Волков усмехнулся:
– Сам-то помнишь, сколько мне должен?
– А как же, три рубля с полтиной.
– Пять рублей.
– Да? Значит, пять, я разве против? Зарплату получу, все до копейки отдам.
– У меня дома водки нет, на тебе двадцать копеек. – Федор достал из кармана пальто мелочь. – И на похмелку, и на закуску хватит.
– Благодарствую, спаситель ты мой. Что бы я без тебя делал?
Из двери напротив вышла любовница Волкова прачка Зинка.
– Кого я вижу?! Федор Алексеевич явился! – заявила она и тут же рявкнула на Дулина: – А ну брысь отсюда, пьянь подзаборная.
Дулин, получивший то, что хотел, пошел к лестнице, на ходу надевая тулуп и шапку.
Зина подбоченилась и продолжила наступление:
– И где же ты, мой разлюбезный, ночку-то провел? С девками непотребными гулял?
– Ты чего орешь? – сощурив глаза, осведомился Федор.
– Вот те на, он еще спрашивает? Чай не чужие, могу и полюбопытствовать.
– Да? Ну тогда заходи, в комнате спросишь, нечего здесь горлопанить. Там же и ответ получишь.
Не услышав в словах Волкова угрозы, Зина прошла в его комнату. Там она тут же получила резкий удар в живот, от которого у нее перехватило дыхание. Женщина широко открыла рот, присела на пол, прислонилась спиной к стене.
Федор влепил ей пощечину.
– Дыши глубже, дура.
– За что? – едва сумела выговорить женщина.
Волков нагнулся к ней.
– За что? За то, что ты никто, чтобы устраивать мне допросы. Спят с тобой, и будь рада. Сколько раз тебе, глупой, говорить, не лезь в мои дела? Я тебе кто? Муж? Нет. Не был им и не буду. Ты для меня обычная подстилка, которую я использую по нужде. Надоест, выброшу на свалку. Вздумала, что права на меня какие-то имеешь. Нет их у тебя. Сучка ты, и ничего больше. А теперь проваливай в свою прачечную, и чтобы я тебя больше не видел. Все, баста. Кончилась любовь. Пусть тебя лохматит пьянь трактирная. Пошла вон!
Зина немного пришла в себя, поднялась:
– Вот, значит, как ты со мной? Подстилка я для тебя! Другую бабу нашел?
– Я сказал, пошла вон! Чего не ясно?
– Да ясно мне все, Феденька. Уйду. Только учти, я тебе этого не прощу.
Волков усмехнулся:
– В полицию побежишь жалиться?
– А хотя бы и в полицию.
– Кто тебя на порог участка-то пустит? Ты на себя в зеркало посмотри, чудище!
– А пустят, Федька, когда скажу, что мужик у меня по соседству подозрительный проживает. Год нигде не работает, а каждый день в трактире, одежа приличная, в хате всегда и водка, и закуска дорогая. Извозчик чуть ли не личный иногда приезжает и увозит его неизвестно куда. Неужто я ничего не вижу? Все замечаю. Как думаешь, не захочет ли полиция познакомиться с тобой?
Это была уже серьезная угроза.
Федор схватил Зинку за волосы, подтащил к столу, взял нож, приставил к ее горлу.
– Ты чего это, Федька? – испуганно пролепетала женщина. – Я же не серьезно, со зла и ревности. Да разве ж я сдам тебя?
– Заткнись, сволочь, и слушай внимательно. Если меня заберут, тебе, шалава, не жить. С работы домой не дойдешь. На куски порежут дружки мои. А до того так с тобой развлекутся, что сама смерти просить будешь. Поняла, тварь?
– Да, Феденька, поняла.
Он оттолкнул ее от себя.
– Проваливай, живи пока, но слова мои помни крепко.
– Конечно, Федя, все помню. – Зина выскользнула из комнаты и вскоре убежала на работу.
«Сдаст или нет? – подумал Федор. – Нет, не посмеет. Она знает, что я слов на ветер не бросаю. А если все же сдаст? Ну и пусть. Что мне предъявит полиция? То, что я не работаю? Но у меня нет постоянной должности, а сшибить деньгу я могу где и когда угодно. Этого никто проверять не будет. В участке не дураки сидят, поймут, что баба оговаривает мужика за то, что тот бросил ее. Да и какая из Зинки заявительница, если сразу видно, что шалава? Вдобавок Зинка трусиха. Защитить ее некому. А угроза моя реальна. От прачечной идти через темный двор. Там ее спокойно можно разделать под орех. Кричи или нет, все одно помощи ждать неоткуда. Не станет она рисковать, найдет другого хахаля. Пока дергаться не стоит».
Федор сходил в винную лавку, купил бутылку водки, в соседнем магазине взял копченой рыбы, хлеба, папирос и вернулся домой. В коридоре его никто не ждал. Если бы Зинка обратилась в полицию и там ей поверили бы, то сейчас здесь его уже встречали бы.
Он вошел в комнату, распечатал бутылку водки, нарезал рыбу, хлеб, выпил, закусил, прикурил папиросу. Пока все спокойно. Главное, он добился своего. Адина теперь его. Никуда не денется. А с ней и ее богатенький папаша, будущий родственник. Федор даже рассмеялся, представив себя в роли зятя столичного ювелира. Что ж, ради этого он подождет.
Но ждать не пришлось. В десятом часу в дверь кто-то тихо постучал. Это явно не полиция. Может, Дуля приперся?
– Кто? – спросил Федор и как гром среди ясного неба услышал голос Адины Глозман:
– Это я, Федя! Открой!
Волков распахнул дверь.
– Ты? Что случилось?
– Собирайся быстрее, Федор! Тебе надо немедленно уходить отсюда.
– Но почему?
– Анатолий Абрамов предал организацию. Остальное позже, у нас очень мало времени.
– Вот стервец! Я сейчас, Адя. А ты ступай в соседний двор. Здесь не стоит находиться.
– Хорошо. Но ты поторопись, Федя.
– Конечно, любимая.
Страх вызвал боль в желудке Волкова. Еще никогда возмездие за преступления, совершенные им, не подбиралось так близко к нему. А отвечать и нести заслуженное наказание ему не хотелось.
Чтобы успокоиться, он выпил стакан водки, встряхнулся. Так! Главное – сумка с драгоценностями и остатками денег в ассигнациях и монетах. Он быстро достал ее из тайника. Теперь одежда. Выбирать нет времени, да и не надо. Потом можно прикупить, что потребуется.
Следы? Их не убрать. Да и что дадут отпечатки его пальцев? С убийством Порфирия дело не свяжут, а в случае с Сазоновым никаких улик он нигде не оставил. В принципе, у полиции на него ничего особенно быть не может, только донос мерзавца Толика, но сейчас и этого хватит. Остальное в участке выбьют. Там это умеют.
Так что надо бежать. Вот только куда? Хорошо, отсюда они с Адиной уйдут. Зинка ничего такого рассказать полицейским не сможет, потому как и не знает.
Но что дальше? Бежать из Питера? И это тогда, когда он так близок к своей цели? Да и в другом городе так не устроишься. Если только в Москве. Но до нее добраться надо.
Федор захватил со стола папиросы, спички, взял сумку. Он вышел в коридор, затем на лестницу, по черному ходу прошагал во двор, оттуда на улицу.
Адина ждала его у арки соседнего дома. Федор поспешил к ней. Они укрылись за массивными железными створками ворот, открытых на день.
Адина кивнула на сумку:
– Это все твои вещи?
– Взял лишь то, что необходимо. Значит, говоришь, Абрамов сдал организацию?
– Да.
– Что заставило его пойти в полицию? Ведь еще вчера он сидел вместе со всеми за одним столом.
– Может быть, он был агентом охранки?
– Нет. Тогда нас всех повязали бы раньше.
– Кажется, я поняла, почему он пошел на столь подлый шаг.
– Почему?
– Причина в нас с тобой. Он любит меня, а я – тебя. Вот Анатолий и решил, что если мне не суждено стать его женой, то пусть я и тебе не достанусь.
– Возможно. Ревность – чувство сильное и опасное. Но что нам делать дальше? Если нас ищут, то из города выбраться будет трудно. Надо искать укрытие где-нибудь на окраине, в рабочих бараках.
Адина неожиданно сказала:
– Нет, нам не нужно ничего искать. Мы поедем ко мне.
– К тебе? – удивился Федор. – И как же ты, интересно, представишь меня отцу?
– Это мое дело.
– Ладно, допустим, он нас не прогонит, на то он и отец. Но ведь и на вашу квартиру наверняка заявится полиция, если сучонок Толик сдал всю организацию.
– Не думаю, что он выдал меня.
– Надеешься, что он не рассказал о тебе?
– Да. Ведь он любит меня, а это чувство же затмевает разум.
– А если он продался охранке? За сдачу организации, устроившей убийство фабриканта Сазонова, ему заплатят немало.
– Все же едем ко мне. Там видно будет, что делать дальше. У папы очень неплохие связи. У него заказывают украшения даже жены министров.
– Ладно. Идем на соседнюю улицу, пока сюда не пожаловала полиция.
Они прошли через двор, потом еще квартал по улице, у трактира наняли извозчика и доехали до дома Адины.
Молодая женщина прошла в магазин и вскоре позвала туда Волкова. Он вошел, увидел тщедушного старичка в пенсне с гривой непослушных седых волос, сидевшего в кресле, и подумал, что не таким представлял себе отца невесты.
– Здравствуйте! – Федор снял шапку.
Старичок покачал головой:
– Так это и есть твой жених, Адя?
– Да, папа, – ответила она. – Это мой жених, и я намерена выйти за него замуж.
– Хорошо, что твоя мать, моя дорогая Лея, не дожила до этих дней. Она не перенесла бы этого.
– Папа! Сюда в любую минуту может явиться полиция и арестовать нас.
Молодая женщина прошла в магазин и вскоре позвала туда Волкова. Он вошел, увидел тщедушного старичка в пенсне с гривой непослушных седых волос, сидевшего в кресле, и подумал, что не таким представлял себе отца невесты.
– Здравствуйте! – Федор снял шапку.
Старичок покачал головой:
– Так это и есть твой жених, Адя?
– Да, папа, – ответила она. – Это мой жених, и я намерена выйти за него замуж.
– Хорошо, что твоя мать, моя дорогая Лея, не дожила до этих дней. Она не перенесла бы этого.
– Папа! Сюда в любую минуту может явиться полиция и арестовать нас.
– А разве есть за что?
– Да! Мы с Федором состояли в революционной организации. Нас предал Анатолий. Ты видел его.
– Еще хуже! Ты хочешь моей смерти?
– Я хочу, папа, чтоб ты помог нам.
– Конечно, что еще остается старому еврею? Закрой лавку.
Адина закрыла дверь на задвижку, перевернула табличку.
Натан Давидович поднялся, вздохнул:
– Идемте наверх, в комнаты.
В гостиной он присел в большое кожаное кресло у камина. Адина и Волков устроились на диване.
– Что же вы натворили, раз вас ищет полиция? – спросил Глозман.
– Ты прекрасно знаешь, папа, что сам факт членства в революционной организации уже преступление.
– Знаю и не понимаю.
– Что ты не понимаешь?
– Чего тебе не хватало, Адя? Разве я не давал тебе все то, что ты хотела, не баловал тебя, привел в дом другую женщину? Нет. Я все делал так, чтобы тебе было хорошо…
Адина прервала отца:
– Папа, я знаю, что ты делал для меня все, и благодарна тебе. Но не забывай, что я не ребенок, а взрослая женщина. У меня своя жизнь.
– Однако как только стало трудно, ты прибежала к отцу. Вместе с женихом.
– Я пришла домой. Но если ты против, то мы с Федором уйдем.
– Куда ты уйдешь?
– Куда угодно. Хоть в рабочие бараки. Там места для всех хватит.
– Ты и рабочий барак? Смешно. Ты там и дня прожить не сможешь. Ох, и за что мне такой позор?
Голос подал Волков:
– Знаете, Натан Давидович, Адине, возможно, и трудно придется в бараке, но там ей, по крайней мере, ничего не будет грозить. А то, чего не умеет она, могу делать я.
Глозман взглянул на Волкова.
– Вот как? Позвольте узнать, что же вы умеете, Федор?
– Все! А главное в том, что я в состоянии защитить вашу дочь.
– Свою невесту, так правильнее. Защитить вы ее, наверное, сможете, а на что, извините, будете жить? На какие средства? У вас есть образование? Профессия?
– Нет, но у меня есть нечто иное, что позволит мне содержать семью и, кстати, весьма заинтересует вас. Я в этом уверен.
Глозман удивленно посмотрел на Волкова.
– Что вы имеете в виду, молодой человек?
– Об этом мы поговорим позже. Естественно, если останемся здесь.
– Ну не выгоню же я из дома собственную дочь. А она не останется здесь без вас. Я догадываюсь, что вы уже живете вместе, как муж и жена, поэтому устраиваетесь наверху. А потом, вечером, мы поговорим с вами, молодой человек.
– Но сюда может явиться полиция.
– Пусть это не беспокоит вас.
Волков усмехнулся:
– Лично меня ничего не беспокоит. Это вам, уважаемый Натан Давидович, следует опасаться необдуманных поступков.
Федор бравировал. Он боялся попасть в руки полиции, но играл умело. Жизнь заставила его сделаться неплохим актером.
Глозман внимательно посмотрел в глаза Волкова, отвернулся и проговорил:
– Глупость какую-то несете. Идите уже в комнаты, дайте мне побыть одному.
Адина подошла к отцу, обняла его.
– Папа! Я так люблю тебя, ты у меня самый лучший. Не волнуйся, все будет хорошо.
– И за то, что я лучший, ты преподносишь мне такие сюрпризы?
– Ну, папа, ты же тоже был молодой, любил маму.
– Иди, дочь, кавалер ждет. И прошу помнить, что с его появлением распорядок в доме не меняется. Обед, как и всегда, в три часа. Правда, пока на двоих. Не стоит посвящать Розу в то, что у нас появился еще один… член семьи. Двух порций на троих нам вполне хватит. А дальше разберемся.
Потом Волков больше часа с удовольствием лежал в горячей ванне. Он помылся душистым, явно заграничным мылом, помазал подбородок и виски приятно пахнущей жидкостью, на которой была наклеена иностранная этикетка.
Он облачился в халат, который заранее приготовила Адина, и вышел в гостиную.
– Ну вот, совсем другое дело, – сказала дочь ювелира.
– Полиция сюда не наведывалась?
– Нет.
– Значит, сволочь Толик тебя действительно не сдал.
– Говорю же, он любит меня.
– Встречу этого влюбленного, голову оторву!
– Забудь о нем, Федя. У нас начинается новая жизнь. Хотя в ближайшее время нам выходить на люди не надо. Тебя точно ищет полиция. Но это продлится недолго. В охранке дел хватает. К тому же у власти новый император. Что бы ни говорили Мария или Леонид, но он не станет строго идти по стопам отца. Каждый правитель привносит что-то новое, свое. Уверена, пройдет какое-то время, и положение в стране станет меняться.
– Веришь в доброго царя?
– Нет, но история говорит нам, что еще никогда новый император не повторял политику прежнего, по крайней мере во внутренних делах.
– Да черт с ними, с императорами, нам о себе позаботиться надо. Якубовский так и не сделал мне новые документы. А без них я как без рук. Мне нужен новый паспорт, будто я приехал в Петербург недавно, из большого города, из Москвы, например. К тебе, своей невесте.
Адина улыбнулась:
– Папа что-нибудь придумает.
– Я сам попрошу его об этом, когда вечером будем беседовать.
– Если не секрет, Федя, о чем ты хочешь говорить с папой?
Федор подошел к ней, обнял.
– Прости, дорогая, но пока это секрет. Тайна. Ты все узнаешь. Со временем.
– Хорошо. Пора обедать.
Потом молодые люди уединились в спальне. Адине не хотелось близости с Федором днем, при свете. Ей было стыдно, но устоять под напором Волкова она не смогла.
После ужина Глозман и Федор поднялись в кабинет ювелира.
Старик перехватил взгляд Волкова, брошенный на сейф, и сказал:
– Хорошая штука, немецкая. Подобрать код практически невозможно. Кроме этого нужно знать еще один секрет и, конечно, иметь ключи.
– Вы думаете, меня интересует ваш сейф? – с усмешкой осведомился Федор.
– Я, молодой человек, не знаю, что мне думать, но скажу откровенно, что не в восторге от выбора дочери.
– Конечно, вам нужен такой слюнтяй, как Толик, или кто-то, похожий на него. Самому-то надоело стоять за прилавком?
– Не в этом дело, Федор. Но ты, к сожалению, не поймешь.
– Отчего же? Я все понимаю, Натан Давидович. Надеюсь, совсем скоро и вы услышите меня. Больше того, у вас проснется интерес к неотесанному мужику, в которого имела несчастье, как вы говорите, влюбиться ваша дочь.
– Вы интригуете меня. Но пока ничего, кроме пустых слов, я не услышал.
– А мы так и будем стоять? Может, присядем?
– Вы сумку всегда с собой носите?
– Конечно. Ведь в ней лежит то, что позволяет мне безбедно жить.
– Снимая дешевую комнату в доходном доме?
– Хватит. Давайте перейдем к делу.
На этот раз усмехнулся господин Глозман:
– Подумать только, у меня и у вас может быть какое-то общее дело. Хорошо. Присаживайтесь за стол. Так нам будет удобнее разговаривать о… делах.
Федор присел, оглянулся на дверь, открыл сумку, выложил на стол драгоценности, украденные у Порфирия Гуляева.
Глозман взглянул на них и спросил:
– Откуда это у вас, Федор?
– Какая разница? Это мое, и я хотел бы знать, сколько все стоит?
Ювелир взял брошь, внимательно осмотрел ее, перевел взгляд на Волкова.
– Как к вам попала эта вещица?
– Я же сказал, какая разница? Все драгоценности мои, а как они попали ко мне, не важно.
– Нет, молодой человек, важно, да еще как.
– Отчего же?
– Эта штуковина, да будет вам известно, когда-то принадлежала графу Андрею Юрьевичу Шестоганову, человеку весьма влиятельному в Петербурге. Он заказывал эту брошь самому Мойше Кургеру и подарил ее жене Анне Владимировне на двадцатилетие свадьбы. Потом, если мне не изменяет память, в год убийства императора Александра Второго, эта брошь была украдена из особняка Шестогановых. Шум тогда поднялся неимоверный. Ведь стоила она в то время более пятидесяти тысяч рублей золотом.
– Сколько? – Волков открыл рот от удивления. – Пятьдесят тысяч целковых?
– Золотом, молодой человек, а не ассигнациями.
– Черт, как же она попала к Порфирию?
– К какому Порфирию?
– Ладно, скажу, откуда у меня все эти драгоценности.
Он в подробностях поведал ювелиру о своей жизни в селе Долгопрудном, о новоявленном помещике Порфирии Гуляеве, который издевался над его матерью и превратил ее в рабыню.
О смерти Порфирия Федор тоже рассказал, но представил все иначе, чем это было на самом деле:
– А когда я закрыл глаза погибшей матери, Гуляев продолжал пьянствовать. Признаюсь, я хотел его убить, но не смог. Правда, Аде я говорил, что убийство Гуляева – моих рук дело, но это так, бравада. На самом же деле, когда в доме все поутихло, я просто заглянул в открытую дверь комнаты Порфирия. Он был мертв, а у ларца, который стоял у стола, лежал пьяный в стельку работник Тихон с ножом в руке. Приглядевшись, я увидел, что нижняя рубашка Порфирия окровавлена. Наверное, Порфирий хвастался богатством, а Тихон прирезал его. Хотел, наверное, ценности и деньги себе забрать, да силы не рассчитал. Убить Порфирия сумел, а вот уйти с драгоценностями не смог. Слишком много выпил и свалился. Я уже тогда решил уйти от Порфирия. Тут ларец, рядом ключ. Я открыл его и обомлел. Столько денег и драгоценностей в жизни не видел. Высыпал содержимое ларца в сумку и был таков, подался в Петербург. На следующий по приезде день познакомился с вашей дочерью. Остальное она сама расскажет, если захочет. Так что к похищению броши у Шестогановых я не имею никакого отношения.