— Он оказался очень даже остроумным?
— Да как вам сказать… Я вообще никогда не видел его лично, и не слышал его голоса даже по телефону. Скажу больше — все общение и переговоры происходили только через его сотрудников. Он уже очень-очень давно не появлялся на ученых советах и научных встречах. Даже на собственные юбилеи не приходил. На всех таких праздниках обычно зачитывали его письменные послания.
— Все-таки он далеко не молод…
— Мягко говоря, да, — с едкой иронией подтвердил Сергей Павлович.
— Тем не менее, это не мешает ему плодотворно и активно трудиться, — добавила я.
— Это вы о чем? — почему-то удивился мой собеседник.
— Ну, как же! А его работы? Монографии, статьи, книги… Тезисы на конференциях. За последние десять лет публикаций у него, как я узнала, штук сто по-моему…
— О, девушка… это не его работы.
— Как это не его? Ведь везде пишут…
— Мало ли что… Знаете, как пишется современная научная работа? Например, как делается статья?
— Как?
— Очень просто, — с этими словами Сергей Павлович взял лист бумаги и стал чертить на ней какие-то звездочки, видимо такая привычка помогала ему думать и говорить. — Кто-то проводит исследование на некую научную тему. Неважно, на какую именно, речь сейчас не об этом. Например — аспирант, дипломник или какой-нибудь младший научный сотрудник. Долго ли, коротко ли, но вот провел этот сотрудник серию экспериментов и получил некие результаты. Теперь показывает он их своему шефу — руководителю или завлабу. Иногда — это одно и то же лицо, но совсем не обязательно, так бывает не всегда. Непосредственный шеф смотрит, и дает добро на написание статьи. Или — вносит свои поправки и коррективы. Или — вообще велит все переделать заново. Это я упрощенную схему рисую. Так вот, после того, как исследование доведено до некоего логического завершения, и уже просматриваются ощутимые результаты, этот сотрудник садится за приведение сих результатов к виду удобному для публикации. Обсчитывает данные, строит графики, проводит статистическую обработку. Иногда работают сразу несколько человек — кто-то опыты ставит, кто-то статистику делает, кто-то литературу изучает, предшественников находит и литературный обзор по теме пишет. Ну, и так далее. В конце концов, некто пишет саму статью, куда включаются все эти наработанные материалы: цифры, таблицы, графики и схемы. Вначале вставляют историю вопроса и постановку проблемы, потом — описывают само исследование с результатами, а в конце — выводы и заключение. После статьи идет список литературы. Все, написали, распечатали. Теперь статью несут шефу…
— А сам шеф что пишет?
— Обычно ничего не пишет. Сам он писал, когда молодой был, и на тогдашнего своего шефа шестерил. Хотя даже тогда он мог ничего не писать сам. Если хорошо устроился, конечно. Об этом я потом расскажу, если успею. Так вот, принесли шефу статью. Он ее читает, и снова может что-то там подправить или изменить. Это когда у него руки дойдут, а то и проваляется готовая статья полгода или больше. Бывает, конечно, что читает сразу, если результаты интересные и надо срочно в журнал отправить, конкурентов опередить. Журнал научный, естественно, а не желто-гламурный, как ваш.
— Думаете, я обижусь?
— Нет, не думаю. Так вот, когда статья распечатана и доставлена шефу, там, среди авторов уже вписана фамилия этого шефа. С инициалами. Только в этом случае, он дает «добро» на публикацию. Формально его можно, конечно, и не включать, но тогда он замотает, затрет, в редакции журнала шепнет кому надо — и все, публикации не будет. Кроме того, может начать палки в колеса ставить, работе будет всячески мешать, и, в конце концов, выживет из лаборатории. А то и из института. Статья, публикация результата — это основной продукт деятельности научного работника, то, для чего живет любой настоящий ученый. Поэтому чаще всего на условия шефа соглашаются, и начальник оказывается среди авторов.
— Так он же почти ничего не делал для этой статьи, такой начальник! — возмутилась я.
— Это вы так думаете, что не делал. А он думает — что осуществлял непосредственное руководство, и без его «таланта» и «личной энергии» ни само исследование, ни статья никогда бы не увидели свет. А может и не думает, а просто паразитирует на своих сотрудниках. Обычное дело. Как правило, среди авторов появляется также имя заведующего лабораторией — это если шеф и завлаб не одно и то же лицо. В вашем случае всегда и везде так вписывают нашего дорогого и уважаемого. Вы посмотрите список работ академика Иванова за последние тридцать лет. Он всегда с соавторами.
— И давно он так? Только с соавторами?
— Лет тридцать уж точно, а совсем старые его работы я не видел, поскольку особого повода не было. Может, на заре своей бурной юности он и писал что-то научное сам, но мне таковое неизвестно. Насколько я знаю, самостоятельно он никогда ничего не писал, зато хорошо умел выбирать соавторов. Очень давно, в доледниковую эру, у него был действительно хороший и очень добрый руководитель — известнейший ученый с мировым именем. Он фактически написал для Иванова диссертацию. Потом уже сам Иванов сделал на своего учителя донос в НКВД, того посадили и вскорости расстреляли, а все неопубликованные труды учителя оказались в распоряжении будущего академика. Причем все его статьи, даже полностью ворованные, публиковались в соавторстве, это я уже говорил. Он туда специально кого-нибудь дописывал, чтобы повязать порукой. А после того, как наш герой сделался кандидатом наук, он взял себе аспирантов, отобрав только тех, у кого имелись проблемы с происхождением…
— А что за проблемы с происхождением?
— Обычное тогда дело — родственники не в порядке. Или «враги народа», или «из бывших», или какого-то неправильного происхождения. Как он их называл — «инвалиды пятого пункта». Голова у этих ребят варила хорошо, вот они и написали докторскую своему патрону. Кое-что и от его учителя осталось, Иванов этим материалом питался еще до-о-о-лго. Давно дело было, до Второй мировой войны еще.
— А откуда вы это знаете?
— Потомки этих бывших аспирантов рассказали. Самих-то давно уж и в живых нет, зато один из них вел дневник, который у внуков сохранился… А когда началась война, Иванова чуть было самого не расстреляли — как немецкого шпиона. Так он притворился евреем, и пронесло в тот раз. Зато после войны его стали прессовать уже как еврея, и чуть было, снова не посадили. Но он каким-то образом сумел доказать свое иконно русское происхождение и выкрутился.
— Разве такое могло быть?
— Могло. А статей и монографий он сам никогда не делал. Научная статья — это почти всегда коллективное творчество. Монография — часто персональный труд, но тоже сопряженный с работой коллег. А став академиком, он не только ничего не писал, но давным-давно уже не читал статьи, автором которых считался. Последнее время все монографии для академика штамповали его сотрудники, или сотрудники его сотрудников. Это уж я знаю наверняка — сам участвовал в таком процессе.
— А почему вы так откровенны со мной?
— Так я же не сказал ничего нового. Это знают все, кому не лень, и тут нет ничего такого уж потаенного. Имени моего вы не укажете, а слухи — их кругом полно, на них всем теперь глубоко плевать.
— Понятно. А с кем еще посоветуете поговорить?
— Ну, официальную информацию вы и так найдете. Хоть бы и в Интернете. А если хотите что-нибудь «жаренное», то не знаю даже… Здесь вам никто ничего не скажет. Слишком все зависит от Деда — как неофициально академика называют за глаза. Даже не от него самого, а от его имени. На нем завязано множество тем и проектов, под него выдают гранты и люди получают вполне конкретные деньги. Имеется ряд оборонных заказов, международные договора, контракты… Иванов — это своего рода бренд. А умри он в одночасье, и вся эта благодать обвалится.
— Похоже, вы не очень-то его любите.
— А с чего мне его любить? Он ничего хорошего мне не сделал, даже наоборот.
— Расскажете?
— Да ради бога, в этом тоже нет никакой тайны. Если в двух словах, то у меня уже готова была кандидатская, когда меня заставили отдать ее Деду. Решили, что слишком хороша для кандидатской. Он выдал мою работу за свою, и напечатал как монографию с неким соавтором, который был вообще ни при чем, а мне пришлось начинать все заново.
— Вас заставили? Но как?
— Есть такая классическая фраза: «Есть многое на свете, друг Горацио, чего не снилось нашим мудрецам». Мысль понятна?
— Ну, томика Шекспира у меня сейчас с собой нет, да и времени, чтоб перечитывать «Гамлета» тоже не предвидится. Это секрет?
— Почти. У каждого из нас свои скелеты в шкафах, у кого больше, у кого — поменьше. И каждого преследуют личные призраки. Короче, украденная у меня диссертация — это только одна из причин. Все! Мне пора бежать. Очень рад был нашей беседе. Да! Фамилию и имя мое — нигде не упоминать, а то, что я рассказал — можете использовать как угодно.
С этими словами он повернулся и ушел, даже не попрощавшись. Странный тип.
А когда я все это написала и оформила в статью, то думала — что выйдет бомба, и обо мне теперь громко заговорят. Но все получилось совсем даже наоборот. Сначала главный обрадовался, охотно взял мой материал, глаза его аж загорелись, он даже вроде как бы помолодел. Но потом… на первых порах статью просто затормозили. А позже меня уволили по надуманному предлогу, и уже ни один журнал, ни одна газета не захотела брать к себе. А когда я приходила лично, то там прятали глаза и говорили какую-то чушь про финансовые трудности и сокращения кадров. В конце концов, мне помог кто-то неизвестный, и я устроилась в это издательство. Зарплата здесь у меня чуть меньше, работа — чуть скучнее, зато я могу ни о чем не думать и жить в свое удовольствие.
* * *
— Вот с тех пор, — с горечью заключила девушка, — я и работаю секретарем этого издательства.
Только сейчас я заметил, что глаза Олеси как-то приятно блестят, а вся она кажется такой уютной, теплой и очень домашней. Нервные центры нижней части моего спинного мозга начали свое дело, и вдруг мне безумно захотелось обнять ее, приласкать и крепко-крепко прижать к себе…
Но исполнить все это я так и не успел — в тот самый момент, как только меня посетили фривольные мысли, за окном что-то сверкнуло, и одновременно с вспышкой прогремел самый настоящий гром. Судя по звуку, разряд ударил где-то в непосредственной близости. Гроза в зимней Москве? В январе?
От неожиданности мы оба вздрогнули. Если бы в моей кружке еще оставался глинтвейн, я бы, наверное, облил себе штаны. Я вдруг со всей ясностью понял — самое правильное, что сейчас можно сделать, это откланяться и уйти. Совсем уйти, навсегда.
Я встал, несколько церемонно распрощался с безмерно удивленной Олесей, оделся и быстро ушел. Как хорошо сказал Стивен Кинг: «Лучше быть хорошим, чем плохим. Но иногда порядочность приобретается слишком высокой ценой».
Кот в издательстве не соврал: назавтра действительно заметно похолодало. Газета «Московский Боголюбец» («МБ») писала на другой день:
Вчера в Москве разразилась первая в этом году гроза. В районе станции Бирюлево-Товарное ударила молния, что является нечастым явлением для зимнего сезона. Зафиксировано также рекордно низкое атмосферное давление, сообщает Гидрометеобюро Москвы и Московской области.
Обычно молнии возникают в грозовую бурю, чаще весной или летом. Редко, но бывает, что молнии бьют и зимой во время сильных снегопадов и метелей. По мнению синоптиков, январские грозы и вообще теплая зима, перепады температуры, которые мы наблюдаем последнее время, — одно из проявлений глобального потепления климата Земли.
Вообще, зимние грозы, например, в Москве, не такая уж экзотика, как может показаться. Так в декабре 2006 года, гроза отмечалась дважды. Согласно статистике, на шести метеостанциях Москвы они отмечались практически во все месяцы с ноября по март. Максимум повторяемости зимних гроз приходится на ноябрь и март (в среднем 1,5 дня с грозой). В январе и декабре грозы наблюдались лишь на двух станциях. Среднее число дней с грозой — 0,04. В последнее время отмечается активизация зимней грозовой активности, особенно в декабре-январе. В среднем это 0,1-0,3 дня с грозой. Обычно грозы холодного периода характеризуются отдельными кратковременными разрядами. Интересно отметить, что в 75 процентах случаев грозы в Москве случались при положительной температуре воздуха (от 0 до +7) и лишь три – при отрицательной.
21. Секретные файлы
…Неожиданно моя кушетка стала казаться чем-то подвижным и неустойчивым, хотя никакого реального движения не ощущалось. Решив, что у меня уже кружится голова, как отдаленное последствие вчерашней двухсерийной попойки со Сквипом и с Олесей, я уже собрался, было пробраться на кухню, чтобы найти там аптечку и принять что-нибудь сосудорасширяющее. Когда долго пьешь в меру, то обычно напиваешься в хлам. Но тут стены моей комнаты сделались прозрачными, потом призрачными, а еще потом исчезли вообще. Комнаты больше не существовало. Кушетка вместе со мной оказалась среди странного белого пространства напрочь лишенного привычных для человеческого глаза образов и ориентиров. Все было залито неровным белым светом, двигались какие-то еле заметные тени, и мир вокруг выглядел нереальным до безумия. Тем не менее, этот был вполне реальный мир.
«Вот откуда пошло выражение: “белый свет”, — подумалось тогда, — а я и не знал!»
Зато меня самого не было в том мире. Я не видел себя и не чувствовал себя там. Себя самого, свои чувства я там не ощущал, все у меня вызывало недоумение, я видел все это в первый раз. Не было осмысления реальности, хода времени, а только переживание абсолютного непонимания, подвешено-непонятного состояния, полного отрыва от мира, одиночества и пустоты.
Вокруг была пустота. Та пустота, что образуется в душе. Это нельзя описать, это надо пережить. Я просто не могу найти соответствующих слов… непонимание и подвешено-непонятное состояние. Но никаких нарушений сознания не наблюдалось, во всяком случае, я этого не заметил. Имелась утрата осознания собственной личности, вдруг ставшей неизвестной самой для себя. Причем я всегда знал, что я — это я, а не кто-нибудь другой.
Однако, «Я» и «личность» можно разделить только в понятиях. В нормальных условиях они всегда выступают в единстве, поскольку не могут существовать и не существуют друг без друга. Вместе они составляют то, что называется человеческой психикой, а более образно — человеческой душой. С этой точки зрения трудно представить, чтобы грубые нарушения в сознании собственной личности никак не отражались на осознании собственного «Я».
Но тут тени стали обретать некую реальность, и я увидел битву. Называйте это как хотите — битва, война или еще что-то… Как можно объяснить обычным языком то, что не имеет аналогов в нашем мире? Вероятно, всю картину можно было представить как очень большое сражение. Но другая проекция этого мира на человеческое восприятие показала бы что-то иное, например битву стихий, или единство противоположностей.
Вдруг возникло нехорошее ощущение, что я могу остаться тут и забыть себя навсегда.
Путь назад оказался долгим. Причем я помнил только это, и совсем забыл, в чем собственно этот путь состоял. Придя в себя, я обследовал собственное тело. Оно было голым, замерзшим и слегка одеревеневшим. От неудобного положения шея затекла так, что ей трудно было шевелить. Во рту пересохло.
Не нравились мне эти проблемы с памятью. Если из старой фантастической литературы мы знали капитана Немо, который только играл под маской неизвестного, то в последние десятилетия появился новый герой. Некто позабывший всего себя и всю свою прошлую жизнь. Сюда же относятся популярные американские и латиноамериканские телесериалы, к примеру, телефильм «Никто, кроме тебя», где героиня после катастрофы забыла свою прежнюю жизнь. Или фильм «За бортом», в центре сюжета которого, действовала женщина, упавшая в море и потерявшая память о себе и своем социальном статусе, но затем, после повторного удара по голове неожиданно вспомнившая себя. В известном детективе Чейза — «Смерть шла вместе с ними», юная Кэрол, страдающая тяжелыми приступами гомицидомании, также не знала, что с ней случилось: «Я появилась ниоткуда и я никто. Я даже не знаю, кто я такая!». В американском фильме девяностых годов «Долгий поцелуй на ночь» беременная женщина, спецагент, забыла свою личность после тяжелого ранения в голову, но это не помешало ей работать учительницей в школе, родить дочь. Она вспомнила себя только после черепно-мозговой травмы в автокатастрофе. Короче — тема известная, и ничего нового в ней нет. Только вот причем тут я?
* * *
А дальше нужно было срочно обзаводится всяким барахлом — моя вынужденная «командировка» в Москву затягивалась. Так называемое «Поколение Х» — люди, которым сейчас между тридцатью и сорока пятью — куда в большей степени привязано к Интернету, чем это было принято считать ранее. В офисе, где я жил, недоставало только нормального компьютера, а одного небольшого ноутбука мне казалось мало и явно недостаточно. Поскольку все знакомые в один голос не рекомендовали покупать электронику через Интернет, я узнал адрес ближайшего компьютерного салона и направился туда лично.
— По прайсу выбираем необходимые вам дивайсы. Подберите нужный вам хард, монитор, киборд, маус, эт цетера, эт цетера… Вы сконфигурируете свой контент, и тогда составим контракт, — вразумлял меня похожий на пассивного гея менеджер. — Или обойдемся без всего этого?
Ну, вот, опять эти дивайсы! Задолбали уже. Может, это у меня такой сдвиг по фазе, или житие за границей сказывается, но не переношу я, когда вполне нормальные русские слова заменяют всякой мусорной фигней. Бесит меня этот «прайс» вместо ценника, жутко раздражают «дивайс» вместо устройства и так далее по списку. И еще это противное «эт цетера»! Самое смешное, когда человек в истинном значении того или иного слова разбирается словно свинья в апельсинах, а писать и произносить вообще не знает как. Даже на стенах банальное «fuck» еще не научились писать без ошибок, а все туда же, знатоки, мать их… А не нравится это мне все по двум причинам: во-первых, выговаривать иностранные слова с, извините, нижегородским акцентом, это верх идиотизма, а во-вторых, попытка выглядеть просто адски крутым, употребляя «английские» словечки — свидетельство собственной глупости. Одно дело, заимствовать новые термины по причине их отсутствия в родном языке, и совсем другое, заменять уже существующие, используя их совершенно не по делу. Могу еще с апломбом добавить, что русский язык и так вполне удобен, а уродуют его просто ни за что. Хочется порядка. Очень хочется… Невыносимо желаю.