– Копаешь небось под меня, – пробормотал Ивасюк, протискиваясь за руль «Форда». – Ну-ну, копай. Яма тебе скоро пригодится.
Это была не пустая угроза. За жирными плечами Ивасюка имелся богатый опыт патрульно-постовой службы. Ему было достаточно один раз взглянуть на фотографию человека, чтобы опознать его впоследствии среди сотен других. И планировка города была ему известна не хуже, чем бывшему фээсбэшнику.
Теперь все решала оперативная хватка, а подполковнику Ивасюку ее было не занимать. Особенно, когда он был трезв как стеклышко и зол на весь свет.
Глава 20 Гонки на выживание
1
Говорили исключительно по-грузински. Вернее, один говорил, а второй слушал. Рассказчик чем-то смахивал на молодого Шеварднадзе, только коротко стриженного, небритого и по-спортивному одетого. Так его и звали в общине: Шеварднадзе. Будучи абхазцем по происхождению, он свою кличку не любил, но другую Сосо ему давать не спешил.
Слушатель был его племянником. Он не обнаруживал особого сходства ни с родным дядей, ни с кем-либо из знаменитостей. Кавказец как кавказец. Глаза слишком темные, чтобы служить зеркалом души, мысли тоже светлыми не назовешь. Почти горец. Почти дикий.
Всю сознательную жизнь он прожил в гагринском ущелье Цихерва, а потом дядя вызвал его в Курганск и подарил ему пистолет «ТТ» пакистанской сборки. Теперь он считался боевиком, все звали его Гургеном и бесплатно кормили. Гургену нравилась такая жизнь. Он жалел, что так долго проторчал в ущелье Цихерва, где главное событие – смерть кого-нибудь из старожилов или разлив речушки после ливней в горах. В большом городе имелись развлечения покруче. Месяца не прошло, как Гурген обзавелся любовницей и набором галогенных фар, которые намеревался установить на свою собственную машину, как только она у него появится.
А пока катались на дядиной и сейчас тоже сидели в ней. Серая, с металлическим отливом «Самара» – слишком унылый цвет, по мнению Гургена. Но это мнение он держал при себе. Дядя его облагодетельствовал, вывел в люди. Следовало относиться к нему с уважением. Хотя бы до тех пор, пока Гурген обзаведется собственными колесами. Сейчас он был вынужден сидеть и слушать, что говорит ему дядя.
– Тогда Сосо мне говорит: «Вай, вся надежда на тебя, дорогой. Поезжай и привези мне этого Громова живым или мертвым». – Шеварднадзе подумал-подумал и добавил: – Молодые парни с ним не сумели справиться. Смелые, горячие, а вот опыта у них нет. Как у тебя.
Гурген обиделся. Он слышал, как Сосо отправлял дядю на дело, и в той речи не звучали такие красивые слова, как «дорогой» или «надежда». Сосо назвал дядю «мозгодолбом» и пообещал его выделать и высушить, если он запорет бочину. Именно так все происходило. И теперь внимать дядиной похвальбе было неприятно.
– Мы с Сосо всегда вместе по жизни. – Шеварднадзе свел вместе указательные пальцы и подвигал ими, не разъединяя. – Он меня уважает.
– Как Гоги? – не удержался Гурген от подначки. Впрочем, на его лице не читалось ничего, кроме почтительного внимания.
– Примерно, – уклончиво ответил Шеварднадзе. – Гоги сидит за столом по правую руку от хозяина, а я по левую. Вот и вся разница.
«Ох, и здоров же ты заливать», – сердито подумал Гурген.
– А чем Громов так насолил хозяину? – спросил он, чтобы положить конец бесконечной дядиной похвальбе.
– Он киллер. Его наняли убить Сосо. У хозяина много врагов, а верных друзей мало.
Шеварднадзе посмотрелся в зеркальце заднего обзора и пригладил волосы.
– Громов киллер, а живет в этом доме, как самый обычный человек, не скрываясь? – удивился Гурген.
– Здесь квартира его дочери. Он может появиться здесь, а может и не появиться. Но наши поджидают его повсюду, где он обычно бывает. Ему некуда деться.
– Почему бы нам не подняться в квартиру и не проверить, дядя? Мы здесь всю ночь проторчали без толку. Кушать хочется, спать хочется.
Шеварднадзе снисходительно усмехнулся:
– Не уподобляйся непоседливому щенку, мой мальчик. Учись терпеливо подстерегать добычу. Бери пример с меня. Я чувствую, что скоро Громов здесь появится, и сохраняю спокойствие.
«Я бы тоже не волновался, если бы стрелять было поручено не мне, а кому-нибудь другому», – раздраженно подумал Гурген. Ему хотелось, чтобы все скорее закончилось. Вишневая «девятка», которую он присмотрел на автомобильном рынке, стоила чуточку больше, чем премия, обещанная за голову Громова, но недостающие деньги можно будет занять. У того же дяди, которому полагается такая же премия, хотя он горазд лишь языком болтать.
– Это он? – Гурген подался вперед, завидев мужчину, входящего в опекаемый подъезд.
– Ты плохо слушал, что рассказывали наши парни, которые его вблизи видели? – снисходительно осведомился Шеварднадзе. – Громов среднего роста, волосы у него черные, глаза светлые, одет в джинсы и кожанку.
– А если он переоделся?
– И лысину заодно отрастил? Э, лучше расслабься, дорогой, и во всем положись на меня. Уж я-то Громова не прозеваю. У меня нюх.
«Триппер у тебя, а не нюх», – мысленно ответил Гурген, приметивший, что дядя время от времени запускает руку в карман и яростно двигает там пальцами. Но вслух опять ничего не сказал. Торчать с дядей в засаде было намного веселее, чем гонять диких свиней по ущелью и продавать их мясо повару ресторана «Гагрипши». За свиней в Гаграх платили мало. Намного меньше, чем в русском городе Курганске – за людей.
– О! – воскликнул Шеварднадзе после недолгой паузы. – Вот и клиент. Я же говорил: нюх у меня!
«И триппер!»
– Который из них? – встрепенулся Гурген, ерзая на сиденье.
Из подъезда вышли двое, но волнение не позволяло новичку правильно определить будущую жертву. Он опять позабыл приметы Громова и помнил лишь, что стрелять нужно наверняка, чтобы не очутиться в подвале на матраце, как те четверо, которые нахватались свинца во время ночной перестрелки.
– Тот, что постарше, – сказал Шеварднадзе, плавно поворачивая ключ зажигания. – Но молодого лучше тоже завалить. На всякий случай.
Спутники уже пересекли двор и садились в бледную «семерку» без номеров. Место за рулем готовился занять Громов.
– Подбежать? – спросил Гурген, лязгая затвором пистолета. – Я успею.
– Нет, поедем за ними, – решил Шеварднадзе. – Тут свидетелей будет много, а я не хочу свою тачку «палить». Подождем удобного случая. Хорошо бы они за город мотанулись. Там с ними и разберемся.
Очень скоро его пожелание сбылось.
2
– Нас пасут, Олег Николаевич, – сказал Костечкин после того, как увязавшаяся за ними «Самара» проскочила на красный свет.
– Думаю, это все же где-то в районе ильичевского коксохима, – пробормотал Громов. – Во-первых, насколько мне известно, этот завод не простаивает. Во-вторых, место для лежки там подходящее. Вокруг поля, пустыри, свалки…
– Пасут нас! – повысил голос лейтенант, перегнувшись через спинку сиденья.
– А, эти… Я вижу, Андрюша. Но все равно ты молодец. Глазастый.
– Придется попетлять по городу.
– Особо рассусоливать некогда. Ленка сказала, что Анечке очень плохо. Ее нужно срочно в больницу.
– Как же тогда быть? Они ведь просто так не отстанут.
– Тем хуже для них. А пока можно включить радио и немного расслабиться.
– Расслабиться? – Костечкин продолжал оглядываться назад.
Громов усмехнулся:
– Ну да. В городе все равно ничего не произойдет.
– А что произойдет за городом?
– Я попросил тебя поискать музыку, Андрюша. Желательно пободрее.
Некоторое время ехали молча, слушая песенку про маленькую лошадку, которая везет повозку с героином.
Громов слушал-слушал, а потом сокрушенно покачал головой:
– У парня серьезные проблемы.
– С наркотиками?
– С совестью.
– Зря вы так, – возразил Костечкин, которому певец нравился. – У Найка много других песен. Хороших.
– У человека, который везет слушателям героин, есть хорошие песни? – удивился Громов. – Например?
– В одной он в эту… в комету превращается. Рассекает вечность. И хвостом в окошко любимой – стук.
Впервые текст любимой песни показался Костечкину не таким трогательным, как прежде. Особенно после того, как Громов понимающе кивнул головой:
– Разумеется, хвостом. Чем же еще? Поэтому культурную программу будем считать завершенной. Переходим к физическим упражнениям.
Как только выбрались за город, Громов прибавил газу. Серая «Самара» тоже. Обе машины, одна за другой, взлетели на пологий виадук, выводящий на объездную дорогу. Встречные машины мелькали слева все быстрее и быстрее.
– Интересно, кто именно нас преследует? – тревожно спросил Костечкин. Чем больше разгонялась «семерка», тем неуютнее он себя чувствовал.
– Какое это сейчас имеет значение? – Громов пожал плечами так небрежно, словно сидел не за рулем едва вписывающегося в затяжной поворот автомобиля, а в уютном кресле перед телевизором.
– Пристегнусь, пожалуй, – определился Костечкин, когда стрелка спидометра перевалила за отметку «140».
– Нет, Андрюша. Тебе скоро пересаживаться за руль.
– Честно говоря, я быстро ездить не умею.
– Быстро и не придется, – заверил его Громов. – Лишь бы прямо. Руль удержать сумеешь?
– Ну, в общем, да, наверное, – неуверенно ответил лейтенант. Ему хотелось попросить старшего товарища не прикуривать на такой сумасшедшей скорости, но он не решался. Только изо всех сил упирался ногами в днище перед собой.
– Вот и проверим. – Зажав в зубах дымящуюся сигарету, Громов неожиданно крутнул руль влево.
Перекособочившуюся «семерку» вынесло на проселок, асфальтовое покрытие которого больше всего походило на шелушащуюся коросту. «Самару» понесло дальше. Некоторое время Костечкин наблюдал, как ее волочит юзом по шоссе, а потом преследователей скрыла лесопосадка.
– Кажется, оторвались, – обрадовался Костечкин.
– Нет, Андрюша. Эти типы сейчас развернутся и опять припустят за нами.
– Странные они какие-то. Кто же так слежку ведет?
– А это не слежка, – спокойно произнес Громов. – Это охота.
– На нас?
– Теперь уже на них.
До следующей лесополосы было около трех километров, но, несмотря на сплошные рытвины и ухабы, «семерка» преодолела это расстояние за каких-нибудь пару минут. Когда она свернула за деревья, преследователи еще только раскачивались на середине пути.
– Пересаживайся, – крикнул Громов, выскакивая из машины. – Жми обратно. Не притормаживай, не газуй, не сворачивай. Просто держи курс прямо. Понял меня? – Он уже занял место спутника, но не сидел, а стоял, навалившись грудью на распахнутую дверцу.
Злобно рыкая на чужака, суетящегося на водительском сиденье, «семерка» развернулась за деревьями и ринулась навстречу преследователям.
3
– Вах, какой прыткий джигит нам попался! – посмеивался Шеварднадзе, пока припустивший прочь Громов не развил скорость, на которой отвлекаться на разговоры стало слишком опасно.
– За город торопится, – заметил Гурген, когда обе машины вырвались из города и свернули на шестиполосную объездную дорогу.
– Ага.
– Наверное, нас заметил.
– Угу.
– Оторваться хочет.
– Без тебя вижу! – заорал Шеварднадзе. – Зачем под руку говоришь?
Выражение лица у него было почти плачущим. Он еще никогда не набирал скорость свыше ста двадцати километров, и такие эксперименты ему не нравились. Когда поток встречного воздуха норовил задрать капот «Самары» над лентой шоссе, он то молился про себя, то ругался, но притормозить не решался, потому что Сосо ждал от него не оправданий, а результатов.
– Уходят! – не унимался Гурген. – Гони, дядя!
Щелк! Выскочивший из-под ската «семерки» камушек оставил метку на лобовом стекле «Самары». Шеварднадзе инстинктивно откинулся назад и не заметил, как его правая нога тронула тормозную педаль. Прикосновение было мимолетным, но этого оказалось достаточно, чтобы машину развернуло боком и повлекло прямо навстречу истошно гудящему «КамАЗу».
У-а-а!.. Уа-а-а-ууу!.. – грузовую махину чудом пронесло мимо.
Сиденье под Шеварднадзе сделалось горячим и, кажется, мокрым. Ладони тоже. Если бы не меховая опушка на руле, он обязательно выскользнул бы из вспотевших рук. Шеварднадзе понятия не имел, в ту ли сторону он крутит баранку, выводя машину из бокового заноса, но, как выяснилось, все было проделано правильно. «Самара» выровнялась, проехала вперед еще пару десятков метров и затормозила, присев на все четыре колеса.
– Где они? – прокричал Шеварднадзе, вглядываясь вперед. В ушах у него по-прежнему стоял рев встречного грузовика и пронзительный визг покрышек.
– Свернули! – Гурген тоже не был готов к общению в обычном голосовом регистре.
– Без тебя вижу, что свернули. Куда?
– Во-он, через поле катят.
– Когда догоним, ты им в животы стреляй, – велел Шеварднадзе, разворачивая «Самару» в обратном направлении. – Пусть перед смертью помучаются.
– Ладно, – легко согласился Гурген. Он попадал из пистолета в пивную банку с расстояния десяти шагов и считался одним из лучших стрелков в общине. – Только поднажми, дядя. Свернут за посадку – и поминай как звали.
– Сам знаю, – огрызнулся Шеварднадзе.
Он попытался набрать такую же скорость, как стремительно уменьшающаяся «семерка», и почувствовал себя кукурузным зернышком, подбрасываемым на сите. Трясло так, что все плясало перед глазами. Когда под колеса попадала особенно глубокая рытвина, Шеварднадзе доставал макушкой до потолка.
– Не успеем, – с отчаянием прокомментировал Гурген. – Они повернули. Разве нельзя быстрее?
– У меня не вездеход! – В промежутках между отрывисто произносимыми словами было слышно, как екает селезенка рассерженного Шеварднадзе.
– У них тоже не вездеход.
– Вот купишь себе машину, там посмотрим, как ты по таким колдобинам ездить станешь.
– С тобой купишь, как же! – проворчал Гурген.
– Ты как со мной разговариваешь, слушай? Ты еще бичо, желторотый мальчишка! – Шеварднадзе набрал полную грудь воздуха, чтобы как следует обругать родственника, но все, что сумел произнести, это: – Э?!
Знакомая белая «семерка» с едва заметным голубоватым отливом вынырнула из-за лесополосы и теперь мчалась навстречу. Ее правая дверца была распахнута, но не болталась как попало, потому что ее придерживала высунувшаяся наружу мужская фигура в черной кожанке. Казалось, Громов указывает водителю направление, однако его вытянутая вперед рука заканчивалась вовсе не указательным пальцем, а пистолетным стволом, развернутым плашмя.
– Сытырыляй! – от волнения Шеварднадзе перешел на русский язык.
Встречная машина неслась прямо на них, явно не собираясь выскакивать из колеи на обочину. Когда до нее оставалось метров сорок, Гурген направил на нее пистолет и открыл беглый огонь. Никакой пользы от этого не было, один сплошной вред. Лобовое стекло рассыпалось, как пластина подтаявшего льда, и оба седока захлебнулись холодным встречным ветром.
Шеварднадзе поймал свою пулю на вздохе и захрипел, силясь освободить грудь от распирающего ее кислорода. Не сумел. Его голова с размаху ударилась об руль. Коротко мяукнул клаксон.
«Самару» выбросило из колеи, и она взмыла в воздух. Ощутив зубодробительный толчок, Гурген решил, что автомобиль благополучно коснулся земли передними колесами. Он ошибся. Это пуля ударила его под левый сосок. Следующая угодила в надбровье. Словно ломом изо всех сил в лоб ткнули, а потом сквозь дыру в черепе пронеслась тугая струя воздуха, и все ухнуло во мрак.
Все ж таки в ущелье Цихерва было не так плохо, как казалось, промелькнула потухающей искоркой последняя мысль…
А заваливающаяся набок машина все летела и летела вперед, и не было видно этому полету конца.
4
– С трех раз, надо же! – Костечкин покачал головой. – Всего с трех раз!
– В идеале должно было хватить двух пуль, – буркнул Громов. – По одной на каждого.
Он ни разу не оглянулся на перевернувшуюся «Самару», а Костечкин все не мог оторвать взгляда от ее отражения. Ее колеса вращались до тех пор, пока она не скрылась из виду.
– Мне показалось, это грузины были, – поделился он своими наблюдениями со спутником. – Уж не Сосо ли заинтересовался нашими скромными персонами?
Громов пожал плечами:
– Возможно.
– А вы действительно пообещали Светлане, что…
– Послушай, Андрюша. Сейчас для меня существуют только две женщины в мире, и ни одну из них не зовут Светланой… Ну-ка, притормози. Пора меняться местами.
– Я мог бы и дальше вести, – проворчал лейтенант, который втайне задумал разогнать машину так же, как это делал старший товарищ. – Думаете, я Лену хочу найти меньше вашего? Тут вы здорово ошибаетесь, Олег Николаевич.
– Никто не спорит. – Разминяясь с Костечкиным возле капота притормозившей машины, Громов поощрительно хлопнул его по плечу. – Но если мы опоздаем, то в глубине души я буду считать виноватым в этом тебя и только тебя. Тогда нашей дружбе конец.
Он сел за руль, тронул «семерку» с места и заметил:
– Всегда и во всех обстоятельствах лучше винить самого себя. Вернее, не лучше, а полезнее.
Лейтенант собрался ответить не менее рассудительной репликой, но в этот момент сила инерции вдавила его в спинку сиденья и стало не до философствований. Мысли приходили в голову какие-то куцые и тревожные. Например: «Двойной обгон? На такой скорости? Не проскочим!.. Уф, проскочили… Что?! Опять двойной обгон?»
Когда добрались до коксохимзавода, Костечкин налился нехорошей бледностью, словно до тошноты катался на самых крутых американских горках, которые только можно себе вообразить.
Возле проходной Громов вышел, немного пообщался с народом и возвратился мрачен.
– Не здесь? – посочувствовал Костечкин.