Никитка расплылся в улыбке. Он чувствовал себя спасителем этой красотки. Интересно, она его помнит?
– Это ты меня привез из парка? – глядя на мальчика, спросила вдруг молодая женщина, словно прочтя его мысли.
– Ну, я… – ответил он, смущаясь под ее взглядом.
– Тогда держи. – Валерия на глазах у Пузырька открыла журнал и вынула спрятанную между страниц большущую шоколадку.
– Да что я, маленький, что ли… – вспыхнул Никита, но шоколад все же взял. – Спасибо.
– Нет, это тебе спасибо. Если бы не ты, я бы схватила воспаление легких или что-нибудь еще. А так – ты мой настоящий спаситель.
Перед встречей Пузырек специально, чтобы Валерия не увидела преждевременно, спрятал зеленую сумку в плотный белый пакет. Поэтому теперь, в надежде поразить Валерию окончательно, вдруг, как фокусник, выудил сумку из пакета и торжественно преподнес:
– Узнаете? Ваша сумочка?
У Валерии глаза округлились.
– Моя сумка? Но откуда? Как? Когда?
– В парке нашел, – ухмыльнулся счастливый Никитка. – Лежала себе спокойненько почти на виду.
– Вот это да! – Валерия схватила сумку и прижала к груди. Можно было подумать, что она сделана из чистого золота. – Ты удивительный мальчик, Никитка. И я прямо глазам своим не верю! Моя сумочка! Теперь понятно, почему вы так настаивали на встрече. Ну, спасибо!
Она открыла сумку, но, заглянув туда, сразу же захлопнула. Закрыла глаза, словно ей стало плохо, и даже застонала.
– Что с вами? – заволновался Никитка.
– Фотографии… – Валерия тяжело вздохнула и снова открыла сумку. – Это же все из-за этих проклятых фотографий случилось! Но я не знаю, кто их сделал. И я не знаю этого человека. А мой муж, увидев их, чуть не убил меня! Мы с ним замечательно жили, никогда не ругались. А тут вдруг он швыряет их мне в лицо, кричит что-то о бриллиантовых серьгах, которые мне якобы подарил тот человек с фотографии… А я, поверьте, с ним даже не знакома! Там в парке мы крепко поругались. Он ударил меня. И тогда я поняла, что наша семейная жизнь закончилась. Я не могу жить с человеком, который не доверяет мне! Я еще в парке рассматривала снимки, пыталась вспомнить, как и когда нас с этим мужчиной могли сфотографировать вместе, но так ничего и не вспомнила. Кто он вообще такой? Вы знаете?
– А это и есть тот самый Конобеев, бизнесмен, которого похитили на днях. Мы к вам и пришли, чтобы узнать о нем. Его нет нигде уже несколько дней. Можете себе представить наше удивление, когда, найдя вашу сумочку, мы обнаружили в ней эти фотографии?
– Но я не знаю никакого Конобеева! – Валерия сильно нервничала. – Да что ж такое делается? Сначала я пытаюсь это доказать своему мужу, теперь вот вам… Ничего не понимаю…
– Значит, обычный фотомонтаж. Если хотите, я это запросто проверю. У меня отец в милиции работает. Он все мигом выяснит.
– Вот и отдай ему. И попроси: пусть официальную бумагу напишет. Я брошу ее в лицо своему мужу и уйду от него.
– А как вам жилось у Людмилы Николаевны?
– О, она чудная женщина! Так за мной ухаживала, лечила меня. А еще много говорила о вас. Она считает, что вы – редкие дети. Но я это и без нее вижу.
Сергей не мог скрыть своего разочарования. Итак, Валерия не знает Конобеева. Кто же им ответит на вопрос: где его искать?
– Где же вы сейчас будете жить, пока не выяснили отношения с мужем?
– У Людмилы Николаевны.
– А кто он вообще такой, ваш муж?
– Я бы не хотела называть его имя, потому что он довольно известен в городе. Богатый человек – вот кто мой муж.
И тут Сергей не выдержал и задал вопрос, который вертелся у него на языке:
– Скажите, Валерия, у вас есть враги? Ведь кто-то, кто хотел поссорить вас с мужем, подкинул ему сфабрикованные фотографии. В этом нет никаких сомнений. У вас никого нет на примете, кто желал бы вам испортить жизнь?
– Нет, кажется, нет…
– Может, кто-то завидовал вам, вашей красоте?
– Ах вон ты о чем. Да, безусловно, такие люди были. Но не до такой же степени!
Никитка, вдруг что-то сообразив, повернулся к другу:
– Сергей, а разве не может такого быть, что насолить хотели не Валерии, а… Конобееву?
«А ведь Пузырек прав, – подумал Сергей. – И как это я сам об этом не догадался? Но тогда еще одну порцию подобных фотографий следует искать в доме Конобеевых. В частности, в вещах его жены Клары. Так, может, в этом-то все и дело?»
– Пузырек, ты гений! А вам, Валерия, спасибо, что пришли.
– Да что ты! Зовите, если понадоблюсь.
– Кстати, на вас в тот день действительно были бриллиантовые серьги?
– Нет, конечно. Серьги были новые, только очень похожи на бриллиантовые, но вовсе не драгоценные.
– Но почему же не бриллиантовые, если ваш муж, как вы сами сказали, богатый человек?
– В этом-то весь и фокус. Все вокруг знают, кто я и кто мой муж. Поэтому, увидев на мне даже стекляшки, их принимали за бриллианты. Видите, как все просто.
«Не поймешь этих взрослых. Да еще тем более женщин, – удивился Горностаев. – Ладно бы нацепили дорогущие серьги и носили их с гордо поднятой головой. Но стекляшки…»
– Кто-нибудь из ваших знакомых знал о покупке этих серег?
– Нет, никто.
– Значит, ваш муж их увидел случайно? И разозлился, подумав, что вам их подарил Конобеев?
– Выходит, что так. Но он вел себя так, словно знал, что на мне именно эти серьги.
– Тогда можно я задам вам еще один вопрос? – спросил Никита.
– Задавай.
– За вами ухаживал какой-нибудь мужчина?
Валерия улыбнулась:
– Хороший вопрос. За него я ставлю тебе пять баллов. Да, ухаживал. Но он слишком уродлив, чтобы я могла ответить ему взаимностью. Вполне вероятно, этот мужчина достойная личность и заслуживает уважения, но уж больно некрасив.
– Вы можете его назвать?
– Да, конечно. Это Роман. Косметолог из «Флоры».
С самого утра Света с Дроновым снова поехали к ней домой. На этот раз автоответчик не мигал: сообщений не было.
– Я забыла рассказать твоему другу про Фаусто Папетти.
– О ком?
– Помнишь, я тебе сказала, что слышала на записи маминого звонка ее любимую мелодию, которую исполнял знаменитый саксофонист Фаусто Папетти?
– И я тоже про него забыл. Думаешь, это может помочь следствию?
– Тут дело в принципе. Как ты думаешь, стали бы настоящие похитители угождать своей пленнице, ублажая ее слух любимыми мелодиями?
– Но эта мелодия могла зазвучать случайно. Скажем, сидит твоя мама где-нибудь на заброшенном складе, а те, которые ее охраняют, включили радио. А по радио, как ты и сама понимаешь, мог играть твой Фаусто Папетти. Разве это нереально?
– Да, ты прав. Скорее всего, это случайность.
– Постой! Что мы такое говорим? Какой еще склад, если твоя мама звонила из кафе «Саламандра»! Как мы могли такое забыть? Ведь первый их двух последних звонков – оттуда!
– Я не забыла, но навряд ли она звонила из кафе, – спокойно возразила Света. – Скорее всего, номер кафе запараллелен с квартирой или же, как ты правильно заметил, со складом. Посуди сам, разве похитители стали бы так рисковать, позволив своей пленнице звонить из кафе? Все-таки кафе – общественное место, и моя мама не растерялась бы и устроила там шум, закричала бы, что ее украли… Кроме того, похитители же не дураки какие-нибудь, должны понимать, что в квартире, принадлежащей такому бизнесмену, как Конобеев, наверняка имеется телефон с определителем номера. И что, несмотря ни на какие угрозы, я все равно выясню, кому принадлежит этот номер, и стану искать свою мать.
– Да, ты права. Они могли привести твою маму в кафе, чтобы дать ей возможность позвонить домой, вот и все.
– Так, может, стоит поехать туда и попытаться найти свидетелей, которые видели, при каких обстоятельствах происходил этот телефонный разговор?
– А что, это мысль. Но сначала давай позвоним туда. Хотя бы выясним, открыто ли кафе, да и существует ли оно сейчас вообще. А уж потом поедем.
И Сашка набрал номер телефона кафе «Саламандра».
Трубку тотчас сняли.
– Хорошо, что вы перезвонили! – услышал Дронов взволнованный мужской голос. – Нас кто-то разъединил. Дело в том, что телефоны запараллелены и вечно что-то срывается. Скажите, Григорий Григорьевич, так вы согласны посмотреть мою коллекцию или нет? Уверяю вас, если вы вложите деньги в музей, они вернутся вам уже через пару месяцев. Это будут не политические деятели, а известные артисты. Уверен, что они тоже согласятся. Это же прекрасная реклама. А потом, если развернуться, можно будет организовать и театр с теми же самыми персонажами. Хотя нет, лучше всего телесериал, наподобие Шантарофича. Вы молчите? Ваше молчание можно расценивать как согласие или же вам еще требуется время, чтобы подумать?
Сашка не знал, что ответить. Он понял, что говоривший принял его за какого-то Григория Григорьевича, по всей вероятности, спонсора будущего музея. Но не хотелось бы его спугнуть, поскольку именно с его телефона звонила Клара Конобеева. Возможно, мужчина, озабоченный своим музеем, видел Клару.
– Сегодня в три на Тверской у входа в «Макдоналдс», – произнес наконец Сашка, стараясь придать своему голосу мужскую окраску.
– Отлично! – радостно залился на другом конце провода мужчина, голос которого напомнил Дронову какого-то мультяшного героя. Уж слишком он был тоненьким, смешным, хотя и прокуренным.
Саша положил трубку и посмотрел на Свету.
– Что-то я ничего не понял, – сказал он. – Но сначала мы поедем в «Саламандру», а к трем подгребем к «Макдоналдсу». Может, что и прояснится.
Маша все это время, пока Дронов со Светой ездили к ней домой, а Сергей с Никиткой встречались с Валерией, находилась в штабе. Она играла в компьютерные игры, путешествовала по Интернету в поисках своей фамилии, чтобы узнать, чем прославились ее однофамильцы Пузыревы. Наконец ей все это надоело, и она задремала в кабинете на диване.
Ее разбудил голод. Она вышла из квартиры, спустилась во двор, забежала к себе домой, набрала в пакет котлет и пирожков, зашла в магазин, купила хлеба и колы. Вернулась в штаб, перекусила, оставшуюся еду спрятала в холодильник и буфет. Затем Маша снова прилегла и неожиданно по-настоящему уснула. А проснувшись, увидела, что уже почти два часа. А ей никто не позвонил и ничего не рассказал. Все будто забыли о ней.
Расстроенная, она решила выйти на балкон, чтобы подышать свежим воздухом. К тому же именно с балкона, то есть с лоджии, открывался прекрасный вид на весь двор, футбольное поле и даже часть бульвара. Отличный наблюдательный пункт.
Но, как нарочно, во дворе не было ни единой живой души. «Все ушли на фронт», – грустно пошутила про себя Маша и хотела было уже вернуться в комнату, как вдруг услышала какой-то шорох на соседней лоджии. Одолеваемая любопытством, она приблизилась к тонкой деревянной перегородке, отделявшей ту лоджию, где она находилась, от соседней, и заглянула в щель. И тотчас отпрянула. Ей хотелось захохотать во весь голос. Да что же это такое?
Маша, улыбаясь, как, наверное, улыбаются сумасшедшие, снова приблизила свое лицо к перегородке и снова заглянула в щель…
«Зеркало там, что ли?» – подумала она.
Нет, зеркала не было. Зато на соседней лоджии стояло кресло, а на нем сидела Маша Пузырева. Собственной персоной. И читала. Ветер трепал ее распущенные волосы, легкий румянец играл на щеках.
Маша очнулась уже в комнате. Лицо ее было залито слезами – она испугалась за свое психическое здоровье. Но самое ужасное заключалось в том, что она никому не могла о том, что сейчас увидела, рассказать. Сначала ей привиделась голова мертвой Валерии в шкафу, а теперь вот она сама раздвоилась и читает себе спокойненько на соседней лоджии.
«Пойду-ка я перекушу», – решила расстроенная девочка и поплелась на кухню. Открыла холодильник…
– Господи святы!.. – воскликнула Маша. Она не смогла бы объяснить, откуда пришло ей на язык это странное церковное старинное выражение. Со страха, наверное, вспомнилось где-то когда-то услышанное. А испугаться ей было чему – холодильник оказался пуст. Ни одной котлеты. И бутылка с колой исчезла. Может, Никитка заходил?
Маша осмотрела всю квартиру – никого. Да что ж за чертовщина такая творится?
Девочка прошла в прихожую, заперлась за все замки и вернулась в кабинет. И в эту самую минуту в шкафу раздался грохот. Маша вскочила с кресла и забилась в дальний угол комнаты. Между тем подлая дверца шкафа, как и в прошлый раз, принялась медленно, с леденящим душу скрипом открываться. И вдруг замерла. Маша сначала не хотела смотреть, что там на сей раз ожидает ее в шкафу. Но любопытство пересилило страх.
Она сделала несколько шагов и, неимоверно вытянув шею, заглянула-таки внутрь.
Увидев сидящего в шкафу Конобеева с перерезанной окровавленной шеей, Маша упала в обморок.
Глава VII Дерзкий заказ в кафе «Саламандра», или «Блюз-Мартини»
Оказалось, что по адресу, продиктованному Сергею Миленой, находилось кафе «Саламандра». Из его раскрытых дверей доносилась музыка. Более того, часть кафе была перенесена на улицу: столики с пластиковыми креслицами, искусственное, как бы травяное, покрытие веселого зеленого цвета, уложенное прямо на асфальт, большие красные зонты с белой каймой. Словом, все как положено в самом центре Москвы.
– Ты что-нибудь понимаешь? – спросил Сергей Пузырька.
– Такое встречается… По одному и тому же адресу находится сразу несколько домов. Думаю, что квартира Тихомирова находится в глубине двора, позади здания этого кафе.
– Да нет, ты не понял. Это же то самое кафе «Саламандра», из которого звонила Клара Конобеева! Ребята проверяли по компьютеру. Вспомни, первый звонок был из «Саламандры», я отлично помню. А второй – вроде бы из нашего штаба.
– Еще одно совпадение!
Сергей с Никитой зашли в кафе и оказались в полутемном зале. Бармен с бабочкой на шее уставился на вошедших с любопытством.
– Мороженого у нас нет, – встретил он нежелательных для взрослого заведения посетителей, намекая тем самым, мол, проваливайте отсюда, мелюзга, вам здесь делать нечего.
Горностаев закипел от злости. «Идиот! Стоит тут, водку разливает и не знает, что люди заняты настоящим, серьезным делом…» – так и рвались с его языка обидные слова.
Но Сергей промолчал. Затем, подмигнув слегка оробевшему Никитке, облокотился на стойку так, словно он родился и вырос в баре.
– Покажите меню, – сказал он, глядя злыми глазами на невежливого бармена.
– У нас все дорого, – продолжал тот в том же духе, явно не собираясь обслуживать нежелательных посетителей.
– Да я скажу своему отцу, что ты отказался нас обслужить, и он спалит твое кафе! Тоже мне, киприда… – Сергею хотелось как-то отругать бармена, и он произнес первое пришедшее ему в голову слово, глядя на вызывающе элегантную бабочку этого мерзкого типа.
Бармен, принявший название бабочки киприда за страшное и незнакомое ему ругательство, сменил выражение лица и даже постарался улыбнуться. И перед ребятами тотчас появилось меню – кожаная тисненная золотом папка.
Сергей с важным и в то же время небрежным видом просмотрел его и, набрав в легкие побольше воздуха, сделал дерзкий заказ:
– Значит, так. Грибы, антрекот, салат, вот этих деликатесов понемногу, водку, мартини, джин с тоником и сигареты «Парламент». Все по два раза.
– Еще фанту, колу и спрайт. По маленькой бутылочке и безо льда, – добавил, краснея, Пузырек.
И бармен кинулся выполнять заказ.
Спустя четверть часа столик, за который уселись ребята, был заставлен закуской и напитками.
– Ешь, Пузырек, и не терзайся угрызениями совести. Мы с тобой не роскошествуем, а РАБОТАЕМ.
– А водку с мартини тоже будем пить?
– Будем. Это тоже работа. Кроме того, нужно же когда-нибудь начинать.
Сергей, забывшись, уже представил себя в роли многоопытного опера, выслеживающего добычу, нарисовал мысленно картинку ситуации, когда алкоголь – «издержки производства».
Проглотив салат и выпив немного мартини, он почувствовал головокружение.
– Пузырь, ты слышишь музыку? Это саксофон…
– Класс! – ответил ему Никитка с набитым ртом, расправляясь с антрекотом. – Давай приходить сюда почаще.
– Постой, мы зачем сюда пришли? Бармен! – он позвал бармена. – У меня к вам вопрос. Одна шмара… – Сергей начитался криминальной литературы, в число которой входил и словарь уголовников, и теперь решил употребить свои познания на деле, – должна мне деньги. Я знаю, что она была здесь и звонила по вашему телефону. Я должен ее найти.
Сергей достал из кармана фотографию Клары Конобеевой и протянул бармену.
– Нет, не видел… – пожал тот плечами.
– А если повнимательнее посмотреть?
– У нас тут в основном мужчины бывают.
– Понятно. А где здесь у вас туалет? Никитка, ты подождешь меня?
– Сначала заплатите, а потом я вам покажу… – слегка нервничая, проговорил бармен, не зная, очевидно, как вести себя с такими «крутыми» парнями. Если бы знать, чьи они дети… Так, наверное, думал он.
Сергей достал приготовленные заранее пятьдесят долларов и протянул бармену.
– Сдачи не надо. Но учти, в карманах у меня теперь пусто, так что без глупостей…
Бармен, спрятав деньги в карман, улыбнулся дежурной улыбкой и провел Сергея к туалету.
– Никита, ты жди меня… – строго приказал Горностаев другу, уходя. – Что-то у меня живот прихватило. Наверное, у них тут несвежий салат подают…
Но Сергей и не собирался идти в туалет. Не чувствуя под собой ног и находясь в странном, словно разбавленном, состоянии, он, заметив, что бармен занялся другим посетителем, прошмыгнул мимо туалета в подсобку и, прячась там между какими-то ящиками и флягами, углубился внутрь здания.
Дело в том, что кафе занимало лишь первый этаж двухэтажного старинного особняка восемнадцатого века. Отреставрированное со стороны Пушкинской, с другой стороны здание представляло собой жалкое зрелище: облупившаяся заплесневелая штукатурка, некрашеные рамы, тусклые стекла, паутина…