– Размечтался! А твоих сопливых двойняшек я сама буду воспитывать?!
– С чего это они будут сопливые, при такой-то матери? – еще больше заулыбался обездвиженный в ногах парень. – И вообще: неужели ты уже полностью уверена в нашей двойне?
– Может, ты помолчишь?! – раздраженным вопросом ответила Дана. – Мешаешь мне сосредоточиться! – Хотя уже через пару вздохов пробормотала шепотом: – Что-то есть, но никак не могу рассмотреть конкретно.
– В моей спине? – притворно округлил глаза раненый.
– Дурак! Я по поводу наследника твоего баронства! И следи за темой моих вопросов! – Так и продолжая сердиться, она ткнула пальцем в некоторые точки на ногах Петра: – Что чувствуешь?
– Да что тут чувствовать? – стал рассуждать тот, одной рукой поглаживая экипировку Даны в районе коленки. – Наши семейные фишки еще себя ни разу не подводили. Двойня – и то сразу. А значит, и твое баронство пойдет в наследство.
– Я тебя сейчас придушу! – зашипела черноглазая целительница. – Ты щипки и тычки мои по ногам чувствуешь?
– А… Извини, я тут о другом подумал, обрадовался. Нет, ничего не ощущаю.
– М-да. – Женщина в раздумье помассировала свои щеки.
– Да ладно тебе заморачиваться, – показывал чудеса стойкости Петруха. – Отбегался так отбегался. Дайте мне автомат.
– Я те щас как дам! – Дана вновь сорвалась на ругань. Но на этот раз оборвала себя очень быстро и перешла на спокойный, деловой тон: – Курт, мне надо две ровные палки длиной не менее метра. Найдешь три – тоже не обижусь. Сильва, снимаем с него всю тяжесть и цепляем на нас. Накидка у тебя?
Немец сразу бросился чуть выше, к редким сосенкам на более пологом отрезке земляного участка между скал, тогда как подруга достала из своего рюкзака сложенную в пластину пленку. Необычайно прочная и непромокаемая, она могла служить прикрытием от влаги в любую непогоду. Вдобавок могла менять цвет в пределах восемнадцати радужных смешений и оттенков. В иных случаях она прекрасно служила и для внешней маскировки. Но сейчас лучшей основы для носилок не придумаешь.
Курт потратил на вырубку заказанных палок минут десять, и все это время митинг и споры в егерском полку не останавливались. Как и целительница не прекращала опять возобновленного ею лечения. Правда, при этом насильно введя Петруху в сон. Слишком уж он ерничал, старался шутить, отвлекая ее от концентрации необходимых усилий. Разве что сама, после навеянного наркоза на пациента, ворчала еле слышно:
– Тут и так ничего не умею, так еще и он зубоскалит. Все ему хаханьки да хихоньки, а мне каково вдовой оставаться? Или еще чего похуже, с инвалидом до конца жизни мучиться! Да я его лучше сама придушу!
– Что-то ты совсем из себя чудовище делаешь, – с укором приструнила ее подруга, прислушивающаяся к бормотанию вполуха. – Что, так все серьезно?
– Вроде как. Три позвонка смяты. Как он вообще от боли не орал? Хотя вообще-то здесь и не такое лечить должны, да и сама чувствую, могла бы справиться со временем, только опыта никакого.
Тут опять заговорил граф Стредери:
– Кажется, их командир решил сам переговорить с нами. Причем двигается один, без сопровождения. Скорее всего, хочет окончательно удостовериться в вашем магическом уровне, госпожа. А может, сравнить желает описание внешности. Ведь наше планомерное отступление от монолита видели очень многие. Недаром так настойчиво на хвосте сидели.
Со вздохом прекращая лечение, Дана стала подниматься:
– Курт, Сильва, займите позиции. Да и по верху присмотритесь, вдруг еще какие лучники появятся.
– Одна справишься? – Подруга имела в виду не только степенно приближающегося полковника, но и стоящего рядом графа, на которого незаметно указала условным движением.
– Несомненно! – Целительница поправила удобнее висящий под верхней накидкой автомат, кивнула Сильве, которая сразу помчалась на выбранную позицию, и только после этого обратилась к графу: – Раз вы все знаете и даже сочувствуете всем обкраденным младенцам, значит ли это, что уже сейчас готовы поддержать начавшиеся революционные преобразования в Успенской империи?
– А они уже начались? – засомневался Джакомо.
– Более того, они уже приняли необратимый характер. Так что советую немедленно сделать правильный выбор. От него будет зависеть будущее вашей семьи. Да и у руля Успенской империи должны встать люди честные и принципиальные.
– Вы собираетесь свергнуть императора? – Кажется, граф даже задохнулся от собственного вопроса.
– Если понадобится, то и его тоже. А что вас смущает?
– Ну… слишком уж его народ обожает.
– Мы это знаем.
– И ведь он под полным протекторатом монолита.
– Какая разница? Или есть какие-то особые опасения по поводу императора?
Джакомо наморщил лоб от тяжелых размышлений и, уже понижая голос, только и успел сказать:
– Да явных нет, а вот подспудных хватает.
Потому что командир егерей уже остановился за три метра от них, резко кивнул головой в знак приветствия, но голос его прозвучал довольно-таки строго:
– Что все это значит и кто вы такие?
Трудно было догадаться о смысле, которое он вложил в слово «все», но Дана в первую очередь подыскивала не только самые убедительные выражения в предстоящем диалоге, но и пыталась отыскать в себе самое поразительное свойство целителя. Ведь и этому человеку придется доказать в первую очередь, что она Маурьи. А уже потом красиво и величественно описать начавшуюся борьбу подданных империи, обрисовать поставленные перед ними высокие цели и сослаться при этом на конкретных, хорошо известных лидеров. Для последнего дела стоящий рядом граф Стредери однозначно не подходил, а вот недавний союзник при нападении на жреческий караван казался наилучшей кандидатурой. Тем более что в данное время он находился в далекой империи Рилли и упоминание о нем ни ему, ни его семье не грозило.
В философском диспуте или другой словесной баталии любой воин «третьей» чувствовал себя как рыба в воде, ну а Дана, пожалуй, считалась лидером среди своих боевых товарищей. Поэтому сразу начала атаковать вопросами:
– Почему вы не представитесь?
– С какой стати? – пожал плечами полковник. – Я отчитываюсь только перед вышестоящим начальством, как и делаю только ему доклады.
– Но ведь для вас обязательно подчинение Маурьи?
– Несомненно! Но я вас вижу в первый раз.
– Вы готовы утверждать, что знакомы со всеми моими коллегами?
– Может, и не со всеми, – с гордостью расправил плечи воин, – но с восемью управляющими провинциями я знаком лично, еще имею точные описания внешности шести других. Так что вполне справедливо сомневаюсь, что кто-либо из Маурьи окраинных одиннадцати провинций может оказаться в этих горах. Тем более убегая после совершенных возле вершины Прозрения преступлений.
Пока он это говорил, целительница припомнила и отыскала в себе одну из сильнейших новых возможностей. Ведь она не только могла усыпить близко находящегося человека, но и парализовать его на короткое время. Раньше опробовать было некогда, но сейчас она попыталась это сделать с командиром егерей. Для пущей эффективности еще и руки протянула вперед и, сменив тон голоса на замогильный, спросила:
– Можете ли вы поднять руки?
Кажется, она несколько перестаралась. Потому что замерший ашбун даже ответить не смог. А судя по навалившейся на лицо синеве, и вздохнуть у него не получалось. К сожалению, и сама Дана почувствовала, что еще минута такого воздействия – и она сама свалится обессиленная. Поэтому она резко прекратила показательную демонстрацию своей мощи и, стараясь не показать участившееся и шумное дыхание, продолжила:
– Остались еще какие-то сомнения?
Прежде чем ответить, полковник растер ладонью горло и несколько раз шумно вздохнул:
– Нет, госпожа Маурьи. Но зачем же вы так?.. Можно было просто назвать свое имя и откуда вы.
– Начнем сначала: как вас зовут?
– Одон, госпожа. Полковник Одон Ливнер.
– Что вам известно о кощунственном отборе у каждого младенца его способности к самоизлечению?
– Э-э-э… – замялся с подбором слов командир егерей. Из чего следовало, что кое-что и ему было известно. Скорее всего, и у него в душе имелись как минимум некоторые сомнения по этому вопросу. Но на прямой вопрос он побоялся ответить прямо. Лишь пожал мощными плечами: – Мы люди военные, в дела мирские не суемся. Что прикажут, то и делаем.
– Зря уходите от прямого ответа, Одон. Наверняка и у вас, и у ваших офицеров есть дети и вам их здоровье очень дорого. И наверняка вам известно, что уже многие просвещенные люди пытались восстать против жестокого обкрадывания младенцев. Черный монолит и его ставленники издревле уничтожали всех инакомыслящих. Но сейчас положение кардинально изменилось. Создалось народное движение «Спаси детей», которое уже безостановочными волнами распространяется по всей империи. И основная задача этого движения – уничтожить полностью все ларцы Кюндю и тех жрецов, которые будут продолжать свои прежние деяния по краже врожденного дара. Одного из основных лидеров этого движения вы наверняка знаете. Это – Эрхайз Тантри, барон Фьерский. Совсем недавно нам удалось лично видеть его внучек, которых он сумел спрятать от жуткого обряда «очищения» после их рождения. Теперь каждая из девушек имеет способности как минимум жреца со средней силой. Вдобавок у них развиты некоторые исключительные врожденные способности.
Скорее всего, Дана еще много чего могла сказать и привести убедительные примеры своей правоты, но, обеспокоенно оглянувшись, вспомнила, что Петр не просто нуждается в помощи, но еще и может замерзнуть на холодной, покрытой снегом каменной поверхности. Поэтому скомкала свои пространные рассуждения и перешла к финалу:
– Вы готовы выполнять мои приказы?
Полковник Ливнер тяжело вздохнул, хотя и ответил с радующей откровенностью:
– С удовольствием, госпожа Маурьи. Но… – Он старался не отводить взгляда. – Ведь кроме вас есть и другие, которые отдадут противоположный приказ.
– В таком случае вы должны послушаться своего сердца.
– Я-то послушаю, а вот мое высшее командование… Только этим утром были казнены все воины второго егерского полка.
– Как «казнены»? За что?! – ужаснулась Дана.
– За то, что во время недавнего похищения всего жреческого каравана отступили в лес от превосходящих сил противника. По моим предположениям и имеющимся разведданным, отступили именно от вас и того самого барона Фьерского. Перед смертью воины только и успели передать из заточения, что несколько описаний самого боя да о зверском приказе главнокомандующего округа. Казнили всех наших товарищей связанными, с кляпами во рту. Мне об этом доложил в последнюю минуту перед сходом с тракта на ваши следы посыльный.
Прошла целая минута, прежде чем понурившаяся целительница справилась с обуревающим ее возмущением.
– Такого нигилизма мы и представить себе не могли, – призналась она тихим голосом. – Ничего, виновные в этом преступлении обязательно ответят перед народом. – Дана распрямилась, подняла выше подбородок, а голос у нее стал строгим и безапелляционным: – Приказываю: срочно отойти в город возле Ворот и организовать непреодолимый барьер для жреческих караванов. Ларцы – беречь от любых повреждений, жрецов сопровождения – уничтожать безжалостно. Приступайте!
– Слушаюсь, госпожа! – Но при этом ответе в голосе полковника звучало столько сомнения и желания задавать вопросы, что целительница вынуждена была добавить:
– Если вы продолжите наше преследование, будете все уничтожены. Если ослушаетесь приказа – народ вам потом не простит. Чуть позже к вам обязательно кто-то прибудет и даст более полные разъяснения о последующей деятельности. Или я пришлю посыльного, или барон Тантри отправит к вам своего представителя. А то и прибудет самолично.
Уже собираясь уходить, Одон посмотрел в сторону неподвижного Петра:
– Может, нужна помощь?
– Спасибо. Справимся сами.
Некоторое время Дана смотрела в спину уходящего командира егерей, затем условными знаками призвала к себе товарищей и попросила графа ей помочь. Удобнее устраивая тело Петра, она продолжила задавать вопросы:
– Как ты думаешь, Джакомо, полк выполнит мои приказы?
– Скорее всего, нет, – откровенно признался граф.
– Продолжат наше преследование?
– Тоже нет. Скорее всего, они постараются притаиться на самом тракте или рядом и выждать некоторое время. А потом встать на сторону победителя.
– Как и ты?
– Со мной совсем иначе, – вздохнул граф. – Я уже на вашей стороне. А если вы еще и жену спасете да детей с даром поможете сохранить, то моя семья всю нашу провинцию на борьбу против черного монолита поднимет.
Последние слова графа уже слышали и Сильва с Куртом. Споро помогая соорудить носилки, немец похвально кивнул:
– Давно бы так все дворянство действовало, сами бы до ста лет жили.
Тогда как Дана припомнила последние высказывания Джакомо про его сомнения в императоре:
– Ты так и не договорил о любви народа к правителю Успенской империи. Что за подспудные опасения тебя терзают?
– Да не только меня, но и некоторых других представителей дворянства. Хотя даже шептаться о таких вещах жутковато и страшно. Простые ашбуны Дасаша Маххуджи боготворят, называют добрейшим и готовы по его слову в огонь и воду. Все неурядицы и плохое правление, несправедливости или обман – все это приписывается министрам и людям из ближайшего окружения императора. Но они просто не могут знать то, что доходит по разным каналам к нам. Все жалобщики непосредственно к Маххуджи все равно умирают. Не сразу, так через пару-тройку лет. Несправедливости и после этого не прекращаются, разве что в некоторых случаях принимают более изощренную форму. Ну и самое главное, что следует из скрупулезного обобщения многих фактов наблюдения: министры на самом деле бездушные и запуганные марионетки.
– В руках у черного монолита? – заполнила паузу заинтересованная не меньше своих товарищей Сильва.
– Нет, в руках самого Дасаша Маххуджи. Он очень страшный, отвратительный человек, а благодаря своей невероятной двуличности становится опасным втройне.
Дану это смутило больше всех:
– Но ты же сам говорил, что Дасаш – подчиненный монолита?
– Об этом никто не может утверждать с уверенностью. Да и секретные хроники нашего рода могут показать массу противоречий в отношении императора и вершины Прозрения.
– И многие люди знают об этих противоречиях?
– Единицы. Догадываются – считаные десятки. Но все поголовно молчат об этом. В ином случае неосторожное слово провоцирует неожиданное исчезновение или не менее странную смерть.
Уже подняв Петра на носилки и тронувшись по подъему из ущелья, Курт решил уточнить:
– Надеюсь, после нашего прибытия в замок мы будем иметь возможность не только Устав прочитать, но и эти самые секретные хроники?
– Несомненно, – заверил граф. И тут же с натугой улыбнулся: – Назад дороги для меня нет. Теперь вся надежда лишь на победу вашего движения «Спаси детей».
Он шел впереди, удерживая свою ручку носилок, и старался аккуратно ступать между заснеженных камней. Поэтому не заметил, как Дана условно предупредила товарищей помалкивать с вопросами по только недавно ею выдуманной народной организации. По логике вещей, ведь все равно придется ашбунам под каким-то знаменем объединяться, так что придумать можно что угодно. Как и поменять общее название впоследствии. Главное сейчас – спокойно уйти к последнему горному кряжу, а там и до предгорий рукой подать. Движущийся верхом Василий наверняка уже ждет группу в условленном месте, и путь к графскому замку не должен занять много времени.
Уже поднявшись на седловину, четыре носильщика позволили себе на минуту расслабиться и более внимательно посмотреть назад. Отступающий полк егерей уже виднелся лишь на противоположном, дальнем краю ущелья и никаких отрядов преследования или разведки за беглецами не отправлял. То есть сзади противника в данный момент не было.
Да и впереди вряд ли окажется. Все-таки из трех егерских полков одного уже не существовало в помине, второй отступил, а то и превратился в гипотетического союзника, ну а с третьим… Несмотря на малое количество боезапаса, воины с Земли не боялись встретиться лицом к лицу с любой опасностью.
Глава тринадцатая В торговле доверять нельзя
Казалось, что обморок прошел бесследно и самочувствие Александры вернулось к идеальной форме. Потому как, после того как их оставили одних в удобной гостевой палатке, графиня вдруг заволновалась о своей внешности:
– Слушай, Дим, но если мы здесь остаемся на всю ночь, то в чем я буду спать и как буду выглядеть утром?
Светозаров внимательно прислушался к собственным магическим силам и с досадой цокнул языком:
– Попробуй тут хоть что-то накопи! Даже мне одному в замок мотнуться за одеждой и то кажется проблематичным. И ведь сразу предупреждал: бери несколько платьев!
– Ладно, не спорю. Это я во всем виновата, – легко согласилась его супруга и, подойдя к маленькому зеркалу, попыталась с его помощью взглянуть на себя со стороны. – Но выходить из положения как-то надо? Ты только глянь на этот кошмар! Вначале я валялась на полу, потом ты меня волок на руках, а потом…
– Хм! Так уж и волок? – обиделся Торговец. – Я тебя переносил как самое хрупкое сокровище.
– И тут согласна. Так бы и каталась у тебя на руках до самой пенсии. Но платью ведь каюк! Вон даже пистолеты теперь как следует не спрячешь.
– Значит, пересидим до утра в этой прелестной палатке, – решил он. – Не оставят же нас без персонального крова.
– Как до утра?! Мать Стеффи пообещала, что вечером состоится бал в нашу честь, и я уже дала согласие на наше присутствие.
– Ммм! – замычал граф Дин от досады. – Я ведь тебя предупреждал: избегай любых, даже самых никчемных или ничего не обязывающих обещаний. Никогда! Ничего в ответ! Только: «Мне надо посоветоваться с супругом». Или: «Даже не знаю, что вам ответить, спросите лучше у мужа». В крайнем случае: «Хорошо, я обязательно подумаю над вашим предложением».