Восемнадцать часов дурдома - Владислав Картавцев 13 стр.


– А что, толково тогда у него получилось! – Андрей сел на лавочку и от нечего делать принялся грызть ногти. – Наверное, кто-то из наших посоветовал!

***

Андрей прикусил ноготь большого пальца, плавно потянул, оторвал и сплюнул на пол. Посмотрел – вроде, ровно получилось, ничего подправлять не нужно.

– Почти салон красоты! Как у этого, как его? – на ум пришло недавнее интервью с одним ряженым надутым банкиром, который сам себя называл метросексуалом и хвастался маникюром. – Педик ты толстожопый, а не метросексуал! Бабло, значит, лопатой гребешь, в то время как другие последний хрен без соли доедают! – Андрей медленно наливался злобой и желчью. Кулаки непроизвольно сжались, скулы свело приступом ненависти, и Андрей, представив, что перед ним свиное рыло банкира, резко выбросил ногу вперед, целясь ему прямо между глаз:

– Вот тебе, паскуда, за все горе народное! На, на, получай еще! – Андрей вскочил и, с присвистом дыша, принялся наносить удары попеременно руками и ногами и остановился только тогда, когда почувствовал, что ему не хватает воздуха. Он был весь красный, с него градом тёк пот, зато в голове было светло и радостно – как будто он только что извел злого духа или освободился от родового проклятия!

– Хочешь сделать доброе дело? Убей банкира! – Андрей опять сел, выждал пару минут и достал очередную сигарету, – а теперь можно и перекурить!

Он глубоко затянулся, поперхнулся и зашелся в приступе кашля. – Тьфу, ты господи, тифозный барак!

– Короче, курить вредно! – Андрей удрученно посмотрел на жуткую цветную картинку на пачке, которая ярко живописала, что происходит с курильщиком при злоупотреблении табаком, – впрочем, жить тоже вредно, в самый неподходящий момент можно умереть!

***

– Но все же нужно купить чехол для пачки, чтобы лишний раз не насматривать себе на погибель! – Андрей, как и все доктора, был человеком крайне суеверным и полагал, что нехорошие мысли рано или поздно ведут к болезни, а картинки с сигарет их (мысли) отнюдь не улучшали.

– А, может, бросить? – слабый внутренний голос вкрадчиво проник ему в мозг и разросся до величины диплодока. Еще немного, и голос зазвучит оглушительным набатом, объявляя тревогу и заставляя хозяина срочно искать оправдания, почему этого делать нельзя. – А потому что разве с такой работой бросишь?

Здесь Андрей был прав – с его должностью и профилем бросать курить все равно, что немедленно подписать себе билет в одни конец в перманентный невроз, который обязательно закончится либо инсультом, либо инфарктом или еще чего похуже. Хотя, что может быть хуже парализованной половины тела?

– Что, что? Чума и натуральная оспа! – Андрей наконец-то разглядел, как из его кабинета вывалилась баба Клава, и поспешил обратно. Он успел выкурить три сигареты и вдоволь нафилософствоваться на тему вредности и опасности бытия, поэтому сейчас чувствовал во рту нехороший привкус беспокойства и тревоги, вызванный отсутствием силы воли в себе самом. Ну, и еще побил банкира, что хоть как-то скрашивало мерзкую картину всего вокруг.

– Вот Власов взял и стал олимпийским чемпионом со сломанной спиной! Или Жаботинский! Хотя с такой-то фамилией грешно не стать: симбиоз жабо и тины – что может быть страшнее? – Андрей мрачно кивнул бабе Клаве, взирающей на него, как солдат на вошь, – работать можно?

– Иди, иди, чертов доктор! Вот бы мне сейчас в руки автомат, так я бы показала тебе, что значит родину любить!

– Спасибо! – Андрей сделал вид, что доволен диалогом, зашел в кабинет и захлопнул за собой дверь. Посмотрел на открытую настежь форточку и зябко поежился:

– И сколько раз этой стерве говорить, чтоб не смела проветривать помещение в мое отсутствие! – Андрей хорошо помнил, что закрыл форточку, чтобы согреться, и вот сейчас снова в кабинете было холодно и промозгло. – Когда-нибудь я ее точно отблагодарю шваброй по голове! Пожалуй, стоит накропать на нее грязный пасквиль:

Анонимка на имя главного врача Зелинского Остапа Ибрагимовича!

Предмет анонимки:

Клавдия Ивановна Шульженко!

Цель анонимки:

Выведение на чистую воду

Клавдии Ивановны Шульженко!

Автор анонимки: Аноним

Довожу до Вашего Сиятельного внимания факт недопустимого антиобщественного и волюнтаристского поведения вышеозначенной Клавдии Ивановны Шульженко – полной тезки в прошлом прославленной народной артистки, в прошлом ведущего специалиста по нервным и сопутствующим заболеваниям, а ныне вредной старухи, уборщицы и ироду в одном лице!

Ее поведение настолько вызывающе, что ее бывшие соратники по цеху:

Леонид Утесов;

Лидия Русланова;

Марк Бернес;

Аида Ведищев а и даже сам Николай Крючков ее бы не одобрили, а предали бы справедливому суду совести и народного гнева!

Расшифровка: искомая Клавдия Ивановна Шульженко моет половой тряпкой столы в кабинетах и раскрывает настежь форточки в самый разгар свежего морозного утра, в связи с чем сотрудники простывают, болеют и подвергают свой натруженный организм серьезному стрессу, вследствие чего не могут достойно выполнять функциональные обязанности!

Ласково просим разобраться с вышеозначенной Клавдией Ивановной Шульженко и лишить ее премии за гнусный характер и стремление унизить докторский состав!

Подпись: Число:

АнонимСегодняшнее

– Вот еще раз заставит меня стучать зубами, точно напишу! А копию толкну непосредственно в Главк – пусть присылают комиссию и аттестуют бабку по новой – только на швабре с моторчиком, а то на этой уже летать неудобно! Настоящая Баба Яга, прости господи! Целых полчаса потратил впустую!

***

В кабинете было очень холодно. Андрей обнял себя за плечи, сел на корточки и спиной прислонился к батарее, чувствуя, как чугунное тепло начинает разгонять кровь в холодеющей пояснице. Он вспомнил своего любимца кота Пафнутия (кличка не очень эстетичная, зато полностью отражающая суть этого животного), который, вроде, уже должен пожаловать за порцией молочка.

Пафнутий жил на этаже уже лет восемь и с методичностью путевого обходчика каждый день наведывался во все кабинеты (строго по расписанию), чтобы подкрепиться и засвидетельствовать своё благорасположение. И везде его потчевали разносолами – молочком, сметанкой, маслицем, колбаской, курочкой Рябой, рыбкой, говядинкой, свининкой, тушенкой и даже баварскими сосисками, хотя последнее время он от них воротил морду.

– Что-то задержался, пушистый! – Андрей немного согрелся и решил выглянуть в коридор. – Цыпа-цыпа-цыпа! Кис-кис-кис! Где ты, зверюга?

Мгновенно из-за ближайшего поворота высунулась огромная наглая морда кота, он призывно мяукнул и затрусил к Андрею, подметая пол отросшей густой шерстью на животе.

– Иди ко мне, моя киса! Сейчас я тебе молочка налью, будешь сытым, будешь довольным! – Андрей почесал ласкающегося кота за ухом, открыл маленький холодильник и достал оттуда початую (почти до самого донышка) бутылку «Останкинского». Вообще-то холодильник предназначался для хранения исключительно ампул с лекарствами, но места в нем хватало и для продуктов.

– А вот и мисочка! – Андрей любовно поставил на пол украшенное яркими ромашками фарфоровое блюдце и налил в него молока. – Давай, рубай, меховой, и помни своего кормильца! Авось, замолвишь словечко перед своим кошачьим богом! Вдруг, в следующей жизни я переселюсь в кота (или кошку) – поэтому лучше заранее позаботиться!

* * *

Кот лениво подошел к блюдцу, ткнулся мордой в молоко, хрипло мяукнул и принялся лакать – с таким видом, как будто делает Андрею одолжение. Время от времени он отрывался, обводил кабинет осоловелым взглядом, закатывал глаза и топорщил усы, с которых срывались молочные брызги. Андрею Пафнутий напоминал ленивого кошачьего пресыщенного барина – воплощение Луи XIV наших дней.

Наконец кот закончил и, не сходя с места, рухнул рядом с блюдцем, уронив голову на лапы и погружаясь в сон. Что в нем особенно нравилось Андрю, так это его способность всегда съедать все до крошки (и выпивать до капли). Может быть, когда-нибудь у Пафнутия и наступит пресыщение, но только не в этой жизни!

Андрей вытащил блюдце из-под кота и ополоснул его в раковине. Помимо ромашек блюдце украшала надпись: I love you my little peach! Оно было подарено Андрею Светланой Пальченко, его институтской любовью, воспоминания о которой до сих пор разъедали сердце Андрея сильнее негашеной извести.

Светлана присоединилась к их группе уже под самый конец. Она училась на курс старше, потом взяла академический отпуск по семейным обстоятельствам и в итоге писала диплом уже вместе с Андреем и его товарищами. С первым же ее появлением Андрей понял, что влюбился весь без остатка.

Светлана присоединилась к их группе уже под самый конец. Она училась на курс старше, потом взяла академический отпуск по семейным обстоятельствам и в итоге писала диплом уже вместе с Андреем и его товарищами. С первым же ее появлением Андрей понял, что влюбился весь без остатка.

В ее присутствии он чувствовал невероятную робость, его умение общаться легко и непринужденно куда-то исчезало, он просто смотрел на Светлану, и по его лицу можно было с легкостью прочитать, о чем он думает. Он несколько раз делал попытки поближе сойтись со Светланой, но она была холодна – как будто Андрея вообще не существовало в природе.

Это настолько злило его, что он готов был наброситься на нее с кулаками, но сдерживался, повторяя и повторяя по себя, что все равно – Светлана в итоге будет принадлежать только ему! Увы, всё вышло по-другому.

– Наверное, к лучшему, – умом Андрей это понимал, но в душе так и не смог смириться, – любишь, не любишь, не имеет значения, зато избежал насмешек и лишних пересудов! – ему только и оставалось, что крепко сжимать зубы и скрипеть челюстями, пытаясь совладать с эмоциями.

Андрей вспомнил вечеринку по случаю окончания института. У него оставалась последняя надежда поговорить со Светланой и убедить ее в серьезности своих намерений. Накануне он решил, что так и сделает, надел костюм, купил шикарный букет роз и прибыл по месту назначения – в частный дом одногруппника в элитном поселке Жуковка под Москвой. К тому времени там уже собрались все – в основном, девушки, и только четверо мужчин, одним из которых был Андрей.

Владельца дома звали Вальдемар. Он очень гордился своим необычным именем, так же как и тем, что его папа – богатый коммерсант, сделавший состояние на торговле контрабандными моющими средствами.

Назвать папу на сто процентов коммерсантом было нельзя (скорее, деляга, по уши замаранный в связях с серьезным криминалом), но результат от этого никак не менялся – у него было просто гигантское количество денег, чем Вальдемар и хвастался на каждом углу. Кроме денег, папа обладал еще одним достоинством – знатной фамилией Губодуев.

Основатель династии очень хотел, чтобы наследник укрепил честное имя семьи, и поэтому решил – сын должен непременно получить диплом врача. Далее по плану намечалась карьерная лестница (всё уже было на мази – после института Вальдемар сразу шел в госпиталь при администрации президента, где его уже ждали и готовы были обеспечить кандидатскую через два года, а докторскую – через пять), а затем можно думать и о депутатстве – в качестве талантливого заслуженного врача России.

Впрочем, планы-планами, а пока и одних папиных денег хватало, чтобы все девчонки без исключения мечтали запрыгнуть к Вальдемару в постель и утащить под венец. Однако наследник клевал только на самых симпатичных, пользовал их пару недель и отсылал подальше, мотивируя тем, что: «Ты сама виновата и мне даром не нужна!» Вскоре Андрей узнает, что в постели Вальдемара побывала и Светлана – она, как и все, была опробована и забракована со стандартной формулировкой.

Но пока что он находился в радужном неведении, одел костюм и купил розы для своей избранницы.

***

И заготовил признание в любви в стихах:

Андрей не ожидал, что на вечеринке всё будет настолько прозаично. Молодые люди (состоявшиеся дипломированные профессионалы) немедленно начали пить, как лошади, и пили, пока не попадали. Время от времени кто-нибудь из особо чувствительных пускал слезы, и если это была девушка, то заканчивалось все тем, что она выхватывала из толпы мужчину и волокла в отдельный кабинет (ванную и даже туалет), где всё и происходило.

Андрей улучил момент и уединился в комнате со Светой. Она в тот вечер пребывала в меланхолии (Вальдемар окончательно показал ей от ворот поворот), так что заглатывала одну рюмку водки за другой. По всей видимости, она даже не поняла, что осталась вместе с Андреем – ей было все равно.

Она позволила ему сделать все, что он хотел, отдаваясь со страстью и без всякого намека на стеснительность. У Светланы было крепкое молодое тело, тяжелая грудь и роскошные бедра, к которым хотелось прижаться и возлежать на них, как на перине, неотрывно наблюдая за поступательными движениями пупка, мерно вздымающегося и опускающегося в такт дыханию.

Андрей любил Светлану, и то, что она отдалась ему так легко и привычно, оказалось для него сокрушительным ударом. Ничто так не вредит романтическим отношениям, как отсутствие сопротивления со стороны своей избранницы. Кроме того, Светлана все время путалась в именах, называя его то Пашей, то Володей, то Гиви, то Ахметом, то еще кем.

А ведь он так часто представлял себе, как проведет с ней первый романтический вечер, как вокруг запылают свечи в канделябрах, заискрится хрусталь, наполненный шампанским, а толстенькие купидончики будут витать где-то рядом и целиться во влюбленных из лука, и вот – такая петрушка!

Объект его поклонения, опрокинув за воротник граммов триста, мгновенно с полунамека сбросила трусы и позволила овладеть собой сзади, потом еще, а потом еще, уверенно и очень профессионально водя бедрами и постанывая.

В Светлане чувствовался профессионализм, она даже и не пыталась изображать из себя неопытную девушку, но явилась вожделенно-разочарованному взгляду Андрея матерой дамой, уже доподлинно знающей толк в чувственных наслаждениях. Не было сомнений, что во внутренний мир Светланы окунулось уже достаточное количество усатых гренадеров (и равнинных, и горцев), поэтому все романтические мечты Андрея пошли прахом.

Впрочем, единственно, за что он себя винил в тот вечер – так это за то, что потратил слишком много времени впустую, чего-то ожидая и боясь оскорбить девушку непристойными предложениями. Нужно было еще в самом начале знакомства навешать ей лапши на уши, уложить в койку, и тогда бы у него исчезли все иллюзии.

За свои поруганные и оскверненные мечты Андрей оторвался на Светлане по полной. Он дал волю чувствам, он прыгал на ней, как заправский ковбой, он представлял ее то Мэрилин Монро, то Джиной Лоллобриджидой, то Красной Шапочкой, достигшей половозрелости, а себя самого – Шварценеггером в волчьей шкуре и с накачанным бицепсом во всех местах.

Светлана по достоинству оценила его агрессию и темперамент – в конце она вылизала его с ног до головы, что еще больше убедило Андрея во мнении, что вряд ли она станет примерной женой и примерной матерью для его потенциальных детей. Всё было кончено, так толком и не начавшись! Зато после девушки сохранилось фарфоровое блюдце с признанием в любви к маленькому персику и с ромашками. Для Пафнутия как раз сойдет!

***

– Эх, Светлана! И чего ж тебе не хватало? Наверное, сала! – Андрей выключил воду, вытер руки бумажной салфеткой и бросил ее в урну. – Кто их разберет, этих девушек? Встречается нормальный мужик с чувствами, нет – нужно обязательно в рожу харкнуть, а потом удивляться, и почему это никто замуж не берет!

– Да, котяра? – Андрей наклонился к спящему Пафнутию и почесал его за ухом. Кот довольно промурлыкал что-то во сне, поводил усами, перевернулся на спину и вытянулся всем телом.

– Не кот, а настоящий боров! Может, мне тебя домой забрать? Будешь мышей ловить и соседей, а то они уж больно зловредные стали! Хотя, жизнь у меня, конечно, не сахар! Хозяйки нет, кормить нечем! Оставайся лучше в больнице – всегда при харчах, и чешут почем зря!

Пронзительно заверещал телефон на столе. Андрей дернулся, громко выругался, чуть не наступил коту на хвост и схватил трубку.

– Алло! Давай быстро дуй на пятиминутку! – Андрей услышал на том конце строгий голос руководителя сектором межпрофессиональной подготовки, – сколько раз тебе долдонить, что по вторникам у нас заседание в 12–30?

– Бегу, бегу!

***

– Черт побери! – Андрей выскочил из кабинета, пытаясь понять, почему он вечно забывает об этих заседаниях – ну, словно память куда-то проваливается! И каждый раз получает нагоняй, испытывая терпение руководства.

Он мгновенно преодолел два этажа по лестнице и ввалился в огромную аудиторию, оставшуюся еще с дореволюционных времен – и с того времени мало изменившуюся.

Андрей знал историю своего учреждения наизусть – в ней ничего не было сказано об институте благородных девиц при жандармских курсах Московского гарнизона, бывшем здесь до революции. И напрасно не сказано, потому что лично Андрей не сомневался, что в этой аудитории воспитанницам ставили манеры, заставляли зубрить наизусть правила выговора аристократического «Фи» и втолковывали каверзный этикет употребления основных и десертных блюд.

Назад Дальше