Но тут Фредди, вырвавшись из объятий гурий, бросает клич и приказывает нам преодолеть свои сексуальные порывы. Мы хватаемся друг за друга и стягиваем вместе пуповины. Рядом со мной тяжело дышит даосский монах. Он знает, что мы идем в земли удивительные, но опасные.
Несколько раз мы пробуем перехватить Розу. Безуспешно. Она уже пересекла Мох-3 и присоединилась к толпе ожидающих.
Вслед за ней мы проникаем в оранжевую страну. Колонна покойников уходит вперед насколько хватает взгляда. Некоторые удивлены, что у нас до сих пор целые пуповины. «Это что, туристы, покинувшие мир живых?» Впрочем, большинство не обращало на нас никакого внимания.
Я ищу Розу в толпе.
Здесь батальоны солдат, убитых в экзотических войнах, жертвы опустошительных эпидемий, а вот погибшие в катастрофах. Мертвые, мертвые, еще мертвые, всех рас, изо всех стран. Прокаженные; приговоренные к электрическому стулу; сожженные на кострах; погибшие от пыток политзаключенные; неосторожные факиры; жертвы хронических запоров; путешественники, пронзенные отравленными стрелами; аквалангисты, дразнившие акул; моряки; трясущиеся алкоголики; параноики, выпрыгнувшие от своих воображаемых врагов в окно на десятом этаже; любители банджи-джампинга, излишне любопытные вулканологи; близорукие, не заметившие приближающегося грузовика; дальнозоркие, не увидевшие оврага под носом; страдающие астигматизмом, не разглядевшие ступенек в подвал; школьники, не знавшие, чем гадюка отличается от ужа…
Мы расталкиваем их локтями.
— Роза, Роза! — кричу я телепатически.
На меня оборачивается много женщин, которых звали Роза. Розы дикие, полудикие и домашние. Эктоплазмы и тех и других рассказывают истории своей жизни. Одна стала жертвой ревнивого супруга, другая была крестьянкой, которую застал в стоге сена старомодный папаша, третья умерла от старости, но так и не воспользовалась своим богатством, которое теперь уже промотали ее сыночки…
Я пробираюсь среди других покойников. Мертвые, мертвые, еще мертвые. Передозировка наркотика; муж избил до смерти; поскользнулась на банановой корке; подцепил грипп; обкуривался до хрипоты; я бежала марафон, я был гонщиком «Формулы-1» и не вписался в вираж; а я сажал самолет, но полосы не хватило; а мы туристы и думали, что Гарлем особенно красив ночью… Любители кровной мести; открыватели неизвестного вируса; иностранцы, попившие водички в странах третьего мира; жертвы шальных пуль; коллекционеры мин времен Второй мировой, грабители, нарвавшиеся на полицейских в штатском; угонщики автомашин с «сюрпризом», заряженным изобретательными владельцами…
Были тут и мотоциклисты, считавшие, что успеют проскочить перед бензовозом; водители бензовозов, считавшие, что у мотоциклистов достаточно ума, чтобы не проскакивать у них под носом; а также любители путешествовать автостопом, которые ничего такого не считали, но просто оказались у всех на дороге.
Больные, которым пересадили печень, обменивались впечатлениями с теми, кому пересадили сердце. Дети ругали родителей, которые не догадались пораньше прийти с работы, хотя их чада, игравшие в прятки, уже умудрились запереться в холодильнике.
Никакого напряжения. Здесь царил всеобъемлющий мир. Боснийцы прогуливались под руку с сербами. Корсиканские кланы заключали союзы любви и согласия. Моряк с океанского лайнера знакомился с пилотом космического корабля.
Фредди напомнил, что нет времени отвлекаться. Мы собрались вокруг него, готовясь составить фигуру, которую отрабатывали в лаборатории. Мы опирались друг на друга, чтобы сберечь свои пуповины, построив нечто вроде пирамиды. На вершине Фредди, Рауль и Амандина поддерживали меня плечами.
Увидев Розу, я мысленно передал ей, что мы собрались здесь, чтобы вернуться с ней домой. «Зачем?» — ответила она. Она считала, что ее час пришел. Надо знать, когда закончить существование, и Роза была довольна своим концом: она умерла, сумев достичь успеха в жизни. Она ушла, став счастливой, ее научные проекты завершены. Чего еще можно желать?
Я возразил ей, что она умерла, не родив ребенка, а я хотел иметь от нее сына. Она парировала, напомнив мне слова Стефании: «Проблема в том, что люди полагают себя совершенно незаменимыми на этой Земле и не могут все бросить. Какая самоуверенность!»
Она считала, что мир и так достаточно перенаселен, чтобы не огорчаться по поводу отсутствия у нас детей. И наконец, не желая более слушать меня, она устремилась вперед, расталкивая локтями покойников, стоявших в очереди.
Теперь моя жена и наша связка пересекли четвертую коматозную стену и добрались до страны познания.
Совершенно не задаваясь этим вопросом, я вдруг понял, почему E равно mc², и пришел к выводу, что это гениально. Я понял, почему человечество постоянно раздирают войны. Я даже увидел, где именно лежат давно потерянные ключи от машины.
Я получил ворох ответов на вопросы, которые никогда не задавал. К примеру, как сохранить пузырьки в открытой бутылке шампанского: надо только сунуть в нее серебряную ложку. (А ведь правда хорошая мысль!)
Я понял, что нужно без сожаления принять мир таким, каков он есть, и ни о чем не жалеть. Я понял, что единственным стремлением человека может быть только постоянный поиск самосовершенствования. Мой разум увеличивался с такой скоростью, что я думал, что мозг сейчас взорвется. Я понимал все: жизнь, бытие и много чего еще… Как же здорово все понимать! Как, наверное, был счастлив Адам, когда надкусил яблоко познания, и как, должно быть, ликовал Ньютон, получив другим яблоком по голове!
О да! Встреча со знанием, пожалуй, самое сложное испытание из всех.
Я продвигался вперед по дороге знаний. Больших знаний и маленьких. Знаний абсолютных и относительных. Внезапно я остановился, оглушенный новым открытием: я никогда никого не любил. Нет, конечно, я испытывал привязанность, нежность. Мне было тепло с друзьями, с людьми, с которыми мне нравилось быть рядом, общаться. Но действительно любил ли я кого-нибудь по-настоящему? Способен ли я вообще любить кого-то, кроме себя? Я сказал себе, что я не один такой, что таких, как я, должно быть много. Тех, кто никогда никого не любил. Но я не видел в этом ни самооправдания, ни самоутешения. Смерть открыла мне глаза на очень простую вещь: я вечно был перепачкан сентиментальными слюнями. Я думал, что любить нужно для того, чтобы быть счастливым.
Любовь — величайший акт эгоизма, лучший подарок, который ты можешь сам себе сделать. И вот пожалуйста! Оказывается, я никогда не был на это способен!
А Роза? Ведь я верил, что любил ее, я умер ради нее. А теперь выясняется, что я недостаточно любил ее. Роза, если только я тебя отсюда вытащу, если мы вернемся обратно, я сведу тебя с ума своей любовью — бесконечной и благодарной! Бедняжка, как она будет удивлена! Нет ничего более пугающего, чем великая любовь, которая внезапно обрушивается на того, кто все время старался сдерживать свои чувства. Это так страшно и в то же время великолепно! Как мне ее остановить, чтобы объяснить: я понял, что такое по-настоящему любить!
Я прибавил скорости, остальные сделали то же самое. Роза уже в конце туннеля. Увидев, как и все мы, полное знание, она пробила пятую коматозную стену и вошла в страну идеальной красоты.
Шлеп!
Вот это удар!
После многочисленных столкновений со страхом, желаниями, временем, знанием, — вот вам теперь чудесная зеленая страна, с ее цветами, растениями, ее удивительными деревьями, вспыхивающими разноцветными искрами, словно крылья бабочки. Как описать неописуемое? Я вижу абсолютно совершенное лицо женщины, я все ближе к ней, и она превращается в цветок с лепестками, расцвеченными, как витраж католического собора. Из прозрачных озер нам улыбаются рыбы с длинными, прозрачными, как хрусталь, плавниками. Рубиновые газели взлетают над всполохами северного сияния.
Это не галлюцинации. Идеальная красота извлекает на поверхность все мои воспоминания о прекрасном и доводит их до пароксизма восторга. Мои товарищи зачарованы собственными видениями. Черные мерцающие мотыльки витают над Раулем. Серебристые дельфины играют вокруг Стефании. Фредди окружен юными фавнами, чьи спины покрыты нежным бело-зеленым пушком. Откуда-то доносится послеполуденная прелюдия из жизни лесных затейников Дебюсси. Красота — это еще и музыка. И ароматы. Повсюду я чувствую легчайшие, мятные запахи.
Роза все быстрее устремляется к манящему центральному свету, который захватывает и меня самого, окутывая благотворными волнами.
Моя жена уже у шестой стены. Мох-6. Никто никогда еще не возвращался с этого рубежа!
Она торопится, рвется вперед. Ее больше не удерживает пуповина, и она мчится по дороге в Непознанное!
Шлеп!
Она на другой стороне. В «Терра инкогнита»!
Моя жена уже у шестой стены. Мох-6. Никто никогда еще не возвращался с этого рубежа!
Она торопится, рвется вперед. Ее больше не удерживает пуповина, и она мчится по дороге в Непознанное!
Шлеп!
Она на другой стороне. В «Терра инкогнита»!
Фредди делает знак изменить построение. Он требует создать широкое основание, переходящее в острую вершину. Фредди объявляет, что только мы двое попытаемся пройти на ту сторону. Он самый опытный из нас, а я единственный, кто способен убедить Розу вернуться.
Рауль подбадривает меня:
— Вперед, только вперед, навстречу неизвестному!
198. Суфийская философия
Джалаладдин Руми. Отрывок из работы Фрэнсиса Разорбака «Эта неизвестная смерть»199. Добрались
Фредди меня поражает. Он бесстрастно идет к этой границе, которую не пересекал никто. Пуповина бесконечно уже растянута, а он напирает, я же едва волочу ноги. Я уже устал от сюрпризов смерти. И все же я чувствую, что впереди таится тайна, последняя мистерия смерти.
Наконец я узнаю самый секретный из всех секретов. Жертвой чего может стать… мертвец? Здесь, за этим занавесом, сбываются все приключенческие и любовные романы. Здесь, за этим занавесом, реальность объединяется с фантастикой и все мифологии мира сливаются с точной наукой.
Я немножко колеблюсь, а потом устремляюсь вперед.
Вот она наконец, эта последняя территория Континента Мертвых.
Я вижу ее.
Мгновенно забывается Роза. Тайна из тайн, секрет из секретов, вечно открываемый людьми, я тебя вижу. Я тебя вижу, я тебя чувствую, я тебя слышу. Это конец. Это кладбище слонов. Здесь умирает свет, весь свет, здесь умирают звуки, все звуки. Души, все души. Мысли, все мысли.
Я вижу рай.
В моей голове взрывается миллион небесных музык. Обломки звезд посылают мне последнее, кроткое прости. Умирающая звезда и умирающий человек проходят одной и той же дорогой. Дорогой в рай.
Я бреду в тумане, ватными ногами загребая дымчатые вихри с драгоценной земли. Будто в приветствии, сами собой вздымаются мои прозрачные руки. Колени не держат, я падаю, обнимаю расплывчатую почву.
По ошибке — или по любви — я попал в рай. Как он прекрасен! Больше, чем все те видения идеальной красоты на шестой территории. Они были всего лишь репродукциями, копиями, имитациями. Истинная красота рая превосходит все.
Рай — моя единственная страна, единственная родина, единственный предмет моего шовинизма. Я здесь. Кажется, я всегда знал это место, я всегда понимал, куда уходит жизнь и откуда она возвращается. На Земле, там, внизу, я был лишь прохожим. Туристом на каникулах. Я — эктоплазма, я никогда и не был никаким Мишелем Пэнсоном. Я всего лишь только эктоплазма. Не был я этим бедным, глупым парнем, что звался Мишель Пэнсон.
Этот Мишель полный идиот, а я… Я такой легкий… Легкость — вот истинное, предельное достоинство. Единственное, чего я хочу, — остаться мыслящим паром. Я еще связан с Землей и моим телом. Юношеское заблуждение.
Я вижу Розу и люблю ее еще больше, чем на Земле. Зачем возвращаться в нашу тесную кожу, наши болезненные тела, наши мозги, забитые раздражающими беспокойствами? Нам хорошо вдвоем здесь. Нам незачем бояться времени. Нам вообще нечего бояться.
Мне смешно за всех этих танатонавтов, что ждут меня у входа в рай. Большей глупости трудно себе представить. Я вернулся в свою страну, в свой мир. Откровение из откровений. Я — у своего источника. Я вижу настоящее небо. Со стороны тот, другой, еще один из этих землян, кажется мне грязно-желтым. Белый, истинно белый цвет может существовать только в раю.
Я в раю. И подумать только, я хотел не дать его Розе!
Дымка рассеивается. Подо мной появляется длинная колонна мертвых. Она похожа на реку, а вдали кажется, этот поток разделяется. Я спускаюсь, чтобы лучше разглядеть это зрелище. Действительно, река душ расходится на четыре ветви и в середине человеческих душ сейчас я различаю души животных и даже растений. Наверное, у рая есть вторая дверь, через которую в него вливаются и эти души. Души морских анемон и водорослей, медведей и роз. У растений тоже есть души. Я это знаю, потому что сейчас я понимаю все.
Абсолютный синкретизм. Мы едины, и там, на Земле, мы все сообща страдаем. Надо жить, отринув от себя все насилие. Не причинять насилия никому, кем бы или чем бы он ни был. Никогда не причинять насилия. Этот закон жизни проникает в меня до самых кончиков пальцев, до корней волос. Я был не кем иным, как невежественным человеком, возжелавшим подняться в рай только за тем, чтобы мне измерили и показали всю степень моего невежества.
Река, увлекающая души людей, животных и растений, делится на четыре ветви. Какие книги, сваленные стопкой на Раулевом столе, говорили о том свете, омываемом четырьмя потоками? Об этом говорили индусы, и иудеи тоже. В голове пронеслась страница из тетрадки Рауля: «ИУДЕЙСКАЯ МИФОЛОГИЯ. Рай находится на седьмом небе. Ведут туда две двери. Они зовут к танцу и радости. Можно видеть четыре реки: из воздуха, меда, вина и благовоний…». «Рай омывается четырьмя реками», — гласит и Коран.
С одного края мира по другой, от одной древней цивилизации до другой, наши предки это знали и иносказательно описывали один и тот же пейзаж.
Четыре реки. Четыре водораздела. Четыре типа душ, не просто хороших и плохих, а, скорее, четыре тональности, будто бас, баритон, дискант и фальцет. Четыре вида существования души.
По стопам Розы мы с Фредди вливаемся в реки усопших.
И внезапно я вижу ангелов.
200. Христианская философия
Благословенные ясно узрят ответы на тайны, что подтвердят истину подчинения вере. Троица, перевоплощение, спасение, спрятанные провидением законы управления душами, управления миром и действиями людей, чья история слишком часто выглядит для нас загадкой или сплетнями. Они познают сверхъестественную заботливость Божеского пути в благочестии избранных и бесконечное чудо Божественной сути.
Монсеньор Эли Мерик Отрывок из работы Фрэнсиса Разорбака «Эта неизвестная смерть»201. На краю
Издали они казались светлячками.
Ангелы.
Я сразу понял, кто они.
Ангелы рая.
Спектакль стоил всей этой дороги.
Фредди взял меня за плечи и встряхнул. Он кричал, что мы поклялись вернуть Розу в мир живых, а не остаться с ней на Континенте Мертвых. Умолял не забывать о цели нашей экспедиции. Он знал все мои мысли. Эти эктоплазмы все так быстро понимают!
Раввин говорил, и я постепенно приходил в себя. Наваждение кончилось. Смерть, я уже победил тебя, когда ты была женщиной в белом атласе. Ты меня больше не соблазнишь, даже появившись в облике рая.
Фредди был доволен. Он видел, что вернул покой моей душе. Даже рай слабее силы моей воли. Я знал, кто я такой. Чистая душа и бренная плоть, пока что еще не расставшиеся друг с другом. Я был духом и материей, а дух должен быть прочнее материи. Нужно сохранять равновесие между сердцем и разумом.
Я знал, кто я такой. Я знал, кто мы такие. Не две души среди прочих, а два танатонавта, выполняющих задание. Мы не мертвецы, а живые, способные исследовать Континент Мертвых и вернуться оттуда. И мы здесь для спасения Розы.
Мы проследовали по «медовой» реке усопших. Смешались с ними. Покойники остолбенело разглядывали нас, до сих пор влачивших за собой пуповины. Я понятия не имел, почему мы все еще их не оборвали, но они пока держались.
Четыре потока были очень длинными. Можно подумать, они все стояли в очереди к аэропортовым стойкам в период летних отпусков.
Изо всех сил я закричал: «Роза! Роза!» — и какой-то старик, выглядевший, будто его драли голодные кошки, встрепенулся и показал мне знаками, что она где-то впереди. «Должно быть, Роза уже миновала стоп-контроль и сейчас уже идет на взвешивание», — сообщил он.
— Да-да, — телепатировал он мне обреченно. — Кое-какие души тут в любимчиках. Их выхватывают прямо в зеленой стране и пропускают вперед, а мы тут стоим по несколько столетий. Знаете, как тут у нас…
— Постойте, вы говорите, она на взвешивании?
— Ну да. Душу взвешивают. Сейчас будут проверять, что она сделала хорошего и плохого в жизни, а потом решат насчет ее ближайшего перевоплощения.