В десять часов Аликс пришла к Марии Павловне, супруге Владимира Александровича, самого старшего дяди цесаревича. Там-то она уединилась с Николаем и сказала ему, что согласна принять православие и стать его женой.
Совершенно счастливые, они вышли в соседнюю комнату, где Николай Александрович объявил Марии Павловне и кайзеру Вильгельму, находившемуся с ней:
– Мы пришли к согласию! Благодарю тебя, Боже. С моих плеч наконец-то свалилась гора, которая при иных обстоятельствах раздавила бы меня.
Мария Павловна и Вильгельм от души поздравили влюбленных. Они тут же направились к королеве Виктории.
Николай Александрович весь день находился в каком-то дурмане, не осознавал до конца, что его самая заветная мечта сбылась. Только к вечеру он немного пришел в себя и написал родителям. В это время в Кобург пришло уже множество поздравительных телеграмм. Весть о помолвке русского наследника и принцессы Дармштадтской разнеслась по Европе мгновенно.
В Страстную субботу из Петербурга прибыл фельдъегерь с письмами и подарками от родителей жениха.
Александр Третий писал сыну:
«Мой милый, дорогой Ники! Ты можешь себе представить, с каким чувством радости и с какой благодарностью к Господу мы узнали о твоей помолвке! Признаюсь, что я не верил возможности такого исхода и был уверен в полной неудаче твоей поездки, но Господь наставил тебя, подкрепил и благословил. Великая Ему благодарность за Его милости. Если бы ты видел, с какой радостью и ликованием все приняли это известие, мы сейчас же начали получать телеграммы. Теперь я уверен, что ты вдвойне наслаждаешься и все, пройденное тобой, хотя и забыто, но принесло тебе пользу, доказавши, что не все достается легко и даром, а в особенности такой великий шаг, который решает всю твою будущность и всю твою последующую жизнь! Не могу тебя представить женихом, так это странно и необычно! Как нам с Мама было тяжело не быть с тобой в такие минуты, не обнять тебя, не говорить с тобой, ничего не знать и ждать только письма с подробностями. Передай твоей милейшей невесте от меня, как я благодарен ей, что она наконец согласилась, и как я желал бы ее расцеловать за эту радость, утешение и спокойствие, которое она нам дала, решившись согласиться быть твоей женой! Обнимаю и поздравляю тебя, мой дорогой Ники, мы счастливы твоим счастьем, и да благословит Господь вашу будущую жизнь, как благословил ее начало. Твой счастливый и крепко тебя любящий Папа».
Императрица тоже прислала письмо, в котором просила, чтобы отныне Аликс называла ее мамочкой. Мария Федоровна прислала Аликс изумрудный браслет и великолепное пасхальное яйцо, усыпанное драгоценными камнями.
Быстро пролетели десять дней блаженства, наступила пора расставания. В среду на Пасхальной неделе невеста уехала в Дармштадт, оттуда в Виндзор, к бабушке. Николай Александрович отправился домой. В поезде он с любовью и грустью разглядывал свое обручальное кольцо. Между влюбленными началась ежедневная переписка, полная самых светлых чувств.
В Петербурге Николай не находил себе места из-за разлуки с Аликс. С начала лета она стала для цесаревича совершенно невыносимой. Он попросил у отца позволения поехать в Англию, где его любимая гостила у своей бабушки. Александр Третий не стал противиться. Государь прекрасно понимал чувства сына и разрешил Николаю отправиться в Лондон на императорской яхте «Полярная звезда».
3 июня она покинула Кронштадт, на пятые сутки вошла в устье Темзы и причалила в Гревзенде. Николай Александрович экстренным поездом прибыл в Лондон.
В три часа пополудни в особняке в Уолтон на Темзе, принадлежавшем старшей сестре Алисы, принцессе Виктории Баттенбергской, Николай наконец-то увиделся со своей невестой. По истечении совершенно счастливых трех суток молодая пара отправилась в Виндзорский замок, где их ждала королева Виктория. Там же Николай Александрович преподнес своей невесте подарки: перстень с жемчужиной, ожерелье, цепочку-браслет с крупным изумрудом и брошь, украшенную сапфирами и алмазами.
Но самым роскошным, конечно же, был презент, переданный своей будущей невестке Александром Третьим. Это жемчужное колье изготовил знаменитый придворный ювелир Фаберже. Оно оценивалось в огромную для того времени сумму – более двухсот пятидесяти тысяч рублей золотом.
Эта драгоценность потрясла даже английскую королеву, видавшую многое в своей долгой жизни.
Разглядывая сокровище, она покачала головой и сказала любимой внучке:
– Ох, Аликс, такие подарки могут свести с ума. Смотри не возгордись.
– Даже если бы я получила бы всего одно простое колечко, то и оно стало бы для меня не менее ценным, чем все эти подарки.
Николай Александрович улыбнулся и ничего не сказал.
Затем Аликс уединилась с протопресвитером Иоанном Янышевым, присланным государем. Священник начал с принцессой занятия по приобщению ее к православной религии.
Жизнь в Виндзорском замке вошла в обыденное русло. В то лето в Англии стояла невыносимая жара. Утром, когда было еще прохладно, Николай и Аликс совершали конные прогулки. В десять часов они пили кофе вместе с королевой, часа в два обедали, после чего расходились на отдых. Потом с Алисой занимался Янышев. По вечерам, когда вновь становилось прохладно, молодые люди слушали музыку. Иногда Алиса и сама играла на рояле.
Королева Виктория знала о любви Николая Александровича к армии и часто приглашала его на военные парады и учения. Он провел смотр шести рот гвардейского Колдстримского полка, офицеры которого устроили для русского гостя торжественный обед. Цесаревичу особенно понравились юбочки и волынки шотландских частей.
Во время пребывания Николая в Англии в королевской семье родился мальчик, будущий король Эдуард Восьмой. Наследник русского престола и Аликс стали крестными родителями маленького принца.
8 июля исполнился месяц с того дня, как Николай Александрович приехал в Англию. Разлука неуклонно приближалась. В это время цесаревич узнал, что его семья обеспокоена ухудшением состояния здоровья императора.
Через три дня, 11 июля, «Полярная звезда» отправилась в обратный путь. Возле шотландского побережья двадцать судов германского императорского флота приспустили флаги, салютуя русскому цесаревичу. Пройдя проливом Скагеррак в Балтийское море, «Полярная звезда» прибыла в Копенгаген. Там Николая встретили дед и бабушка, родители его матери. После трех дней, проведенных в Дании, тихим воскресным вечером императорская яхта взяла курс на Петергоф.
19 июля цесаревич покинул судно и остановился в уютном коттедже на берегу моря. Прежде всего сын хотел узнать о здоровье отца. Цесаревича обеспокоило то, что его не было среди встречавших, но оказалось, что все не так страшно. Император уехал на утиную охоту и сумел вернуться только к ужину.
Вечером, выбрав момент, Николай Александрович отвел в сторону доктора Боткина, сопровождавшего государя на охоте.
– Евгений Сергеевич, мама писала мне, что у отца ухудшилось здоровье. Но я вижу, что он выглядит как обычно. Что было с ним в мое отсутствие?
– Как только вы, ваше высочество, уехали в Англию, у императора участились приступы головной боли. Его все чаще мучает бессонница, стали отекать ноги.
– И что предприняли вы?
– Решил вместе с профессором Захарьиным провести самое тщательное обследование вашего отца.
– И что оно показало, Евгений Сергеевич? Прошу вас, не заставляйте меня тянуть из вас слова. Я готов услышать все, должен знать правду.
Боткин вздохнул:
– Названные симптомы, ваше высочество, указывают на серьезную болезнь почек. Профессор Захарьин подтвердил такой диагноз.
– А папа в курсе, чем грозит ему эта болезнь?
– Да. Григорий Антонович не скрыл от государя своих опасений. Но вы же знаете своего отца. Император не пожелал покинуть Петергоф, продолжил обычные занятия. Например, в Красносельском лагере он седьмого августа сделал галопом двенадцать верст. Это совершенно недопустимое пренебрежение собственным здоровьем. Вашему отцу необходимо лечение и в первую очередь переезд в Крым. Но император, насколько мне известно, намерен отправиться не в Ливадию, а в Беловеж, на охоту. Извините, ваше высочество, но это может закончиться печально. И очень быстро.
Николай Александрович покачал головой.
– Эх, папа! Я понял вас, Евгений Сергеевич. Благодарю за обстоятельный доклад.
– Постарайтесь, ваше высочество, отговорить императора от поездки в Беловеж.
– Да, конечно, я побеседую с ним.
Цесаревич встретился с отцом на следующий день во время прогулки.
– Папа, у меня к вам серьезный разговор.
– Я всегда готов выслушать тебя, мой дорогой Ники. Хочешь рассказать, как восприняли подарки твоя Алиса и особенно ее бабушка, королева Виктория?
– Я хотел поговорить о вашем здоровье.
– Доктор Боткин рассказал тебе о болезни почек?
– Я хотел поговорить о вашем здоровье.
– Доктор Боткин рассказал тебе о болезни почек?
– Странно, что вы скрываете это от меня.
– Ники, зачем же мне портить тебе настроение? Думай лучше о своей ненаглядной Аликс.
– Я думаю о ней, папа, но не могу оставаться безучастным к опасности, которая грозит вам.
– Пустое, сын. Мы должны говорить как мужчины. Если болезнь смертельна, то ее не вылечить. Если нет, то нечего обращать на нее внимание, пройдет. Не следует забывать, что все мы в руках Божьих, от судьбы не уйдешь, не спрячешься. Чему быть, того не миновать.
– Все это так, папа, но если доктор Боткин и профессор Захарьин настоятельно советуют вам отдых в Крыму, то надо ехать в Ливадию, а не в Беловежье. Охота может подождать. Придете в себя на берегу моря, подлечитесь.
– Не уговаривай меня, Ники. Решение ехать в Беловежье принято и отменено не будет. Управляющий делами князь Вяземский уже доложил мне, что построена железнодорожная ветка от Беловежья до окраины Пущи – Гайновки. Дворец готов к приему гостей. Я вызвал из поселения Абас-Туман твоего брата Георгия. Ему надоело постоянно жить на Кавказе из-за туберкулеза. Смена климата, целебный воздух Пущи пойдет ему на пользу. Ну а станет хуже, то переедем в Крым.
– Но нельзя же так беспечно относиться к своему здоровью, папа!
Александр Александрович улыбнулся:
– Ники, я же говорил, не пытайся переубедить меня. Я не Аликс. Признаться, до сих пор удивляюсь, как тебе удалось добиться ее решения сменить веру. Но со мной это не пройдет. Или ты хочешь, чтобы твой папа стал заложником болезни? Такого не будет. Посему, сын, готовься к поездке в Беловежскую Пущу и дальше в польскую Спалу. Я тронут твоей заботой, Ники, спасибо. Но пока я в состоянии принимать самостоятельные решения. Ты поймешь меня, когда станешь императором.
В общем, разговор Николая Александровича с отцом закончился ничем.
В августе Александр Третий, Мария Федоровна, Николай, его брат Михаил, сестра Ольга и греческий королевич Николай, сын Ольги Константиновны, кузины императора, отправились в Беловежскую Пущу. От Бельска до Гайновки они проехали по новой железнодорожной ветке, далее на экипажах прибыли в свою охотничью резиденцию.
По приезде в Беловеж государь и члены семьи осмотрели дворец, построенный по проекту архитектора графа Николая Ивановича де Рошфора, помещения, выделенные для каждого. Все остались весьма довольны.
Наследнику престола очень понравился его кабинет, который он тут же украсил фотографиями своей любимой невесты принцессы Аликс. Там же Николай писал ей письма.
23 августа в Беловеж из имения Абас-Туман приехал Георгий, средний сын Александра Третьего. На следующий день в Беловежскую Пущу прибыли младший брат государя Владимир Александрович и его супруга Мария Павловна.
Первая охота, состоявшаяся 22-го числа, разочаровала императора. Трофеи состояли из одного лося, оленя и двух кабанов. Такой незавидный результат император объяснил тем, что зверь был напуган недавней прокладкой новых дорог.
По приезде Георгия и Владимира Александровича была назначена охота на кабанов. Для производства облавы в Беловеж прибыли две роты солдат. 25 августа рано утром они отправились к месту охоты, чтобы исполнять роль загонщиков и оцепления.
В восемь часов утра охотники на экипажах выехали в лес. Впереди в парной бричке ехал заведующий охотой, указывая путь, за ним коляска государя и экипажи остальных охотников. Вместе со стрелками выезжала царская кухня и возы крестьян, прибывших в Беловеж для услуг государю. Подъехав к месту охоты, стрелки пешком прошли по лесу и расставились по номерам.
Когда все было готово, загонщики по сигналу начали шуметь и кричать, выгоняя зверя навстречу стрелкам. Тем следовало быть особенно внимательными, чтобы не всадить пулю в человека и не допустить секача близко к себе.
Кабан очень живуч и представляет большую опасность. Раненый зверь может появиться перед охотником внезапно и из последних сил напасть на него.
На этот раз все прошло без происшествий. Загонщики выгнали кабанов на стрелков, и те побили их из-за деревьев.
Сам Александр Третий не стрелял. Боль в спине, проявившаяся в лесу, помешала ему участвовать в охоте. Но на это никто не обратил внимания.
Обычно охотники возвращались во дворец часам к пяти, но в тот день император распорядился ехать раньше. До обеда были подвезены и трофеи, с десяток подбитых кабанов. Слуги разложили их у крыльца.
По сигналу охотничьего рога, соблюдая традиции царской охоты, туда вышли императрица Мария Федоровна, царская семья и свита. Царя с ними не было. Посмотрев на убитых животных, императрица с детьми удалилась.
Персоны из свиты еще долго обсуждали охоту, рассказывали друг другу, кто и как стрелял. После их ухода старший повар выбрал туши для царского стола. Остальные достались довольным крестьянам.
Отсутствие императора на штреке – торжественном осмотре убитого зверя – не могло остаться незамеченным.
Николай сразу же после этого отправился в апартаменты отца.
Александр Александрович сидел на диване у окна, обложенный подушками.
– Что с вами, папа? – спросил Николай.
– Да опять боли, сын. Сначала в спине, сейчас вот голова раскалывается.
– Позвать доктора?
– Был уже, дал лекарства, скоро все должно пройти.
– Вы бы прилегли, папа.
– Успею еще належаться. Как чувствует себя твой брат Георгий?
Николай пожал плечами:
– Не знаю, я его не видел. На охоте его тоже не было.
Александр Александрович посмотрел в окно. На улице начинался дождь.
– Состояние Георгия ухудшилось, – сказал государь. – Я надеялся, что целебный воздух поможет ему, а тут сырая и холодная погода. Для Георгия это плохо. Ненастье перечеркнуло мои надежды. Поэтому мы вскоре переезжаем в Спалу.
– А может, все-таки в Крым?
– Ники, пока решения принимаю я!
– Да, конечно, папа.
– Проведай брата и передай маме, чтобы зашла.
– Хорошо.
3 сентября Александр Третий простился с солдатами и охотничьими командами, поблагодарил их. Царская семья отправилась в Спалу, резиденцию, расположенную в Варшавской губернии.
Но там стояла еще более сырая и плохая погода. После участия в нескольких охотах государь почувствовал сильное недомогание.
По настоянию Марии Федоровны был вызван из Берлина профессор Лейден, который прибыл в Спалу 15 сентября. Он констатировал у императора острое воспаление почек – нефрит и категорически настаивал на перемене климата. На этот раз Александр Третий не стал упорствовать.
21 сентября царская семья прибыла в Севастополь, перешла на яхту «Орел» и в тот же день высадилась в Ялте.
Полурота полка, шефом которого состоял сам император, должна была осуществлять охрану дворца. В день приезда царя стрелки выстроились у нового дворца. Александр Третий с императрицей Марией Федоровной прибыли в открытой коляске. Погода стояла прохладная и сырая. Государь был в шинели. Многие заметили необычную для него бледность и синеву губ.
Александр начал снимать шинель, как того требовал устав, если солдаты стояли в строю в одних мундирах.
Императрица хотела остановить мужа, но услышала твердый ответ:
– Неловко.
Государь сбросил шинель и в одном сюртуке подошел к полуроте. На левом фланге ему представился поручик Битер, назначенный ординарцем императора. Впоследствии он командовал полком и пал смертью храбрых в бою с австрийцами в Первую мировую войну.
– Здорово, стрелки! – громким низким голосом поприветствовал император полуроту.
Солдаты дружно ответили ему.
Медленным шагом, всматриваясь в лица солдат и офицеров, государь обошел фронт.
Когда полурота под звуки оркестра прошла церемониальным маршем, Александр Третий похвалил солдат:
– Спасибо, стрелки! Славно!
Никто тогда не мог и подумать, что это был последний привет царя, адресованный строевой части.
В Ливадии Александр Александрович сразу же занялся интенсивным лечением. Но было поздно. Уже через неделю у больного появились сильные отеки на ногах. Днем он подолгу спал, часто принимал соленые ванны, между процедур подвергался осмотру все новых и новых докторов. Вскоре во дворце собралось полдюжины врачей. В начале октября царь уже не всегда выходил к завтраку. Его все чаще одолевала сонливость, и он поручил чтение бумаг цесаревичу.
6 октября после обеда Николай Александрович с документами зашел в покои отца.
Александр Александрович лежал на кровати. Приступы головной боли не позволяли ему подняться.
– Добрый день, папа!
Император через силу улыбнулся и спросил:
– Ты считаешь этот день для меня добрым, Ники?
– Я…
Александр Александрович прервал сына:
– Ничего, Ники, оставь бумаги на столе и присядь в кресло поближе к постели.
Николай выполнил просьбу отца.