, что защита собирается доказать: женщина сама бросилась под колеса автомобиля.
* * *– Я, Адель, там не был, только фотки с места происшествия видел, – тарахтел в трубку Костик. – Тетка-то в лоскуты, но лицо пострадало не сильно. И показалось мне: знаю я ее. Все утро голову ломал: где могли видеться? А сейчас вдруг вспомнил. На крыльце твоего дома она стояла. Когда я тебя после новогодней вечеринки привез пьяненькую. Решил на всякий случай позвонить. Как зовут? Сейчас. Нина Андреевна Клевцова!
Алексей Данилов– Не может быть, – пробормотала Адель. Яростно нажала на отбой. Потом сразу на кнопку выключения телефона. Отчаянно взглянула на меня, прошелестела: – Значит, все-таки она.
– Что случилось? – произнес я.
– А вы разве не видите насквозь?
– Я смотрю, только когда меня просят, – пожал плечами я.
(Или если мне интересно – как бывает в случае с Сименсом.)
Лопухина вздохнула, замялась – странно было видеть всегда уверенную в себе телеведущую столь растерянной:
– Это ведь я… я ее вынудила!
– Объясните.
– Ну, я все думала о ваших словах – что Фрица убить и Макара мог кто-то из моих близких.
– И что?
– Ну… гадала-гадала и решила: это домработница наша. Больше некому. Ну и рискнула спросить ее. Думала: пусть доказательств нет, но, может, она дрогнет? Пойму по лицу? Вот и наехала на нее. Вроде выглядела она действительно смущенной. Но отпиралась убедительно. Меня ж еще обвинила: я, мол, к вам со всею душой, а вы меня обвиняете! Ушла, дверью хлопнула. А сейчас… сейчас вот Костик мне сказал: ее машина сбила. Вроде, говорят, сама бросилась. Значит, она все-таки виновата, да?
Сунула в сумочку телефон. Поднялась. Снова села. Прижала руки к вискам, пробормотала:
– Мне, наверно, надо… – Осеклась. Взглянула жалобно. Всхлипнула: – Что она делала? В пять утра? На дороге?
Я молчал.
– Значит, все-таки убивала тетя Нина? – растерянно пробормотала Адель. – Она, конечно, меня не любила. Но мы столько лет знакомы! Я считала всегда: разве должны хозяйка с домработницей друг друга любить? Мы обе просто были нужны друг другу. Но неужели она меня настолько ненавидела? Чтоб убивать всех, кто мне дорог?! – Закрыла лицо руками. Произнесла жалобно: – Алексей. Пожалуйста, скажите мне, чтоб я успокоилась. Что убивала – она.
Да. По всем фактам – очевидно.
Однако не мог я обманывать, потому только покачал головой:
– Простите, Адель. Я не могу лгать вам. Я действительно не знаю.
* * *Ох, зря, зря она бросилась к этому волшебнику-магу! Только время зря потеряла, а результат нулевой.
Точнее, отрицательный результат. Потому что – прочитала Адель по лицу Данилова – тот вовсе не уверен, что во всем виновата тетя Нина. Но и ни единой зацепки, где искать настоящего убийцу, ей не дал.
Что ж ей делать-то теперь?
Сразу, как вышла от московского кудесника, Адель позвонила в больницу. Состояние Димы уже не просто тяжелое – но крайне тяжелое.
Растерянно нажала на «отбой». Чувствовала себя совершенно потерянной, несчастной. Ведь еще позавчера они с Димкой мило болтали на кухне. А вчера она полезла в Интернет, внезапно узнала, что любимый человек баснословно богат. И хотела…
Да. Она хотела узнать, кто наследует Димино состояние. Потому и на работу ему позвонила, чтобы просто у него спросить. А ей сказали, что Димка в больнице.
Что ж. Нужно довести, что задумала, до конца.
Адель завела машину и поехала к Диме.
Ключи от своей квартиры он дал ей пару месяцев назад. Адель таскала их в сумочке – хотя к любимому приезжала лишь однажды. Как-то все время выходило, что они у нее дома встречались.
Но где Димка хранит все документы, Адель знала. В серванте, на нижней полке. Коричневая шкатулка. Своими глазами однажды видела, как он доставал оттуда ПТС на машину для техосмотра. А когда перебирал бумаги, среди них мелькнула (автоматически отметила она) коричневая картонная книжица. Свидетельство о рождении старого образца.
* * *Адель растерянно отбросила документ.
Просто быть не может!
Отцом Димы значился ИННОКЕНТИЙ СТЕПАНОВИЧ БАЛАКИН.
Ее собственный близкий друг. Человек, который помог ей сделать карьеру на телевидении. Кто всегда поддерживал ее. Помогал. Подсказывал, как лучше поступить. Адели вдруг вспомнилось: тяжелая болезнь сына, Макара дома нет – а Иннокентий Степанович (хотя сам живет в пригороде) примчался через пятнадцать минут после ее истеричного звонка. Сделал мальчику укол, сбил температуру.
И тот же самый человек пытается убить своего собственного ребенка – чтобы завладеть его состоянием? Нереально.
Ошибка. Однофамилец Балакина?
Хотя нет, это невозможно. Совпало ведь все: фамилия, имя, отчество. Он действительно Димин отец. Хотя ей в свое время сказал, что даже лично не знаком с Коростелевым – просто общался с ним в социальных сетях.
Да что там: именно Иннокентий Степанович – крестный отец их с Димой счастья!
А она-то, наивная, сколько раз предлагала познакомить его с Димой! (Иннокентий Степанович всегда находил предлог, чтоб отказаться.) И почему другое отчество у Димы и фамилия? Ну, из метрики ясно, что фамилия матери Коростелева. А отчество?
Балакин явно не хотел, чтобы ей открылась правда. Почему? И злонамерен ли был обман?
И что ж, выходит, именно Иннокентий Степанович – то самое олицетворение зла? Но зачем? Зачем ему было Фрица-то убивать? И Макара?! Да и на сына собственного нормальный отец никогда руку не поднимет. Даже из-за очень больших денег.
Адель потрясла головой. Она вообще ничего не понимала.
Что же ей делать?
Сделала глубокий вдох, сосчитала до пяти.
Да все ведь очевидно!
Иннокентий Степанович просто не посмеет ее обидеть.