Хотя ее тон подействовал на Оуэна успокаивающе, она сразу поняла, что это его не остановит. Он заговорил не столь страстно, но со всей рассудительностью:
— Как это может быть нелепым, коли это правда? Или оскорбительным, коли я не знаю, как и ты, что означает то, что я видел? Потерпи, и я постараюсь все спокойно объяснить. Просто Софи совершенно изменилась после того, как встретила здесь Дарроу, и меня трудно винить в том, что, заметив эту перемену, я пытался выяснить причину.
Анна попробовала ответить столь же спокойно:
— Во всяком случае, ты виноват в том, что опрометчиво предположил, будто разоблачил их.
— Если так, то тем более странно, что они часто уединялись.
— Оуэн, Оуэн… — вздохнула девушка.
Он повернул к ней измученное лицо:
— Разве я виноват, если увидел и узнал то, чему не должен был быть свидетелем? Ради бога, приведите мне довод… любой довод, который меня убедит! Разве я виноват, что на другой день после твоего приезда, когда я возвращался поздно вечером через сад, шторы в кабинете были не задернуты и я увидел тебя там одну с Дарроу?
Анна нетерпеливо рассмеялась:
— Право, Оуэн, если ты недоволен тем, что двое людей, которые живут в одном доме, разговаривают друг с другом…
— Они не разговаривали, в том-то и дело…
— Не разговаривали? Откуда тебе известно? Вряд ли ты мог слышать их из сада!
— Да. Но я мог видеть. Он сидел за моим столом, уткнувшись лицом в ладони. Она стояла у окна, не глядя на него…
Он замолчал, словно ожидая, что скажет на это Софи, но та по-прежнему стояла, не шевелясь и не говоря ни слова.
— Это был первый раз, — продолжил он, — а второй — на следующее утро, в парке. Это было вполне естественно, их встреча там. Софи вышла с Эффи, и Эффи побежала искать меня. Она сказала, что оставила Софи и Дарроу в парке, на тропинке, которая ведет к реке, и тут мы увидели их впереди. Сначала они не заметили нас, потому что стояли, глядя друг на друга; и в этот раз они тоже не разговаривали. Мы подошли совсем близко прежде, чем они услышали нас, и все это время они не разговаривали и продолжали смотреть друг на друга. После этого я начал сомневаться и поэтому наблюдал за ними.
— Ох, Оуэн!
— Мне нужно было только подождать. Вчера, когда я отвозил на машине из сторожки тебя и доктора, я увидел Софи, выходящую из павильона над родником. Я подумал, что она укрывалась там от дождя, и, когда высадил тебя, пошел пешком назад по аллее, чтобы встретить ее. Но она исчезла… должно быть, сократила путь и вошла в дом через боковую дверь. Не знаю, зачем я пошел дальше, к павильону, — наверное, это было то, что ты назвала бы выслеживанием. Я поднялся по ступенькам и увидел, что внутри пусто; но два стула были отодвинуты от стены и стояли у столика, и один из китайских ручных экранчиков, которые лежали на нем, валяется на полу.
Анна тихонько хмыкнула ироническим тоном:
— Неужели? Софи укрылась там, уронила экранчик и сдвинула стул?
— Я сказал: два стула…
— Два? Какая убийственная улика… подтверждающая не знаю что!
— Просто тот факт, что Дарроу был там с ней. И, выглянув в окно, я увидел его невдалеке, шагающего прочь. Должно быть, он свернул за угол, когда я подошел к двери.
Он и Анна снова замолчали. Анна не только подыскивала слова, но и ждала, что скажет Софи; затем, поскольку та никак не отреагировала, повернулась к ней:
— Мне абсолютно нечего сказать на все это; но, может, ты хочешь, чтобы я подождала, пока ты ответишь?
Софи, вспыхнув, подняла голову:
— Мне тоже нечего сказать… разве что Оуэн, должно быть, сошел с ума.
За время своего молчания она, похоже, овладела собой, и ее голос прозвенел ясно, на грани ледяного гнева.
Анна взглянула на пасынка. Тот сильно побледнел и бессильно отпустил дверную ручку.
— Это все, что ты можешь сказать? Ничего не хочешь добавить в свое оправдание?
— Не предполагала, что придется оправдываться за разговор с другом миссис Лит в ее доме.
Оуэн как будто не почувствовал вызова в ее словах и упорно смотрел на нее.
— Я не прошу тебя оправдываться. Только прошу подтвердить, что твои разговоры с Дарроу никак не связаны с внезапным решением покинуть Живр.
Она помолчала с таким видом, словно раздумывает не столько над ответом, сколько над его правом вообще требовать какой-либо ответ.
— Подтверждаю; а теперь хочу уйти.
Она было направилась к двери, но тут вмешалась Анна:
— Думаю, тебе следует поговорить, дорогая.
Девушка остановилась с легким смешком:
— С ним… или с вами?
— С ним.
— Я уже все сказала, — холодно ответила Софи, — больше мне добавить нечего.
Анна отступила на шаг; взгляд устремлен на пасынка. Тот направился к Софи, весь его вид изображал отчаянный призыв; но тут раздался стук в дверь. В комнате мгновенно воцарилась тишина; затем Анна сказала:
— Войдите!
Дверь открылась, и вошел Дарроу. Увидев всех троих вместе, он быстро взглянул на каждого в отдельности и с улыбкой обратился к Анне:
— Я зашел убедиться, что ты готова; но если я некстати, скажи, я уйду.
Его взгляд, его голос, просто само его присутствие вернули Анне нарушенное спокойствие. Рядом с Оуэном он выглядел таким сильным, таким выдержанным, таким опытным, что страстные обвинения юноши казались пустой мальчишеской болтовней. Минуту назад она с ужасом представляла себе, что будет, если войдет Дарроу; теперь была рада его появлению.
Она повернулась к нему, внезапно решившись:
— Зайди, пожалуйста; я хочу, чтобы ты услышал, что говорит Оуэн.
Она уловила недовольный шепот Софи, но не обратила на него внимания. Побудило ее позвать его некое мгновенное озарение. Обычно сознававшая, что ей не хватает проницательности, умения читать скрытые мотивы и тайные сигналы, сейчас она почувствовала необъяснимое вдохновение.
— Будет много лучше для вас обоих прояснить этот абсурдный вопрос немедленно, — сказала она Софи; затем, повернувшись к Дарроу, продолжила: — По какой-то причине, по какой, ума не приложу, Оуэну взбрело в голову, что под твоим влиянием мисс Вайнер решила расторгнуть помолвку.
Она говорила намеренно неторопливо, потому что хотела дать время и сама иметь его — время Дарроу и Софи полностью осознать ее слова и время себе, чтобы полностью оценить их реакцию. Про себя она решила: «Если между ними ничего нет, тогда они переглянутся; если же что-то есть, тогда не посмотрят друг на друга» — и, договорив, почувствовала, будто вся ее жизнь зависит от этого момента.
Софи после попытки протестовать стояла не шевелясь и потупив глаза. Дарроу, посерьезнев, медленно перевел взгляд с Оуэна Лита на Анну. И, не сводя с нее взгляда, спросил:
— Мисс Вайнер расторгла помолвку?
Секунду все молчали, затем девушка подняла глаза и сказала:
— Да!
Оуэн сдавленно вскрикнул и вышел из комнаты. Софи не двигалась с места, как будто не замечая его ухода и не снисходя до единого слова объяснения; затем, прежде, чем Анна успела задержать ее, тоже повернулась и вышла.
— Ради бога, что случилось? — спросил Дарроу; но Анна, не слушая его, с упавшим сердцем говорила себе, что он и Софи Вайнер не посмотрели друг на друга.
XXV
Анна стояла посредине комнаты, глаза ее были устремлены на дверь. Дарроу продолжал вопросительно смотреть на нее, а она, часто дыша, говорила про себя: «Только бы он не подошел!»
Ей казалось, что в ней вдруг открылся роковой дар пониманья скрытого смысла каждого кажущегося непроизвольным взгляда и движения и что в малейшем проявлении женихом эмоций она способна обнаружить холодный расчет.
Еще мгновение он вопросительно смотрел на нее, затем отвернулся и занял свое обычное место у каминной полки. Она облегченно вздохнула.
— Не будешь ли так добра объяснить, что произошло?
— Не могу: сама не понимаю. Я даже не знала, пока она не сказала тебе, что она действительно намерена расторгнуть помолвку. Я одно знаю: она только что пришла ко мне и объявила о желании покинуть Живр сегодня; и Оуэн, когда услышал об этом, поскольку раньше она ему не говорила, сразу обвинил ее в том, что она уезжает с тайным намерением бросить его.
— Как думаешь, действительно бросит?
Анна заметила, как прояснился его лоб, когда он спрашивал ее мнение.
— Откуда мне знать? Может, ты скажешь?
— Я?
Ей показалось, что его лицо вновь потемнело, хотя он оставался спокоен.
— Как я тебе сказала, — продолжала она, — Оуэн дошел до того, что вообразил, будто ты невесть почему настроил Софи против него.
Дарроу по-прежнему был явно удивлен.
— Да, действительно невесть почему! Ему ведь известно, как мало я знаю мисс Вайнер. Почему же он воображает какие-то совершенно немыслимые вещи?
— Я тоже не могу понять.
— Но он, должно быть, намекнул на что-то.
— Нет. Он признается, что не знает, чем ты руководствуешься. Просто говорит, что Софи стала относиться к нему иначе после возвращения в Живр, и что он видел вас вместе несколько раз — в парке, в павильоне, не знаю, где еще, — и что вы разговаривали наедине конфиденциальным, как ему показалось, почти тайным образом; и он сделал нелепое заключение, что ты использовал свое влияние, дабы восстановить ее против тебя.
— Свое влияние? Какое такое влияние?
— Он не говорит.
Дарроу обдумал факты, которые она привела ему. Лицо его оставалось серьезным, но без малейшего следа беспокойства.
— А что говорит мисс Вайнер?
— Она говорит, это совершенно естественно, если она иногда разговаривает с моими друзьями, когда она у меня в доме… и отказывается дать ему какие-то иные объяснения.
— По меньшей мере совершенно естественно!
Анна ответила, чувствуя, что краснеет:
— Да… но есть кое-что…
— Кое-что?..
— Должна же быть какая-то причина, почему она вдруг решила расторгнуть помолвку. Я могу понять чувство Оуэна, хотя сожалею о его несдержанности. Девушка должна дать какое-то объяснение, а пока она отказывается от этого, он будет воображать невесть что.
— Несомненно, она все объяснит, если он попросит другим тоном.
— Я не оправдываю тон Оуэна… но она знала об этом до того, как согласилась выйти за него. Она знает, насколько он возбудим и несдержан.
— Ну, она преподала ему маленький урок сдержанности… возможно, это лучшее, что могло случиться. Почему бы не оставить все как есть?
— Оставить Оуэна с мыслью, что ты был причиной расторжения?
Он встретил вопрос легкой улыбкой:
— Что до этого… пусть думает обо мне что хочет! Но во всяком случае оставь его в покое.
— В покое? — удивленно повторила она.
— Просто пусть все идет своим чередом. Ты же сделала для него и мисс Вайнер все, что могла. Если они не поладили, это их дело. Какое у тебя может быть основание вмешиваться сейчас?
Глаза ее расширились от изумления.
— Но… естественно, это то, что он говорит о тебе!
— Меня ничуть не заботит, что он говорит обо мне! В такой ситуации влюбленный мальчишка будет искать самое нелепое объяснение, лишь бы не признавать той унизительной истины, что женщина может просто устать от него.
— Ты не совсем понимаешь Оуэна. Он все переживает глубже и дольше. Много времени ушло на то, чтобы он пришел в себя после прошлой неудачной любви. Он романтик и максималист — он не может жить только на проценты со своих чувств. Он боготворит Софи, и она как будто любит его. Если ее отношение переменилось, то это произошло очень неожиданно. И если они разойдутся вот так, злясь друг на друга и не объяснившись, это ужасно ранит его — ранит саму его душу. Но это, как ты говоришь, сугубо их дело. Беспокоит меня здесь то, что он связывает их ссору с тобой. Оуэн мне как родной сын — если б ты видел его, когда я впервые приехала сюда, ты бы понял почему. Мы были как два узника, которые перестукиваются через стенку. Он это не забыл, я тоже. Разойдется он с Софи или же они помирятся, я не могу позволить ему думать, что ты как-то причастен к этому.
Она умоляюще посмотрела Дарроу в глаза и прочитала в них терпеливое выражение человека, вынужденного обсуждать несуществующую проблему.
— Я сделаю все, что ты хочешь, — сказал он, — но пока не понимаю, что от меня требуется.
Его улыбка, казалось, обвиняет ее в противоречивости, и уязвленная гордость заставила ее продолжить:
— В конце концов, не так уж странно, что Оуэн, зная, что ты и Софи почти незнакомы, заинтересовался, о чем вы разговаривали, когда увидел, как вы беседуете наедине.
Говоря это, она почувствовала дрожь, будто некий инстинкт, более глубокий, чем разум, предостерегал ее. Но лицо Дарроу осталось невозмутимым, кроме промелька слегка удивленной улыбки.
— Что ж, дорогая… а не могла бы ты рассказать ему?
— Я? — пробормотала она, порозовев.
— Ты, наверное, забыла, ты и остальные, в какое положение меня поставила, когда я приехал сюда: и свою просьбу поддержать Оуэна забыла, и как ты обещала ему, что я это сделаю, и попытку мадам де Шантель привлечь меня на свою сторону; и прежде всего, мое собственное ощущение того факта, о котором ты только что мне напомнила: как важно для нас обоих, чтобы я понравился Оуэну. Мне казалось, что первым делом я должен как можно лучше понять всю ситуацию; и очевидным способом сделать это было попытаться лучше узнать мисс Вайнер. Разумеется, я беседовал с ней наедине… беседовал так часто, как мог. Прилагал все усилия, чтобы выяснить, права ли ты, поощряя желание Оуэна жениться на ней.
Она слушала с растущим чувством спокойствия, стараясь отделить абстрактный смысл его слов от убедительности, какой их облекали его глаза и голос.
— Понимаю… да, понимаю, — пробормотала она.
— Ты еще должна понимать, что я вряд ли мог сказать об этом Оуэну без того, чтобы не оскорбить его еще больше и, возможно, увеличить дистанцию между ним и мисс Вайнер. Как бы я выглядел, если бы признался, что пытаюсь выяснить, достоин ли его выбор? В любом случае совершенно не мое дело предлагать объяснение того, что, как она справедливо говорит, не нуждается в объяснении. Если она отказывается говорить, значит явно по причине того, что намеки Оуэна нелепы; и это обязывает меня молчать.
— Да, да! Понимаю, — повторила Анна. — Но я не хочу, чтобы ты что-то объяснял Оуэну.
— Ты еще не сказала, что ты хочешь от меня.
Анна помедлила, сознавая, как непросто объяснить такую просьбу; затем сказала:
— Я хочу, чтобы ты поговорил с Софи.
Дарроу скептически рассмеялся:
— И это учитывая, к чему привели мои предыдущие попытки!..
Она быстро взглянула на него:
— Они, во всяком случае, не привели ведь к тому, что она тебе разонравилась, что твое мнение о ней изменилось к худшему по сравнению с прежним?
Ей показалось, что он слегка нахмурился.
— Зачем возвращаться к этому?
— Я хочу быть уверена — беру пример с Оуэна. Не мог бы ты подробней рассказать, какое впечатление она произвела на тебя.
— Я уже говорил — мисс Вайнер мне нравится.
— Как думаешь, она еще любит его?
— Ничто в наших кратких разговорах не позволяет сказать это с определенностью.
— Тем не менее, как по-твоему, есть причина, по которой ему не следует жениться на ней?
Лицо его снова выдало сдерживаемое нетерпение.
— Что я могу ответить, не зная причин, по которым она порывает с ним?
— Именно это я и хочу чтобы ты выяснил у нее.
— И почему, черт возьми, она должна рассказать мне?
— Потому, что, какие бы у нее ни были претензии к Оуэну, ко мне у нее, безусловно, претензий нет. Она не может желать, чтобы Оуэн мысленно связывал меня с этой ужасной ссорой, и она должна видеть, что он будет связывать до тех пор, пока не убедится, что ты тут ни при чем.
Дарроу отошел от камина и, беспокойно пройдясь по комнате, остановился перед ней.
— Почему ты не скажешь ей этого сама?
— Разве не понимаешь?
Он пристально посмотрел на нее, а она не отступала:
— Должен был бы догадаться, что Оуэн ревнует к тебе.
— Ревнует ко мне? — Сквозь загар было видно, как он покраснел.
— Ну ты совсем слепой — что еще толкнуло его на подобную глупость? И я не хочу, чтобы она думала, будто и я ревную! Я уже все сказала, что могла, чтобы она так не подумала; а она не проронила ни полслова ни ему, ни мне. Единственный наш шанс теперь — что она прислушается к тебе, ты должен заставить ее понять, сколь пагубным может быть ее молчание.
— Все это черт знает что — то, что ты предлагаешь! Я в любом случае не могу обращаться к ней на таком основании! — запротестовал Дарроу.
Анна коснулась его руки:
— Обратись к ней на том основании, что я почти мать Оуэну, и любое отчуждение между тобой и им убьет меня. Она знает, какой он, она поймет. Попроси ее сказать что-нибудь, сделать что-нибудь, что хочет; но не уезжай, не поговорив с ней, не дай этому остаться между нами, когда она уедет!
Она отступила на шаг и подняла лицо к нему, пытаясь глубже, чем всегда, заглянуть ему в глаза; но не успела она разглядеть их выражение, как он взял ее руки и наклонил голову, чтобы поцеловать их.
— Увидишься с ней? Увидишься? — умоляюще спросила она, и он ответил:
— Сделаю все, что ты хочешь.
XXVI
Дарроу ждал один в гостиной.
Не было места более неподходящего для разговора, который ему предстоял; но он согласился с предложением Анны позвать Софи Вайнер — это было естественнее, чем самому искать ее. Он расхаживал взад и вперед, и как будто неумолимая рука рвала все нити нежных воспоминаний, связывавших его с этой тихой комнатой. Здесь, в этом самом месте, он испил из глубочайшего источника счастья, прильнул губами к истоку его полноводных рек; но сейчас этот родник был отравлен, и больше ему не вкусить из чистой чаши.