— О, милая моя, — протянул он руки к ней. — Ты принимаешь все слишком близко к сердцу.
— Нет, Марти. Но как я могу закрывать глаза на Линду? Хотелось бы не обращать на это внимания, но мне недостает жизненного опыта и зрелости. Ты же достаточно взрослый и потому сделал вид, что ничего особенного не произошло…
— А ничего и не произошло. Это правда, Юдит! Ни измены, ни преступления. Да, я прибрал к рукам компанию мужа Линды, но вполне законно, и ты знала это даже тогда. Неужели ты верила, что я могу пойти наперекор совести?
— Сожалею, что не поверила тебе, Мартин. Но меня настолько угнетали мысли о наших различиях, что на разумное осмысление всего остального просто не хватало головы. Я никогда не говорила это, но, представь, меня очень тяготило твое внимание. Всемогущий баловень судьбы тратит драгоценное время на безвестную выпускницу отделения журналистики! Мне казалось, что мощный прибой уносит меня в океан, что я потеряла опору под ногами. А потом Линда стала для меня тем острым рифом, о который беспощадный девятый вал разбивает неумелого пловца.
Юдит наклонила голову и ковырнула носком лыжного ботинка острый край ледяного наста.
— Да, — признала она, — Линда, с другой стороны, стала и моим спасательным кругом, который помог мне не утонуть в пучине страсти и добраться до другого берега. Ведь если бы мы тогда поженились, все сложилось бы еще ужасней. Развод…
— Развод? — прервал ее Мартин. — Нет уж, милая, если ты заранее думала о расставании, то к чему вообще связывать себя браком?
Юдит чуть не рассмеялась. Действительно, она и сейчас такая же глупая, видит одно плохое и не понимает простых вещей.
— А как теперь? — спросил он серьезным тоном. — Достаточно ли ты повзрослела, чтобы правильно подойти к браку?
Юдит почувствовала смятение. С одной стороны, Линда оставалась занозой в сердце. С другой — просить его рассказать все означало бы, что ничего не забыто и не прощено.
Наконец она кивнула. Как ни странно, но Юдит все время в глубине души знала, что между Линдой и Мартином ничего не произошло. В этом она убедилась ночью, когда сердце еще раз сказало, что он любит ее. Однако в глубине души шевелилось сомнение. Да, только сердце зорко, но и оно иногда ослеплено страстью. Кроме того, что-то все-таки между ними случилось, существовала какая-то связь, общность или интерес. Юдит не могла разобраться в этом. Но ради счастья и спокойствия, возможно, следовало бы выкинуть все из головы полностью и окончательно.
— Я бы попыталась заново, — с широкой улыбкой сказала она, подняв на него глаза и доверчиво шагнув навстречу любимому. Не собираюсь доказывать тебе что-либо — не надо. Ты дал мне время обдумать все, потом сам сделал первый шаг — и вот я здесь. Если хочешь — взрослая и исправившаяся.
Он шутливо поднял руки, как бы капитулируя, потом решительно шагнул к ней и сжал в объятиях. Горячее дыхание на холодных губах Юдит окончательно растопило ее, ледяная пелена, окутывавшая душу, растаяла от этого тепла. Наконец все устроилось, подумала она. Более того, все теперь должно сложиться идеально.
Наконец Мартин ослабил хватку и взял ее за кончик подбородка, чтобы заглянуть в глаза.
— А как же насчет всех этих различий меж нами? — озабоченным тоном спросил он, хотя смеющиеся глаза выдавали несерьезный настрой.
— Да уж, — рассмеялась она в ответ. — Как нам быть?
Но в этот момент надуманные проблемы навсегда исчезли из ее сознания.
— Будем считать их плодами твоего воображения!
— Нисколько! Ведь ты же в жизни никогда бы не додумался слепить снеговика!
— Правда, а ты его слепила! Теперь бедолага уныло стоит на морозе один, совсем голышом, окоченев вконец. Но это, наверное, поможет нашему общему другу… — Он отступил на шаг, размотал шарф и повесил его на снеговика. — Теперь надо бы обзавестись ртом, пожалуй!
Радостно смеясь, он взял ее за руку и потащил за собой.
— Пошли, поищем каштаны. Наверняка еще прячутся под снегом.
— Каштаны! — засмеялась Юдит, отдаваясь ощущению радости момента. — Далеко ходить не надо! У тебя уже нос почернел от холода, как каштан.
Через час они вернулись домой, дрожа от холода, с промокшими ногами и сияющие от счастья. На кухне Мартин стащил с нее промерзшие ботинки и стал растирать ступни.
— О, Марти, — простонала она, — как ужасно, что здесь нет моей одежды!
— Чем могу помочь? — с намеком спросил он.
Она расхохоталась и обвила руками его шею.
— Как я скучала по тебе, — чуть слышно прошептали оттаявшие губы. Теплые добрые руки вновь оказались на ее талии.
— И мне не хватало тебя. Но теперь мы никогда не расстанемся, вычеркнем этот год из нашей жизни. Сейчас я поднимусь на второй этаж и наполню ванну погорячее, а ты пока сделай нам какао, — шепнул он, нежно поцеловав ее.
— Восхитительно, — мечтательно пробормотала Юдит.
— А потом нам надо кое-что обсудить. Наверное, лучше сыграть свадьбу до этого треклятого слияния наших компаний. Боюсь, если тебя не окажется рядом, то мне придется очень нелегко, молодая миссис Шервуд!
Юдит улыбнулась, но червячок сомнения все еще шевелился в глубине ее сознания. Что-то оставалось недосказанным.
— Так скоро? — вздохнула она, отвернувшись, чтобы он не заметил тень сомнения в ее глазах.
— По-моему, интервью со мной может кончиться на интригующей ноте. — Мартин провел губами по ее шее, мешая ей разливать молоко в чашки для какао. — Счастливый конец: «после свадьбы они жили долго и безоблачно».
— Ты не годишься в репортеры, — принужденно сказала она, выдавив из себя подобие улыбки.
— Но гожусь в мужья, — со значением произнес Мартин и поспешил в ванную.
Итак, он спешит и пытается провернуть все до завершения сделки. Зачем такая торопливость, почти неприемлемая с точки зрения светских условностей? Не связано ли это как-то с Линдой? Правда по-прежнему оставалась для нее за семью печатями.
Юдит ненавидела себя за эти мысли, но ничего не могла с собой поделать. Мартин, как всегда, планирует на три хода вперед. Жениться на единственном, кроме Линды, человеке, который в курсе этой странной и подозрительной сделки, — весьма мудро! Теперь он будет неуязвим для конкурентов, прессы, близких.
Молоко закипело и сбежало, наполнив комнату угарным запахом. Юдит очнулась от грустных и противоречивых мыслей. Нет, пора выкинуть все это из головы. Она любит Марти, а любовь всегда права. В ней нет места сомнениям и страхам.
Хватит, Мартин тоже любит ее и спешит жениться, потому что они потеряли целый год на ненужные самокопания.
Итак, решено, сказала она себе, выливая испорченное молоко в раковину. Наша любовь прошла испытание временем и это — самое главное. Важнее ничего нет.
5
— А не появятся красные пятна на ногах, если сунуть холодные ноги сразу в горячую воду? — спросила Юдит, открыв плечом дверь в ванную комнату, держа в обеих руках по чашке дымящегося какао. — Марти! Ты где?
Юдит поставила чашки на край ванны, наполненной нежно-розовой пеной с ароматом цветущего персика. Но в огромном зеркале отразилась только ее фигура. Она вспомнила, что слышала телефонный звонок, и решила, что он еще разговаривает. Юдит вышла на площадку лестницы, прислушалась к его невнятному голосу, доносившемуся из кабинета. Улыбнувшись, она вернулась в ванную и забралась в воду.
Десять минут спустя она все еще нежилась среди пышных кружев пахучей пены одна.
— Пора привыкать, — громко сказала она сама себе. — У нас так много важных дел.
Можно представить, как сильно он, наверное, занят в предстоящие недели, но все же решил не медлить со свадьбой, стремится, чтобы она поскорее оказалась рядом с ним. Марти нуждается в ее помощи и поддержке! Сердце Юдит переполняла огромная любовь.
Еще минут десять спустя вода почти совсем остыла, а Мартин так и не появился. Юдит вылезла из ванны и вытерлась огромным ярким полотенцем. Пожалуй, пора приготовить обед.
Ее одежда еще не высохла, поэтому она сразу же накинула рубашку Мартина, которая доходила ей до колен, и пошла вниз, шлепая мокрыми тапочками.
— Марти! — позвала она. — Вода остыла…
Она нашла его в гостиной у камина, где ярко пылал огонь. Он стоял лицом к двери, держа в руке стакан для виски, уже пустой. От него исходило такое отчаяние, что Юдит замерла на полпути. Что-то случилось?
— Милый, что такое? — выдохнула в смятении она и устремилась к нему. Неужели сорвалась эта грандиозная сделка? Она прекрасно знала, как много значит для него работа.
Мартин смотрел на нее невидящими глазами, плотно сжав губы.
— Как ты могла? — прохрипел он.
— Что произошло? — еле вымолвила Юдит, мгновенно покрывшись холодным потом. Она никогда не видела его в таком состоянии, хотя и раньше у них случались ссоры.
— И ты еще смеешь смотреть на меня так, словно ничего не случилось? — процедил Мартин. — Святая невинность! Ты просто не сознаешь, что делаешь. Но я вижу, что ты оделась и готова к отъезду. Жаль, что это пока невозможно.
— Мартин! — воскликнула она с сильно бьющимся сердцем. — В чем дело?
— Зачем мы тратили время на все это? Я до сих пор не верю, что ты способна на такое… такое предательство!
Ее охватил гнев. Сжав кулаки и подавшись вперед, она закричала:
— Что за загадки? Если ты не расскажешь, что здесь происходит, как ты можешь ожидать от меня оправданий и объяснений? Я просто ничего не понимаю…
В ответ на ее искреннее недоумение Мартин резким движением выхватил из-за подушки софы ее диктофон.
— Вот, — тоном обвинителя произнес он, — вот ради чего ты приехала ко мне! Чтобы отомстить мне за Линду, за ее мужа!
— Нет, что ты, — воскликнула Юдит в отчаянии. Неужели он прослушал запись? Она протянула руку, но Мартин спрятал аппарат. — Это моя работа, между прочим. Я здесь ради интервью. По твоей же просьбе, не забывай. Даже не по просьбе, а в ответ на попытку шантажа, — выпалила она вне себя от гнева. — Ты пригрозил нам банкротством…
— Какого черта? Что ты несешь?
Удивление на бледном лице Мартина немного отрезвило ее. Неужели Робин придумала все это, чтобы заставить ее выполнить задание?
— Ведь ты угрожал… — неуверенно начала она.
— Я… угрожал? — закричал он, и Юдит передернуло. — Не имею такой привычки. Да, я действовал через Робин, решив, что с ее помощью верну тебя… За прошедший год я измучился без тебя, все казалось не в радость. Но теперь это несущественно — ясно, как день, зачем ты приехала. — Он указал на диктофон. — Вот твое возмездие. Предательница! Ради сенсации ты готова на все, даже погубить меня, растоптать мою репутацию.
— Нет, Марти! Не надо. Ты сам, своими руками, уничтожаешь карьеру и губишь репутацию, нечего пенять на меня. Кроме того, кто позволил тебе рыться в моих вещах, трогать диктофон? Это… это просто низость!
Его глаза зловеще сузились.
— И больше тебе нечего сказать? Какая-то бессвязная чушь, женская логика. За надуманными эмоциями — холодный расчет…
— Марти… Ты только что видел снеговика. Это что — холодный расчет?
Он больше не мог выдерживать ее напор, налил себе еще виски и подошел к окну.
Пауза помогла Юдит собраться с мыслями. Что же именно из записанного на пленке так взбесило его? Начало, где она сетовала на свою участь несчастной женщины? Все остальное, ясно, тоже не подарок для Мартина. Он наверняка решил, что она собралась состряпать из этого скандальное интервью. Но как ему могло прийти в голову такое после того, что произошло между ними ночью?!
И что заставило его залезть в ридикюль? Разве это любовь — скорее ревность! Надо выяснить раз и навсегда.
Тихим, ровным голосом она промолвила:
— Прости за навязчивость, но для меня это важно. Зачем ты открыл мою сумочку?
Мартин резко обернулся, все еще охваченный гневом, но промолчал.
— Ладно же! Снова не утруждаешь себя ответом! Как же нам жить дальше, после свадьбы, если сейчас ты не изволишь хотя бы раскрыть рот! Кто-то совсем недавно устроил целую сцену на тему о недоверии и незрелости…
— А если я скажу, что уронил мыло в твою сумку — ведь она была открыта, — бесстрастно перебил Мартин.
— Ха! Придумай что-нибудь поостроумнее, — парировала Юдит.
— Как это ни нелепо, но, клянусь, правда. Чертово мыло выскользнуло из моих рук и упало прямо в твою сумочку. Когда я брал его, то наткнулся на диктофон. Вообрази, как глупеют от счастья: я решил записать тебе на пленку послание — ну, как я люблю, как счастлив и что все недоразумения позади.
— О, Марти… — дрожащим голосом перебила она, готовая разразиться слезами.
— Но я нажал не на ту клавишу и услышал твои жалкие и глупые угрозы…
— Господи, Мартин, неужели ты решил, что мне придет в голову осуществить их? Ведь я вся бурлила от ярости и просто хотела выговориться. Какая чепуха, какой вздор! Болтовня испуганной и обиженной девчонки, а ты принял всерьез…
— Девчонки? Нет, расчетливой интриганки! Какая низость с твоей стороны!
— Посмотри лучше на себя! Что ты тут мне устроил! Месть, плен и изнасилование!
— Изнасилование? У тебя разыгралась фантазия, девочка моя!
— А у тебя — гормоны! Иди спи со своей соседкой.
Юдит пустилась во все тяжкие и понесла полную околесицу. Мартин не пытался возражать и не остановил ее, когда она в бешенстве вылетела из комнаты, хлопнув дверью изо всех сил. Кроме кухни, однако, она никуда убежать не могла. Ноги Юдит дрожали, она вся ослабела, к глазам подступали слезы отчаяния.
Она поднялась в кухню, подошла к мойке и дала волю эмоциям. Юдит горько рыдала, как маленькая девочка, пока не выплакалась. Полчаса назад казалось, что все позади, проблемы решены и впереди безоблачное счастье. Прошлое ослабило мертвую хватку, и она примирилась с тем, что невозможно изменить. Она выкинула из головы сомнения насчет Линды, поступив как взрослый, зрелый человек. Но сегодня все рухнуло из-за идиотской записи.
Но почему, почему Марти не прислушался к ее словам? Если бы он действительно любил ее, то спокойно выслушал, а потом бы они все обсудили. Почему же, требуя от нее безоговорочной веры, он сам не верит ей?
— О, нет, — простонала она, закусив губу. История повторяется. Год назад он не захотел объясниться, а она просто вылила на него свои подозрения и, не удовлетворившись его уверениями, хлопнула дверью. Но ведь и до сих пор никакого объяснения не последовало. Юдит думала, что это теперь не имеет значения, но все оказалось как раз наоборот.
Наконец решившись, она сварила кофе, вытерла глаза и вошла с мягкой улыбкой.
— Ну, ты удивил, — заявила Юдит, поставив серебряный поднос на журнальный столик у дивана, где сидел Мартин, просматривая целый ворох бумаг.
— Чем? — безучастно поинтересовался он.
Мартин уже успокоился и выглядел деловитым и бесстрастным боссом, занятым важными делами.
— Опять взялся за работу. Настроение у тебя меняется каждую секунду. Можно представить, насколько глубоки твои переживания.
— На себя посмотри! Вероятно, твои эмоции — тонкие, как паутинка. Как паутина черной вдовы[1], можно сказать. Подкрадывается и жалит насмерть.
Недрогнувшей рукой Юдит налила кофе. Не теряй головы, приказала она себе. Надо оставаться взрослой, рассудительной и хладнокровной. Мартин еще пожалеет, что он влез к ней не только в сумочку, но и в душу!
Юдит протянула ему фарфоровую чашку, и он взял из ее рук драгоценное произведение севрских мастеров времен Марии Антуанетты. Столь же прекрасен был и горячий напиток из зерен, выращенных чернокожими африканцами. Юдит расположилась в кресле поодаль, сесть рядом было бы слишком назойливо.
— Послушай меня, Марти. Мне много надо тебе сказать и кое-что сравнить…
— Не будем терять время, Юдит, твое и мое. Решение принято и…
— Это твое решение, а не мое. Сейчас важно то, что решаю я, а не ты, дорогой. За этот год я многое усвоила, и все это очень пригодилось сегодня. Ты был прав во многом и совершенно не прав в одном!
— Наверное, не стоит обсуждать, в чем именно? — самым безразличным тоном процедил Мартин.
Спокойно, сказала себе Юдит, отхлебнув кофе. Сила, созревшая в зернах под яркими лучами африканского солнца, разлилась по ее жилам, подстегнула мозг.
— Ведь я люблю тебя, Мартин, — собравшись с духом, выпалила она, молясь о том, чтобы он не рассмеялся ей в лицо. Его насмешка погубила бы все. — Я также верю, что и ты любишь меня, и поэтому нам надо разобраться.
— Юдит, это зашло слишком далеко. Это непоправимо, твои действия непростительны…
— В свое время ты не счел нужным объясниться. Это привело к году разлуки. Дай же мне объясниться. Прошу лишь выслушать меня.
Она встала и начала ходить по мягкому персидскому ковру, пытаясь контролировать свои эмоции. Мартин весь напрягся.
— Я бы никогда не злоупотребила твоим доверием, Марти, и не дала бы ход этим материалам. Что бы ты ни сделал со мной — унижение, месть, измена, — я бы не ответила предательством и подлостью, особенно после сегодняшней ночи.
— Но сначала ты как раз собиралась… Послушай свою запись, — проворчал Мартин.
— Эта запись — от обиды и ярости, разве не понятно? Ты запер меня, оскорбил, издевался. И находиться здесь после года разлуки нелегко, но видеть у тебя какую-то женщину… Добавь сюда ревность, неуверенность и сомнения. Диктофон всегда со мной, это мой хлеб. Естественно, я уцепилась за него, как за спасательный круг, увидев, что Дастин уезжает. Я приготовилась к худшему, собираясь отплатить тебе. Но ты же должен все понять, услышав конец записи, и осознать, как я люблю тебя.