– Я не верю, что в мире остались хорошие люди, – сказала я доктору Джейксу. Я сидела на краю кожаного кресла, и мой голос был громче обычного. Слишком громким.
– Почему ты так считаешь?
– Думаю, люди только притворяются хорошими. Может, начинают сами в это верить. Но на самом деле люди не злы… просто думают только о себе. Плевать им, по чьим трупам они ступают. И по чьим душам. Им нельзя доверять. По правде говоря, нельзя доверять никому.
Он нахмурился.
– Откуда это у тебя, Мэгги?
– Отовсюду!
Я только сейчас рассказала ему, какая мерзость творилась в моей семье. И он еще спрашивает, откуда взялось мое недоверие?
– Нельзя ли более определенно? – спросил он.
– Взять, например, Бена. Он был таким милым, таким чудесным. Я бы доверила ему все на свете.
– Ты доверила ему свое сердце.
Я закатила глаза:
– Звучит так мелодраматично!
– Но зато правда, верно?
– Правда, – согласилась я. – Я доверяла Бену. Но он видел во мне только выгоду. Все, что он говорил, оказалось ложью. А мой отец, который…
Я вцепилась в подлокотники.
– Боже. Я считала его самым лучшим. А он изменял моей матери с Сарой. Сара… прекрасная женщина, заботливая, добрая, обманывала мою мать, свою подругу, не говоря уже про собственного мужа. И это приводит нас к дяде, трахавшему жену брата. И все эти люди… если бы вы увидели их, то подумали бы, что лучше на свете нет.
Я повернула руки ладонями вверх:
– Понимаете, о чем я? Хороших людей нет. На самом деле нет. Мой младший брат – хороший парень, потому что не подозревает, что в мире есть зло, и даже он, возможно, что-то скрывает. Какие-то темные стороны. Хороших людей не осталось.
Доктор Джейкс вскинул брови:
– Это предполагает, что ты считаешь, будто раньше хорошие люди существовали.
– Это фигурально выражаясь.
– Значит, все упомянутые тобой люди плохи?
– Да!
– Твой отец был плохим?
Я не могла сказать это. И просто кивнула.
– А как насчет тебя?
– Я хуже всех.
Он вздохнул и отложил ручку. Я не знала, почему у него на коленях всегда блокнот и ручка. Он почти ничего не записывал.
– Ты пытаешься выкрасить все либо в белый, либо в черный цвета. Либо добро, либо зло. Но так никогда не бывает.
Я положила голову на спинку кресла и уставилась на перегоревшую лампу. Он когда-нибудь ее заменит?
– Ты немного завидуешь Энди? – спросил он ни с того ни с сего.
– Завидую?
Я опустила голову и снова взглянула на него.
– Ни в коем случае. С чего бы это?
– Его отец жив, а твой – нет.
– О нет. Я действительно рада за него.
Это была правда.
– Он любит нашего дядю… то есть моего. Своего отца.
К этому еще нужно привыкнуть.
– Конечно, я хотела бы, чтобы отец был жив. Но я не завидую Энди.
– Хочешь, чтобы отец был жив. Несмотря на то, какой он ужасный человек? – улыбнулся доктор Джейкс.
– Верно, – раздраженно бросила я.
– Почему твоя мать вдруг решила рассказать Энди и тебе о его настоящем отце?
Мне нужно было подумать. Столько всего случилось за последние два дня. Но тут я внезапно ощутила почти несуществующий вес легкого тельца Мэдисон.
– В больнице лежит маленькая девочка. Она очень больна и… такая чудесная. Я как раз читала ей, когда в комнату ворвался какой-то тип и сказал, что он ее отец. Она ничего не знала о нем. Девочка получила душевную травму. Не говоря о том, что чертовски испугалась.
Мэдисон на несколько дней забрали домой. Все знали, что она скоро вернется и проведет остаток слишком короткой жизни, лежа в больничной или домашней постели.
– Поэтому я сказала ма, что Энди должен знать правду. Прежде чем обнаружит ее из другого источника.
– Надеюсь, они приведут к девочке психолога, – сказал доктор Джейкс, считавший, что психотерапия – ответ на все проблемы.
– Я скучаю по ней, – призналась я. – Страшно говорить такое, потому что ей лучше провести время дома, чем в больнице, но…
Я вспомнила, как сосредоточенно Мэдисон рисовала льва. Медведя.
– Иногда в больнице я забываю о себе. Думаю о том, через что придется пройти детям, и забываю о тюрьме и пожаре, и помню только о них.
– Сопереживаешь.
Я глянула на него. Рассмеялась.
– На моем бедре тату. Знаете какое?
– Надеюсь, не «Бен».
– О боже, нет, мне бы пришлось его удалить. Нет, слово «сопереживание».
– В самом деле? Необычно.
– У моего отца было такое на руке, чтобы напоминать о необходимости сопереживать другим людям.
– Но почему на бедре?
– Чтобы ма не увидела.
Я снова рассмеялась.
Он улыбнулся. Глянул на часы. Я поняла, что сеанс окончен. Впервые мне не хотелось, чтобы он заканчивался. Я только разошлась.
– Время вышло? – спросила я.
– Боюсь, что так.
Он кивнул.
– Увидимся на следующей неделе.
Я встала и пошла к двери.
– Мэгги?
Я оглянулась.
По-прежнему сидя в кресле, он снял очки и подался ко мне:
– В мире еще остались хорошие люди. И ты совершенно точно одна из них.
40. СараУтро у церкви
1996
Прошли годы с тех пор, как я нянчила Мэгги в церкви Свободных Искателей, и три года с тех пор, как я дошила подушки для скамей. И все же часть почти каждого дня я проводила в здании или около него. Иногда Джейми был там, иногда – нет. Хотя я ждала встреч с ним, но не одно это влекло меня в церковь. Я хотела получить то, что испытывала по воскресеньям, чтобы пережить очередной день. Духовное возрождение, стиравшее все негативное из моих мыслей. И оставлявшее вместо него покой.
Пока Кит был в начальной школе, я работала бухгалтером на материке, но только три дня в неделю, чтобы иметь время для себя и Свободных Искателей. Я могла не работать. За квартиру я не платила. Двух тысяч долларов, которые каждый месяц давал Джейми, легко хватало на мои нужды. А когда возникало что-то неожиданное, вроде визита к доктору или поломки машины, Джейми немедленно давал мне больше. Но мне необходимо было чувствовать себя нужной и не хотелось, чтобы люди начали гадать, как мне удается выжить, не имея работы.
Как-то июньским утром я отвезла Кита в школу и поехала в церковь. Села на песок позади здания. Прислонилась к прохладному бетону, подняла колени к подбородку и стала смотреть на лодку, выплывавшую из залива в океан. Вонзила пальцы в теплый песок и закрыла глаза.
– Мне показалось, что я видел, как ты проходила за окном.
Я вскинула голову. Ко мне шел Джейми.
– Привет.
– Кит рад последнему дню в школе? – спросил он, садясь рядом.
– По-моему, он еще не слишком хорошо понимает. Но не может и дня провести без школы.
– Как быстро они все забывают, – рассмеялся Джейми. В первый день занятий Кит горько плакал. Я и сама плакала, не желая разлуки со своим мальчиком.
– Как дела с Маркусом? – спросила я.
Проведя четыре года вне острова Топсейл, Маркус вернулся на похороны их с Джейми матери. Я знал, что, хотя Джейми был рад увидеть брата, его все же беспокоило возвращение Маркуса.
– Все прошло нормально. И дети его любят.
– И он трезв?
– Сказал, что бросил пить еще до отъезда с острова. Что не говорил мне этого, потому что… не знаю. Полагаю, хотел убедиться, что выдержит.
– Так прошло сколько? Почти пять лет?
Джейми кивнул.
– Фантастика.
– Думаю, Маркус – отец Энди.
– ЧТО?! – Я отодвинулась, подумав, что не так расслышала. – Но почему ты так считаешь?
Он прислонился к стене и зажмурился.
– Потому что.
– Почему? – повторила я. Утреннее солнце золотило его кожу. Густые, темные ресницы, совсем как у Кита, лежали на щеках. Я повернула голову к океану. Не стоит смотреть на него слишком долго.
– Подозрения у меня возникали давно, когда они еще пили вместе… – признался он. – Не могут ли они спать вместе? Пару раз я улавливал некие флюиды между ними. Трудно описать. Это просто чувство.
– Но ты мне ничего не сказал тогда.
– Я ничего не знал точно и не хотел… ты и без того не слишком высокого мнения о Лорел. Не хотел, чтобы ты относилась к ней еще хуже.
Я рассмеялась:
– Джейми, я была твоей любовницей. Не мне бросать камни.
Он улыбнулся:
– Хорошо сказано. Так или иначе, когда приехал Маркус, я заметил, как сильно похож на него Энди. Видя их рядом… я был просто потрясен.
– Но они родственники, – возразила я.
Он покачал головой:
– Потом я подслушал его разговор с Лорел. Чуть раньше все мы обсуждали, не стоит ли ему вернуться навсегда. Я слышал, как он спрашивал Лорел, не будет ли ей неловко, если он приедет.
– Возможно, потому что они вместе пили?
– Нет, дело не только в этом. Лорел попросила его замолчать.
Он глубоко вздохнул.
– Энди – не мой ребенок. То есть в моем сердце у него есть место. И всегда будет. Но я не его отец.
– Ты кажешься таким уверенным.
– Прошлой ночью сложились все кусочки головоломки. Я уверен.
Я села и обняла его за плечи.
– Ты в порядке?
Он кивнул.
– Маркус собирается перебраться сюда? И ты не возражаешь?
– Я поощряю его.
– Это еще почему?
– Из-за тебя.
Я опустила руку и снова вонзила пальцы в песок.
– Что-то сегодня ты как-то непонятно выражаешься, Джейми Локвуд.
– Ты еще любишь меня?
– Нужно ли спрашивать?
– Я хочу, чтобы мы начали все сначала. Хочу, чтобы мы были вместе. Мы – верные друзья, но я хочу всего остального. Хочу все.
Я не могла поверить собственным ушам. Я давно перестала надеяться на что-то большее, чем дружба с Джейми.
– Не понимаю, – пролепетала я. – После рождения Энди ты… ты окончательно вернулся к жене. За четыре года ты даже не намекнул, что хочешь начать все снова.
– О, я хотел, – невесело вздохнул он. – Но ты права. Я решил целиком посвятить себя Лорел, Мэгги и Энди и так и поступил. Но постоянно чувствовал некую раздвоенность. Лорел – чудесная женщина, не пойми меня неправильно.
– Изумительная, – согласилась я.
Это безусловно. За три года после возвращения Энди Лорел стала специалистом по врожденному алкогольному синдрому, а также лучшей матерью на свете. По крайней мере, для Энди. Мэгги уделялось куда меньше внимания, что, должна признать, беспокоило меня. Я все еще считала Мэгги отчасти своей.
– Не спорю. Она стала великолепной женщиной. Просто сгусток энергии. Но женился я не на сгустке энергии.
– Она повзрослела, – оправдывалась я. Легко защищать Лорел, потому что мое колотящееся сердце подсказывало, куда ведет этот разговор. Наконец. НАКОНЕЦ!
– Взросление – это хорошо, – кивнул Джейми. – Но мы растем и взрослеем в разных направлениях. У тебя все по-другому. Взгляни на это.
Он повернул руки ладонями вверх и обвел в воздухе мое тело, словно иллюстрируя сказанное.
– Ты пришла сюда, зная, что меня нет, просто потому, что, как и я, не можешь держаться на расстоянии от этого здания. Ты сама выкрасила это чертово место. Сделала эти подушки. Каждую неделю приходишь на службу. Когда Лорел в последний раз приходила на службу? Ты понимаешь? Ты прекрасная мать для нашего сына, но у тебя есть и другая сторона.
Я упивалась его словами, заполнявшими огромную пустоту в душе, хотя я всячески делала вид, что ничего подобного нет. Я боялась, что заплачу.
– Не хочу ранить ее, – продолжал Джейми. – Придется подумать, как лучше выстроить отношения с Маркусом.
– Ты о чем?
– Он любит ее. Я в этом уверен. У него такие глаза становятся, когда он на нее смотрит.
Я рассмеялась, смахнула слезу, катившуюся по щеке, хотя на деле была почти пьяна от радости.
– Правда?
– Да. Не знаю, что она испытывает к нему. Но…
Он снова прислонился к стене.
– Мне следовало лучше все продумать, прежде чем поговорить об этом с тобой. Но увидел тебя, и слова сами собой слетели с языка. А чего хочешь ты? Хочешь, чтобы мы снова были вместе?
Я медленно опустила голову:
– Но не тайно.
Я вдруг поняла, что мое уважение к себе выросло после того, как Джейми так решительно ушел от меня. Теперь я мать. Кит тоже нуждается в человеке, который сможет стать ему настоящим отцом.
– Я не смогу снова стать твоей любовницей.
– Знаю. Ничего хорошего из этого не выйдет. Дай мне время поразмыслить, как лучше это сделать. Я не могу жить далеко от своих детей. Это… это убьет меня.
Он тоже глянул на воду.
– У меня кое-что есть для тебя.
– Что именно?
Он сунул руку в карман джинсов.
– Я ношу это с собой с тех пор, как вернулся из дома родителей.
Он положил что-то мне в руку.
Я разжала пальцы и увидела колье. Поразительное колье. Я подняла золотую цепочку и стала наблюдать за игрой света в девяти камнях. Четыре бриллианта. Четыре изумруда. Один бриллиант-слезка в центре. Я ничего не понимаю в драгоценностях, никогда не могла отличить бриллиант от страза. Зато могу сразу увидеть и оценить красоту.
– Джейми!
– Оно принадлежало моей матери, – сказал он, взяв колье и расстегивая замочек. – Когда отец заработал свой первый миллион, он подарил ей это. Но она была не из тех, кто носит бриллианты с изумрудами, и никогда его не надевала. Так что можешь не волноваться, что кто-то его узнает.
Я повернула голову, пока он возился с замочком. Почувствовала прикосновение камней и вздрогнула.
– Что, если замочек сломается и я его потеряю?
– Тут двойной замок, так что не беспокойся. Тебе нужно оценить его, чтобы застраховать. – Он повернул меня к себе: – Дай посмотреть.
Глянул на мое горло, где бешено бился пульс. Куда чаще, чем час назад.
– Прекрасно, – улыбнулся он. – Там ему самое место.
Мне хотелось поцеловать его. Прижать ладонь к его щеке, наклонить голову и дать нашим губам соприкоснуться. Но это только повело бы нас по дорожке, которой мы так старались избежать. Поэтому я положила голову ему на плечо, и мы вместе стали смотреть на неспокойную воду в заливе, прислонившись к стене церкви, которую оба любили.
41. ЭндиНам не разрешали писать эсэмэски в классе. Но большинство ребят все равно писали. Меня однажды поймали, так что я обычно ждал до обеда. Если только мог вытерпеть. Но если телефон вибрировал в кармане, значит, мне писала Кимми. Как же я мог ждать? Никак.
Я был на уроке основ жизнеобеспечения, на котором всегда хорошо успевал, если не считать чтения. Мой телефон завибрировал, и я положил его на колени, чтобы мистер Дрекслер не видел.
«Теперь собираешься звать его па?»
Я еще прошлой ночью рассказал Кимми обо всей этой истории с родным и приемным отцами.
– Это так круто! – повторяла она. – То есть круто, что у нас обоих есть родной и приемный отцы.
– Теперь мы как бы равны с тобой.
«Я хочу звать его «дядя Маркус», – написал я в ответ. Если это изменить, мне будет как-то не по себе.
Вся эта история сбивала меня с толку. Мэгги нарисовала мне схему. Не ту, которая «вставай-утром-готовься-к-школе». И не такую, как с людьми-палочками ма. Мэгги сделала схему с линиями, но вырезала снимки па, ма, дяди Маркуса, мисс Сары, Кита и свой, и эти линии показывали, в каком мы родстве. Но я по-прежнему ничего не понимал. Пытался объяснить Кимми, но она запуталась. А ведь она здорово умная. Скорее бы показать ей схему. Самое важное то, что дядя Маркус в самом деле мой отец. Хотя я продолжал называть его дядей. И Мэгги – по-прежнему моя сестра. Она сама сказала. Сказала «даже не думай насчет какой-то неполнокровной сестры». И Кит – мой кузен. В нас течет одна кровь. В это трудно поверить, потому что мы абсолютно разные, но это правда.
Прошлой ночью я видел сон о палочных человечках, которых рисовала мама. Только их были миллиарды, и они бегали по пляжу. На девочках были такие короткие платья из палочек. Но я был нормальным. Не из палочек. Они были славные, мы играли в волейбол и бегали. Потом я понял, что мы оказались у трейлера Кита и мисс Сары. Я огляделся и увидел палочного мальчика, сидевшего на перилах крыльца. Я знал, что это Кит. Мой кузен. Мне стало жаль, что он один. Мисс Сара пропала. Может, мертва. А еще он бедный. Я богат, но не должен этим хвастаться.
Я хотел рассказать Кимми о своем сне с палочными человечками, но промолчать об одиноком Ките, только писать пришлось бы слишком много. Все же я попытался.
– Энди? – неожиданно сказал мистер Дрекслер.
Я так удивился, что вскочил, и телефон упал на пол.
– Спрячь телефон, – велел он.
Я поднял телефон. Решил напечатать эсэмэску позже, но не хотел, чтобы меня вызвали к директору, так что спрятал телефон в карман. Кимми поймет.
Домой после уроков меня привезла ма, потому что сегодня она дежурила в начальной школе. Я ей все рассказал о снах с палочными человечками.
– Какой радостный сон! – воскликнула она после того, как услышала о волейболе и славных людях.
– Если не считать, что я увидел одинокого мальчика, тоже палочного, на крыльце мисс Сары. Думаю, это был Кит. То есть, не настоящий Кит, потому что это палочный мальчик, но… не знаю, как это объяснить.
– Во сне ты почувствовал, что этот мальчик – Кит. Палочный человечек представлял Кита.
Ма всегда понимала, что я хочу сказать.
– Точно, – кивнул я.
– Нам всем грустно из-за Кита. Последние полтора года ему трудно пришлось, – вздохнула ма.
– Потому что мисс Сара исчезла. И потому что он пострадал при пожаре. И потому что узнал, что он наш кузен.
– Да, – согласилась ма. – Уверена, что и это его потрясло.
– Мне нравится иметь кузена, – решил я. У меня никогда не было раньше кузенов. И здорово было повторять «у меня есть кузен». Даже если повторять можно одному человеку: Кимми. Жаль только, что этим кузеном оказался Кит.
Когда мы вернулись домой, я сказал ма, что хочу покататься на велосипеде, а она велела быть дома к обеду. Ей не нравилось, когда я летом ездил по шоссе. Потому что машин было слишком много, но теперь все в порядке. Я почти не встречал машин. Я – хороший велосипедист, потому что ноги сильные из-за плавания. Я поехал в банк в Серф-Сити. У меня была своя кредитная карточка, с которой было позволено снимать двадцать долларов за один раз. Но когда на экране спросили, сколько ты хочешь, я подождал, пока не покажут несколько цифр и даже сотню. Хотя мне не позволяли снимать так много денег, я нажал кнопку напротив сотни. И получил несколько двадцаток. Пять. Пять раз по двадцать будет сто, так что все верно. Потом я сел на велосипед и поехал к трейлеру Кита и мисс Сары. И тут мне даже страшно стало. Потому что Кит сидел на крыльце, практически на том месте, где был палочный мальчик.