…Павел удовлетворённо посмотрел на лезвие меча и, убрав в карман правильный камень, огляделся по сторонам. Остальные сидящие около небольшого костерка люди продолжали своё немудреное солдатское занятие — приведение оружия в надлежащее состояние.
Конечно, по Уставу так делать было категорически запрещено, как там? — "отряду бойцов, отряжённых в охранение чего-либо, запрещается отвлекаться на посторонние занятия"… Ну да ладно, им сейчас это простительно — "детишки" наконец-то дорвались до любимых "игрушек".
Павел не держал в руках оружия уже добрых четверть века, но накрепко заученные когда-то боевые навыки сейчас всплывали в памяти, словно бы сами собой. Да и здоровье сейчас ещё было хоть куда — работа на руднике была физически тяжёлой, но отлично закаляла тело. Что-что, а привычки изнурять зэгов до полусмерти в системе гослагерей Рардена — не было. Зачем? Провинившийся человек должен был сполна отработать своё преступление.
К тому же зачем портить столь ценных, но практически бесплатных работников?
…После столь долгого перерыва в тренировках кое-что, конечно, было утрачено безвозвратно, и в своих шансах против хорошо обученного противника Павел не был уверен. Но в тоже время современный общевойсковой бой и не предусматривал одиночных поединков — на первый план выходило умение работать в строю, стойкость под вражеским огнём и умение противостоять самым различным противникам. Вот по таким-то параметрам бывшие солдаты Контрреволюционной Коалиции могли смело приравнивать себя к регулярным войскам, ибо на Гражданской войне выжили лишь только самые лучшие.
Любая война — процесс естественного отбора, остаются жить лишь наиболее умелые или наиболее хитрые. А война против очень сильного противника — ещё более жестокий отбор.
Особенно если ещё вчера ты ел со своим врагом из одного котла, и дрался плечом к плечу с ним.
…Капитан Бондарь не понимал, какого демона вообще потребовалась охрана господ монаха и чиновника. Но, тем ни менее, когда выкрикнули добровольцев, Павел сразу же шагнул вперёд. Помогла сия процедура мало — из строя вышли восемь из десяти зэгов, и поэтому генералу пришлось лично отобрать четверых человек. В их число попал и Бондарь, и сейчас был просто счастлив от сего факта, ибо караул смог наконец-то скинуть опостылевшую полосатую арестантскую робу. Взамен им выдали стандартную солдатскую одёжу со склада лагерной охраны, поношенную, но чистую и целую. А также… о дар небес! — оружие!
Правда, мечи были просто нечто — ст-а-арые, словно эльфы. Такие стояли на вооружении лет сто назад, но тем ни менее, почему-то все они были в консервационных чехлах, и откуда такое оружие взялось на складе исправительного лагеря оставалось только гадать. Вот только клинки ещё нужно было привести в благопристойный вид, чем все четыре человека охраны особо важных господ и занимались. Счищать консервационную смазку с клинков, и кое-где подправлять лезвия точильным камнем было делом не слишком сложным, но достаточно муторным.
Примерно за час с этим всё же удалось справиться и теперь двое бойцов охраняли вход в избу, а ещё двое (и Павел в их числе) организовали небольшое патрулирование по периметру дома. Хотя Бондарь в глубине души и думал, что это была просто блажь трусоватых гражданских, но приказ есть приказ…
Вот и сейчас они нарезали очередной круг вокруг не слишком большого дома, служащей временным пристанищем высоких гостей. С точки зрения капитана, в случае если даже кто-нибудь и хотел бы проникнуть на территорию лагеря, то сперва пришлось бы преодолеть систему простой, но очень надёжной магсигнализации. Но это так, в порядке чистой игры ума…
Они уже завернули за угол, когда шедший рядом с Павлом Дарин (его тоже отрядили в охрану) внезапно замер на месте, напряжённо прислушиваясь к чему-то.
— Дар, ты чего?.. — спросил, было, Павел, но дварф тут же шикнул на него и жестом показал "слушай". Павел решил довериться слуху того, кто родился и вырос под землёй, и где слух имел больший приоритет, чем зрение.
И тут Бондарь услышал.
Звук какой-то возни, короткий лязг и крик:
— Тре… — и тут голос оборвался.
Не сговариваясь, Павел с Дарином синхронно рванули мечи из ножен и бегом кинулись ко входу в дом.
Их глазам предстала ужасная картина. Один из часовых безжизненно привалился к бревенчатой стене избы — из его левой глазницы торчал длинный нож, а второй зажимая рукой глубокую рану на правом плече, отбивался от противника, одетого во всё чёрное. Неизвестный враг активно теснил рарденца — солдат уже пропустил несколько ударов, и теперь медленно истекал кровью. Ему ещё повезло, что неизвестный фехтовал своим удлиненным клинком в восточной манере, то есть, скорее резал, чем рубил.
Понимая, что бойцу оставалось до поражения всего ничего Дарин и Павел вместе ринулись ему на подмогу. Но тут Бондарь почуял какое-то движение за своей спиной и, развернувшись на левой ноге, крутанулся назад, приседая и вскидывая меч горизонтально.
Вовремя. Ибо с тыла к ним подкрался ещё один противник. Павел понял, что придётся сдерживать его, пока Дарин не поможет раненому, но вот как это сделать, учитывая, что враг, скорее всего очень опытен….
Тем ни менее Павел отбил два резких вертикальных удара, и тут же попытался провести подсечку. Но враг легко ушёл от мощного удара ноги в армейском сапоге — противник отпрыгнул в сторону, приземлился перекатом и, в свою очередь, отбил сильный удар мечом, который нанёс Павел. И тут же сам перешёл в атаку — Бондарь извернулся всем телом, но меч врага всё же скользнул по левому боку капитана, легко пропоров прочную армейскую кожанку. Хлёсткий удар Павла с получившегося разворота опять пропал втуне — противник вновь ушёл быстрым перекатом влево и резко рубанул снизу вверх.
В следующие мгновенья Бондарю пришлось отразить настоящий град ударов — казалось, что противник находится везде. Капитан остро пожалел, что сейчас он без щита — всё-таки индивидуальной подготовке и бою без щита в линейных войсках уделяли гораздо меньше внимания, чем работе в строю.
Краем глаза Павел отметил, что Дарину тоже приходится несладко, хотя и получше, чем ему — всё же дварфы, несмотря на плотную комплекцию, народ подвижный и вёрткий. Тем ни менее складывалась патовая ситуация — никто не мог победить в поединках, а чтобы помочь товарищу пришлось бы подставиться для удара — а это верная смерть.
Бондарь понял, что поединок затягивается, а раненый боец скоро просто умрёт от кровопотери — нужно было срочно что-то делать…
…Капитану только казалось, что бой длится очень долго — на самом деле от того момента, когда они с дварфом увидели врага прошла от силы минута. И шум от драки не остался незамеченным.
Дарин, собрав все силы, обрушил на врага ураган мощных ударов и заставил того отступить к двери, ведущей в дом. Правда противнику только и это нужно было — едва-едва отражая сокрушительные удары дварфа, тот ухитрился повернуть ручку и открыть дверь почти на четверть…
Зря.
Резко распахнувшись, дверь с силой ударила неизвестного в левое плечо, прокрутив на месте, и на миг он открылся. Дарин не преминул этим воспользоваться и с силой рубанул врага по спине. Меч дварфа со скрежетом пропорол чёрную куртку противника, но крови не было — видимо под курткой оказалась прочная кольчуга. Тем не менее, неизвестного от удара отбросило вовнутрь дверного проёма…
В следующий миг он напоролся грудью на невесть откуда возникший меч. Его окровавленное лезвие высунулось между лопатками неизвестного и провернулось в ране. Секунду он простоял неподвижно, а потом рухнул вниз.
Резко выдернув из трупа длинный меч, из дома шагнул отец Пётр. Сейчас он, правда, был не в своём длинном плаще, а в короткой чёрной кожаной куртке.
От удивления Павел на миг зазевался и тут же поплатился за это — клинок оставшегося в живых противника скользнул по правому предплечью, заставив охнуть Бондаря, а затем резко вонзился в бедро. Павел упал на землю и выронил меч.
У его врага была секунда на размышление — добить капитана или попытаться скрыться…
Благоразумие взяло вверх, и неизвестный бросился к ближайшим кустам.
Зажимая рану, Павел со злой радостью отметил, что уйти ему всё же не удалось — понимая, что враг сейчас сделает ноги, Дарин метнул ему вслед свой меч. Конечно же, это было не самое разумное применение данного оружия — но что поделать, метали же на крайний случай тяжёлые боевые топоры и секиры, и ничего…
В общем, семидесятисантиметровый клинок вонзился улепетывающему противнику в спину, сработав ничуть не хуже обычного метательного ножа — сила дварфа плюс вес меча сделали своё дело — кольчуга оказалась пробита.
Глядя на стремительно растекающуюся под телом неизвестного лужу крови, Павел тоскливо подумал, что учитывая ещё один труп можно было смело утверждать — без помощи некромага определить личности нападавших будет невозможно.
* * *
Бургомистра била крупная дрожь, и он даже не пытался это скрыть от остальных. Одна только мысль, что он мог не пережить эту ночь повергала его в настоящий ужас.
Отец Пётр и генерал тоже не находили особых причин для радости. Ещё бы, ведь нынешнее покушение вероятнее всего означало, что на острове действуют группы заранее засланных перед войной диверсантов, и что ещё хуже — эти диверсанты были рарденцами! Два трупа сейчас лежащие посредине комнаты и захваченный пленный красноречиво свидетельствовали об этом. На робкую просьбу Осипа, которого мутило от запаха и вида трупов, "убрать покойных", последовал лишь тяжёлый взгляд и мрачное молчание от генерала.
Во второй раз просить Шеин не стал.
Сейчас весь лагерь стоял на ушах после недавнего нападения и сон уже никому не шёл. Особенно после того, как двое срочно поднятых прапорщиков опознали нападавших как сержантов Птицына и Самокрутова, прибывших вместе с новым начлагеря в ходе последнего пополнения два месяца назад.
Сей факт моментально ещё больше укрепил в подозрениях всех присутствующих — где-то в недрах административной машины армии Рардена угнездились предатели и враги.
Новое командование островной армией стремительно заражалась шпионской паранойей, поэтому приказ Морозова разоружить всю охранную сотню, а в караулы ставить лишь проверенных солдат-зэгов никаких нареканий не вызвал. Даже у самих охранников.
— Больше нападений не было? — мрачно спросил генерал у стоящего перед ним худощавого, темноволосого воина.
— Никак нет, ваше высокопревосходительство! — ответил Павел (а это был именно он), и поморщился от боли в раненой ноге. Хвала Сотеру и медпакету, рана уже понемногу начала зарастать, но болела всё ещё сильно. — Наши потери — один убитый, один тяжелораненый…
— Два раненых, — перебил его Морозов и многозначительно посмотрел на перевязанную ногу и наспех зашитую на боку куртку.
— Господин генерал, это просто царапина…
— Ладно, ладно… Что с "трёхсотым"?
— У солдата повреждены крупные крове- и энергоносные потоки. Придётся ждать до Южного — в полевых условиях его на ноги не поставить.
— Хорошо, боец, иди. Ты свободен.
Бондарь отсалютовал и вышел из дома. Аристарх проводил его взглядом, а затем повернулся к Осипу и Петру.
— Ну и что вы об этом думаете?
Ответом ему послужили два мрачных взгляда.
— Как вы считаете, это было целенаправленное покушение на нас или плановая диверсия?
— Думаю, что всё же заранее запланированная акция, а мы просто подвернулись под руку, — ответил на вообще-то риторический вопрос Пётр.
— Кстати, ваше преосвященство, откуда взялся сей меч, что я вижу на вашем боку и навыки по его владению? Я, наверное, чего-то не знаю?
— Ну… в общем-то, да, — степенно ответил епископ, неторопливо поглаживая бороду и явно не собираясь продолжать.
— В Инквизиции часом не состояли? — продолжил расспросы Аристарх.
— Да нет, куда нам убогим…
— А где же тогда так научились клинком вертеть? Только не говорите, что ворог сам на меч напоролся — я рану осмотрел, удар грамотный, хорошо поставленный… — Морозов вопросительно поднял бровь, словно бы приглашая Петра продолжить.
Епископ немного поколебался, а потом нехотя ответил.
— Нет, в Инквизиции я не состоял и в армии тоже не служил. Я…э-э-э…
— Продолжайте, отче, — подбодрил его Морозов. Он хотел сразу же разрешить все непонятки…
— В общем, по молодости был я миссионером. А по окончанию учёбы в Семинарии я попал по распределению в Алаварскую епархию…
— На Алавар? — искренне удивился Аристарх. — Только не говорите, что вы туда попали во время…
— Ну да, — кивнул Пётр. — Я попал туда как раз в разгар златой лихорадки. Народец там попадался всякий, так что, извините за выражение, клювом щёлкать нельзя было. Только при мне троих священнослужителей убили, а один бросил паству и сам подался в златоискатели. Там же власти никакой почитай, что и не было — что хошь, то и твори. Мирные люди там не задерживались, а те, что оставались… В общем, там натуральная анархия царила — бандит на бандите сидел, и бандитом погонял. Вот и пришлось мне тогда навыки боевые осваивать, и с тех пор с оружием не расстаюсь.
— Трудно было? — спросил Морозов, в то время как Осип молча пытался переварить всё сказанное отцом Петром — о таких подробностях биографии монеронского священнослужителя бургомистр слышал впервые.
— Очень, — тяжело вздохнул епископ. — Спал, не сымая кольчуги, меч всегда под дланью держал, без полудюжины ножей швырковых за пределы острога даже не выходил. Опять же народец-то тёмный там был, наши-то в основном все правоверные были, но и иноземцев хватало, а там почти все схизматики. А туземцы — ну хоть кричи!.. Все енти орки, гоблины, огры в язычестве диком прозябали, даже металла не знали, а тут народ наш и не наш на землицу их исконную попёр… Вслух об этом не говорят, но там на границе настоящая война полыхала, регулярная армия-то, конечно, зверств не творила, но вот среди златоискателей порой такие отморозки попадались… А удары ответные туземцев-то на мирные поселения колонистов обрушивались, а те в свою очередь мстить начинали, вот всё по новой и начиналось… Ну да ладно, чего это я всё о себе да о себе… А вот вы генерал?..
— А что я? — удивлённо спросил Аристарх.
— А расскажите-ка лучше нам генерал, как это так — двое неизвестных убивают одного солдата, двоих ранят и почти побеждают. А вы умудряетесь в одиночку, в рукопашной скрутить своего противника, и при этом едва-едва поцарапались. Как вам это удалось, ведь вам уже, наверное, лет пятьдесят с лишним?..
— Пятьдесят восемь, если быть точным, — спокойно ответил Морозов. — Раз уж вы нам рассказали о себе много того, чего никто не знает, то и я немного исповедаюсь.
Генерал сцепил пальцы, и, положив руки на стол, продолжил.
— Это началось ещё во время Гражданской. Мы понимали, что наибольшую опасность для нас представляют боевые ревмаги. Мы также понимали, что не нам, обычным смертным с ними тягаться. Примкнувших к нам магов было маловато, поэтому мы решили немного уравнять шансы…
— Но каким образом? Ведь магические умения приобрести невозможно, это же врождённое… — в недоумении пробормотал Осип.
— А мы и не пытались, — ответил генерал. — Мы просто решили немного усовершенствовать себя…
— Но… но ведь это же одно из самых тяжких преступлений — идти против изначального замысла Творца! — начал понемногу распаляться епископ.
— Спокойно, спокойно, отче, — остановил его Аристарх. — Мы не делали ничего запредельного — немного ускорили реакцию, регенерацию, органы чувств — так по мелочам…
— И много вас… таких? — с усилием произнёс Пётр. Было видно, что ему противна даже сама мысль о внесении изменений в человеческий организм.
— Не слишком, — ответил генерал. — Может быть несколько сотен, не больше. К тому же сейчас мы не слишком отличаемся от простых людей. Со старостью мы так ничего и не смогли поделать. — Морозов грустно усмехнулся. — Поэтому сейчас я просто на уровне сил тридцатипятилетнего мужчины, ну может быть, немного сверх того.
Воцарилось неловкое молчание.
Аристарх просто сидел, опираясь руками на стол, Пётр всё пытался успокоиться, Осип молча переваривал всё вышесказанное.
Первым решился нарушить тишину всё же епископ.
— Ладно уж, Сотер нам всем судья. Давайте лучше думать о насущных проблемах. У нас же есть пленный, так почему бы нам его не допросить?
Предложение Петра внесло определённое оживление в ряды важных лиц.
— Не лучше ли будет доставить в Южный? Пускай его допросит капитан Сотников — думаю, особист сделает это гораздо качественнее, у него-то есть такой опыт, — высказал свои мысли Осип.
— У нас нет гарантии, что по дороге сей субчик не выкинет какой-нибудь фокус наподобие побега или самоубийства.
— Значит, решено, — подытожил епископ. — Будем его допрашивать.
* * *
Приказ генерала Морозова был исполнен незамедлительно — двое дюжих бойцов буквально приволокли изрядно помятого пленника. Осип поразился насколько изменился сейчас начлагеря — взгляд его буквально сочился ледяным презрением, а его лицо было искажено гримасой боли. В лагерном медпункте удалось найти только полевой набор лечебных эликсиров, позволявших хорошо заживлять мягкие ткани, но никак не кости, так что на сломанную руку ему просто наложили лубок и накрепко примотали к туловищу. Непострадавшую руку и ноги тоже от греха подальше связали, а в рот засунули кляп — мало ли, что этот тип мог учудить, вдруг хватило бы решимости откусить себе язык или разгрызть вены.
Захваченного диверсанта без особых любезностей усадили на крепкий деревянный стул, затем конвойные вытащили у него изо рта кляп и на всякий случай остались стоять рядом.